II. Этап осознанной коррекции «новыми собственниками»

Топонимического фонда Донбасса в актах именования и переименования,

охватившей два периода:

А. Период строительства нового Донбасса и «подгонка»

Топонимического фонда под коммунистическую идеологию «советской»

Культурно-языковой общности (1917–1991 гг.).

Несмотря на коммунистическую заангажированность, большая его часть

вписалась в культурно-языковой стереотип донбассовца, формирующегося на

началах интернационализма. Так или иначе им были понятны названия нового

типа, связанные с идеализацией коммунистических лидеров или образов новой

эпохи (Карло-Либкхнетовск, Счастье, Новый Свет, Золотое, Ленинское), и

положительно восприняты переименования, отвечавшие реальностям заселения

территории новыми собственниками: Остгейм – Тельманово, Юзовка –

Сталино – Донецк, Катык – Шахтерск, Алексеевка – Алексеево-Леоново –

Чистяково – Торез, Соляное – Славянск, Лиман – Красный Лиман, Грюнталь –

Мичурино, Гришино – Красноармейск, Чермалык – Заможное, Софиевка –

Карло-Марксово, Сорокино – Краснодон, Хацапетовка – Углегорск, Тор –

Красный Оскол, Петро-Марьевка – Первомайск, Павловск – Мариуполь –

Жданов, Новониколаевка – Буденновка – Новоазовск, Луганск – Ворошиловград,

Кривая Коса – Седово, Большой Янисоль – Великая Новоселка, Бахмут –

Артемовск, Алчевск – Ворошиловск – Коммунарск, Кадиевка – Серго –

Стаханов, Михайло-Леонтьевская – Новошахтинск, Старый Керменчик –

Старомлиновка и др. Но в то же время при неудобстве, связанном с

переименованиями, сами собственники в конце концов возвращали первичные

имена (Ворошиловград – Луганск, Артемовск – Бахмут, Коммунарск – Алчевск,

Славяногорск – Святогорск, Карло-Либхнетовск – Соледар), оставляя только

то, что объективно «вписывалось» в новую национально-историческую

парадигму: Тельманово, Донецк, Шахтерск, Торез, Славянск, Красный Лиман,

Мичурино, Красноармейск, Заможное, Краснодон, Углегорск, Красный Оскол,

Мариуполь, Новоазовск, Великая Новоселка, Новошахтинск, Старомлиновка.

Б. Период внешнего «захвата» Донбасса путем «перевода» топонимов в

Другую национальную парадигму и массовых переименований (начиная с

Г.).

Первый механизм был запущен невежественным переводом русских имен

собственных на украинский язык как «принадлежащих» Украине (Горловка –

Горлівка, Никитовка – Микитівка, Никольское – Микільське, Красный

Молочник – Червоний Молочар, Углегорск – Вуглегірськ) или игнорированием

адресной функции с акцентом на форму собственности при «вуалировании»

юридической сути собственного имени (для этого использовались кавычки в

измененной структуре наименования: Донецкий национальный технический

университет – Государственное высшее учебное заведение «Донецкий

национальный технический университет»). При этом логика конструкции

уставного документа («Донецкий национальный технический университет – это

государственное высшее учебное заведение») перекочевала в структуру

наименования в уродливо измененной формулировке: «Государственное

высшее учебное заведение – это «Донецкий национальный технический

университет», при которой он превратился в неизвестное учебное заведение

государственной формы собственности, способный к перемещению, исходя из

прихоти собственника, куда-угодно, например, в Красноармейск, что и было

реализовано в условиях АТО.

Второй механизм топонимического «захвата» оказался более

«продуктивным»: он апеллировал уже к государственным актам,

игнорирующим право на имя населяющих Донбасс народов, и принуждал их к

массовым «узаконенным» переименованиям, исходя из новой идеологии

узурпаторов, не имеющих никакого отношения к Донбассу. Реальные

собственники становились чужими в собственном государстве.

Противоречивость отношения к Донбассу (внутреннее чувство никем не

ограниченной свободы и культурной открытости и стремление «внешних

собственников» к юридической «оконтуренности» его исторической судьбы по

их сценарию) отразилось на топонимии, которая в новейшей истории

подверглась беспрецедентной по своим масштабам экспансии, выразившейся в

переименованиях, «переводах» и изменениях структуры наименований с

разрушением адресной и правовой информации о первичном собственнике.

Так, в соответствии с Постановлением Верховной Рады от 01.09.2015 г.

«Об осуждении коммунистического и национал-социалистического

(нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрете пропаганды их

символики» в Донбассе следовало переименовать 47 населённых пунктов (в

Красноармейском районе семь, Добропольском – шесть, Волновахском –

четыре, Володарском – четыре, Артёмовском – пять и т.д.) и большую часть

улиц, переулков, площадей, Дворцов культуры и т.п. (например, в

Красноармейске «по закону» нужно было переименовать 64 улицы, связанные с

фактами советской истории: ул. 40 років України должна звучать как Паланкова

или Крушельницька. ул. 50 років України – как Квітуча или Торецька, ул.

Артема – как Шосейна или Енергетиків, ул. Ватутіна – как Богдана Ступки

или Старицького, пер. Волгоградський – как Скоропадського или Багрянова, ул.

Фрунзе – как Мандрика или Героїв Небесної Сотні и т.п.).

Этап субъективного отторжения сложившейся топонимической истории

Донбасса знаменовался попытками навязать ему идеологию и культурно-

языковые нормы западных регионов Украины: идеализацию унитарности,

национальной ограниченности, культурной и языковой однотипности;

политику превосходства «украинской» конфессиональности, психологию

сельского собственника, истеричного русофобства и идеологической

нетерпимости. По мнению авторов такой доктрины, она должна сплотить весь

народ Украины в едином порыве для строительства национального государства

(см.: [2]). Но чужими в этом государстве на самом деле можно считать самых

ярких его апологетов, потому что в известном смысле киевские авторы

пропагандистско-националистической доктрины «Донбас – це ми» или «Це наш

Донбас» противопоставляли и противопоставляют идее развития Донбасса план

его историко-топонимического разрушения.

Итак, сегодняшние государственные акты о массовых переименованиях

топонимических объектов незаконны, как незаконен сам захват территорий.

Предложения по изменению названий должны инициироваться только их

собственниками, а затем рассматриваться соответствующими специалистами в

области права и ономастики (а не партиями или депутатскими фракциями) и

утверждаться в законодательных органах, возвращаясь к согласию на их

действия конституционных обладателей «права на имя» (см.: [3]).

Литература

1. Мозговой В. И. Там, где было Дикое поле… Очерки истории Донецкого

края / В. И. Мозговой, В. Г. Ляшенко // Общая ред, предисловие, составление

приложений – В. И. Мозговой. – Донецк : “Кардинал”, 2001. – 336 с.

2. Мозговой В. И. Объективность языковой истории как решающий фактор

социальной стабильности (уроки политического кризиса на Юго-Востоке

Украины) / В. И. Мозговой // Горизонты образования = Горизонти освіти.

Психология. Педагогика. Научно-метод. журнал. Т. 1. – № 3 (46). – Севастополь

: Рибест, 2014. – С.171–176.

3. Мозговой В. И. О переименованиях и восстановлениях собственных

имен / В. И. Мозговой // Функциональная лингвистика: VII Межд. научн.

Конгресс «Язык и мир» : Межд. конгресс. (Ялта, 5–8 октября) : Сб. научн. работ

докладов / Отв. ред. А. Н. Рудяков, Ю. В. Дорофеев; Крымский

республиканский институт последипломного педагогического образования. –

Симферополь : ООО «Форма», 2015. – 400 с. – С. 242–244.

4. Отин Е. С. Топонимия приазовских греков (историко-этимологический

словарь географических названий) / Е. С.__

5. Методика официальной передачи собственных имен в украинско-русской проприальной культуре

В.И. Мозговой // Materialy ХІ Międzynarodowej Naukowi-praktycznej Konferencji “Naukowa przestrzeń Europy-2013” Volume 25. Filologiczne nauki : Przemyśl : Nauka і studia. – 2013. – С. 24-31.