Особенности постмодернизма

Постмодернизм иначе называют «новой философией». Нередко его определяют весьма рыхлым термином «постструктурализм»¹. В данном контексте речь идет не о новом этапе в человеческой истории, который наступил после Новейшей истории, и не о стиле современного искусства, который заменил собой авангардизм. Речь идет о философии постмодернизма, которая предстает как критика классического разума и попытка построить образ философии, принципиально и по всем пунктам отличающейся от прежней европейской философии. Постмодернистская философия возникла в конце 1970-х гг. в европейских странах, прежде всего во Франции, как антитеза культуре, базирующейся на ценностях и идеалах Просвещения, и выдвинула в качестве ядра культуры понятие «языковой игры»². Она описывает культуру как многообразие «языковых игр» — от языка приказов и вопросов до более сложных символических форм языка науки, подчеркнув, что существует многообразие форм речевой практики, способов применения языка. Языковые игры несоединимы друг с другом, подчиняются различным правилам, которые можно менять в ходе игры и которые не могут притязать даже на минимальную степень универсальности и общеобязательности. Осуществляется релятивизация не только научного разума и научных суждений, но и этических оценок и норм. Они превращаются в локальные сделки, языковые игры малых групп, которые не могут и не должны иметь объективного и обязательного значения.

Ж.Ф. Лиотар в книге «Состояние постмодерна» также связывает постмодернизм с гетероморфностью языковых игр, которые не могут быть описаны ни с помощью универсальной, единой, общеобязательной структуры, ни с помощью консенсуса — этой подозрительной и «устарелой ценности»³. Постмодернистский дискурс (о дискурсе как единице анализа текстов см. далее, здесь его можно отождествить с рассуждением) не может быть узаконен ни с помощью общезначимой структуры, ни с помощью принципа консенсуса. Языковые игры несоизмеримы, локальны, открыты, принципиально не завершены. Дискурс вычленяет денотативную игру, которая исходит из отношения истин-

-----------------------

¹ Об истории понятия «постмодернизм» см.: Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. 1992. № 1.

² См.: Витгенштейн, Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 90.

³ См.: Лиотар, Ж. Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 157.

ное/ложное, прескриптивную игру, где критерий — справедливо/несправедливо, и техническую игру, где критерий — эффективно/неэффективно. При этом в языковых играх нельзя вычленять язык-объект и метаязык. Это — особенность научного дискурса, разворачивающегося в денотативных высказываниях. В языковой игре можно выделить некие правила — прескриптивные высказывания (метапрескрипции), которые «предписывают, какими должны быть приемы языковой игры, чтобы быть допустимыми»¹.

Функция языковых игр — инновации, порождение новых высказываний, которое осуществляется благодаря разногласиям. И допущение универсальной структуры, и критерий консенсуса стремятся сгладить разногласия. Постмодернистский дискурс направлен на увеличение многообразия языковых игр, на поиск разногласий. Каждый участник языковых игр берет на себя ответственность за их правила и результаты². В языковых играх порождаются различные высказывания, которые могут быть определены посредством правил, характеризующих их свойства и способы употребления. Языковые игры — один из примеров речевого противоборства, которое не может быть «снято» в некоем диалектическом синтезе. Само стремление очиститься от противо-речий и достичь более высокого уровня синтеза свидетельствует о господстве прежнего способа мысли, занятого поисками универсальных и интегральных структур. Роль игры и духа соревновательности в культуре была показана И. Хёйзингой в книге «Homo ludens», где подчеркивалось, что «подлинная культура не может существовать без определенного игрового содержания», что игра присуща и науке, и искусству, и быту. Правда, при такой универсализации игры это понятие становится расплывчатым. Дискурс о культуре распадается на многообразные уникальные и неповторимые языковые игры, каждая из которых подчиняется своим правилам, а их участники — одной максиме: «Будь свободен»³. Не является ли этот парадокс, или, как говорит Лиотар, паралогизм, утверждающий, что игра, с одной стороны, подчинена определенным правилам, а с другой, что эти правила создают сами участники, противоречием? Языковые игры, включающие в себя формы активности и формы жизни, ориентированы на диверсификацию, на увеличение многообразия, на множественность, на полиморфизм. Это означает, что не только невозможно построить метаязык, но и принципиально невозможно достижение консенсуса за пределами языковых игр.

----------------------

¹ Лиотар, Ж. Ф. Состояние постмодерна. С. 154.

² См.: Там же. С. 152.

³ Там же.

Диссенсус, разногласие — основной ориентир постмодернистской философии¹. Есть еще одна трудность, которая встает перед постмодернистским дискурсом: если языковая игра направлена преимущественно на создание новых высказываний, то новое высказывание, будучи результатом игры, оказывается дискурсом власти. Представление о языковой игре как творческой энергии и активности оказывается мифом, а претензия на освобождение от дискурса власти осталась нереализованной, коль скоро языковая игра, понятая как знамение безвластия, оказывается подчиненной правилам и предполагает результат — новое высказывание. Всей культуре предписывается один тип языковой игры — прескриптивный. Как заметил Р. Барт, «каждая оппозиционная группа — в свой черед и на свой манер — превращалась в группу давления, славословя (в свою собственную честь) самый дискурс власти..^ даже тогда, когда выставлялось требование в пользу наслаждения, делалось это в угрожающем тоне»².

Ясно, что язык здесь утрачивает всякую связь с жизнью человека, превращается в игру, лишенную правил. Как верно было подмечено одним из критиков постмодернизма, «больше нет архимедовой точки опоры, нет основания, которое позволило бы все упорядочить, помыслить и оказать воздействие с помощью измеримых результатов. Больше не существует устойчивых критериев для истинности суждений, для оправдания действий или направленности интенций, ни для оценки моего действия кем-то третьим, ни мною самим. Рядом с миром модерна выступает многообразие (плюрализм) миров, наряду с непрерывностью (пространства, времени, качества) — прерывность»³.

Представители постмодернизма обратились к этому понятию для того, чтобы выявить истоки репрессивных социальных институтов, авторитарности власти вообще. Эти истоки они усматривают в идее разума, из которой исходила философия Просвещения.

Постмодернисты выдвинули ряд идей, важных для исследования механизмов власти и ее институтов, коммуникативной природы знания, границ общеобязательности научных истин, способов легитимации знания, но прежде всего довели до логического конца и тем самым до абсурда идеи, которые были развиты в философии XX в., в частности критику классического разума и классической метафизики, расширение трактовки принципа рациональности, отказ от критериев общеобязательности и

-----------------------------

¹ Деррида, Ж. Эссе об имени. СПб., 1998.

² Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 561.

³ Reijen, W. van. Das untrennbare Ich // Die Frage nach dem Subjekt. Hrsg.. von Frank M., Raulet M, v. Reijen. Frankfurt am Main, 1988. S. 374.

объективности, поворот к осознанию роли коммуникации в жизни человека, осмысление фундаментальной роли языка в познании и в самом бытии человека. Вместе с тем постмодернизм не просто универсализиро-вал и применил идеи современной философии, но и радикализировал их, превратив в средство политической и идейной борьбы против социальных институтов, против ценностей и норм вообще.

Постмодернизм выражает собой нигилистический комплекс, который всегда сопровождал и сопровождает успехи научно-технического знания, утверждение ценностей и норм современного общества. Этот нигилистический комплекс, возникший еще со времен Ф. Ницше, предполагает не столько переоценку всех ценностей, сколько отказ от классических ценностей и норм, выдвижение на первый план бессознательной субъективности, подчеркивание приоритетности витальных, эмоциональных и телесных потребностей человека и превращение рациональности и даже языка в средство репрессивного подавления чувственности и эмоциональности. Поэтому подлинные истоки репрессивности власти они усматривают в языке, который закабаляет человека и разрушает его личностное существование. «Языковые игры», которые становятся оселком для осмысления всех когнитивных и дискурсивных форм, не имеют обязательного или нормативного характера, они не подчиняются каким-либо правилам и нормам. Они произвольны, как произвольны и выбор человека, и его эмоциональные переживания, и его витальные потребности.