Индивидуализация и обобщение как основы типизации изображения человека

Необходимо предъявлять еще более высокие требования к уже достигнутому на практике. Стремление руководителя и его коллектива создать синтез, свести вместе и объединить все те отдельные пройденные этапы, начиная с наставлений, набросков, эскизов и упражнений, сделанных с целью найти наилучший вариант реализации замысла, не могут привести автоматически к художественному изображению человека.

Всегда существует опасность прийти к ложному выводу о том, что объективно правильное и „мастерски сделанное“ изображение внешней оболочки человека и есть готовый „портрет человека“. Точная передача физических данных портретируемого еще не дает представления о его внутренней сущности.

Потому что умелое фиксирование отдельных черт лица напоминает работу дирижера, который, прекрасно зная партитуру, совершенно точно дает вступление каждого инструмента, но этим не добивается желаемого эффекта, желаемого звучания оркестра.

Слово „звучание“ характеризует здесь стремление творца затронуть, говоря поэтическим языком, сердца слушателей. И самодеятельный художник стремится найти это „звучание“, набрасывая на материально представленное легкий поэтический покров. Это наиболее трудная часть изобразительной деятельности.

В данном случае два обстоятельства помогают нам: у художника есть свобода партийности по отношению к общественному прогрессу, которая выражается уже в выборе личности для портретирования. И далее: человеческая внутренняя сущность выявляется во взаимосвязи и взаимообусловленности с естественным природным и человеческим окружением.

Переживания нигде не оставляют таких глубоких следов, как на лице. Индивидуальность концентрируется именно здесь, потому что здесь размещаются самые чувствительные органы, связывающие человека с окружающей средой.

Тем самым перед нами выдвигается дальнейшая задача попытаться подчеркнуть в ходе творческого процесса те моменты, которые помогают формированию художественного образа человека.

Потребность в „звучании“, о котором была речь выше, проистекает из неоднозначного отношения художника к своей модели. Его субъективное мнение, его личные оценки, его индивидуальное видение мира никогда, и тем более в рамках социалистического искусства, не позволяет ему удовлетворяться ролью посредника между моделью и зрителем. В визуальный процесс познания модели властно вторгаются этические, общественные и идейно-политические оценки, являющиеся частью его видения мира.

Его модель для него нечто большее, чем какой-бы то ни было индивидуум. Именно благодаря тому, что художник располагает свободой партийности и свободой видения в этом смысле, он ищет в своей модели те корни и зародыши, из которых вырастает образ человека его времени, именно поэтому он схватывает и понимает те знаки и признаки, которые характеризуют в общем духовное и психическое состояние модели, соотнесенность ее духа с действительностью. Для него они обозначают нечто большее чем реактивные психические спонтанные признаки.

Интерес к внутреннему состоянию модели приобретает вес там, где он „является результатом духовного процесса проникновения в специфическую, социальную и индивидуально-характерную сущность изображаемого“ (56). В этой связи следует указать на наиболее типичные творения Леонардо да Винчи и Рембрандта, в частности, на их эскизы и наброски Джоконды к „Моне Лизе“ и Хендрикье Штоффельс к „Вирсавии“.

Леонардо да Винчи, 1452-1519 Эскиз к Джоконде Черный мел Музей Конде. Тонкое восприятие Леонардо движений человеческой души в модели натолкнуло его на мысль рисовать женщину под звуки музыки с тем, чтобы стать свидетелем пробуждения ее внутренней сущности в определенный, а не в случайный момент. Только таким образом могла появиться загадочная, вышедшая из глубины души улыбка

Для эстетического восприятия все равно, покоится ли на нас взгляд, как взгляд Джоконды с ее загадочной улыбкой, или же он опущен вниз, как у Вирсавии, изображенной в профиль. Тут приобретает большее значение другое, то, что с персонажами портретов нас, зрителей, связывают тесные духовные узы, и делают их, даже если они изображены в профиль, нашими собеседниками. Мы чувствуем, что встречаемся с изображаемыми в их „звездный час“, одновременно являющимся звездным часом их общества.

Прекрасная женщина Мона Лиза, предположительно супруга флорентийского купца Франческо дель Джоконда, была написана, когда ей было около 24 лет и она впервые позировала Леонардо да Винчи.

Изображение конкретной женщины со всеми ее индивидуальными чертами, прелестями и слабостями переросло рамки простой фиксации черт модели в картине, отобразившей представления и взгляды художника и его времени.

Как будто изображена просто женщина, но по сути это символическое изображение человека в его единстве личного, индивидуального душевного склада, его природной формы с идеалом высококультурной женщины-аристократки, представительницы господствующего класса в период итальянского Ренессанса. Рембрандт в своей „Вирсавии“ показывает, насколько полно черты лица и его общее выражение могут передавать движения души.

Согласно библейской легенде, Вирсавия, супруга Урии, получает письмо от царя Давида, который хочет сделать ее своей любовницей и поэтому посылает ее мужа на смерть, приказав ему идти на передний край битвы. Рембрандт, однако, показывает здесь женщину не библейского, а своего времени. Она живет в уединении и страдает, переживая личный внутренний конфликт между долгом сохранить супружескую верность и желанием покоиться в объятиях властителя.

Рембрандт Гарменс ван Рейн, 1606-1669 Вирсавия (1654). Масло на холсте, 142 х 142 см Париж, Лувр Во всей истории изображения обнаженного тела здесь с наибольшей силой выражено единство внутренних чувств женщины и ее тела. Никто кроме Рембрандта не смог так передать трагизм, состоящий в том, что Вирсавия уже мнит себя в объятиях царя Давида, одновременно зная, что он послал ее супруга на смерть, чтобы обладать ею

Эта душевная борьба женщины, изображенной в интимной обстановке, может приобрести значение только в том мире и может проявиться только там, где в условиях буржуазно-демократического общества, освободившегося от абсолютистского испанского владычества, сознание личной конфликтной ситуации впервые получило право на существование. Это и произошло в северных провинциях Нидерландов.

Это именно то, что мы хотели бы подчеркнуть обоими примерами. Для зрителя не безразлично то, как индивидуальность и характер модели, которую художник сознательно выбирает, дает ему импульс, толчок для „интересных“ находок, акцентов изображения, как художник воспринимает то или иное движение, жест модели и как выражает ее духовную жизнь.

Только ассоциации художника, только критический отбор, оценка и характеристика, сгущение, концентрация, ослабление и усиление накопленного опыта и пережитого им создают базу для нашего диалога с изображением, открывают нам дверь для знакомства с шедевром. Подо всем этим мы подразумеваем процесс и результат индивидуализации и обобщения, т.е. типизацию. У нас остались еще невыясненными вопросы типизации, связанные с решением о выборе фрагмента картины.