Культ как исток культуры: П.А. Флоренский

Та же проблема — культуры — встала и перед современником НА Бердяева П.А. Флоренским. Он полагал, что дух только тогда дух, когда он во-

-----------------

¹ Бердяев, Н. А. О назначении человека. М, 1993. С. 352.

² Там же. С. 118.

площен в какой-либо вещи (ход мыслей, совершенно невозможный для Бердяева), что вещи — это мысли Бога и потому, чтобы войти в «конкретное общение с ушедшим»¹, необходимо обратиться к самим вещам — к данным археологии, этнографии, орнитологии, палеонтологии и т.д.

Исследования Флоренского в области культуры конкретны. Сквозь них — сквозь керамические остатки, орнаменты, средневековые фрески и иконы — прорастает «общий ход истории»². Статуэтки, например, пишет Флоренский, подчеркивающие те или иные особенности тела, не оставляют «ни малейшего сомнения в неслучайности» преувеличений или преуменьшений: «То, что может показаться простым следствием слабой техники ваятеля, на деле оказывается весьма сознательным усилием выразить некоторую идею»³.

Этимологии, к которым то и дело обращается Флоренский, взрезают устоявшиеся культурные пласты и выявляют их актуальный культурный смысл. Но это значит, что и о природной вещи, и тем более о предмете культуры нельзя говорить иначе, как об истории вещи и предмета, что вещь в своем эстетическом воплощении нагружена историзмом, связана со всем бытием. История культуры для Флоренского — путь для познания того, что есть Божий промысел. Это вехи на пути к внеисторическому, к Божественному.

В работе «У водоразделов мысли» Флоренский интерпретирует мир, создаваемый человеком, — мир техники и мир культуры как «ор-ганопроекции» человеческих чувств и мышления. Техника и вообще мир культуры является проекцией человеческой чувственности, расширяющей ее и предоставляющей ей новые возможности. Флоренский наполняет культуру религиозным содержанием: мир, созданный и создаваемый человеком, является продолжением и развертыванием человеческих чувств и мышления, а завершается этот процесс построением храма, воплощающего в себе не только синтез различных искусств, но и сакральное бытие. Каждая вещь, окружающая человека, каждый предмет культуры своим бытием выражает богатство человеческой субъективности и одновременно направлен на божественное бытие. Это тем более относится к иконе и к храму. Сам Флоренский называл свое мировоззрение «конкретным идеализмом»⁴.

Флоренский, определив культуру как деятельность по организации нашего пространства (техника — организация пространства жизни, наука

----------------------------

¹ Флоренский, П. А. Пращуры любомудрия // Первые шаги философии. Сергиев Посад. 1917. С. 8-9.

² См.: Там же. С. 55.

³ Там же. С. 41.

⁴ Флоренский, П.А. Философия культа (православная антроподицея), М., 2004. С. 64.

как мысленная модель действительности), оставил глубокие исследования о пространственной и временной организации художественно-изобразительных произведений, прежде всего живописи и графики, о прямой и обратной перспективе в иконах и живописных произведениях.

Культуру Флоренский связывает с культом — этот подход он развивает и в своих первых работах (например, в «Столпе и утверждении истины») и в одной из последних своих работ — в «Философии культа», написанной в начале 20-х гг. и опубликованной в 1977 г.). Согласно Флоренскому, необходимость существования человека представлена в его свободном творчестве во всей полноте своего эмпирического содержания, т.е. в круге создаваемого им мира культуры. Вместе с тем человек возвышается над эмпирическими условиями своего существования и своей деятельности. В этом и заключается доказательство не-эмпириче-ской — божественной — природы его бытия и его творчества. В его свободе и в его творчестве обнаруживается божественный мир. Каждое произведение человека есть откровение Бога человеку и человека Богу.

Сам способ философствования Флоренского являлся способом помещения человеческого, телесного, вещественного в саму мысль Бога, в истину, внутрь абсолютного помышления. Когда усилием мышления, направленного на поиски своих начал, культурно-историческое прорывается сквозь природно-вещное, человеческий разум находится либо в состоянии причащения к истине, либо в состоянии разлада с нею. В последнем случае «душа теряет свое субстанциональное единство, теряет сознание своей творческой природы, теряется в хаотическом вихре своих же состояний»¹. Состояние причащения можно назвать «дневным» сознанием, ситуацию распада — «ночным». «Цельное жизнепонимание культурного Зона примыкает не к веку предыдущей ночи, а к пред-предыдущему веку дня и смыкает все дни одною, по возможности непрерывною, чередою»². Флоренский определяет здесь исторические этапы как культурные зоны, т.е. так же, как и Бердяев, он обнаружил альтернативу вещному, природному миру в культуре, под которой понимается преображение вещи в идею вещи, преображение земной, грубой, материальной плоти в «святую плоть».

Мысль освобождает идею вещи благодаря тому, что при «общении с ушедшим» формируется память, определяемая как «деятельность мыслительного усвоения... того, что открывается мистическим опытом в Вечности». В памяти вещь живет благодаря своему имени, которое, по

--------------------------

¹ Флоренский, П. А. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах. М., 1914. С. 179.

2 Флоренский, П. А. Напластования эгейской культуры //Первые шаги философии. Сергиев Посад, 1917. С. 34.

Флоренскому, есть субстанция вещи; оно живет в вещи, творится ею. «Имя — материализация, сгусток благодатных сил, мистический корень, которым человек связан с иными мирами». Что касается человека, то его «имя есть сама мистическая личность человека, его трансцендентный субъект». Это значит, что в имени и происходит сращение субъекта с объектом. Имя объекта, которое вместе с тем есть сам объект, оказывается истинной мистической реальностью. «В магическом миросозерцании... двойственностью обладают имена. Они — орудия магического проникновения в действительность: зная имя, можно познавать вещь; но они же — сама мистическая реальность»¹.

Ситуация причащенности к Истине есть «цельное жизнепонимание культурного Зона». Иначе говоря, есть собственно культура. Флоренский производит этимологию латинского слова cultura от cultus. Культура — то, что «от культа присно отщепляется, — как бы прорастания культа, побеги его, боковые стебли его. Святыня — это первичное творчество человека, культурные ценности — это производные культа»². Культура в различных концепциях мыслится как самодовлеющий мир ценностей, как нечто самозаконное и самодостаточное. Для Флоренского такого рода подход неприемлем, поскольку в нем нет критериев различения того, что принадлежит миру культуры, и того, что этому миру не принадлежит. Ценности превращаются либо в идолы, либо в имитации и подделки подлинной культуры. Для него культура — «выветривание святынь». Подлинная культура всегда предполагает вычленение критериев оценки ценностей культуры, и эти критерии выходят за границы культуры и ведут к религии, «культурное определение требует, чтобы в конкретной реальности, нас окружающей, был установлен какой-то смысл, а признание смысла в реальности корнями своими уходит в недра культа»³. Культура — это окружение культа, но не сам культ.

Существуют путь нисхождения божественной реальности в материю культуры и путь восхождения от культуры к Богу. Начало пути восхождения культуры к Богу — орудия труда, орудия созидания материального благосостояния и оружие защиты нашей жизни: «культурой мы называем совокупность орудий производства и понятий мировоззрения, наличных у данного народа в данную эпоху»⁴. Но культура не ограничивается лишь произведениями материального

--------------------------------

¹ Флоренский, П. А. Общечеловеческие корни идеализма // Богословский вестник. М., 1909. №2. С. 416, 421.

² Флоренский, П. А. Философия культа (православная антроподицея). С. 75.

³ Там же. С. 118.

⁴ Там же. С. 427.

производства. Флоренский подчеркивает значимость словесного творчества: «человеческая деятельность, или культура... существенно словесна, и это не в том только смысле, что человеческие действия сопровождаются словом, имеют при себе словесное изъяснение, но и в несравненно более глубоком значении внутренней пронизанности словом»¹. Но слово для Флоренского не знак, а символ — живое проникновение двух энергий — энергии человека и энергии Бога.

Мировоззрение Флоренского вполне обоснованно называют символизмом — он делает акцент на символическом характере имени, вместе с символистами подчеркивает теургический характер искусства и вообще ориентирует философию на возрождение теургии. Отношение Бердяева и Флоренского к технологической цивилизации различно: у первого как противника любых объективации она рождала пессимизм, у второго, который в вещи видел мысли Бога, а в имени вещи — саму мистическую реальность, она, напротив, рождала подъем духа. Первый под символом понимал уплощение действительности, а второй — удвоение ее, симметрию небесного и земного миров.

Эта его позиция особенно проявлена в трактовке того, что есть личность. В противовес персоналисту Бердяеву, личность в представлении Флоренского объективна, ибо, великая и свободная, она все же не что иное, как «реальность высшей плотности», т.е. идея, глаз рода, глядящего сквозь неповторимый глаз личности. Род понимается Флоренским как единый объект знания. «Лик человека тем и интересен, что в нем сквозит идея его» — эта формула о. Павла вполне соотносима со средневековым реализмом. Род, таким образом, понимается не как свойство естества, а как свойство ипостаси, Божества как единого начала, ибо в противном случае в самой ипостаси «не созерцалось бы рожденное и нерожденное»². Лик привязан не только к человеку, но к любому телу, к любой вещи (как к «лику природы»), поскольку они — мысли Бога.