Закон: попытки определения понятия

Основная сложность при изучении законодатель-
ства XVIII-XIX вв. состоит в том, что в историко-правоведче-
ских исследованиях не сформировано понятие «закон» приме-
нительно к рассматриваемому периоду. Это, естественно, являет-
ся следствием отсутствия четкого определения понятия самим
законодателем. Историки права давали самые общие определе-
ния понятия «закон». Все исследователи отмечали, что в законо-
дательстве оформляется воля императора. Г.В. Вернадский пи-

шет: «Начиная с Петра Великого, единственным источником
права делается воля законодателя; это период правотворчества
императорских указов...»²⁹. Более четко определял закон
М.Ф. Владимирский-Буданов: «В период империи установилось
понятие о законе как о воле государя, правильно объявлен-
ной»³⁰. На постепенную выработку порядка «объявления воли»
императора обращал внимание и Г.В. Вернадский, который пи-
сал: «...сами государи стремились установить незыблемые фор-
мы для отправления своей законодательной деятельности». Это
проявилось в том, что «...определена была непременная форма
публикации и регистрации законов - через Сенат...» и «посте-
пенно делались попытки установить особую непременную фор-
му для предварительной подготовки или особой прочности
юридического бытия группы наиболее существенных законода-
тельных актов»³¹.

Идеологизированное, но столь же общее определение зако-
на дает Б.М. Кочаков в работе, опубликованной в 1937 г.: «Закон,
являясь общеобязательной, созданной государственной властью
нормой, есть... определенное, в результате классовой борьбы со-
зданное выражение воли господствующего класса, определенное
орудие классовой политики государства...»³². Работа Б.М. Коча-
кова интересна тем, что общее положение автор конкретизиру-
ет, исходя из характера эволюции центральной власти, с укреп-
лением которой «...появляется необходимость и дифференциа-
ции правительственных распоряжений», тогда «закон - это уже
определенный вид распоряжения, это - указ, издаваемый опре-
деленным порядком»³³. Однако в XVIII в., по мнению Б.М. Коча-
кова, в России не было точного понятия закона - господствовал
«царский указ» и существовало стремление, остававшееся на
протяжении XVIII в. безуспешным, выделить из всего многооб-
разия указов те, которые по их юридическому действию можно
было бы рассматривать как законы. В XIX и. поиск формальных
критериев разделения закона и указа продолжался, и шел он,
главным образом, по пути фиксации законодательной процеду-
ры. Формальным признаком закона со времен Петра I остава-
лась царская подпись, но это правило в XVIII в. нарушалось
«объявленными указами», а в XIX в. также и законами Государст-
венного Совета, одобряемыми словесно.

Таким образом, при различии исходных посылок определе-
ния понятия «закон» и М.Ф. Владимирский-Буданов, и Г.В. Вер-
надский, и Б.М. Кочаков выделяют два критерия: во-первых, на-
личие подписи императора и, во-вторых, фиксированный поря-
док принятия, вырабатывавшийся постепенно на протяжении
XVIII-XIX вв.

Теоретически понятие «закон» и проблему различия закона
и указа в XIX в. разрабатывал Н.М. Коркунов. В «Лекциях по об-
щей теории права» он в теоретическом ключе поставил пробле-
му отличия естественно-научных и юридических законов³⁴. В ра-
боте «Указ и закон» Н.М. Коркунов подходил к определению за-
кона, отталкиваясь от исторического развития понятия власти и
принципа разделения властей. Исследователь отмечал, что гово-
рить об отличии закона от указа можно лишь в том случае, если
исполнительная власть отделена от законодательной. По его
мнению, в российском законодательстве «...со словом указ не со-
единяется точно определенного значения. До учреждения мини-
стерств указами назывались все вообще акты всех органов вла-
сти, обращенные к подчиненным им местам и лицам». Для
Н.М. Коркунова указ в XIX в. - научная абстракция, собиратель-
ное название для «всех общих правил, установленных в порядке
управления»³⁵.

Итак, четкого определения понятия «закон» и критериев для
отделения закона от прочих распоряжений верховной власти в
российской историко-правовой науке выработано не было. По-
видимому, это в принципе неразрешимая задача, поскольку тео-
ретически разграничить закон и административное распоряже-
ние можно только когда исполнительная власть отделена от за-
конодательной (и здесь мы вполне согласны с Н.М. Коркуно-
вым), чего в российской истории не было не только в ХVIII-
ХIX вв., в условиях самодержавной империи, но и на протяже-
нии большей части XX в.

Однако при этом необходимо учитывать, что на практике ис-
торики чаще всего относят к законодательным актам второй по-
ловины XVII - начала XX в. то, что было отобрано в качестве за-
конодательных актов составителями Полного собрания законов
Российской империи.

Изменение соотношения обычая
и закона как источников права

Начало нового этапа в истории русского законо-
дательства, а точнее, в истории русского права и законодатель-
ства как его источника большинство авторов связывают с изме-
нением соотношения обычая и закона как источников права и
относятизменение этого соотношения либо к середине XVII в.
(послеСоборного уложения 1649 г.), либо к началу XVIII в. (пе-
риод преобразований Петра I).

Идея приоритета закона как источника права формирова-
лась постепенно. Некоторые признаки ее зарождения можно ус-
мотреть, например, в наказе окольничему князю Львову, опреде-
ленному воеводою в Казань, - «Об управлении казенными и зем-
скими делами» от 31 марта 1697 (7205) г., в котором, кроме ука-
зания «всякие дела делать по сему Великого Государя указу», со-
держится наставление впредь руководствоваться приходящими
из приказа Казанского Дворца грамотами, «которые наказа про-
тивны не будут».

В конце 1710-х годов Петр I, по-видимому, считал, что имею-
щаяся законодательная база, в основе которой по-прежнему ле-
жало Соборное уложение 1649 г., позволяет Сенату решать боль-
шинство дел, не обращаясь каждый раз к законодателю. По край-
ней мере, в именном указе от 22 декабря 1718 г. «О неподаче Го-
сударю прошений о таких делах, которые принадлежат до рас-
смотрения па то учрежденных Правительственных мест, и о не-
чинении жалоб на Сенат, под смертною казнью» говорится, что
Сенат должен обращаться к царю только в том случае, «разве та-
кое спорное новое и многотрудное дело от челобитчиков объя-
вится, котораго по Уложенью (выделено мною. - М.Р.) решить са-
мому тому Сенату без доклада и без Именнаго от Его Царского
Величества указа отнюдь нельзя...». Указ из Юстиц-коллегии «О
вершении дел без всякаго замедления и волокиты по Уложению
и о выписках из судных дел» от 25 мая 1719 г. числит в составе
законодательных актов, на основе которых должны решаться де-
ла, кроме Уложения и «новосостоятельные» указы (по-прежнему
при ведущей роли Уложения). Отметим, что данный указ был из-
дан как мера борьбы с волокитой и ускорения судопроизводства.
Он не устанавливал новой нормы, а только подтверждал ранее
введенные. Эти же нормы подтверждались указом из Юстиц-кол-
легии от 15 октября 1719 г. «О решении дел в Московском Над-
ворном Суде по Уложению и по новосостоятельным указам, а не
по сепаратным, и о донесении о делах, которых судьи сами ре-
шить не могут, в Государственную Юстиц-коллегию». Указом
предписывалось Московскому надворному суду дела управлять
по Уложеньюи «по новосостоятельным Его же Великого Госуда-
ря указам, которые к пополнению того ж Уложения всенародно
напечатаны и повсюду объявлены...».

Основным законодательным актом, утверждавшим приори-
тет закона как источника права, стал именной указ от 17 апреля
1722 г. (опубликован 27 января 1724 г.) «О хранении прав граж-
данских, о невершении дел против регламентов, о невыписыва-
нии в доклад, что уже напечатано, и о имении сего указа во всех
судных местах на столе, под опасением штрафа». В указе гово-

рится: «Понеже ничто так ко управлению государства нужно
есть, как крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе зако-
ны писать, когда их не хранить или ими играть как в карты, при-
бирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было,
а отчасти и еще есть, и зело тщатся всякия мины чинить под
фортецию правды...». Далее говорится, что «...сим указом яко пе-
чатью псе уставы и регламенты запечатываются, дабы никто не
дерзал иным образом всякие дела вершить и располагать не про-
тив регламентов, и не точию вершить, ниже в доклад вписывать,
то что напечатано, не отговариваясь о том ни чем, ниже толкуя
инако».

Хотя в нашу задачу не входит реконструкция постепенно
складывавшейся новой законотворческой процедуры, отметим,
что указ «О хранении прав гражданских...» закрепил основные
элементы системы законотворчества: апробацию указа госуда-
рем, публикацию и инкорпорирование в соответствующий рег-
ламент.

Установив приоритет закона как источника права, законода-
тель этим не ограничился, поскольку еще сохранялись обшир-
нейшие сферы как государственной, так и, особенно, обществен-
ной и частной жизни, которые продолжали регулироваться обы-
чаем из-за пробелов в законодательстве. С 1720-х годов прави-
тельство начало прилагать существенные усилия для восполне-
ния этих пробелов. 27 апреля 1722 г. был издан именной указ «О
должности генерал-прокурора», а 13 июня того же года - «Инст-
рукция обер-прокурору Святейшего синода», десятые пункты ко-
торых почти дословно совпадают. В именном указе «О должно-
сти генерал-прокурора» говорится: «О которых делах указами яс-
но не изъяснено, о тех предлагать Сенату, чтоб учинили на те де-
ла ясные указы, против указа Апреля 17 дня 722 года (имеется в
виду указ «О хранении прав гражданских...». - М.Р.), который
всегда на столе держится; и как сочинят, доносить Нам, и ежели
в пополнение сей инструкции что усмотрит, о том доносить же».
То же самое предлагалось делать обер-прокурору Святейшего си-
нода с тем отличием, что он должен «предлагать Синоду».

Такой способ восполнения пробелов в законодательстве ак-
тивизировался в правление Екатерины II. Например, в 11-м пун-
кте манифеста от 15 декабря 1763 г. «О постановлении штатов...»
говорится: «Когда же случится, что к решению дел точных ука-
зов не будет, о том не реша в департаментах, но иметь общее рас-
суждение, и представлять, куда надлежит, с мнением...». Анало-
гичное требование содержит и именной, данный генерал-проку-
рору, указ «О неотступлении сенатской канцелярии от предпи-
санного образа при докладе, о приезде присутствующим в Сенат

в установленное время, о неоставлении заседания прежде поло-
женнаго часа и об основывании определений Сената по всем де-
лам на законах». В нем говорится, с одной стороны, о необходи-
мости точно соблюдать законы, а с другой стороны, «в случае не-
достатка в узаконениях, по зрелому уважению Государственной
пользы, доносить Нашему Императорскому Величеству».

Итак, не вступая в дискуссию о праве законодательной ини-
циативы в России XVIII-XIX вв. и считая справедливой сущест-
вующую в исторической и историко-правовой науке точку зре-
ния, что право законодательной инициативы принадлежало ца-
рю, обратим внимание на то, что в XVIII в., особенно в годы пра-
вления Петра I и Екатерины II, должностные лица не только
имели право, но были обязаны обращать внимание законодате-
ля на пробелы в законодательстве.

С установлением приоритета закона как источника права
связаны и попытки законодателя устранить противоречия в за-
конодательстве. В частности, в именном, данном Сенату, указе
от 11 декабря 1767 г. «Об оставлении в Малороссии установле-
ния Магдебургских прав касательно привода к присяге свидете-
лей из священнослужителей, в своей силе», разрешающем колли-
зию между Соборным Уложением и Воинским уставом в связи с
порядком присяги священнослужителей, содержится ссылка на
указ, данный Сенату 3 сентября 1765 г. Этим указом «повелевает-
ся, если которая Коллегия усмотрит в двух равных делах разные
Сената решения, то, не чиня исполнения, докладываться о сей
разности Сенату и... Императорскому Величеству, а Сенат имеет
оныя дела с объяснением своих решений... Императорскому Ве-
личеству взносить...».

Таким образом, к концу правления Петра I не только законо-
дательно утвердился принцип приоритета закона как источника
права, но и был предпринят ряд мер для восполнения пробелов
в законодательстве. В последующем такая законотворческая дея-
тельность была продолжена. Среди мер, направленных на созда-
ние новой законодательной системы, отметим и малоуспешные
попытки кодификации.

В последующие годы самым сложным оказалось внедрить
принцип приоритета закона в сознание чиновников. Эту цель, в
частности, преследовали несколько законодательных актов, из-
данных в 1740 г. 9 февраля вышел сенатский указ «О нечинении
Камер-конторе по таким делам, на которые имеются точные ука-
зы, никаких вымыслов и беззаконных волокит». Поводом для из-
дания этого указа послужило рассмотрение конкретного дела
винного подрядчика Воронцова. Камер-контора затребовала се-
натский указ о мере наказания этому подрядчику за его «продер-

зость». Поскольку о винных откупах и корчемстве существовали
указы от 18 июня 6189 г., 28 января 1716 г., 6 мая 1736 г., на ко-
торые, кстати, в своем запросе ссылается и сама Камер-контора,
Сенат указывает, что Камер-конторе «надлежало бы не доклады-
вая и не утруждая Правительствующий Сенат, по вышеозначен-
ным указам, а особливо по Именному Ея Императорского Вели-
чества 736 года указу точное решение чинить...». Более того, в
указе подчеркивается, что если Камер-контора, несмотря на ра-
нее данное указание Сената, не приняла решение в соответствии
с известными ей указами, а обратилась с требованием указа в Ка-
мер-коллегию, то «явная и беззаконная волокита» чинилась
«знатно для некоторой страсти, или лакомства». И в конце се-
натского указа содержится требование не только как можно ско-
рее и соответствии с имеющимися указами решить дело подряд-
чика Воронцова, но и «...впредь той Конторе в таких делах, на
который имеются точные указы (как и на сие дело), отнюдь ни-
каких вымыслов не употреблять, и беззаконных волокит к разо-
рению не чинить, под опасением тяжкого штрафа...».

Правительство не ограничилось только разъяснением по по-
воду конкретного дела. Вскоре, во время регентства Бирона,
23 октября 1740 г. был издан манифест «О поступании в управле-
нии всяких Государственных дел по регламентам, уставам и про-
чим определениям и учреждениям». Этим манифестом провоз-
глашалась необходимость «...во управлении всяких Государствен-
ных дел поступать по регламентам и уставам и прочим определе-
ниям и учреждениям от блаженныя и вечнодостойныя памяти
Государя Императора Петра Великого, и по нем во время Ея Им-
ператорскаго Величества блаженныя ж и вечнодостойныя памя-
ти благополучнаго государствования учиненным без всяких от-
мен...». Манифестом подтверждается устав от 6 октября 1740 г.,
а также «все... прежние в народ публикованные указы и манифе-
сты о правосудии».

Но Бирон правил недолго, 11 ноября 1740 г., сразу же после
смены правления, издается именной указ «О поступании при уп-
равлении Государственных дел по регламентам и уставам и про-
чим учреждениям», содержащий ссылку на «указ» от 23 октября.
В нем утверждается намерение новой власти «все... прежние ука-
зы... еще вновь наикрепчайше подтвердить» и, как и в манифе-
сте 23 октября, содержится повеление «всем находящимся при
управлении Государственных дел, как вышняго, так и нижняго,
какого б кто чина и достоинства ни были, каждому по своему ме-
сту и званию поступать по Регламентам и Уставам и прочим оп-
ределениям и учреждениям от Предка нашего, блаженныя и веч-
иодостойныя памяти Государя Императора Петра Великого, и по

Нем во время Ея Императорскаго Величества, блаженныя ж и
вечнодостойныя памяти, Вселюбезнейшей Нашей Государыни,
благополучнаго Государствования учиненныя, и по вышеобъяв-
лепному Нашему, вновь выданному от 9 сего Ноября Уставу, без
всяких отмен».

Отметим, что, несмотря на то что попытки провести коди-
фикацию в первые десятилетия XVIII в. не увенчались успехом,
а значит, Соборное Уложение 1649 г. оставалось действующим
кодексом, в упомянутых законодательных актах именно указы
Петра I рассматриваются в качестве основы действующей зако-
нодательной системы.

Внимания достоин и тот факт, что именно при быстрой сме-
не временных правителей Российской империи, в условиях
крайней нестабильности верховной власти один за другим изда-
вались законодательные акты, подтверждавшие необходимость
руководствоваться ранее принятыми законодательными норма-
ми. В этом, несомненно, проявилась стабилизирующая роль за-
конодательства при смене правлений.

При Екатерине II усилия власти заставить чиновников руко-
водствоваться имеющимся законодательством были продолже-
ны. В том же 11-м пункте уже упоминавшегося манифеста «О по-
становлении штатов...», кроме предложения «иметь рассужде-
ние» о случаях, по которым нет соответствующих указов, содер-
жится и еще одно требование: «...на что точные указы есть, о
том отнюдь общаго собрания Департаментов не иметь, дабы на-
праснаго предложения чрез то в делах по проискам каким-либо
не происходило, но решить дела в Департаментах».

Но самый яркий пример усилий заставить чиновников ру-
ководствоваться существующими законами, а не требовать ука-
за верховной власти по каждому конкретному делу, содержит
высочайшая резолюция на доклад генерал-прокурора «Об окон-
чании Сенату дел, на которыя существуют ясные законы, не де-
лая по оным особых докладов Ея Императорскому Величест-
ву» . В своем докладе генерал-прокурор просил императрицу из-
дать указ в связи с. тем, что при рассмотрении четырех апелля-
ционных челобитных на гетманские решения Сенат не смог
прийти к единому мнению. Ответ Екатерины II на эту просьбу
таков: «Малороссийские правы ясны, определение Сенатское
24 сентября 1767 года еще яснее, Мой указ 1768 года 21 Марта
весьма же не темен, и Мое о сей материи мнение довольно из-
вестно Сенату; соглашать же спорющих, по законам, есть дело
генерал-прокурора. И так, Я, потеряв целое утро, которого ка-
ждая минута для Меня дорога, на такое дело, кое и без Меня по
законам (курсив мой. - М.Р.) решить можно было, отсылая оное

обратно, дабы Сенат окончал оное по вышеписанному без Ме-
ня же».

Постепенно от пожеланий должностным лицам указывать на
пробелы в законодательстве, через утверждение о необходимо-
сти руководствоваться при решении дел имеющимися законами,
законодатель переходит к требованию строгого соблюдения
имеющихся законов. Такие требования содержатся в «Уставе
Благочиния, или Полицейском», принятом 8 апреля 1782 г. Ста-
тья 46 Устава гласит: «Управа Благочиния имеет почесть против-
ностию закона, буде кто не выполняет слова закона, и нарушени-
ем закона, буде кто тонкостию, или хитростию избывает силы
закона». В 56-й статье говорится, что «Управа Благочиния не
дозволяет вчинять новизну в том, на что узаконение есть; всякую
же новизну, узаконению противную, пресекает в самом начале».
Запрет «вчинять новизну, узаконению противную» содержится и
в статье 194 Устава. А статьей 236 из раздела «Взысканиея» пре-
дусматривается за «узаконению противную новизну» отсылать в
суд и наказывать «по мере вины или преступления».

В «Грамоте на права, вольности и преимущества благородно-
го Российского Дворянства» от 21 апреля 1785 г, указывается:
«Собранию дворянства запрещается делать положения, против-
ныя законам, или требовании в нарушение узаконений, под опа-
сением за первый случай (то есть за положения противныя зако-
нам), наложения и взыскания с Собрания пени 200 рублей; а за
второй случай (то есть за требования в нарушении узаконений)
уничтожения недельных требований...» (статья 49). Почти до-
словно с 49-й статьей «Грамоты на права, вольности и преиму-
щества благородного Российского Дворянства» совпадает 37-я
статья изданной одновременно с ней «Грамоты на права и выго-
ды городам Российской Империи».

В связи с утверждением идеи приоритета закона к концу ве-
ка законодатель формулирует и новое требование - точности,
буквальности воспроизведения законов и цитат из законодатель-
ных актов. В именном, данном генерал-прокурору, указе от 7 ап-
реля 1788 г. «О неотступлении Сенатской Канцелярии от пред-
писанного образа при докладе...» подчеркивается, что присутст-
вующие должны «основывать свои определения везде и во всех
делах на изданных законах и предписанных правилах, не пере-
меняя ни единой литеры не доложася Нам». А в начале XIX в.,
уже при Александре I, был издан именной, объявленный мини-
стром юстиции, указ «Об означении, при выписывании по делам
законов, точных слов оных без сокращения и малейшей переме-
ны». Издание этого законодательного акта связано с казусом -
разбором жалобы графини Потоцкой, когда было усмотрено,

что неверное решение основано на частичном использовании
цитаты из законодательного акта. В связи с этим император по-
велел, чтобы Правительствующий Сенат «подтвердил повсеме-
стно, чтобы при выписывании по делам законов означаемы бы-
ли точный слова оных без сокращения и малейшей перемены,
изменяющей часто самый смысл».

Таким образом, к началу XIX в. окончательно утвердился
приоритет закона как источника права. С его утверждением свя-
зано стремление к восполнению пробелов в законодательстве,
требование соблюдения законов и точности их воспроизведения
при решении конкретных дел.

Изменение соотношения обычая и закона как источников
права, складывание приоритета закона - это основной, системо-
образующий признак, позволяющий говорить о начале нового
этапа в истории российского законодательства. Он хорошо укла-
дывается в принятую нами в качестве исследовательской гипоте-
зы систему источников нового времени. Закон в отличие от обы-
чая не только, а часто и не столько, фиксирует сложившееся по-
ложение дел, сколько моделирует будущую ситуацию. Приоритет
закона складывается тогда, когда в обществе, и в частности у за-
конодателя, появляется представление о социальной изменчиво-
сти в ходе исторического развития и зарождается мысль о воз-
можности влияния на этот процесс.

Расхождение государственного
и частного права

Наряду с вышерассмотренным подходом, в кото-
ром единодушны не только по сути, но зачастую и по форме вы-
ражения мысли многие авторы, существуют и другие подходы к
периодизации истории русского права, также приводящие к обо-
соблению рассматриваемого периода. В частности, М.Ф. Влади-
мирский-Буданов, который, как и другие авторы, отмечал утвер-
ждение приоритета закона начиная с XVIII в., давал общую пе-
риодизацию развития права, исходя из соотношения государст-
венного и частного права. Он выделял три периода истории рус-
ского права: 1) «период земский (или княжеский) IX-XIII вв.»;
2) «период московский (правильнее - двух государств Московскою и
Литовского) XIV-XVI вв.»; 3) «период империи XVIII-XIX вв.»³⁶ От-
мечая, что в первом периоде господствует обычай, во втором -
обычай и закон в равной мере, а в третьем - закон, М.Ф. Влади-
мирский-Буданов утверждал, что в первом периоде «начало госу-
дарственное и частное слиты, как равносильные», во втором пе-

риоде «право государственное и частное постепенно обособля-
ются, но прежнее смешение их обнаруживается в том, что в Мо-
сковском государстве государственное право строится по типу
частному», и и третьем периоде «государственное право стре-
мится к полному очищению от примеси частно-правовых начал».
Этот критерий начала нового этапа в истории законодатель-
ства (хотя, точнее, в истории нрава) также хорошо соотносится
с принятой нами объясняющей схемой. Расхождение государст-
венного и частного права свидетельствует не только о формиро-
вании государственного права периода империи, но и частного
права нового времени, что вполне соответствует складыванию
новых взаимоотношений между личностью и государством в
процессе эмансипации личности при переходе от средневековья
к новому времени.

Утверждение принципа «незнание закона
не освобождает от ответственности»

Утверждение приоритета закона приводит к по-
степенному установлению общего для законодательства нового
времени принципа: «Незнание закона не освобождает от ответ-
ственности». Заметим, что этот принцип известен со времен
римского права и зафиксирован в «Законах ХII таблиц» (середи-
на V в. до н. э.). Не стоит рассматривать утверждение этого
принципа в российском законодательстве в XVIII в. как рецеп-
цию римского права, поскольку оно было порождено изменени-
ем соотношения обычая и закона как источников права и, в
свою очередь, обусловливало развитие системы публикации за-
конодательных актов.

Формула «дабы неведением никто не отговаривался» встре-
чается уже в «Уставе воинском», утвержденном 30 марта 1716 г.
Петр I, обосновывая необходимость предпринятого им труда, в
преамбуле к Уставу замечает: «...за благо изобрели ино книгу Во-
инский Устав учинить, дабы всякой чин знал свою должность, и
обязан был своим званием, и неведением не отговаривался (выделе-
но мною. - М.Р.)...».И в именном, данном Сенату, указе «О рас-
сылке книг Воинского Устава по корпусам войск, по Губерниям и
Канцеляриям и о принимании его в основание, как по делам во-
инским, так и земским» присутствует эта формула, приводимая в
обоснование необходимости тиражирования Устава. (Вообще
эта формула очень часто сопровождала указание на порядок пуб-
ликации того или иного законодательного акта.)

Специально утверждению данного принципа посвящен имен-
ной, объявленный из Канцелярии полицеймейстерских дел, указ
«О наказании за преступления против публикованных указов» от
9 февраля 1720 г. Начинается он формулой «Великий Государь
указал объявить всенародно». Такое начало в XVIII в. станови-
лось обычным для тех указов, которые действительно должны
были быть доведены до каждого подданного и в которых по этой
причине более тщательно описывался порядок их публикации.
Например, с такой формулы начинается именной указ «О мерах
для искоренения воров и разбойников, о доносе об оных мест-
ному начальству, под опасением за укрывательство тяжкого нака-
зания» от 7 сентября 1744 г.

В указе «О наказании за преступления против публикован-
ных указов» говорится: «В минувших годах, которые Его Величе-
ства указы о разных делах публикованы, и впредь публиковаться
будут в парод, чтоб по оным исполнение чинили, как в тех ука-
зах предложено будет». Возможность исполнения указов жестко
обусловливается их публикацией. Далее указом объявляется, что
«кто в какое преступление впадет, противу публикованным ука-
зам, а другой, ведая те указы, но, смотря на других, то же станет
делать, или, ведал, не известит, тот будет без пощады казнен или
наказан, так как в тех публикованных указах за преступление
объявлено, не ставя то ему во оправдание, что смотря на друго-
го чинил, чего ради надлежит всякому поступать по указам, и
хранить оные, и чтоб впредь никто неведением не отговаривался (вы-
делено мною. - М.Р.)».

В целом же указанная формула, так прочно пошла в систему
публикации законодательных актов (она подробно описывается
в следующем параграфе), которая в рассматриваемый период
регламентировалась наиболее тщательно, что мы не найдем от-
дельного упоминания этого принципа в законодательстве. Пожа-
луй, за единственным исключением. 14 декабря 1819 г. был издан
«Таможенный Устав по Европейской торговле», параграф 440
третьей главы которого гласит: «Неведением закона никто, Рос-
сийский подданный ни иностранный, оправдываться не может».
Присутствие этой формулы в таможенном уставе, по-видимому,
рассчитано в большей мере на иностранцев, чем на российских
подданных, которые к ней уже успели привыкнуть.

Законодатель устанавливал особую ответственность государст-
венных служащих за незнание законов. Именным указом от 22 ян-
варя 1724 г. «О важности Государственных уставов и о неотговор-
ке судьям неведением Законов по производимым делам под опа-
сением штрафа» предусматривались достаточно суровые меры
наказания за незнание законов³⁷. Но этим же указом устанавли-

вался и весьма разумный порядок ознакомления с законодатель-
ством государственных служащих, который рассматривается да-
лее в связи с вопросом о публикации законодательных актов.

В рамках заявленного нами подхода утверждение принципа
«Незнание закона не освобождает от ответственности» заслужи-
вает особого внимания. Как уже отмечалось, российское законо-
дательство нового времени, в отличие от западноевропейского и
североамериканского, не знало фиксации прав личности, но вве-
дением указанной нормы законодатель фактически признавал
существование личности - если не через фиксацию ее прав, то,
по крайней мере, через признание ее ответственности, и в этом
проявлялись новые взаимоотношения личности и государства,
характерные для нового времени.

Складывание системы публикации
законодательных актов

Связь возникновения и развития публикации за-
конодательных актов с системообразующим фактором - измене-
нием соотношения закона и обычая как источников права - впол-
не очевидна. На наш взгляд, прав М.Ф. Владимирский-Буданов,
когда пишет: «Меры публикации усиливаются по степени удаленно-
сти от народного сознания о праве...»³⁸. Действительно, пока ос-
новным источником права был обычай, вряд ли требовались спе-
циальные меры для ознакомления подданных с указами.

Публикация законодательного акта
как необходимый элемент законодательной
процедуры

Порядок публикации вновь принимаемых законо-
дательных актов был установлен именным, объявленным из Се-
ната указом от 16 марта 1714 г. «О обнародовании всех именных
указов и Сенатских приговоров по Государственным генераль-
ным делам». Этим указом предусматривалась не только рассылка
указов «в губернии к губернаторам, и в приказы к судьям», но и
говорилось, что «...для всенародного объявления велеть в типо-
графии печатать и продавать всем, дабы были о том сведомы...».
В Воинском уставе Петра I назывались и другие формы пуб-
ликации законодательных актов. В 35-м артикуле говорится:

12-4463

«Все указы, которые или в лагерях или в крепостях, при трубах,
барабанах или при пароле объявятся, имеет каждый необходимо
исполнять». Сам же Воинский устав предусматривалось напеча-
тать в количестве тысячи экземпляров, из которых 300 или бо-
лее на «словенском и немецком языках для иноземцев».

Кстати, и уже упоминавшемся указе из Юстиц-коллегии от
15 октября 1719 г. «О решении дел в Московском Надворном
Суде по Уложению ипо новосостоятельным указам, а не по сепа-
ратным, и о донесении о делах, которых судьи сами решить не
могут, в государственную Юстиц-коллегию» подчеркивается, что
московский надворный суд в пополнение Уложения должен руко-
водствоваться указами, которые «всенародно напечатаны и повсюду
объявлены» (выделено мною. - М.Р.).

Принципиально важным указом от 17 апреля 1722 г. «О хра-
нении прав гражданских...» также закреплялась публикация зако-
нодательных актов в качестве необходимого элемента законо-
творческой процедуры.

Говорилось и о повторной публикации законодательного ак-
та в случае внесения в него исправлений. Например, 22 февраля
1723 г. Петр I издал именной, данный Сенату, указ «О перепеча-
тании Табели о рангах, по случаю определения вновь классов
для генерал-фискала, обер-фискала государственнаго, обер-фис-
калов и фискалов». В этом указе, кроме требования перепеча-
тать Табель о рангах и связи с некоторыми изменениями в ней,
устанавливалась и общая норма: «Таковым же образом все указы
надлежит в народ публиковать, ежели которые для какой нужды
исправлены будут».

Законодательный акт публиковали и тогда, когда в пего вно-
сились дополнения. Например, 2 июня 1758 г. был издам сенат-
ский указ «О публиковании во всенародное известие указов, вы-
даваемых в пополнение инструкции о размежевании земель».
Следует подчеркнуть, что речь шла не просто о публикации ука-
зов, изданных в дополнение к инструкции, - они должны были
быть приобщены к ней.

К началу 1720-х годов практика публикации актов верховной
власти утвердилась настолько, что правительство далее приняло
определенные контр-меры, о чем свидетельствует сенатский
указ от 5 июля 1721 г. «О присылке в Сенат, для апробации, из
коллегий и канцелярий с состоявшихся указов копий; о непеча-
тании и непубликовании коллегиям и канцеляриям своих приго-
воров и именных указов, без доклада Сенату». Констатировав,
что коллегии и канцелярии свои приговоры без апробации Се-
ната «для исполнения и в парод публикования в печать преда-
ют...», Сенат приговорил: «...ежели когда в коллегиях и канцеля-

риях какой Его Царского Величества Именной указ записан бу-
дет, такие для каких ни есть причин по благоизобретению, или
партикулярно приговором определится о таких делах, которые
во установлении вновь какого дела, или действительную силу
имеют в пополонку к регламентам и Уложенью и уставам или к
коллежским и прочим инструкциям и указам, утвержденным в
Сенате, и вновь о сборах, и по таким состоявшимся в тех колле-
гиях и канцеляриях указам никаких во всенародное публикова-
ние указов не печатать, и в губернии и провинции не посылать,
а взносить оные для апробации в Сенат, где подпискою всего Се-
ната утверждено, и в книгу записано подлинно, и потом печа-
тать и публиковать и исполнять по силе тех указов определено
будет, а без того таковых отнюдь в действо не производить...».
Таким образом, устанавливается роль Сената как регистратора и
публикатора законодательных актов,

Порядок публикации законодательных актов

Как уже отмечалось, указ от 16 марта 1714 г. «Об
обнародовании всех именных указов...» предусматривал печата-
ние законодательных актов типографским способом, а Воин-
ский устав признавал и другую форму публикации - публичное
чтение. Такой же порядок публикации был предусмотрен в «Ин-
струкции, или Наказе воеводам», утвержденной в январе 1719 г.:
«И понеже простые люди в публикованных указах и уставах, па-
че же в смертных делах, не весьма все известны, для того воево-
де велеть такие уставы и указы по знатным праздникам прихожа-
нам в церквах трижды и году прочитать против указного регла-
мента...».

Упоминавшимся ранее указом от 17 апреля 1722 г. «О хране-
нии прав гражданских...» не только закреплялась публикация за-
конодательных актов в качестве необходимого элемента законо-
дательной процедуры, но и описывался еще один ее вариант:
«...по данному образцу в Сенате доски с подножием, на которую
оной печатной указ наклеить и всегда во всех местах, начав от
Сенату даже до последних судных мест, иметь на столе яко зер-
кало пред очми судящих. А где такого указа на столе не будет, то
за всякую ту преступку сто рублев штрафу в гошпиталь».

Но во всех этих случаях печатание законодательных актов
могло быть способом публикации или начальным ее этапом. О
необходимости печатать законодательные акты говорилось в
именном, объявленном из Сената, указе от 10 февраля 1720