Цивилизационный подход к изучению истории: менталитет и ментальность как фундаментальные понятия

Историю России, как и историю любой страны мирового сообщества, можно изучать по-разному. Ее можно представить как смену социально-экономических структур, как историю культуры, историю научных воззрений и т. д. Советская историческая школа традиционно рассматривала историю нашей Родины как историю явлений социально-экономической сферы, уделяя основное внимание развитию производительных сил и производственных отношений, войнам и революциям. В постсоветское время набирает силу тенденция изучения истории России, подчеркнем еще раз, в контексте развития мировых цивилизаций.

Но есть еще один исторический срез — история отношений человека к окружающему его миру и к самому себе, история ментальностей. Это направление в исторической науке, получившее достаточно широкое распространение на Западе с работами нидерландского историка Йохана Хейзинги “Осень средневековья” и французских историков школы “Анналов” Марка Блока, Люсьена Февра, а затем Фернана Броделя, Жака Ле Гоффа и других, в нашей стране стало развиваться только в настоящее время.

Слово “менталитет” сразу стало модным, оно звучит сегодня не только в дискуссиях ученых и речах политиков, но и в повседневном общении обывателей. Однако частота употребления понятия “менталитет” пока значительно превосходит степень его научной проработки и осмысления. В отечественных словарях и энциклопедиях его нет. Словарь иностранных слов трактует менталитет как склад ума, мировосприятие, мироощущение, психологию. Слабая категориальная проработка понятия “менталитет” приводит к его расширенному и не всегда верному употреблению, отождествлению с идеологией, национальным характером. До сих пор ученые не определились, к какой области знаний относится это понятие

Понятие “менталитет” первыми стали использовать французские ученые — философ Морис Блондель (с 1926 г.) и психолог Анри Баллон (с 1928 г.). В историческую науку этот термин ввели чуть позже М. Блок и Л. Февр. Менталитет имеет широкий спектр определений, а его содержание расплывчатым и дискуссионным. Например:

q французский историк Ж. Ле Гофф полагает, что менталитет — это совокупность образов и представлений, которой руководствуются в своем поведении члены той или иной социальной группы и в которой выражено их понимание мира в целом и собственного места в нем;

q немецкий ученый Г.В. Гетц определяет менталитет как “историю человеческих представлений”, как эмоциональную, логическую предрасположенность, бессознательные и рефлектированные способы поведения и реакций;

q российский историк А. Я. Гуревич доказывает, что менталитет — это способ видения мира, это не философские, научные или эстетические системы, а тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отделяется от эмоций. Это “картина мира”, которая не поддается формулировке ее носителем, а представляет собой развитые в определенной социальной среде умонастроения, неявные установки мысли и ценностные ориентации, автоматизмы и навыки сознания, вместе с тем, устойчивые, которые определяют поведение больших групп людей;

q другой российский ученый, философ И.К. Пантин, трактует ментальность как “выражение на уровне культуры народа исторических судеб страны”, как некое единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народном сознании, в культурных стереотипах”;

q некоторые отечественные ученые рассматривают менталитет как глубинную субстанцию сознания и подсознания, которая проявляется в постановке и решении наиболее крупных, “ментальных” вопросов: добро и зло; жизнь и смерть; личность и общество; война и мир и т. д.

Есть и другие определения менталитета. Только в отечественной литературе их насчитывается более 20.

Представляется принципиальным подчеркнуть, что в 20-е гг. XX в. в нашей стране занимались исследованием ментальностей средних веков П.М. Бицилли, О.А. Добиаш-Рождественская, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов. Однако труды этих ученых (по сути предшественников французской школы “Анналов”) не были востребованы отечественной исторической наукой, а само научное направление разгромлено[37].

Наиболее оптимальным определением менталитета является, по суждению авторского коллектива данного учебного пособия, термин, предложенный А.Я.Гуревичем — “менталитет” как “картина мира”.

Под ментальностью он понимает наличие у людей того или иного общества общего умственного инструментария, психологической оснастки, которые дают им возможность по-своему воспринимать и осознавать мир и самих себя.

Представляется неординарным и расширенное толкование ментальности, которое дает современный отечественный исследователь В. Кантор. Он понимает под ментальностью не только умственный и духовный строй народа, но и особенности его эмоциональных реакций, его привычки, характер и жизнеповедение.

Картина мира формируется в результате мыслительно-познавательной деятельности человека. С одной стороны, она представляет собой субъективный образ объективного мира и является индивидуально-личностной, а с другой стороны, в ней отражаются наиболее типичные представления, совокупность чувств, стереотипов восприятия и осмысления реальности больших социальных групп людей.

Содержание менталитета раскрывается через знания и язык, которые усваивает и которыми владеет та или иная общность людей; систему их взглядов, оценок и умонастроений; идеалы, склонности и интересы; социальные установки и социальные ожидания; традиции, обычаи, стереотипы мышления и деятельности и т. д.

Мы привыкли считать, что социальное поведение людей (экономическое, политическое, религиозное, творческое, магическое и др.) определяется условиями их материальной и духовной жизни. Но эти детерминанты предопределяют поступки людей не прямо и непосредственно, а опосредованно, преломляясь в ментальности и приобретая зачастую символический смысл.

В результате менталитет, формируясь под воздействием сложного комплекса антропологических, природно-климатических, хозяйственно-экономических, социально-политических, духовно-мировоззренческих и других факторов, сам начинает оказывать влияние на развитие общества, а на определенных этапах становится решающим фактором этого развития.

Другими словами, идеи и представления людей начинают создавать условия их жизни.

Носителями менталитета могут быть: историческая эпоха; этнос; социальная общность.

Поэтому правомерно говорить о менталитете западной цивилизации, Древней Руси, средних веков, о ментальности русского народа, казачества, крестьянства, интеллигенции, о советском менталитете и т. д. Например, характерными особенностями ментальности обществ интенсивного типа являются:

q представление о линейном быстротекущем времени: из прошлого можно извлечь уроки, в настоящем человек должен действовать активно — это главный лейтмотив жизни, будущее готовится сегодня, при этом время воспринимается не как божественный рок, а как объект борьбы человека за его благоприятное течение;

q господство иудео-христианской идеологии, в основе которой лежит идея прогресса (на будущем Страшном суде спросится), сформулированная в Ветхом и Новом Заветах;

q преобладание индивидуализма в общественном сознании, приоритет личности, ее прав и интересов над общественными;

q исключительно реальный, прагматический характер общественного сознания и ориентация его на религию, прежде всего, как на регламентацию нравственности, этики и эстетики.

Изучение ментальностей не является какой-то обособленной отраслью исторического знания. Некоторые российские ученые, в частности А.Я. Гуревич, считают, что вести речь о независимой истории ментальностей едва ли правомерно. Однако исследование “человеческого содержания истории”, социально-психологических установок общества, коллективных представлений и верований, традиций, практических действий и моделей поведения образующих его социальных групп является одной из важных задач для гуманитарных наук. Без выявления этого слоя общественного сознания нельзя понять ни группового или индивидуального поведения людей, ни содержания и реального воздействия тех или иных идей на человеческие умы.

Изучение менталитета любой общности — задача чрезвычайной трудности. Эта задача многократно усложняется при исследовании менталитета российского общества — общества полиэтничного и многоконфессионального, последовательно объединившего на 1/6 части земной суши людей разных национальностей и самых различных верований. При этом особенно следует учитывать тот фактор, что “загадочная русская душа” — явление во многом непредсказуемое, которое трудно поддается осмыслению и переосмыслению. Однако эта “загадочная русская душа” постоянно волновала лучшие умы России, да и не только.

Чересполосица культур и цивилизаций, гигантские размеры территории страны, пространственная рассеянность населения, отрезанность сельского населения от городов, культурный раскол россии и десятки других факторов влияли на формирование ментальности россиян.

Люди, населявшие территорию России в прошлом, по-своему воспринимали: труд и собственность; богатство и бедность; мораль и право.

Установки, определявшие их поведение, были специфичны. Но реконструировать картину мира предшествующих поколений людей непросто. Источников, позволяющих с достаточной степенью достоверности судить о сознании широких масс, нет не только для ранних веков российской истории, но и для прошлого и даже нынешнего века.

Правда, здесь имеются небезынтересные историософские обоснования. Так, знаменитый российский философ Н.О. Лосский отмечал, что “при исследовании характера русского народа” необходимо “определить, какие свойства народа представляют собой первичное, основное содержание его души и какие свойства вытекают из его первоосновы”[38]. В отечественной философии имеются как минимум две тенденции поисков этой первоосновы. Одна из них, вполне романтическая, начало которой кладут славянофилы, исходила из представлений о том, каким им хотелось бы видеть русский народ, — истово религиозным, соборным и т. п. Другая, связанная с именем П.Я.Чаадаева, исходила из “истины”, то есть, если принять расшифровку этого слова П.А. Флоренским (“истина — естина”). В результате возникал портрет более мрачный, но объясняющий много больше эмпирию российской жизни.

Примирить эти два подхода попытался крупный отечественный философ Н.А. Бердяев. Он, следом за Ф.М. Достоевским, увидел в России два взаимоисключающих, не находящих примирения начала: “Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, сразу же признать антиномичность[39] России, жуткую ее противоречивость. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства… Бездонная глубь и необъятная высь сочетается с какой-то низостью, неблагородством, отсутствием достоинства, рабством. Бесконечная любовь к людям, поистине Христова любовь, сочетается с человеконенавистничеством и жестокостью. Жажда абсолютной свободы во Христе (Великий Инквизитор) мирится с рабьей покорностью. Не такова ли сама Россия?”[40].

Но вот откуда взялась эта антиномичность, каковы ее причины, ее происхождение? На это Н.А.Бердяев ответа не дает. Он уходит от рассуждений о первопричине, первооснове российской ментальности, проясняющейся в ее исторической судьбе.

В поисках выхода из сложной ситуации одни ученые сегодня обосновывают российский менталитет на базе представлений элитарных слоев населения страны, другие пытаются познать “душу” народа через описание ее черт, руководствуясь при этом не столько дошедшими до нас наблюдениями народной жизни, сколько собственными внутренними ощущениями. Но изучать народный менталитет по представлениям “людей книги”, то есть образованных слоев российского общества, некорректно: жизненные установки широких масс и элиты в России резко различались. Не приводят к успеху и попытки описания умственного и духовного строя российских народов: в лучшем случае они сводятся к характеристике черт только русской души (нередко зеркально противоположной у разных авторов) и не раскрывают ментальность других этносов.

В ментальности любого общества, любого народа получают концентрированное выражение политические, социальные, экономические, культурные и другие особенности их формирования и многовекового развития, их исторические традиции.

В принципе в полиэтничном и многоконфессиональном государстве, каким была и остается Россия, не может быть строго единого общенационального менталитета. Но какие-то особенности общественного сознания, сложившиеся за тысячелетие совместного бытия российских народов, претерпевая изменения, преломляясь в национальной ментальности, тем не менее сохранялись, играя то положительную, то отрицательную роль в истории страны.

Авторы данного пособия полагают, что именно эти особенности, составляющие в совокупности наиболее типичные черты общественного сознания россиян, и следует выделять, раскрывая менталитет российского общества.

Одной из наиболее характерных особенностей менталитета российского общества является сформировавшаяся в условиях длительного существования в стране корпоративных общин склонность россиян к коллективным формам жизнедеятельности. В общинном устройстве России не было ничего необычного. Такое было и в других странах. Объединение усилий сельского населения в рамках крестьянской общины во многом обусловливалось природно-климатическими факторами, сложностью хозяйственного освоения новых территорий в процессе экономической колонизации и др. Но с течением времени община на Руси превратилась в важный институт, стала универсальной организацией крестьянства.

Общине принадлежала организующая роль в восстановлении и хозяйственном возрождении земель после многочисленных войн и набегов соседей. Община выполняла ряд важнейших функций социальной защиты:

q помогала погорельцам, безлошадным и малоземельным семьям;

q спасала от голода в неурожайные годы;

q по справедливости распределяла бремя государственных податей и налогов, барщины и оброка.

Подобные обстоятельства побуждали и городское (посадское) население объединяться в различные профессиональные общины: кузнецов, гончаров, плотников, купеческие сотни и др.

Особую роль в историиРоссии сыграла крестьянская община. Контакты общинников с внешним миром были ограничены. В общине консервировался сложившийся порядок отношений, формировалась особая система ценностей, в частности: ориентация на равенство; приоритет общественного над личным. Подавлялось всякое несогласие меньшинства, осуждалось все непохожее, отличное, оригинальное, личность поглощалась “миром”. В результате многовекового существования общины в стране сложилась своеобразная общинная психология, приверженность основной массы населения коллективным формам жизнедеятельности, разрушить которые не удалось ни Петру I, ни П.А. Столыпину, ни современным поборникам фермеризации России. Эта же общинная психология безотказно сработала при проведении коллективизации сельского хозяйства в СССР. А склонность россиян к “вечевым” формам, прямой общинной демократии воплотилась в системе Советов, превратившихся в инструмент одобрения принятых партийными органами решений.

Огромное влияние на формирование менталитета народов России оказало православие. Духовный выбор восточно-славянских народов в пользу христианства был сделан “сверху”, в условиях укорененности языческих верований. Это привело к феномену скрытого и явного двоеверия в ментальности народа. Для язычников не существовало понятия судьбы как волеизъявления Бога. Боги могли помогать людям, но не принуждать их. Человек сохранял самостоятельность в выборе своего пути.

Христианство, введенное на Руси в византийском православном варианте, наряду с обожествлением царской власти сосредоточивало все устремления верующих на духовном самоусовершенствовании, на достижении каких-то высших идеалов и ценностей, отодвигало хлопоты и проблемы повседневной жизни на второй план, рассматривая все ее противоречия как временные трудности на пути достижения высшей цели. Православие способствовало формированию в ментальности народа следующих оригинальных черт: устремленность в будущее при отсутствии надлежащей заботы о дне сегодняшнем; интравертность, т. е. углубленность в свое, внутреннее; представления об одновариантности развития; мифологизированность и иерархичность мировосприятия.

Христианство стало основой и такого компонента российской ментальности, как соборность. До принятия христианства взаимодействие и единение людей в общинном социуме было основано на необходимости сплочения перед силами природы и стремлении противостоять противникам. По мере утверждения христианства, приобщаясь к религиозным обрядам, таинствам, верующий осознавал, что только вместе с церковью он может обрести спасение. Соборность как принцип бытия на коллективной, общественной основе получила проявление и в советской ментальности (субботники, ударные стройки, негативное отношение к фермерам, кооператорам и т. д.).

После захвата Византии турками центр православия переместился в Москву. В XV веке идеологи российского православия выдвинули знаменитую теорию о Москве как “третьем Риме”, в которой Россия рассматривалась как спаситель подлинного христианского благочестия, как государство богоизбранного народа. Лучшие умы России и в XIX – начале XX в. писали о русском народе как народе-богоносце. На уровне общественной психологии эти традиции мессианизма дожили до наших дней, и лозунги: “СССР — оплот мира!”, “Слава великому советскому народу!” и т.п.— основной массой населения страны воспринимались вполне естественно.

Выясняя влияние религии на ментальность российского общества, следует учитывать, что православие в России было (и сейчас, по сути, становится) государственной религией. Но взаимодействие населения страны с церковью было не столь простым и однозначным, как это пытаются сегодня представить. В крестьянской среде основные истины христианства нередко перетолковывались. Церковь все больше и больше воспринималась крестьянами как обязательный, но формальный элемент крестьянской цивилизации. Бытует представление о глубокой религиозности российского крестьянства. Однако факты свидетельствуют, что после февраля 1917 г., когда была отменена обязательность причащения для православных военнослужащих русской армии, количество соблюдающих это таинство сократилось со 100% до 7-10%.

Далеко не простым и безоблачным был также диалог православия со староверами, католиками, мусульманами, буддистами, язычниками Севера, Урала и Сибири, который также отразился на ментальности российского общества. В крестьянском мире, к примеру, осуждались все другие верования, но при этом осуждение уживалось с терпимым (толерантным) отношением к сторонникам других религий, исключая, пожалуй, иудаизм.

Стабильным компонентом менталитета российского общества является харизматическое отношение к власти. В формировании менталитета того или иного народа велика роль политической системы. В зависимости от ее типа человек включается в определенные общественные отношения, что накладывает соответствующий отпечаток на его мировосприятие.

В российской истории особую роль играло государство, которому удалось подчинить себе все сферы общественной жизни и все общественные институты, включая церковь. Если западное общество шло по пути последовательного ограничения прав самовластных государей, постепенного утверждения парламентаризма, прав и свобод личности, то в России, напротив, функции государства постоянно расширялись, его власть возрастала. Борьба за объединение Руси, за выживание страны перед лицом иноземных нашествий, попытки в течение трех веков решить задачи модернизации страны, военное противостояние “двух систем” в недавние годы объективно требовали сильной государственной власти. Для многих поколений россиян необходимость высшей власти, которой подчинено все и вся, стала прописной истиной. В конечном счете все решала в России самая высшая власть, даже в мелочах проявляя свое господство, не давя развернуться самодеятельности подданных. В то же время нельзя сказать, что народы России не ценили свободу, однако тяжелые испытания, выпавшие на их долю, приучили жертвовать своими правами во имя интересов государства.

Кроме того, и это принципиально подчеркнуть, народ, за которого все решала высшая власть, народ, лишенный прав и законов, приучался на примерах верховной власти всего добиваться силой прихоти, произвола. Даже в тех случаях, когда народ выступал против этой верховной власти. Это хорошо заметил русский революционер-демократ, философ и писатель Н.Г. Чернышевский: “Основное наше понятие, упорнейшее наше предание — то, что мы во все вносим идею произвола. Юридические формы и личные усилия для нас кажутся бессильны и даже смешны, мы ждем всего, мы хотим все сделать силой прихоти, бесконтрольного решения; на сознательное содействие, на самопроизвольную готовность и способность других мы не надеемся, мы не хотим вести дела этими способами; первое условие успеха, даже в справедливых и добрых намерениях, для каждого из нас то, чтобы другие беспрекословно и слепо повиновались ему. Каждый из нас маленький Наполеон или, лучше сказать, Батый. Но если каждый из нас Батый, то что же происходит с обществом, которое все состоит из Батыев? Каждый из них измеряет силы другого, и, по зрелом соображении, в каждом кругу, в каждом деле оказывается архи-Батый, которому простые Батыи повинуются так же безусловно, как им в свою очередь повинуются баскаки, а баскакам — простые татары, из которых каждый тоже держит себя Батыем в покоренном ему кружке завоеванного племени, и, что всего прелестнее, само это племя привыкло считать, что так тому делу и следует быть и что иное невозможно”[41].

Психология осажденной крепости, обожествление авторитарной самодержавной власти сформировали в сознании народных масс харизматическое отношение к государству, устойчивую монархическую традицию. Вера в доброго, “мужицкого” царя, авторитарное сознание проявляются и сегодня. Вмешательство высшей власти — царской, партийной, президентской, даже диктаторской — в любые дела все еще отвечает ментальности россиян.

Немалую роль в консервации авторитарного сознания сыграло господство в стране власти-собственности. В то время как в европейских государствах развивались отношения частной собственности, складывался рынок, в России вся собственность принадлежала государству, а распоряжалась ею от имени царя или Генерального секретаря ЦК КПСС вездесущая государственная бюрократия. Отсутствие значительного слоя собственников — “третьего сословия”, социальная дифференциация привели к установлению в российском обществе отношений подданства. Не изменилась ситуация в сознании и в советский период, и даже сегодня, несмотря на всеобщую “ваучеризацию” России.

Огромное влияние на менталитет россиян оказал произошедший в начале xviii в, раскол российского общества на “почву” — сторонников самобытного пути развития россии — и “цивилизацию”, выступавшую за развитие страны по западноевропейским образцам. Одним из характерных явлений общественной жизни России, начиная с петровских времен, стало заимствование культурно-идеологических установок западного типа социальной жизнедеятельности. При этом “вестернизация” всегда проводилась государством, активно поддерживалась “западниками”, элитными слоями российского общества, но никогда не была инициативой народного большинства. Такое положение было во многом обусловлено устойчивостью патриархально-общинной психологии, приверженностью к неизменному повторению веками сложившегося образа жизни и неприязнью к нововведениям. Даже сегодня, несмотря на беспрецедентные по масштабам и активности попытки переориентировать страну на систему западных ценностей, значительная масса населения остается приверженной историческим традициям и является носителем прежней ментальности.

Такая устойчивость общественной психологии значительной части населения страны во многом предопределила ту историческую инерцию, которая стала роком для России, сводя на нет усилия всех реформаторов. И напротив многие компоненты старой российской ментальности: коллективизм; соборность; склонность к общинным формам жизнедеятельности;харизматическое отношение к государству; подчинение личных интересов общественным; правовой нигилизм; стремление к всеобщему равенству и другие, стали благодатной почвой для формирования советского менталитета.

Формирование советского менталитета происходило в условиях становления тоталитарного государства, укрепления класса партийной номенклатуры с его монополией на воспитание и пропаганду, в условиях, когда “железный занавес” практически полностью изолировал население СССР от общемирового культурного процесса. На складывание ментальных установок советского общества в 20 – 40-е гг. огромное влияние оказали: революционный энтузиазм и безоглядная вера в светлое будущее первого поколения революционеров; воинствующий атеизм; вытеснение старой и создание новой интеллигенции; повышение образовательного уровня населения; победа в Великой Отечественной войне.

Слабость же методологии цивилизационного подхода состоит в аморфности критериев выделения типов цивилизации.

Это выделение сторонниками данного подхода осуществляется по набору признаков, которые, с одной стороны, должны носить достаточно общий характер, а с другой, позволяли бы обозначить специфические особенности, характерные для многих обществ. Например, в теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского цивилизации различаются своеобразным сочетанием четырех основополагающих элементов: религиозного; культурного; политического; общественно-экономического. В одних цивилизациях довлеет экономическое начало. В других— политическое. В третьих— религиозное. В четвертых— культурное. Только в России, по мысли Н.Я. Данилевского, осуществляется гармоническое сочетание всех этих элементов.

Теория культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского в какой-то мере предполагает применение принципа детерминизма в виде доминирования, определяющей роли каких-то элементов системы цивилизации. Однако характер этого доминирования носит трудноуловимый характер.

Таким образом, цивилизационый подход к истории дает широкие возможности для более полного изучения истории державы Российской во всей ее многоаспектности. Сказанное не означает отрицания формационного подхода к изучению истории. Оба подхода могут взаимодополнять друг друга.

В качестве обобщения дадим суждение следующего порядка:

q оба подхода — формационный и цивилизационный — дают возможность рассмотреть исторический процесс под разными углами зрения;