Социологическое направление советской археологии

Первый период развития советской археологии, охватывающий послереволюционное время до середины 30-х годов, завершился формированием нового социологического направления науки, которое коренным образом отличалось от всех ранее существовавших направлений. Сущность социологического направления состояла в том, что археологические памятники стали рассматриваться как источники для изучения истории развития социальной жизни древних обществ. А это означало окончательное утверждение археологии как исторической науки, базирующейся на философских принципах марксизма-ленинизма.

Реконструирование социально-исторической картины жизни древнего населения предполагает исследования в русле марксистского материалистического понимания исторического процесса. Проблемы производственной, хозяйственной деятельности изучаемого населения стали главными, основополагающими в процессе реконструкции древних обществ. Перед советскими археологами была поставлена задача не только самого пристального и скрупулезного сбора многочисленных фактов, связанных с хозяйственной деятельностью древнего населения, но и самого внимательного и глубокого анализа этих остатков для реконструирования экономической системы их жизни.

Лишь на основе реконструированного экономического строя могли получить свое решение вопросы общественной организации и духовной жизни исследуемых обществ во всем многообразии их конкретного проявления. Социологическое направление утвердило археологию как подлинно историческую науку.

Социологическое направление ставило задачу всестороннего освещения жизни древнего населения, со всеми бытовыми деталями, во всем разнообразий живой действительности. Эта установка заставила обратить внимание при изучении археологических объектов на все, даже самые незначительные остатки жизнедеятельности древних обществ. Особое значение придавалось массовому, рядовому материалу, часто внешне весьма невзрачному, который раньше почти не привлекал внимания археологов. Но именно этот материал представлял остатки жизни рядового населения, именно он давал возможность реконструировать жизнь народных масс — основного объекта исторического познания марксистской науки.

Стратегия социологических исследований древних обществ по археологическим источникам, пути осуществления конкретно-исторических реконструкций этих обществ были заложены в комплексном методе, который синтезировал основные достижения русской и советской археологии начала XX в.

Комплексный метод впервые в практике археологических исследований представил весь процесс познания как целостную систему, основными компонентами которой являлись:

- широкое использование для анализа исторического прошлого археологических источников разнообразных категорий, что должно было обеспечить всестороннее освещение образа жизни древнего населения;

- установление взаимосвязи объектов, предметов, комплексов, археологических источников, как отражение диалектической связи явлений объективной действительности, как основа для рассмотрения общества как определенной целостности;

- широкое привлечение для анализа, кроме археологических, разнообразных видов источников других наук (гуманитарных и естественных), для всесторонней характеристики общественно-экономической структуры древних обществ;

- выявление в истории древнего населения узловых моментов, позволяющих расчленить исторический процесс на отдельные стадии, рассматриваемые как прогрессивные ступени общественно-экономического развития этого населения;

- детальное региональное исследование для выявления специфики остатков археологического материала и вычленения археологических культур — носителей древних этносов, отдельных обществ — основных единиц конкретно-исторического анализа.

Социологическое направление и комплексный метод подняли археологические исследования на новую ступень по эффективности процесса познания, объективности результатов научного исследования, возможности проверки этих результатов. Любой археологический комплекс прежде чем быть включенным в систему познания, прежде чем подвергнуться детальному исследованию, должен пройти предварительное диагностирование — определение во времени и пространстве.

Обычно оно производится в первом ориентировочном приближении, но именно это позволяет ограничить круг используемых в дальнейшем сравнительных аналогий. В старой археологии «ориентирование комплекса» ограничивалось, во-первых, определением его хронологии по вещевым остаткам, и, во-вторых, определением культурной принадлежности. Новое направление ввело метод соотнесения комплексов со структурой общественно-экономической формации, что позволило получить еще один «определитель» — социально-экономический.

Теперь комплекс в таком же предварительном плане попадал в определенный круг социально-экономических сопоставлений, что, безусловно, давало весьма продуктивные результаты при дальнейшем исследовании.

Но, пожалуй, еще большее значение этот метод приобретал на заключительной стадии исследования. Соотнесение результатов исследования того или иного археологического комплекса с общей картиной структуры общественно-экономической формации позволяет надежно корректировать все частные конкретно-исторические выводы по реконструкции таких конкретных обществ в соответствии с законами развития социально-экономической формации и общественного развития. Это и является высшим, наиболее объективным критерием оценки результатов археологического исследования конкретно-научного материала — археологических памятников любых категорий.

Формирование единого социологического направления в советской археологии было закономерным этапом развития научного знания в области изучения древних культур по археологическим источникам. Это направление интегрировало важнейшие достижения не только русской и первых лет советской археологии, но и западноевропейской археологии конца XIX — начала XX в.

Социологическое направление было качественно новым этапом в развитии археологического знания. Все ранее существовавшие направления возводили в ранг универсального, всеобщего какие-либо частные явления или концепции. Так, классическое направление выдвигало в качестве главного искусствоведческий анализ источников, эволюционное — идею прогрессивного развития культуры, палеоэтнологическое — исследование этнической истории, культурно-историческая школа — идеи диффузии культуры и т. д.

Социологическое направление не отвергало все эти концепции, оно включало их в качестве частных теорий в систему своей концепции материалистического понимания истории и тем самым отводило подобающее им место. Социологическое направление поставило задачу рассмотрения археологических объектов как остатков, следов жизнедеятельности людей, их исторического развития и тем самым определяло исследования в русле изучения истории общества.

Социологическое направление синтезировало и основные методологические установки ранних направлений. Идея комплексного изучения источников для всестороннего исследования объекта была выдвинута уже в классическом (синтез письменных и археологических данных) и эволюционном направлении (привлечение данных естественных наук). Особое внимание к изучению орудий труда, как ведущей категории в человеческой деятельности, было характерно уже для школы В. А. Городцова.

Здесь же наметилась тенденция поиска закономерностей развития археологических явлений. Выделение конкретных обществ древнего прошлого (этносов) лежало в основе идеи палеоэтнологического направления.

По-видимому, процесс формирования единого направления в советской археологии был облегчен тем, что в предшествующие периоды существовавшие направления не были четко дифференцированы, а отдельные теоретические концепции или методологические установки не были разработаны таким образом, чтобы превратиться в догмы, препятствующие творческому развитию процесса познания.

Так, например, ни в русской, ни в советской археологии идеи диффузионизма или миграционизма, в которых, несомненно, нашли отражение явления исторической действительности, не получили столь глобального распространения, как в западноевропейской археологии, где, однако, они и приобрели гипертрофированный вид, извращавший историческую действительность.

Но решающее значение в формировании социологического направления имело внедрение в теорию археологии марксистско-ленинской философии, на чем мы подробно останавливались во всех предыдущих разделах наших очерков.

Комплексный метод определил стратегические задачи социологических исследований, тактика осуществления этих исследований требовала разработки непосредственных конкретно-научных методов и методик среднего и операционального уровня. К сожалению, этот уровень остался как в археологии 30-х годов, так и последующих лет очень слабо разработанным.

Вопросами операциональных методик много занимались представители палеоэтнологического направления. Но роль и удельный вес этого направления были сравнительно невелики в советской археологии, то, что предпринималось палеоэтнологами, не получило массового распространения.

К этой точке зрения фактически примыкает мнение археологов, которые без достаточного анализа чрезвычайно преувеличивают влияние лингвистических концепций Н. Я. Марра на общее развитие советской археологии, особенно ее теоретико-методологических принципов и методов исследования.

Так, А. Л. Монгайт правильно отмечает, что на начальном этапе развития советской археологии в «отрицании буржуазной науки, конечно, решающую роль играли положения марксистской философии...». Однако, когда здесь же ставится вопрос «... но как их конкретно приложить к явлениям и фактам, изучаемым археологией?», то ответ Л. А. Монгайта: «Здесь на помощь пришло учение Н. Я. Марра, которое в то время считали материалистическим и марксистским» — несколько парадоксальный. Существует огромная литература, которая свидетельствует, что археологи обращались непосредственно к произведениям классиков марксизма-ленинизма и отнюдь не через Марра использовали их для анализа археологического материала.

В каком смысле в советской археологии была принята «теория стадиальности» и действительно ли она была создана Н. Я. Марром?

Сам термин «стадия», как показатель поступательного хода, ступени исторического развития, встречается уже у крупнейшего представителя эволюционной школы Э. Тейлора и получает четкое классификационное содержание у Л. Моргана в его трехчленном делении исторического процесса на стадии дикости, варварства и цивилизации. Эта периодизация всемирно-исторического процесса была принята К. Марксом и Ф. Энгельсом.

В марксизме понимание поступательного, прогрессивного хода исторического развития человечества через определенные ступени, стадии развития его общественно-экономической структуры получило четкое оформление в учении об общественно-экономических формациях.

К. Маркс впервые показал, что развитие общественных формаций является естественноисторическим процессом, в котором «... все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей» . Таким образом, понятие стадиальности, как последовательности, поступательности развития — отнюдь не изобретение Н. Я. Марра, а наоборот, было заимствовано им из социологической, возможно даже, марксистской литературы.

Уже первые попытки применения марксистских положений о развитии общества при исследовании археологических материалов, предпринятые группой «нового археологического направления» в 1927—1929 гг., основанные на так называемом методе восхождения, фактически представляли собой исследования исторического процесса на основе эволюции материальной культуры — орудий труда, поселений и т. д. При этом основной посылкой в этих исследованиях был тезис о том, что «изучение этой эволюции является основанием для материалистического анализа общественных форм» , так как орудия труда, хозяйственный быт определяли всю структуру общественной жизни.

В этих первых попытках марксистского подхода к реконструкции общества прошлого большое внимание обращалось на зависимость социальных явлений от условий материальной жизни. Правда, сам процесс развития в пределах общественной формации в этих работах рассматривается еще в эволюционном стиле, без четких выделений определенных периодов.

Когда в начале 30-х годов развернулась дискуссия по проблемам внедрения марксистских методов в археологию, оформляется стадиальный подход к рассмотрению исторического процесса. Этот подход в наибольшей степени соответствовал марксистскому материалистическому пониманию истории. Не удивительно поэтому, что понятие стадиальности использовалось прежде всего при рассмотрении вопросов развития общественных формаций. Так, на апрельском пленуме ГАИМК 1933 г., когда рассматривались проблемы истории доклассовых обществ, практически во всех докладах и выступлениях фигурировало понятие «стадии» и «стадиальности».

П. П. Ефименко в докладе «К вопросу о стадиальности в истории доклассового общества» попытался сопоставить отдельные ступени стадии дикости в развитии первобытного общества, установленные Морганом и Энгельсом, с периодизацией каменного века Г. Мортилье. П. П. Ефименко считал, что низшая ступень дикости соответствует шелльскому времени, средняя — ашельско-мустьерскому, а высшая — позднему палеолиту — докерамическому неолиту. Кроме того, автор определял отдельно периоды также по специфике общественных отношений (эндогамия, экзогамия и матриархальные отношения) и связанных с ними хозяйственных изменений.

А. А. Миллер, анализируя богатый северо-кавказский материал, установил три стадии в развитии родового общества на данной территории. «Эти стадии отражают движение общества в хозяйственном отношении от ведущего значения собирательства и охоты к земледелию и мелкому скотоводству и далее к скотоводству крупному; в области семейных отношений первобытной стадии соответствует материнский род, а третьей — патриархальная семья».

В докладе М. И. Артамонова скифская эпоха в истории кочевников причерноморских степей рассматривалась как стадия разложения родового общества, причем автор подчеркивал, что начало скифской эпохи понимает как стадию социально-экономического развития местного общества.

О том, что понималось под стадиальностью, достаточно хорошо видно и по такому определению: «...стадиальное изучение автохтонного конкретного исторического процесса прежде всего со стороны его социально-экономического содержания, с которым подчиненно связаны и процессы этногонии» (курсив мой.— В. Г.). Само развитие общества понималось как переход от одного этапа к другому, как стадии «общественного развития в определенных условиях», поэтому «стадиальное развитие общества — вот то главное, с чем должна считаться историческая наука, в том числе, со своей стороны, «доисторическая» археология в своих попытках исторического анализа».

Стадиальный подход к рассмотрению исторического процесса в археологии определился особенно четко. Это можно объяснить тем, что уже утвердилась практика выделения археологических памятников, охватывающих значительные хронологические отрезки в дискретные группы — археологические культуры, провинции, комплексы и т. д. Сопоставление таких групп позволяло наилучшим образом проследить сам процесс прогрессивного развития человеческой культуры.

Естественно, что определение таких групп в качестве стадий социально-экономического развития было вполне логичным с точки зрения учения об общественных формациях в рассмотрении истории древних обществ. Это было также вполне созвучно главной задаче советской археологии того времени — поставить во главу исследования не этнические, не искусствоведческие и не типологические и вещеведческие задачи, а задачи изучения социально-экономических сторон общественного развития как определенного фактора всей общественной жизни людей.

Для достижения именно такой цели — изучения общественно-экономического развития общества на конкретных стадиях развития и был предложен комплексный метод исследования, который определял общие принципы социологического направления, в анализе археологических источников (подробно см. гл. V. 6).

В этот же период было выполнено несколько конкретно-исторических исследований, воплощающих теорию стадиальности в практику. В качестве примера можно "использовать работу В. И. Равдоникаса «Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья». Выбор этот не случаен. Именно эту работу после того, как было развенчано марровское «новое учение о языке», подвергли критике и пытались показать антимарксистские позиции ее автора , что, на наш взгляд, не соответствует действительности.

«Социологические схематизмы» в исторических исследованиях 30-х годов

В исторических работах на данном этапе развития науки одним из недостатков исследований, авторы которых пытались использовать марксистские концепции, был социологический схематизм. Проблема эта возникла значительно раньше и в известной мере была обусловлена объективным ходом развития самого исторического знания, а не только перестройкой его на марксистских основах.

Еще в дореволюционной русской исторической литературе и университетских курсах истории официальное признание получило два направления в исследовании. «Идеографическое» направление объединяло последователей баденской школы неокантианства (Г. Риккерт, М. Вебер, В. Виндельбанд), которые придерживались той точки зрения, что история — наука о неповторимых явлениях общественной жизни, поэтому здесь не может быть закономерностей развития, так как это наука, лишь описывающая индивидуальные факты.

В русской науке наиболее последовательными сторонниками «идеографического» направления были А. С. Лаппо-Данилевский и Н. Кареев, который прямо писал: «Задачи истории не в том, чтобы открывать какие-либо закономерности (на что есть социология) или давать практические наставления (это дело политики), а в том, чтобы изучать конкретное прошлое без какого бы то ни было поползновения предсказывать будущее».

В противоположность истории социология рассматривалась как наука об общих законах общественного развития, лишенная какой бы то ни было индивидуальности. Отсюда сложились два разных методологических подхода к исследованию — «идеографический» — индивидуализирующий и «номотетический» — обобщающий.

Согласно концепции «номотетического» направления задачей истории было не только описание явлений общественной жизни, но главное — открытие и формулирование законов общественного развития, которые определяли последовательную смену фаз, этапов и стадий исторического процесса . Естественно, что это направление тесно смыкалось с социологией.

За социологизацию истории выступали В. О. Ключевский, Д. М. Петрушевский и особенно Н. А. Рожков, для работ которого особенно был характерен схематизм. «Наука,— писал Рожков,— всегда схематична; где нет схемы, общей единой закономерности, где нет стройности, единства, последовательности, там нет и науки; всякая частность, конкретная подробность сама по себе не имеет научного значения, она важна как неотъемлемая, необходимая часть целого».

Это была одна из наиболее крайних позиций сторонников социологизации истории, сводивших конкретно-исторический процесс к социологическим схемам и «формулам», за которыми терялась историческая действительность или она выглядела крайне обедненной и искаженной. Так, Н. А. Рожков видел закономерность лишь в абсолютной повторяемости явлений и их постоянной последовательности.

М. Н. Покровский в своих исторических исследованиях боролся в основном против неокантианских, риккертианских трактовок исторического процесса, против описательства и отстаивал познание истории на новой методологической основе с позиций исторического материализма. В отличие от Н. А. Рожкова М. Н. Покровский в своих работах исследовал исторический процесс с позиций материалистического понимания истории.

Он исходил не из абстрактных схем, а, наоборот, от изучения исторических событий переходил к обобщениям и социологическим выводам. Последние носят у него конкретно-исторический характер. Конечно, печать некоторого схематизма, обусловленного, может быть, самим характером работы, была на одной из наиболее популярных работ М. Н. Покровского, долго бывшей основным учебным пособием по русской истории , книге, заслужившей высокую оценку В. И. Ленина.

По мнению Н. Н. Андреева, социологизация истории в значительной степени была связана с кризисом русской исторической науки, скатившейся к описательству. Кроме того, надо учитывать и логику развития самой науки, когда описания, накопленные в большом количестве, необходимо сменились «исканием законов», как своей прямой противоположности.

Именно таким состоянием характеризовалась советская археология 20-х годов, когда в большом количестве были накоплены описания разнообразнейших археологических фактов как полевого, так и вещевого характера. В этих условиях поиски законов исследуемых явлений уже ярко проявлялись в работах В. А. Городцова и его последователей (см. гл. V. 4).

Совершенно естественно, что когда перед советскими археологами встала задача перестройки исследований на подлинно исторической основе, то в первую очередь необходимо было опереться на знание общесоциологических законов развития человеческого общества. Именно в этом плане были предприняты попытки выполнить конкретные исследования методом восхождения группой «нового археологического направления», а в дальнейшем сторонниками и так называемого комплексного метода.

Причины увлечения социологизацией истории, особенно ее схематизацией, по-видимому, нужно искать и в том, что на данном этапе развития исторической науки советскими историками предпринимались еще только первые попытки применения принципов исторического материализма к изучению проблем социально-исторического развития конкретных обществ прошлого. А еще Ф. Энгельс писал, что всю «историю надо изучать заново» с марксистских материалистических позиций понимания исторического процесса.

У истоков этого познания многое еще оставалось не исследованным, методология была еще очень слабо разработанной и социологический схематизм при таком состоянии науки не только заполнял некоторые «пробелы», но и давал в общем определенные ориентиры, гарантируя от грубых ошибок при интерпретации конкретно-исторических явлений.

И, наконец, нельзя забывать, что это был период самой острой борьбы против буржуазных концепций исторического процесса, когда было еще немало авторов, открыто выступавших против применения принципов исторического материализма в историческом анализе общественной жизни (Р. Ю. Виппер, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк и др.), поэтому многие работы были острополемичны и политически направлены против классово чуждых концепций.

В целом социологизация истории, или, как нередко пишут, «социологический схематизм», отнюдь не был извращением принципа историзма или материалистического понимания исторического процесса. Увлечение социологическими схемами, нередко весьма гипертрофированными и вульгаризированными, подмена ими конкретно-исторических исследований, основанных на фактологическом анализе, было «болезнью роста» не только археологической науки.

Следует, однако, заметить, что это явление вскоре же было подмечено и подвергалось критике. «Цитаты вместо исследования, высокомерное невнимание к фактам вместо их кропотливого настойчивого изучения, общеметодологические соображения и исторические аналогии вместо анализа конкретных исторических «окружающих условий» и исторической «живой действительности»,— писалось в одной из передовых центрального археологического журнала,— такова, к сожалению, достаточно еще распространенная болезнь нашей исследовательской работы».

В этой же статье редколлегия намечала задачи в области археологических исследований: «Изучение конкретной истории докапиталистических общественных формаций на основе диалектико-материалистического метода... является основной задачей... Мы должны вплотную приняться за критическое освоение источников, критический пересмотр традиционных и ходовых концепций буржуазной историографии... Мы должны приняться за конкретные исследования, за позитивную разработку исторических проблем на основе марксизма-ленинизма, на основе метода исторического материализма...».

Призывая исследователей к самокритическому анализу проделанной работы, журнал подчеркивал, что «специальное внимание должно быть уделено борьбе с упрощенчеством в новой исследовательской работе, борьбе со схематизмом и механическим перенесением специфических категорий одной исторической эпохи в другую, борьбе с той цитатной схоластикой, которой подменяется иной раз живое, действенное, конкретизированное применение метода диалектического материализма к историческому материалу».

В начале 30-х годов некоторые вульгарно-социологические извращения особенно остро стали ощущаться в преподавании общественных наук в школах. Именно это и привело к появлению специального постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школе (1934 г.).

В области научных исследований эти постановления высших партийных и советских органов были восприняты как указания на необходимость заострения внимания на проблемах марксистско-ленинского историзма и правильного понимания соотношения в исторических исследованиях общесоциологического, теоретического и фактического материала. Все это в полной мере отвечало актуальным задачам совершенствования и дальнейшего развития исторической науки, в том числе археологии, которая к этому периоду стала ее прочной составной частью.

Необходимо, однако, иметь в виду, что под «социологическим схематизмом» или «вульгарным социологизмом», которые в эти годы подвергались критике, имелось в виду вполне определенное явление, когда в исторических работах конкретно-исторического характера фактологический анализ материала для установления тех или иных закономерностей в развитии общества подменялся отвлеченными социологическими схемами, которые нередко упрощали и извращали картину общественного развития.

Позднее, оценивая данный период в развитии советской исторической науки, некоторые историки, и, особенно, археологи нередко стали под «социологическим схематизмом» подразумевать вообще все работы теоретико-методологического характера, выполненные в это время, которые в принципе и должны быть социологическими, ибо невозможно, к примеру, исследовать общесоциологические закономерности первобытных формаций, опираясь только на археологические источники и описывать эти исследования языком и фактами «черепков и погребений».

А именно так эти ученые понимали задачи историзации, правильного соотношения методологии и конкретной истории и усиления роли фактологического материала не только в конкретно-исторических, но и теоретико-методологических исследованиях. Зачастую же последние вообще считались не научными работами.

Подобное нигилистическое отношение к теоретико-методологическим проблемам и весьма «расширительное толкование понятия «вульгарный социологизм» привело к изгнанию из исторических исследований социологических обобщений, к боязни историков ставить теоретические вопросы на конкретном материале, отходу философов от разработки методологических проблем истории».

Конечно, неумеренное увлечение социологизацией приводило к тому, что некоторые археологи подменяли исследование проблем социальной истории общими социологическими характеристиками или цитатами из произведений классиков марксизма-ленинизма, которые нередко «кочевали» из одной работы в другую. Но это в большинстве случаев уже зависело от субъективных качеств исследователя. В целом же интенсивная социологизация исторических, в том числе археологических, исследований в 30-х годах была объективно-необходимым этапом в становлении новой науки, а некоторые отклонения от общепринятых норм — результат процесса бурного развития науки, «болезнь роста».