Проблема «идеологии 21» и русский консерватизм.

Важной характеристикой сегодняшней ситуации в стране является ее переходность. Данное состояние может быть идентифицировано как цивилизационный кризис. «Совокупность хозяйственного, экономического, социального, политического, культурно-идеологического кризисов, затронувших суперэтнос, - отмечает Ю.А. Агафонов, - есть кризис цивилизации. Во время последнего общество стоит перед необходимостью смены основных представлений о мире и о себе, переоценки ценностей, включающих в себя как морально-этические, адресованные непосредственно к отдельной личности, так и социальные и общечеловеческие, адресованные ко всему обществу»[344].

В приведенном выше определении общества, находящегося в состоянии цивилизационного кризиса, для нас важна акцентировка внимания на духовно-мировоззренческом аспекте. Тем самым актуализируется и проблема государственной идеологии, которая, с одной стороны, переживает кризис одновременно с общемировоззренческими установками конкретного общества, и, в то же время, обладает несомненным, порой крайне значительным антикризисным потенциалом.

Особенно значимой созидательно-мобилизующая функция идеологий может оказаться для России, которую классики «классического» евразийства определяли как типично идеократическую страну[345]. Однако крах коммунистической системы имел важным следствием недоверие со стороны широких слоев населения и интеллектуальной элиты России к государственной идеологии. Между тем, без наличия подлинно национальной объединяющей идеологии невозможно установления действенного консенсунса и согласия внутри российского общества, что ясно осознается представителями подлинной интеллектуальной элиты современной России. Как справедливо отмечает руководитель Центра изучения элиты Института социологии Российской Академии Наук Ольга Крыштановская, «Одна из причин, почему нет солидарности в нашем обществе - это отсутствие национальной идеологии(здесь и далее выделено нами – Э.П.). Наша идеология была разрушена. Эта идеология давала ответы на простые и сложные вопросы: что первично, а что вторично; или в каком обществе мы живем; или кто наш враг. После краха социализма новой идеологии не возникло. Пытались импортировать западную идеологию.И ее восприняла часть населения. Но она не укоренена в народе. Потому что для укоренения любой идеологии нужны государственная политика и долгие годы. (…) Идеология позволяет народу ориентироваться в социальном пространстве. А сейчас, выходит, наши люди дезориентированы, растеряны»[346].

Сходные оценки представлены и в работах других современных исследователей и общественных деятелей, а также отдельные научные и общественно-политические мероприятия. В частности, проблеме становления идеологии консолидации российского общества начала XXI века по публикациям В.Н. Кузнецова посвящен «круглый стол» «Формирование идеологии консолидации российского общества: актуальные проблемы и возможности их решения», проведенныйМОО «Объединение социологов Сибири» на ФС АлтГУ[347]. 5 ноября 2003 года в Отделении общественных наук Российской Академии наук состоялась научная дискуссия по теме «Формирование объединяющей российской идеологии 21 как научная проблема»[348]. Этой же проблеме посвящен «круглый стол», проведенный в редакции журнала «Российская Федерация сегодня», официальном издании Федерального собрания РФ, с участием ряда видных идеологов современного русского консерватизма (таких, как В. Аверьянов, А. Савельев и др.), общественных и политических деятелей, представителей научной элиты страны[349].

Итак, то состояние бифуркации, в котором находится российское общество, может быть так или иначе преодолено лишь при условии включения активного процесса, который мы определяем как идеологотворчество. Стратегический прорыв России в XXI веке невозможен без созидания новой мобилизующей идеологии для современной России. Данную точку зрения, казавшуюся еще несколько лет назад крамольной и «нелиберальной», разделяют многие представители отечественной научной общественности. К пониманию этого кажущегося сегодня очевидным факта постепенно приходят и многие адепты российского либертарианства, которые вынуждены вносить существенные коррективы в свои идеологические построения в условиях дискредитации принципов либерализма.

Представляется несомненным, что не только от содержания «новой» идеологии, но и от механизмов идеологотворчества будут в значительной мере зависеть сроки и общий итог преодоления того цивилизационного кризиса (и геополитического коллапса), в котором продолжает пребывать сегодня Россия.

Во многом близкие подходы к решению проблемы идеологотворчества в современной России предложены рядом современных исследователей, которых мы относим к числу представителей консервативной парадигмы социально-гуманитарного знания. В рамках нашего исследования особый интерес представляет точка зрения, которой придерживается известный русский ученый, директор Института социально-политических исследований Российской Академии наук В.Н. Кузнецов. В своем фундаментальном исследовании «Идеология.Социологический аспект» В. Кузнецов оперирует понятием «идеология 21», которую определяет как необходимый компонент общенациональной стратегии – стратегии национального прорыва. В данном параграфе нашей работы мы ставим перед собой исследовательскую задачу: определить комплекс постулатов, которые должны быть положены в основу «идеологии 21» в соответствие с мировоззренческим кризисом русской цивилизации, а также внешне- и внутриполитическими вызовами, стоящими перед современной Россией. Осуществление данной задачи актуализирует изучение идеологических построений представителей современного русского консерватизма. В отличие от различных «импортируемых» западных и западнических идеологий, «неукорененных в народе» (характеристика О. Крыштановской), идеология русского консерватизма: 1) является почвенной и национальной, обладает длительной духовной и интеллектуальной традицией; 2) ставит перед собой целью не пролонгацию и усиление системного кризиса в российском обществе и государстве Российском (осуществление подобной функции возложено на комплекс идеологий «не российского происхождения» (определение В. Кузнецова), а стратегический прорыв России в условиях враждебного геополитического окружения и навязываемого идеологического стандарта американского происхождения; 3) реально востребована подавляющим большинством населения страны, что, в частности, проявилась в отмеченном в предыдущих параграфах данного раздела нашей работы появлении «социального заказа» власти на осуществление консервативного проекта. Государственная власть в современной России и глава государства В. Путин осознают востребованность подобного курса, чем обусловлен осуществляемый с конца 1990-х - начала 2000-х гг. частичный пересмотр внешне- и внутриполитической стратегии, наконец, самая реабилитация понятия «государственная идеология».

В то же время следует особо подчеркнуть, что процесс изменения государственной стратегии, который можно выразить формулой «государство возвращается, проходит весьма драматично. Это вызвано рядом причин, ставящих серьезные препятствия при осуществлении означенной цели. В их числе мы бы отметили, в первую очередь, сохраняющуюся «монополию» либертарианцев в области социально-гуманитарного знания. Стратеги внешней политики Соединенных Штатов (З. Бжезинский, С. Хантингтон, «неоконы» из администрации Дж. Буша-мл.) фактически не скрывают, что проводимая Вашингтоном политика нацелена на изменение идеологического и мировоззренческого пространства, направленного на установление единого американского стандарта власти, жизни и мышления. Стратегическую цель «новейшего либерализма» американского образца А.С. Панарин сформулировал следующим образом: «цена, которую предстоит уплатить за новый однополярный порядок, беспрецедентно высока: требуется не только демонировать все действительно самостоятельные государства и режимы, способные сопротивляться гегемонизму, но демонировать культуру и мораль, духовное измерение вообще, ибо духовны чуткие люди непременно станут тираноборцами, оспаривающими права новых господ мира»[350]. Остальной мир в построениях этих идеологов предстает пассивным объектом приложения американских усилий. Мы считаем, что процесс так называемой деидеологизации обществ – осознанно и последовательно осуществляемая политика, определяемая извне и проводимая при активном содействии проамериканских «элит» на значительной части земного шара. Посткоммунистическая Россия находится центре осуществления этого глобального проекта. Сначала в российское общество внедряется квазинаучное представление о том, что «век идеологий» - это прошедшая эпоха истории человечества (данная точка зрения изложена, в частности, в нашумевшей книге Ф. Фукуямы[351]), что грядущий или наступивший XXI век станет эпохой, свободной от идеологий. Однако, вопреки многочисленным декларациям, уже на уровне этой стадии, направленной на «деидеологизацию» обществ, проводится активная работа по насаждению единого идеологического и мировоззренческого стандарта. Наказания по отступлению от него становятся все более жесткими и жестокими, вплоть до пересмотров волеизъявлений народа (что мы наблюдали в конце 2004 г. на примере «суверенной» Украины, которой всесильный Запад при поддержке компрадорских сил в России «помогал» сделать единственно правильный выбор, тем самым лишая демократию наличия альтернативы выбора), святая святых демократии. На следующей стадии (хотя очертания данной модели просматриваются уже сегодня) следует прогнозировать окончательную трансформацию либеральной демократии в «тоталитаризм демократического типа, унифицирующего все развитые страны по американскому образцу и колонизирующему остальные как сырьевые придатки[352]. Демократический тоталитаризм открыто провозглашает свое мировое господство, чему свидетельство не только работы его… идеологов, но и официальная «Стратегия национальной безопасности США»»[353]. Уже сегодня, на начальной стадии установления «тотальной власти» (А.С. Панарин) или «власти над властью» (Ж. Аттали) в самих Соединенных Штатах, некогда самой демократической стране мира, резко сокращается количество и качество демократических свобод, завоеванием которых так гордился Запад.

Исходя из консервативной парадигмы, представляется, что наступивший XXI век даст еще более страшные – и по формам, и по масштабам, - образцы демократического тоталитаризма, чем установление тоталитарных режимов в демократических государствах и ядерная бомбардировка японских городов самой демократической страной в мире. Эту опасную тенденцию американской демократии вынуждены также признать не только современные американские консерваторы (такие, как бывший член Республиканской партии Патрик Бьюкенен[354]), но и стратеги Нового мирового порядка. Так, Зб. Бжезинский в своей последней книге с тревогой констатирует постепенное расширение возможностей государства по контролю над жизнью общества[355]. А.С. Панарин очень точно отметил «парадокс новейшего либерализма»: «Приключения либеральной идеологии завершается тем же, чем завершилось приключение идеологии социалистической: начинали требованием безграничной свободы, кончили безграничным деспотизмом»[356].

Однако ни идеологи американского образа жизни, ни их идейные или корыстные адепты за пределами Pax Americana не заинтересованы в артикуляции собственных трудностей, существующих и потенциальных. Взамен этого населению планеты навязывается глянцевая картинка «общества всеобщего благоденствия». Активными пропагандистами американского образа жизни являются либертарианцы, широко представленные в истеблишменте Запада и России. Как верно замечает русский философ М.В. Назаров, «Нынешние демократические вожди в России (типа Явлинского, Гайдара. Немцова), как и демократические СМИ, о разрушительной сущности западной демократии для всего мира даже не задумываются. Очарованные фикциями западного образа жизни, они лишь выполняют роль «пятой колонны» для идейной оккупации нашей страны»[357].

Именно с деятельностью (осознанной или неосознанной) пришедших к власти в России в начале 90-х гг. либератарианских революционеров связана в значительной степени дискредитация самого понятия государственной идеологии, что, в частности, нашло свое отражение в главном документе Российской Федерации – Конституции, к анализу которого мы вернемся ниже. Демолибералам удалось не только крайне ослабить российскую государственность, но и навязать значительной части российской элиты и определенным слоям общества мировоззренческую и идеологическую монополию. Как мы считаем, эта сохраняющаяся монополия воинствующего либертарианства является наиболее трагичным последствием событий начала 90-х гг., определение которых как «российско-американская совместная революция» было дано самим президентом Ельциным[358].

В условиях набирающих силы оборотов глобализации в зарубежной и отечественной социально-философской литературе на серьезном научном уровне рассматриваются возможные «альтернативы» (если можно говорить об альтернативах применительно к антигуманной философии современного либертарианства, новейшей формы социал-дарвинизма, колониализма и расизма), которые можно обозначить как Консервативный Проект для России и всего мира. В нашей стране сформировалась перспективная исследовательская традиция, представленная именами А.С. Панарина, Н.И. Моисеева, Н.А. Нарочницкой, Ю.С. Пивоваров, В.Н. Кузнецова, Ю.Г. Волкова и рядом других ученых. Основное содержание этой «новой» (а на самом деле, основанном на «классической» консервативной парадигме представлении о множественности мировых культур и принципах традиционной духовности и социального государства) идеологии Сопротивления сформулировано профессором Ю.Г. Волковым: «Чтобы выстоять под натиском американизма, его экономической мощью и дегуманизированной культурой…, в России и других странах мира должна быть создана противостоящая американской бездуховной экспансии новая идеология… Все это говорит о том, что главной проблемой начала XXI века должна стать проблема идеологии, ориентированной на формирование и развитие творческой духовной сущности человека (выделено нами – Э.П.)»[359]. Духовные и мировоззренческие основания этой «новой идеологии» имеют, как справедливо отмечает ученый, «автохтонное» происхождение в традициях русской духовности, православной в своей основе культуре: «Исконная русская духовность святой Руси, проявляющаяся, в отличие от утилитаризма и прагматизма Запада, в соборности, равенстве, справедливости, с одной стороны, была препятствием на пути превращения России в западную капиталистическую страну, а с другой стороны, предполагала, что Россия имеет более высокое предназначение в истории человечества, чем погрязший в коммерческом угаре Запад»[360]. Главная опасность, которую видит для России Ю.Г. Волков, заключается в некритическом перенесении очередной «прогрессивной» идеологии западного происхождения (социал-демократической идеологии, неолиберализм, неоконсерватизм и т.д.) на российскую почву. Нельзя не согласиться с точкой зрения Ю.Г. Волкова, что «Все они основываются на чуждых русскому менталитету западных, протестантских по своему происхождению, ценностях либерализма со всеми негативными последствиями для православной России (выделено нами – Э.П.)»[361].

Антидуховную и антигуманистическую сущность современного либерализма, трансформировавшегося в либертарианство, идущей в разрез не только с русскими духовными и социокультурными традициями, но и с основами самой великой западной цивилизации подчеркивают все значимые философы современной России, свободные от идеологического диктата «общемировой цивилизации». Один из ведущих специалистов в области международных отношений, доктор исторических наук, депутат Государственной думы Н.А. Нарочницкая обращает внимание, что «либерализм - мировоззрение, производное от идеи Просвещения об автономности человека от Бога, которая неизбежно приводит к утверждению автономности человека от всех высших ценностей - сначала религиозных, затем вытекающих из них нравственных, далее - национальных, наконец, семейных»[362]. Исследователь отмечает духовное родство двух идеологий воинствующего модернизма – марксизма и либертарианства: «Марксизм и либертарианство - кузены, версии безрелигиозного, безнационального глобального сверхобщества, соперничавшие в XX веке за лидерство в глобальном управлении униформным миром. (…) Либерализм и марксизм - двоюродные братья, две ветви одной философии прогресса. У марксистов субъект истории не нация, а класс; у либералов - не нация, а индивид. От обеих доктрин христианское мировоззрение отстоит далеко»[363]. По мнению Нарочницкой, современное либертарианство утратило изначально присущий «классическому» либерализму комплекс христианских по своему происхождению идей, в том числе христианскую идею о достоинстве человеческой личности, без которой не было бы и самого либерализма: «По сравнению с либертарианцами великие либералы прошлого - консерваторы, готовые взойти на эшафот за идеи. Для них, выросших в христианском, а не в коммунистическом мире, был чужд тезис о том, что физическая жизнь - высшая ценность. Вера, отечество, честь, долг, любовь для человека всегда были выше жизни. Ведь человек без когтей и клыков встал над природой вовсе не потому, что взял палку, как учил Фридрих Энгельс, а потому, что был способен к самопожертвованию за идеалы»[364]. Так же безосновательны претензии либертарианства на обладание монополией на демократию или правую идеологию, которую Н.А. Нарочницкая и ряд других авторов (М.В. Назаров, А.Н. Савельев и др.) в соответствии с исторической конкретикой и философской традицией считают тождественной христианско-монархическому мировоззрению. Термин «правые» исторически возник в период Французской революции для обозначения христианско-монархического спектра. Французские правые – католики-роялисты – противопоставляли себя различным направлениям «левого», в то время еще не оформившегося в виде либералов и социалистов, и возводили свою преемственность от христианской традиции.

На проблему пересмотра идеологии Модерна и «классической» научной картины мира и включения в нее религиозного измерения неоднократно указывал известный отечественный философ Александр Сергеевич Панарин (1940-2002), представитель так называемого неоевразийства. Целям идеологического обеспечения Нового мирового порядка, по мнению философа, служит современный либерализм, точнее, либертарианство. Последнее, подчеркивает А.С. Панарин, утратило «прогрессивную», в определенной мере, эмансипационную сущность первоначального либерализма (разрушение сословных страт феодального общества) и трансформировалось в «реакционную», антигуманистическую идеологию нового колониализма и социал-дарвинизма. Именно с либертарианством связана пессимистическая картина настоящего, которую нарисовал Панарин и которая является зеркальной противоположностью либерталианской утопии «открытого общества» Карла Поппера: «…Мы являемся свидетелями нового процесса формирования глобальной власти, отличающейся от ее традиционных форм принципиально новыми технологиями дистанционного воздействия и латентными формами проявления»[365].

Принадлежность, с некоторыми незначительными оговорками, А.С. Панарина к консервативной парадигме подтверждается и постоянным подчеркиванием общей генетической и мировоззренческой связи, существующей между марксизмом и либерализмом[366], которую ранее обнаружили представители русской консервативной «школы». В соответствии с данной парадигмой находится и обоснованная Панариным альтернатива грядущему Новому Мировому Порядку («глобальной власти» или «наднациональному тоталитаризму»), системообразующим принципом которой является восходящая к теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского идея множественности человеческих цивилизаций. Последняя является антитезой либертарианской (и, шире, общемодернистской) идеи линейного исторического процесса и европоцентризма. Актуальность этой консервативной по происхождению идеи лишь возрастает, поскольку «…в глобальном мире перед каждым народом возникает жесткая дилемма: либо ему удастся выстроить собственную эффективную стратегию будущего, либо эту стратегию выработают за него другие в соответствии с собственными интересами»[367]. Важно отметить, что речь идет не столько о корректировке социально-политического развития (хотя и эту задачу А.С. Панарин считал первоочередной применительно к России), сколько к пересмотру самого кода современности: «Возникает необходимость смены социокультурной парадигмы, формирующей нравственный и поведенческий код современного человечества (выделено нами – Э.П.)»[368].

На необходимость более глубинного и масштабного, чем выстраивание новой государственной идеологии (что не снимает необходимость осуществления данной задачи) ответа в условиях установления единого, обязательного для всех мировоззренческого стандарта указывает также известный философ В.А. Бачинин, на высказывании которого, ввиду его принципиальной важности, мы хотим отдельно остановиться. «…Секулярное мышление – главное препятствие к тому, чтобы говорить сегодня о сути объединяющей идеи (здесь и далее выделено нами – Э.П.). (…) Здесь нужен иной язык – не светской идеологии и даже не политической социологии, а политической теологии. Ведь речь в данном случае идет о том, что неизмеримо глубже идеологии. Даже более того: речь идет о том, что вообще не является идеологией. (…) Для России есть только одна объединяющая идея, которая может быть ценностной, смысловой, нормативной доминантой в ее социальной и духовной жизни. Это христианская идея…»[369].

Итак, в русском научном сообществе оформилось отдельное направление, представленное многими видными учеными – философами, социологами, историками, политологами, - которые пришли к осознанию созидания новой государственной идеологии, противостоящей духовной экспансии американского гегемонизма и призванной объединить российское общество в целях осуществления национального прорыва России в XXI веке. В.Н. Кузнецов определяет ее как «идеологию 21», подчеркивая, тем самым, ее новаторский характер и, в то же время, локализованные во времени функции. Исследователь отдельно останавливается на определении смыслового ядра «новой идеологии»: «В смысловом «ядре» идеологии я особо выделяю духовность. В ее основе могут быть выделены: общенациональная цель, социальный идеал, основные ценности, смысл жизни, российская мечта, надежда, вера (доверие), историческая память, патриотизм, культура патриотизма. Отсюда – сохранение и развитие образа жизни, гармоничное соотношение прав и свобод человека и его ответственность. И отсюда – солидарность, терпимость, ориентированность на согласие и сотрудничество»[370]. Тем самым, в основе смыслового ядра «новой идеологии», как ее понимает В.Н. Кузнецов, лежат консервативные ценности патриотизма, традиционной духовности, ориентированной на честный труд личности и социальной справедливости.

В. Кузнецов отмечает, что данная идеология является охранительной (в позитивном смысле этого слова) и противостоит внешним и внутренним угрозам, перед которыми стоит сегодняшняя Россия. «Главный итог моего исследования, - резюмирует исследовать, – динамика и мотивы острого интереса в российском обществе к идеологическому процессу обусловлены началом тотального интеллектуального сражения российских и международных миллиардеров с народами России за овладение результатами начавшегося подъема российской экономики»[371]. В. Кузнецов специально подчеркивает, что цели, которые ставят перед собой разработчики импортируемых в Россию идеологий, имеют под собой конкретный политический интерес (то, что в международных отношениях принято обозначать англосаксонским термином real politic): «Именно нероссийские идеологии становятся наиболее эффектным средством овладения инфраструктурой, интеллектуальным капиталом, энергоресурсами, российскими землями»[372]. Полностью солидаризируясь с точкой зрения ученого, отметим, что под «нероссийскими идеологиями» следует иметь в виду главным образом идеологию современного либертарианства, наиболее мощное идеологическое оружие современности, направленное против России и «остального» неамериканского мира. В то же время единственной почвенной («российской», в терминологии В.Н. Кузнецова), идеологией является консерватизм.

В.Н. Кузнецовым также отмечается необходимость разработки новой идеологии «только при участии миллионов сознательных и сомневающихся граждан. (…) Только так можно в сжатые сроки осуществить гуманитарный стратегический прорыв для ощутимого и значительного продвижения к благополучию и безопасности всех граждан, к возрождению Отечества»[373]. Тем не менее, правящая элита так и не продемонстрировала полной готовности вступить в диалог с идеологами консервативного большинства населения страны. Формируемая властью синкретическая идеология обладает явными признаками «идеологической химеры», рискует превратиться в очередной искусственный конструкт очередной «партии власти», не воспринимаемой обществом. Власть по-прежнему пребывает в плену бюрократического самомнения, считая общество послушным объектом идеологотворчества, а саму идеологию понимая как чистый лист бумаги, на который можно наносить любые тексты, отвечающие сиюминутным потребностям власти. Между тем, подчеркивает современный консервативный философ А.Н. Кольев, «Идеология не создается внезапно. Она может возникнуть только на базе мощной мыслительной традиции. Единственная национальная традиция - русская философия XIX-XX в.»[374]. И, самое главное, власть должна осознать, что основная причина неуспеха навязываемой обществу идеологии заключается в расхождении между патриотическими декларациями и реальной социально-политической стратегией.

Принципиально важный вопрос о механизмах и субъектах идеологотворчества, наряду с В.Н. Кузнецовым, рассматривают и другие представители консервативной парадигмы социально-гуманитарного знания. Пожалуй, наиболее четко эту позицию сформулировал А.С. Панарин. «…На первое место в современной национальной борьбе за выживание объективно выдвигаются интеллектуалы-гуманитарии. От них требуется дать отпор современной атаке стратегического противника на духовные твердыни нации. Выступая в роли западнических эпигонов, это невозможно сделать в принципе… Требуется вполне осознанное и решительное размежевание среди интеллигенции. Прежние недомолвки и увертки более недопустимы. (…) Защитникам нашей большой традиции – а без нее нет и не может быть самостоятельной большой России – предстоит выработать адекватную стратегию… Она состоит в том, чтобы заново переосмыслить современные проблемы глобализирующегося мира с позиций нашей большой духовной традиции, сформулировать альтернативные варианты ответа на мироустроительные вопросы нашей эпохи, не сверяясь с западными «метрами», помня их «партийно-цивилизационную» пристрастность и ограниченность, их новый «цивилизационный расизм»»[375]. Все русские консерваторы, в том числе, неоевразиец Панарин, сходятся во мнении, что стержнем этой «большой духовной традиции» является Православие. Русскими консерваторами отчетливо осознается (и, напротив, консерваторами-охранителями всячески затушевывается), что православное мировоззрение и православные жизненные ценности находятся в глубокой оппозиции Духу времени. Как отмечал один из наиболее авторитетных консервативных мыслителей современности, Митрополит С.-Петербургский и Ладожский Иоанн, «Заявляя о стремлении воплотить в жизнь религиозно-нравственные святыни веры, Россия неизбежно становилась поперёк дороги тем, кто, отвергая заповеди о милосердии и братолюбии, рвался устроить земное бытие человека по образцу звериной стаи, жестокой, алчной и беспощадной»[376]. Православный характер государственной идеологии будущей России подчеркивает М.В. Назаров, который использует понятие автаркии не только применительно к экономической сфере, но и к сфере духовной и идеологической: «Автаркия – это… необходимая государственная оборона, основанная на православном учении о сопротивлении злу. Ведь мы обязаны не только бороться с внутренним злом лично в себе, но и ограждать себя и своих близких, свой народ от внешнего зла как в открытых войнах – силою оружия, так и в скрытых – силою законодательства. Такая государственная идеология ставит своей целью защиту добра и противодействие злу во всех сферах общественной жизни…»[377].

Методология консервативного подхода к проблеме идеологотворчества очень рельефно проявляется в брошюре Д.О. Рогозина “Мы вернем себе Россию”: «“Национальная идея существует для России, какой ее Бог дал в нашей истории. История сложила российские народы в единую гражданскую нацию, объединенную признанием основных нравственных ценностей”. Поэтому “настоящую идеологию достаточно усвоить, взяв главное из сокровищницы интеллектуальной традиции России (выделено нами – Э.П.)”»[378]. Как отмечалось в литературе, «Рогозин назвал альтернативные национальному бытию России проекты своими именами – утопиями, отрицающими отечественные традиции, игнорирующими достижения отечественной общественно-политической и экономической мысли. Национальной идеей России в противовес этим выдумкам должен был стать национальный эгоизм, сочетающий в себе приверженность к традиции, традиционным ценностям русского народа. (…) Либеральные и “левые” идеологии должны быть отодвинуты в сторону волей нации и властью государства – только таким образом может быть открыт простор стратегическим инициативам. Либерализм и коммунизм – из этих “двух зол” Рогозин предложил “не выбирать ни одного”»[379].

Принципиально важным является вопрос о субъектах идеологотворчества. Выше мы уже приводили мнение А.С. Панарина о необходимости включения в данный процесс широких кругов гуманитариев, которые должны четко размежеваться по отношению к либертарианству. В этой связи большие надежды большинство идеологов современного русского консерватизма возлагает на правящую элиту (точнее, национально ориентированную ее часть). В. Попов, один из участников «круглого стола» в редакции журнала «Российская Федерация сегодня», отмечает: «Реальным деятелем в России может быть только власть. Поэтому индикатором прорыва было бы создание партии власти, ориентированной на национальные ценности и формируемой из людей, чье сознание не развращено либерализмом (выделено нами – Э.П.)»[380]. Другой участник дискуссии детализируя это утверждение, несколько по-иному расставляет акценты: «Очевидно, что субъектом прорыва в России может быть только власть. Других субъектов нет. Патриотическая интеллигенция в этих условиях должна не анализировать, что и почему произошло (власть этим не занимается, она не пишет историю). Она должна в своих интеллектуальных ходах имитировать прорыв. В ролевой игре могут быть найдены ходы власти и публичные формулировки, обозначающие эти ходы. Патриотическая интеллигенция должна предлагать власти тот вариант идеологического оформления ее ходов, который максимально усиливал бы власть в ее патриотической составляющей»[381]. А.С. Панарин также высказывал надежды на перерождение (или оздоровление) в национальном духе правящей элиты. «Сегодня правящая российская элита видит главную угрозу своей «новой собственности» внутри страны, в лице своего «загадочного народа». Этим и определяется ее нынешний откровенно компрадорский, проамериканский курс. Но вполне может случиться, - высказывает надежду философ, - что перед новым натиском США на Россию, который уже непрерывно усиливается, произойдет давно ожидаемый в народе раскол элиты: на компрадоров… и представителей «национального капитала»… (…) тогда новой элите предстоит весьма напряженная работа, направленная на объединение того, что сегодня так далеко разошлось в стороны: защиту собственности и защиту Отечества»[382].

В других группах консервативной контрэлиты акценты расставлены несколько по-иному. Акцент делается не на идеологическую составляющую, а на восстановление прерванной исторической традиции и возрождение духовности русского народа. Первое связано, прежде всего, с вопросом о преемственности с исторической (дореволюционной) Россией и с болезненным для консерваторов вопросом об отношении к советскому историческому прошлому[383]. Устранение разрыва в цепи исторической и духовной преемственности признается всеми консерваторами одной из ключевых проблем современного патриотического движения[384]. Напомним, подобную точку зрения высказал В.А. Бачинин, который утверждает приоритет «политической теологии» над «светской идеологией». Такие консервативные мыслители современности, как Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, М.В. Назаров и др. делают основную ставку на воцерковление народа, не отвергая при этом важной задачи работы с патриотической частью правящей элиты.

Все русские консерваторы сходятся, что стержнем будущей государственной идеологии должно стать Православие. Процесс идеологотворчества должен опираться на интеллектуальные наработки русских консервативных и национальных мыслителей прошлого. Только в этом случае будет соблюдена необходимая для консерваторов воспреемственность от Традиции, от которой дистанцируются идеологии «партии власти».

В тезисном виде содержание государственной идеологии для национальной России, несмотря на достаточно широкий разброс мнений среди консерваторов, можно свести к ряду положений. В качестве иллюстрации процитируем одно из посланий Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна:

«– отказ от разделения властей, единство власти, сосредоточение ее в одних руках, разделение функций власти между различными органами;

– отказ от договорных отношений внутри России и государственного статуса национально-территориальных образований, построение жесткой иерархической властной вертикали;

– сословно-профессиональный или сословно-территориальный характер народного представительства;

– отказ от атеистического характера государства, государственная поддержка РПЦ в сочетании с поддержкой традиционных конфессий на местном уровне, пресечение религиозной экспансии из-за рубежа;

– восстановление традиционных религиозно-нравственных ценностей в качестве правовых норм жизни общества;

– восстановление Российского государства в его естественных границах, постепенное возвращение Украины и Белоруссии в состав единой державы;

– возрождение тесных дружественных отношений с традиционными, прежде всего православными и славянскими, партнерами России;

– добрососедские отношения со всеми континентальными соседями, обеспечение прочного тыла при сдерживании давления Запада;

– разумный изоляционизм»[385].

Сходные цели формулирует «Манифест национального строительства», разработанный Конгрессом русских общин (руководитель – Д.О. Рогозин):

«1.Воссоздание национального единства, как условия существования России в качестве суверенного государства и великой мировой державы. Пресечение всех форм проявления сепаратизма и этнической исключительности, разрушающих государство.

2.Восстановление территориальной целостности страны на основе неделимости Российского государства и единообразной административной автономии ее регионов. Аннулирование всех межгосударственных договоров, унижающих достоинство России или создающих угрозу ее суверенитету.

3.Восстановление влияния в обществе и государстве Православия, а на местном общинном уровне - традиционных религий народов России. Ограничение деятельнос