ИЗУЧЕНИЕ ПРИНЦИПОВ РУССКОГО ПРАВОПИСАНИЯ СКВОЗЬ ПРИЗМУ РУССКО-УКРАИНСКОГО ДВУЯЗЫЧИЯ

Традиционно большинство норм орфографии прививается учащимся при изучении морфологии, что является целиком оправданным для территории России с точки зрения превалирующего в русском языке морфологического принципа правописания [1; 5]. Между тем в условиях русско-украинского двуязычия, определяющего культуру общения в таких регионах, как Донбасс, модели письменной речи чаще формировались под влиянием украинского произносительного узуса, нежели русской морфологической нормативности. Эта причина, представленная вначале как экзотика, постепенно превратила письменный текст в ребус, трудно поддающийся декодированию.

В данной статье предпринята попытка объяснить сложные для восприятия морфологические принципы русского правописания путем сравнения с украинской языковой системой, представленной в современном языкознании то на основе общенационального единства [3; 4], то на основе национальной уникальности и исключительности [6]. Для этого есть необходимость проанализировать русскую фонетику – основной элемент устной речи, формирующий ее письменный аналог в графике и орфографии.

Особенности русской фонетики. Если в украинском языке в любом фонетическом окружении звуки, как правило, произносятся полно и ясно, что обеспечивает простоту их письменной фиксации ([водов`оз] – водовоз,[весн`а] – весна,[мед] – мед, [стовб]– стовб, [кроў]– кров), то в русском они «раскрываются» исключительно в сильной позиции (под ударением, перед гласными, сонорными или звонкими), теряя в безударном положении, в конце слова или перед глухими (слабая позиция) свои качественные или количественные характеристики: [въдав`ос],[висн`а],[м’oт],[столп], [кроф’]. Такая особенность «обрекает» нормы письменной речи на их зависимость от сильной позиции: [в`оды] – вОдовоз,[в’`осны] – вЕсна, [мид`овый] – мёД, [сталб`ы] – столБ, [крав`авый] – кроВь. Об этом в большей или меньшей степени знает каждый учащийся. Но вряд ли он осознает, что позиционные характеристики обусловливает и нормы правописания русских приставок и суффиксов, отличные от украинских.

Если в украинском языке приставкине могут иметь вариантов – безмірний и безхмарний, розбити и розчистити, черезрядний и черезсідельник (кроме приставки з-, которая перед [к, п, т, ф, х]произносится и фиксируется как «с»: зчистити, но спитати, стверджувати, схвалити, сказати, сфотографувати), то в русской речевой культуре «произносительная» вариативность вполне естественна (безоглядный, но беспечный; р`озвальни, разб`ить, но р`оссыпи, расп`ил; черезз`ерница, чрезм`ерный, но череспол`осица). Исключение связано лишь с приставкой с-, которая в любой позиции остается неизменной: сказать и сбить (в словах здесь, здание, здоровье, зги «з» не является приставкой – это часть корня).

То же проиходит с окончаниями и суффиксами. В украинском языке они лишены вариативности (плеч`ем, и тов`аришем; г`аряче и м`енше; чепурн`ий и мал`енький), а русское правописание связано с варьированием букв «о» – «е» («ё) в сильной позиции и нулем звука или «и» – в слабой:

1.«О» (или ёв суффиксе-ёр) своим графическим рисунком («открытый рот») демонстрирует под ударением в суффиксах и окончаниях существительных, наречий и прилагательных полную открытость («о»: плеч`ом, плащ`ом, горяч`о, мальч`онка, собач`онка, больш`ой; «ё»: дириж`ёр,стаж`ёр). Исключение составляют лишь собственные имена, где в суффиксах под ударением пишется «ёв» после «ч» (Лихачёв, Пугачёв, Сычёвка,но: Ромашов, Балашов, Межовск).

2. «Е» в безударной позиции указывает на менее полную открытость («полуоткрытый рот») при изменении форм слова и выпадении гласного звука (зам`очек –зам`очка);

3. «И» линейной графикой буквы «представляет» исключительно слабую позицию, в которой нет ударения и не может быть «беглости» (ключик –ключика, мальчик –мальчика; маленький, короткий).

Особенности русского алфавита. Специфика русского и украинского произношения программирует построение их графических систем на основе кириллицы. Однако их кажущаяся близость обманчива: русский алфавит во всех своих проявлениях полифункционален, а украинский – монофункционален. На практике этот факт обусловливает разные подходы к применению принципов правописания [2, с. 49-54]). Наиболее ярко их демонстрируют русские буквы е, ё, и, ь, ъ и их украинские аналоги.

Так, в русском алфавите каждая буква выполняет несколько функций, например: е – [‘е](день),[э](цех),[й’е] (ель); ё – «ьо» (лён), «йо» (Соловьёв); и – [и] (идеал),[й’и] (соловьи),[ы] (цирк). Рекордной «полифункциональностью» обладает мягкий знак, который, кроме показателя мягкости(тень, спать, меньше), является еще и средством передачи морфологических признаков: указывает на второе лицо или повелительное наклонение глаголов (говоришь, режьте), женский род 3-го склонения существительных (речь, мышь, ж.р.; но: меч, камыш, м.р.), на наречия или частицы – наотмашь, вскачь, лишь (кроме уж, замуж, невтерпеж), на раздельное произношение перед я, ю, е, ё, и в составе корня (дьяк, бьют, вьюга, соловьи). При этом разделительную функцию между морфемами (например, приставкой и корнем), выполняет еще и твердый знак: съесть, двухъярусный.

В то же время простота украинского алфавита заключается в том, что для правильного употребления букв достаточно знать их функции, например:

е – как аналог русской «э» служит для передачи одного звука(день, цех, дует, Белла, Едем, кроме слов, типа по-третєили Мєшков);

є – передает звучание двух звуков (Євген, Європа);

ьо – служит для передачи звука [о] после мягкого согласного (льон);

йо – служит для передачи двух звуков (Соловйов);

і – передает одной точкой один звук [и] (ідеал);

ї – двумя точками информирует о двух звуках (солов’ї, їдальня);

и – является аналогом русской буквы ы (цирк, тихий);

ь– передает смягчение (кінь, Дьяков, пишуть), поэтому в словах говориш, ріжте, піч он не ставится;

«’» – указывает на твердость согласного звука и «разделение», после которого появляется звук [й] (б’ють, Х’юстон, миш’як, ад’ютант, Прокоф’єв, Руж’є, Лук’янченко, комп’ютер, М’янма (но: адью, маньяк, коньяк, більярд, где мягкий знак фиксирует мягкое произношение).

В этом контексте русский алфавит требует объяснения причин появления нетипичных для русской графики вариантов, например:

Е // «йе», «э»

Системное употребление буквы «е» в любых позициях (тень, ельник, центр) нарушается при параллельном использовании других букв и буквосочетаний.

Так, «йе» является средством графической фиксации слов, пришедших из германских языков: плейер, конвейер, фейерверк (как и секвойя, паранойя, Майя), а графика «э «оборотной» как зеркальное отражение «е» указывает на ее «иноязычность» (прежде всего «романскую»). Она употребляется «по произношению» а) в начале слова; б) после гласного звука (т.е. в тех случаях, когда «е» не в состоянии обеспечить адекватность звучания): эль, этот, эхо, дуэт, поэт, Эммануэль (но не ель, етот, ехо, дует, поет, Еммануель.

Исключение составляют «обрусевшие» слова с корнем проект-, которые пишутся с «е» (проекция, проектор, проектировщик), и небольшое количество слов с «э» (мэр, пэр, сэр, каратэ, Улан-Удэ), фиксирующих их безусловную «иноязычность», не имеющую в русской культуре лексических аналогов. Во всех остальных случаях (как правило, между согласными) употребляется «русская» буква «е» (цель, жезл, шевалье, шерсть, денди).

О», «йо», «ьо»

Вариативность этих букв связана с национальной или заимствованной лексикой.

В корнях русских слов под ударением после шипящих на месте«е», появляющейся в родственных словах, пишется «ё»(шёрстка – шерсть, чёрт – чертовщина, шёпот – шепчет, жёлтый – желтеть, бечёвка - бечева). «О» пишется, во-первых, если нельзя подобрать однокоренные слова с «е» (крыжовник, трущоба, шорох, шоры, шорник, шоркать, чокаться, чопорный, чохом; плащовка, мелочовка; Шолохов, Щорс, Печора, Печорин, Ижора), а во-вторых, если при изменении форм слова появляются беглые гласные (шов – шва, обжора – жрать, жом – жму).

В корнях заимствованных слов под ударением после шипящих пишется «о»по произношению (шок, шомпол, шорты, артишок, капюшон, крюшон, шоу, шоколад, Шотландия, шоссе, шофёр, шовинист, боржоми, джонка, пижон, мажор, мажордом, креп-жоржет, жонглёр, анчоус), «ЙО»– по графическому «рисунку» пришедших из германских языков слов (район, майор), а «ЬО» –по графическому «рисунку» пришедших из романских языков слов на -ион: бульон, медальон, батальон, почтальон, совиньон, кроманьонец.

«И» // «ы»

Основной мотив вариативности в употреблении букв «и» // «ы» определен языковой историей. После шипящих и «ц» в древнерусском языке «и» передавал мягкость предыдущего согласного. Позже, несмотря на то, что звуки [ж, ш, ц] отвердели, «по традиции» после них продолжают писать «и»: жил, шина, чиж, щипать, уши, ужи, карандаши, цифра,хотя в корнях таких слов, как жать, шаг, час, щавель, журчит, шуршит, чудо, щупальца пишется «а», «у», а в окончаниях существительных после «ц» –«ы» (щипцы, овцы, стрельцы, столицы, Клинцы, Люберцы).

К исключениям относят слова цыц, цыган, цыпленок, цыпочки, некоторые иноязычные слова (брошюра, жюри, парашют, Жюль, Сент-Жюст, Чюрлёнис, Мкртчян, Лонжюмо), а также прилагательные на -цый, -цын(куцый, бледнолицый, узколицый, Лисицын, царицын, Троицын день, Голицыно по произношению. При этом орфографические нормы могут разрушаться при документальном оформлении фамилий по инструкциям, составленным административными органами: Ципко, но Цыбин; Куницын, Курицын, Синицын, Скобельцын, Свицын, Солженицын, но Вицин, Ельцин, Цицин.

Нетипичную для русской графики картину определяют также нормы правописания приставок на согласный, после которых «и» может варьироваться с «ы», исходя из слогового деления слова: пре-ды-сто-ри-я [придыст`ор’ий’а], сы-змаль-ства [с`ызмал’ства], о-бы-грать [абыгр`ат’], взы-скать [взыск`ат’], но: контр-игра [к`онтр игр`а], меж-ин-сти-тут-ский [м`еж инст’ит`утс’к’ьй], пан-ин-дий-ский [п`ан инд`ийск’ьй], сверх-и-де-аль-ный [св`ерх ид’и`ал’ный], пост-ин-фаркт-ный [п`ост инф`арктный].

В последнем случае произносительное «разделение» приставки и корня связано с тем, что обе морфемы имеют лексическое значение (что подчеркивается наличием у них ударения), из-за чего становится невозможным произнесение [ы] в начале корня. Исключение составляет профессионализм взимать (налоги, штраф), который произноситсяи пишется с «и».

Выводы. Сравнительный анализ произносительно-графической парадигмы русского и украинского языков позволяет сделать вывод, что их общее древнерусское начало, связанное с четкостью произношения, близостью сонорных и гласных звуков, полногласием, мягкостью [ж’], [ч’], [ш’], [ц’], чередованием [o], [e] c [i], так или иначе обусловило оригинальность их современных орфографических систем.

Если в украинском языке нормы правописания зависят от фонетики ([знан’:`a] > знання, но [знан’] > знань, [л’:`у] > ллю, но [л’убл’`у] > люблю; [нескінч`ен:ий] > нескінч`енний, но [неск`інчений] > неск`інчений – удлинение звуков – удвоение букв; [перемогт`и] > перемогт`и, но [перемаг`ати] > перемаг`ати, [завм`ерти] > завм`ерти, но[завмир`ати] > завмир`ати – написание по чередованию в корнях слов; [с`онце] > с`онце, щ`аст’a] > щ`астя, [р`адісний] > р`адісний – написание по «упрощению»; [кістл’`авий] > кістл`явий – написание по произношению без упрощения; [в`ат] > Ватт, [б`ас’кий] > б`аскський – написание по «смыслу»: «лишние» буквы указывают на немецкое происхождение ученого, «басков» и т.п.), то в русском – от знания морфологии. Соответственно украинский язык характеризуется повышенной грамматический и лексической синонимией, а русский – исключительной многозначностью, например: укр. приймальня ректора (помещение), но приймальна комісія (которая осуществляет приём) – русск. приёмная ректора и приёмная комиссия; укр. підійдіть до стола для бесіди, но йдіть до столу снідати – русск. подойдите к столу (и для беседы, и обедать); учбовий літак (тренажер), но навчальний корпус (в котором обучают) – русск. учебный самолет и учебный корпус; укр. здібність (умственная), здатність (оборонная), спроможність (покупательная) – русск.: способность и умственная, и оборонная, и покупательная (см.: [2, с. 54-62; 180-185]).

Последнее требует более детальных разъяснений относительно правописания некоторых частей речи и морфем в русском языке:

1. Прилагательных и причастий, письменная фиксации которых зависит от наличия в их словообразовательной парадигме грамматических категорий времени и вида (некошеная трава – не имеет времени и вида, пишется с суффиксом -ен и ещё некошенная трава – обладает категорией времени, пишется с суффиксом -енни с отрицательной частицей; кожаный, свиной, масляный – с суффиксом прилагательных -н; стеклянный, оловянный, деревянный – как исключение; кожевенный, деревянный, современный – по произношению.

2. Отглагольных существительных и глаголов, правописание которых зависит от их происхождения: тушёнка от тушевать, сгущёнка от сгущаться, ночёвка от ночевать, выкорчёвка от выкорчевать; получил ожог (существительное) – ожёг руку (глагол).

3. Наречий, правописание суффиксов, зависящих от приставок: наречия с приставками в-, на-, за- пишутся с суффиксом -о-(вправо, налево, заутро) по аналогии со словосочетаниями в окно, на окно, за окно; наречия с приставками из-, до-, с- пишутся с суффиксом -а-(издавна, докрасна, снова) по аналогии с из окна, до окна, с окна.

4. Корней, нормы правописания которых зависят не только от «сильной и слабой позиции», но и от изменения структуры, значения слова или чередования:

а) ударности – безударности гар- / гор-, клон- / клан-, твор- / твар-, зар- / зор-, плав- / плов- / плыв-. В этих корнях под ударением пишется то, что слышится (заг`ар, накл`он, кл`аняться, притв`орство, пл`авать, запл`ыв, з`орька, тв`арь, тв`орчество), без ударения – «о» (загореть, поклониться, притворяться, пловец, творить) и, реже, «а» (пригарь, утварь, заря, плавучий) или «ы» (плывун);

б) от согласной буквы, перед которой находится гласный:

лаг- / лож-: перед «г» пишется «а», перед «ж» – «о»: излагать, предлагать, слагаемое, прилагательное, но: изложить, предложить, изложение, положить;

скак- / скоч-:перед «к» пишется«а», перед«ч»– «о»: прискакать, обскакать, на скаку, но: заскочить, выскочка, подскочить;

раст-(ращ-) / рос: перед «cт» и «щ» пишется «а», перед «с» – «о»: вырасти, выращенный, возраст, растение, но: выросла, водоросли, поросль, выросший;

кас- / кос(н)-:перед «сн» пишется «о», в остальных случаях – «а»: коснуться, прикосновение, но: касаться, касательная, прикасаться;

в) от значения, которое нужно сохранять независимо от произношения корня ([с`онце] > с`олнце, [ш:’`ас’т’йе] > cч`астье, [р`адъсный] > р`адостный) и фонетического чередования:

-мак- «погружать, опускать в жидкость» («обмакнуть кисточку») / -мок- «пропускать, впитывать жидкость, становиться мокрым, влажным» (непромокаемая ткань, вымокнуть под дождём;

-равн- «одинаковый, равный» (уравнять величины, равные условия, поравняться с идущими впереди) / -ровн- «ровный, прямой, гладкий» (выровнять дорогу, подровнять газон, разровнять землю);

развив- от «развитие, виток» (промышленность развивается) / развев- «от «веять» (флаг развевается);

-меж-(размежеваться) / -меш-(размешать);

-мороз-(сегодня холодно: на деревьях изморозь) / -морос-(влажная изморось стекала за воротник);

-ряд-(зарядить ружье) / -ред-(проредить грядку).

Таким образом, морфологический принцип русского правописания охватывает все ярусы языка: от фонетики и графики до грамматики и лексики, что требует нового подхода к принципам его обучения в условиях русско-украинского двуязычия.

Литература

1. Валгина Н. С., Розенталь Д. Э., Фомина М. И. Современный русский язык : Учебник / Под редакцией Н.С. Валгиной. – 6-е изд., перераб. и доп. Москва : Логос, 2002. – 528 с.

2. Мозговой В.И. Українська мова у професійному спілкуванні. Модульний курс. Видання 4-е: [навч. посібник для студентів] / В. І. Мозговий. – К. : Центр навчальної літератури, 2010. – 592 с.

3. Мозговой В. И. Украинские мифы языковой политики / В. И. Мозговой // Информационный вестник Форума русистов Украины. – Симферополь : ЧП «Арти-Юк», 2011. – Вып. 14. – с. 97-104.

4. Мозговой В. И. Русский язык в украинском культурном пространстве: язык общения или общности? / В. И. Мозговой // Информационный вестник Форума русистов Украины. Вып.15 – Симферополь : ЧП «Арти-Юк», 2012. – Вып. 15. – с. 22-28.

5. Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и литературной правке. 10-е изд. / Д. Э. Розенталь. – М : «Айрис-пресс», 2005. – 368 с.

6. И. Фарион. Правопис – корсет мови? Український правопис як культурно-політичний вибір / Ірина Фаріон – Львів : «Свічадо», 2009. – 118 с.

2. Мозговой В.И. Имя собственное в языке, речи и гражданско-правовом сознании / Первые Международные ономастические чтения им. Е. С. Отина. Доклады. Октябрь, 2015 // Донецк, 2015. – Режим доступа:http://azbuka.in.ua(Донецкая ономастическая школа). – Название с экрана – 0,5 п.л.

Мозговой Владимир Иванович

ГВУЗ «Донецкий национальный технический университет», г. Донецк

Канд. филол. н., проф. кафедры менеджмента и хозяйственного права

Поскольку имена собственные (СИ) «статуируют» в обществе официальную деятельность человека, о них спорят не только ученые, политики или работники паспортных служб, но и самые широкие слои населения, сталкивающиеся с проблемами их точной передачи в документах. Побудительным мотивом и главной причиной этих споров является, как правило, появление вариантных употреблений в разговорной, художественно-поэтической или публицистической речи и попытки филологов, ревностно относящихся к языковой структуре онимной лексики, втиснуть их в прокрустово ложе официального номинативного контекста.

Появление ошибок при передаче СИ, «стихийность» процессов именований и переименований связано, таким образом, либо с отношением к ним как элементам лексической системы языка, либо с внеязыковыми «впечатлениями» о предмете номинации на уровне субъективных оценок и стилистических характеристик: от низких или «табуированных» до высоких, эмоционально-поэтических)[1].

Между тем, обе точки зрения приводят имя собственное в состояние деструкции. Ведь при внешнем восприятии онима исключитеьно в языковом, как и разговорно-бытовом, политическом или художественно-поэтическом контекстах игнорируется заложенная первичным собственником информация об объекте, заменяясь ничем не ограниченной стихией авторских коннотаций [4].

В случаях адекватности языковых соответствий они могут иметь резон и не нарушать проприальную оригинальность (Київ – Киев от Кий, Донецк – Донецькот Донец, Донець, Керчь – Керч от Корчев, Юрий Николаев – Ніколаєв от Николай, Буденновский район – Будьоннівский район от Буденный), но еще с большей вероятностью – разрушать адресность собственного имени и информативную историю конкретного собственника при неумелом переводе и неуместных переименованиях: г. Николаев (от имени Николай) – Миколаїв (Николаевская обл.); г. Горловка (от фамилии Горлов) – Горлівка, пос. Красный Молочник (от «красивый молочник») – Червоний Молочар, с. Никольское (от Никольская церковь) – Микільське (Донецкая обл.); с. Волчанское (не связанное с волками) – Вовчанське (Запорожская обл.); пос. Столбовое (от «столбовая дорога») – Стовпове, пос. Приятное Свидание (не имеющее отношения к свиданию) – Приємне Побачення (Крым); Михаил, Дарья (русские) – Михайло, Дарина (украинцы), Чорновіл (украинская фамилия) – Черновол (русская), Елизаветград – Зиновьевск – Кирово – Кировоград, вул. Щорса – вул. Євгена Коновальця (Киев)и т.п.

Попытки перенести складывающиеся в языке лексические отношения на собственные имена, как-то: полисемию (рукав рубашки, рукав реки – р. Днепр, г. Днепр), омонимию (бур «инструмент», бур «вид оружия», бур «название племени» – сн`ежное поле, Сн`ежное, Снежн`ое), синонимию (языкознание, языковедение, лингвистика – Елена, Олена, Алена), антонимию (правда, кривда – Правда, Кривда; плохой, хороший – Мальчиш-Плохиш, Мальчиш-Кибальчиш, Хлопчик-Поганчик) приводят к выводу, что лексическая «прозрачность» сказочных или этимологически родственных имен не может относиться к реальному СИ, указывающему на конкретный объект номинации с присущими только ему адресно-информативными коннотациями. Привязка СИ, имеющих десемантизированную языковую структуру, к лексическим отношениям так или иначе подменяет их отношением к предмету номинации, преобразовывая его конкретную адресно-информативную сущность в условную парадигму субъективного восприятия. Лексическая характеристика подменяется характеристикой денотатов: полисемия превращается в омонимию (Днепр – река, город), межъязыковая синонимия (Керчь – Керч, Донецк – Донецьк) – в политически заангажированную антонимию (только Керчь и только Донецк), ложно воспринятая межъязыковая синонимия (Елена – Олена, Николаев – Миколаїв, Дмитрий – Дмитро) – в онимную паронимию, многочисленные части речи (газета «Правда»; магазин «Хороший»; такси «Всегда», пивбар «Зайди», фирма «Алло!») – в имена существительные: «что это?» (газета, магазин, такси, пивбар, фирма, кафе) и «как называется?».

В этих случаях ономастика должна отмежеваться от обычной лексикологии: от сл`ова, в котором не существует денотата (ср.: мебель вообще, свидание вообще, труд вообще и конкретный магазин «Мебель»,конкретное кафе «Свидание», конкретная газета «Труд»); от названий, граничащих со словами, в которых отсутствует реальный денотат (Баба Яга – Кащей Бессмертный, Онегин – Ленский, Обломов, Печорин, Плюшкин) либо присутствуют стихийные внутриязыковые и межъязыковые «дорисовки» (Дмитрий – Дмитро, Митя, Митяй, Димон, Дима, Демьян, Митечка, Митька; Ласточкино Гнездо – Ластівчине гніздо; Петербург, Ленинград, Питер, Город Петра, Петра творенье, Петроград, Сакнт-Петербург, Северная Пальмира, Северная столица). Ее главным предназначением становится юридическое закрепление нейтрального денотата в исключительно официальных и информативно устойчивых коннотациях: (Евгений – мужчина, русский; Елена – женщина, русская; Євген – мужчина, украинец; Олена – женщина, украинка; Шарик – домашнее животное, дворняжка; Огонек – лошадь гнедой породы; «Огонек» – журнал; Днепропетровск – город в Украине; Петербург – город вРоссии; Сераф`имович – отчество, Серафим`ович – фамилия; Сталинград – город в России, где произошла Сталинградская битва и т.п.). Это, свою очередь, исключает процесс узаконенного переименования «по политическим пристрастям». Тесно связанный с первичной номинацией и идеологической оценкой лиц и событий, он незаконен из-за незаконности субъективно-политической замены одних названий другими.

В противном случае, все лексические отношения, характерные для слов с их ничем не ограниченными художественными восприятиями (полисемичность, стилистические поэтонимы и коннотонимы [1]) в виде синонимов и омонимов, «перекочуют» в правовое поле и превратятся в ономастические паронимы, изменяющие сам денотат (Елена – Олена в официальной «норме» межъязыковые синонимы, а в правовой – паронимы, ибо Елена – русская, а Олена – украинка; Углегорск (укр. Вуглегірськ)и Святогорск (укр. Святогірськ) в официальной ономастике – межъязыковые омонимы с морфемой -гор (укр. -гір), а в правовой – паронимы, поскольку в первом случае речь идет о городе, а во втором – о гор`е, что должно подчеркиваться разными украинскими формами: Вуглегорськ, но Святогірськ).

Будучи первично словами, собственные имена по мере отмежевания от лексики (атропонимизации или топонимизации) все более «пренебрегают» лексическим значением, подчеркивая исключительно денотативную соотнесенность (река Днепр как слово не имеет значения вообще, а фамилии Теплов, Жаров, Огневой, Безруков, Рукастых, Разумовский, Дурнов, Беловол, Черновол – лишенные семантики номинации, указывающие на родовую принадлежность разных людей, но не на их физические или умственные особенности. Оперируя материальными категориями, десемантизированные имена не могут омысливаться исключительно как явления языка или речи и подвергаться переводу, поскольку при этом они становятся объектом стихийного переименования, изменяющего сам денотат.[2]

В связи с этим в структуре ономастики приобретает особую значимость прикладная ономастика, занимающаяся транскрипцией и транслитерацией иноязычных имен, установлением традиционных (по произношению и написанию), переводимых и непереводимых имен, созданием инструкций по передаче «чужих» имен, образованием производимых от иноязычных имен, вопросами наименования и переименования.

Но и она, опираясь на традицию и абсолютизируя транслитерацию или транскрипцию, не способна ответить на вопросы, поставленные в определении ее предмета. На авансцену науки об именах все настйчивей выдвигаются проблемы права, которые должны решаться методами правовой ономастики, вырабатывающей научно обоснованные нормы наименования, восстановления, переименования и передачи официальных СИ, закрепленные в гражданско-правовом сознании.[3]

Общественнаяпрактика бытования СИ в документальном контексте требует четкого закрепления за конкретным собственником его имущественного права в безвариантных разрядах онимной лексики и системного пересмотра принципов ее классификации. Она не должна абсолютизировать ни языковую основу имени собственного, ни его авторские коннотации, работая исключительно с конкретным денотатом и максимально раскрывая его адресно-информативное поле. Языковая оценка норм передачи онимной лексики определяется, таким образом, не лексическими значениями, а степенью правовой защищенности и уровнем информационно-адресной «раскрытости» конкретного денотата, независимо от класса, к которому принадлежат стоящие за ним СИ (класс топонимии, антропонимии, гидронимии, ойконимии, хоронимии, хрононимии, оронимии, хрематонимии, космонимии или астронимии).

С этой точки зрения, одни и те же формы номинаций, имея разную степень адресно-информативной насыщенности, должны иметь разные нормы их презентации в документах: русск. Голубой залив – укр. Голуба затока («залив» – слово, перевод которого необходим), русск. Голубой Залив (населенный пункт) – укр. Голубий Залив, русск. «Голубой Залив» (гостиница) – укр. «Голубий Залив»; русск. ул. Октябрьская – укр. Октябрьска (важна адресная функция, а не связь с Октябрем – информативность нулевая), но русск. ул. Октябрьской революции – вул. Жовтневої революції (всемирно-историческая значимость с определенной адресной функцией); русск. р. Днепр, – укр. р. Дніпро (пространственный водный объект, протекающий и в России, и Украины, как и нем. Одер – польск. Одра); русск. Толстой – укр. Толстой (фамилия, принадлежащая только русской культуре), но русск. Бережной – укр. Бережний (фамилии, распространенные и в России, и в Украине), русск. г. Углегорск – укр. м. Вуглегорськ (информация о городе, связанном с угольной промышленностью, актуальная для двух родственных народов), но русск. фамилия Углегорский – укр. Углегорський (информация не об угле, а о фамилии – перевод невозможен).

Условно можно выделить три уровня информативности и три подхода к передаче собственных имен.

1. Высшая степень реально или потенциально существующей для общества информативности (значимости) собственного имени. Она требует особого подхода к передаче такого типа собственных имен, тем более, что их сложную структуру часто входят компоненты обычной лексики:

а) перевода, если названия имеют лексический смысл (Красное море – Червоне море, Северные авиалинии – Північні авіалінії, USA – Соединенные Штаты Америки – Сполучені Штати Америки, ул. Павших Коммунаров – вул. (имени) Полеглих Комунарів, бульвар (имени) Шахтостроителей – бульвар Шахтобудівельників, ресторан быстрого питания «Возьми с собой» – ресторан швидкого харчування «Візьми з собою», магазин «Одежда» – магазин «Одяг», праздник Победы – свято Перемоги, United Nations – Организация Объединенных Наций – Організація Об’єднаних Націй – ООН, North Atlantic Treaty Organization – Северо-Атлантический блок – Північно-Атлантичний блок, Великая Отечественная война – Велика Вітчизняна війна, Біла Церква – Белая Церковь, роман «Герой нашого времени» – «Герой нашого часу»;

б) языковых соответствий, выработанный нормами конкретной проприальной культуры: Красная площадь – Красна площа, Париж, Лондон, Венгерская Народная Республика – Угорська Народна Республіка, Великая хартія вольностей – Велика хартія вольностей, Большой каньон – Великий каньйон, Донецкий национальный медицинский університет имени М. Горького – Донецький національний медичний університет імені М. Горького.

При этом устойчивые онимные аббревиатуры, потерявшие первичный смысл, могут не изменять форму презентации в другой проприальной культуре (просп. 25-летия РККА – просп. 25-річчя РККА, North Atlantic Treaty Organization – НАТО)

2. Межъязыковая информативность, актуальная для родственных языковых культур. Она требует либо выборочного перевода, либо морфемных соответствий при появляющейся неопределенности в информации о денотате: ул. Речная – вул. Рєчна (форма Річна недопустима, т.к. в украинском языке она переводится как «годовая»); ул. Горная в Донбассе – вул. Гірнича (связанная с угольной промышленностью), вул. Гірська в Карпатах – ул. Горная (связанная с горами), ул. Горская – вул. Горянська (где живут горцы);русск. пгт. Константинополь в Донбассе – укр. Константинополь (от греч. «полис Константина»), русск. Константиновка (от слав. «Костя») – укр. Костянтинівка; русск. Доброполье (слав. «доброе поле») – укр. Добропілля, русск. Одесса (от греч. одессос – «путь, дорога») – укр. Одесса; русск. Углегорск («город, в котором добывают уголь») – укр. Вуглегорськ, но русск. Пятигорск –