Теоретико-методологическое состояние советской археологии 20-х годов

В годы первой мировой и гражданской войн полевые археологические работы были повсеместно почти полностью приостановлены. Наиболее крупные исследователи продолжали, по-видимому, свои теоретические изыскания в области археологии, но публикации в эти годы появлялись крайне редко.

Уже в 1919 г. центральные археологические учреждения возобновили полевые исследования, которые довольно быстро росли как по количеству экспедиций, так и по масштабам работ. В 1920 г. раскопки проводились в центральных губерниях, на Дону и Донце, в Ольвии и Минусинском крае. В следующем году начались исследования на р. Ангаре в Восточной Сибири, в Крыму, Средней Азии и Поволжье. Всего в этом году работало 20 экспедиций, а к концу десятилетия, в 1929 г., их было 44, в том числе 25 работало на восточноевропейской территории Союза и 19 — в Крыму, на Кавказе, в Средней Азии и Сибири

Все шире становится и круг исследуемых памятников. Наряду с продолжением раскопок на традиционных памятниках — античных поселениях, погребальных памятниках различных эпох, в 20-х годах интенсивно развернулись исследования на палеолитических поселениях, весьма слабо представленных в дореволюционной археологии. Впервые были открыты палеолитические жилища и получено представление о древнейшей культуре Восточной Европы. Обширные раскопки проводились на поселениях первобытной и раннеклассовой эпох, давшие принципиально новые материалы для освещения хозяйства и быта древнего населения.

Изменился сам характер организации полевых работ, которые стали планомерными и научно целенаправленными. Широко распространяются коллективные исследования с привлечением к работе специалистов смежных наук.

Большинство исследований этих лет было направлено на более детальное изучение отдельных областей или памятников определенных эпох, что привело к выделению ряда новых археологических культур и созданию региональных культурно-исторических схем. Все это, несомненно, было большим достижением в создании прочной источниковедческой базы для дальнейших исследований, но этого было уже недостаточно.

В публикациях преобладали отчеты о полевых работах, разработки частных вопросов по хронологии или интерпретации отдельных вещей или комплексов. Достаточно наглядно это видно по изданным центральным учреждением страны за эти годы пяти томам «Известий ГАИМК» (1921 — 1927) и двум томам сборников «Сообщения ГАИМК» (1926—1929), в которых содержание большинства статей выдержано в духе чисто источниковедческих публикаций. Основная причина этого состояла в том, что работали в этих учреждениях в основном кадры старой школы, весьма далекие от понимания задач марксистского анализа исторического процесса.

Все научные издания ГАИМК до 1929 г. включительно свидетельствуют, что работа велась именно старым методом. «Прежнее мировоззрение оказалось более живучим и более цепким, чем можно было бы предполагать и чем хотелось бы энтузиастам нового способа мышления. Нередко оно крепко держало в плену и тех, кто искренне пытался стать на новый путь».

Пытаясь нарисовать картину состояния археологии в стране к началу 30-х годов, А. Я. Брюсов, например, писал: «Как бы ни было у нас трудно положение с опубликованием археологических работ, все же за 11 лет напечатано немало; но напрасно стали бы мы искать в этих работах хотя бы слабой попытки со стороны старых археологов и очень многих их молодых учеников подвести под археологию твердую базу диалектического материализма.

Это численно наиболее значительная группа археологов ограничивает свои работы отчетами, описаниями и типологическими статьями, но не решается даже вступить на путь хотя бы формальных обобщений относительно древних общественно-экономических формаций» . Эта оценка подтверждается признанием и самих археологов того времени. Так, В. И. Равдоникас признавал, что до 1929 г. «плыл по течению и подчинялся господствующему тогда взгляду на археологию и на ее задачи».

Но именно сознание того, что на общем фоне революционных преобразований как общества, так и науки, археология продолжает пребывать в лоне старых академических традиций нейтральности к социальным проблемам, привело определенную часть археологов к постановке новых задач в науке. Поэтому не следует думать, что в советской археологии 20-х годов целиком и полностью господствовали дореволюционные традиции научных исследований.

В рассматриваемый период многие археологи осознали необходимость как нового подхода к исследованиям, так и постановки новых задач в них. Но одно дело сознавать актуальность нового подхода, а другое — найти конкретные пути его осуществления. Именно в этом отношении отсутствовала необходимая ясность. Правда, наиболее активные археологи пытались уже на первом этапе развития советской археологии наметить пути исследования.

Особенно популярной была идея комплексного подхода к решению исторических проблем, постановка которых в качестве главной задачи археологического исследования получала поддержку все большего числа ученых. Комплексный подход понимался прежде всего как привлечение данных различных наук, чему, кстати, способствовала и структура ГАИМК. В качестве примера подобного подхода к решению конкретной проблемы служит тема «Генетика культуры и доисторическая археология», выполнявшаяся по материалам Среднего Поволжья.

Здесь привлекались данные языкознания (Н. Я. Марр), обычного права (И. И. Яковкин), антропологии (Б. Н. Вишневский) и археологии (П. П. Ефименко, В. Ф. Смолин) . Особенно часто предпринимались попытки увязки археологических источников с лингвистическими.

Вообще постановка исторической проблематики в археологии понималась в данный период весьма широко, как использование археологических источников для решения различных вопросов исторического и социологического характера — социальной структуры древних обществ (наличие царской власти, богатых и бедных и т. п.), истории отдельных народов (происхождения, миграции и т. д.) в противовес формальному вещеведению, господствовавшему в старой науке. Показательна в этом отношении статья И. Н. Бороздина «Археология и социология», в которой поднимается вопрос о задачах археологии и ее методах.

Автор осуждает искусствоведческое направление в классической археологии так же, как и вещеведческие традиции, еще господствующие в современной археологии. По мнению И. Н. Бороздина, «новейшие археологические достижения перешагнули сковывающие их формальные рамки» и теперь появились возможности социологического анализа.

Надо, однако, четко осознавать, что в данный период в абсолютном большинстве новые направления и методы исследования лишь декларировались, ставились в качестве актуальных задач развития археологии. Показать же конкретно, как должен быть совершен этот переход к качественно новым исследованиям, еще не могли, хотя необходимость перехода к новым методам исследования назрела уже в дореволюционной археологии.

Это был объективный процесс, вызванный внутренней потребностью науки, связанный с исследованием ее как самостоятельной отрасли научного знания. Не случайно, очевидно, в 1923 г. появились публикации С. А. Жебелева и В. А. Городцова, совершенно необычные по содержанию для археологической литературы, в которых фактически были подведены итоги дореволюционного этана развития русской археологии.

Впервые были предприняты попытки дать анализ внутренней структуры науки, показать ее теоретические и методологические основы. К сожалению, работы подобного характера почти не имели последователей, хотя сам факт появления значительных науковедческих исследований знаменовал собой совершенно новый этап в развитии археологии. Ученые впервые обратились к анализу своей науки, упорядочению ее как определенной, достаточно самостоятельной области научных знаний.

Первой попыткой осуществить в археологии перестройку научных исследований в направлении применения марксистских методологических основ была предпринята группой молодых московских археологов «нового археологического направления» в 1929 г., деятельность которой подробно изложена в последующих разделах. Эти выступления еще не привели к общему повороту в советской археологии, к историзации тематики и утверждению марксистско-ленинских теоретико-методологических принципов научного исследования. Он произошел несколько позднее, после дискуссий начала 30-х годов.