Диверсификационный механизм управления
Реальный ресурс в развитии университетского образования заключается â росте общественного и государственного статуса университетов, а также во внутренних структурных возможностях университета, традиционно в нем заложенных.
Университетам исторически присущи три "избыточности": "социально-проективная избыточность" - непременное наличие невостребованных еще идей; "социально-структурная избыточность" - когда параллельно с нормальной и реально действующей административно-преподавательской иерархией существует и неформальная иерархия научного престижа и преподавательского авторитета; "интеграционная избыточность" - возможность перевода любого нормативного комплекса в более общий (по мере востребованности идеи).
"Указанные аспекты функциональной избыточности университета позволяют говорить об университетском образовании как диверсификационном механизме управления системой в целом" . И особенные возможности в этом плане имеют региональные университеты. В частности, а может быть и прежде всего, в формировании системы образования в регионе. Здесь могут проявиться все отличительные качества университета: его элитарность - как залог высококультурного подхода к проблеме, и его традиционная автономность - "вневедомственность" подхода, и фундаментальность, универсальность - в цельности проекта.
Другой вопрос, так ли очевидны эти достоинства университета для региональных властей. В частности, местная управленческая элита не "происходит" из местного университета, а получила образование в иногородних вузах (не обязательно столичных). Но при этом в своих решениях ей свойственно так или иначе ориентироваться на центр. Таким образом речь идет о том, чтобы актуализировать возможности университета в регионе, а это и ориентация на "знание" местной ситуации, ее особенностей, и подготовка приоритетных для региона специалистов, тесная связь с местной научной средой - иначе говоря, погруженность в региональную практику.
Но помимо этого имеются пути "университизации" самого университета, то есть усиления в нем собственно университетской природы, в том числе перечисленных аспектов "избыточности". И здесь речь идет, как и в работе Â.И. Добрыниной и Т.Н. Кухтевич, об университете как порождении общеевропейской культуры, как культурном символе с его "вневременным и транснациональным смыслом". И чем больше университет "вписан" в реальный исторический процесс, привязан к реалиям времени и места, тем далее он от "идеи университета". В то время как в идеале, в пределе университет становится "идеей университета". Эти рассуждения имеют вполне прикладной смысл. В последние десятилетия как раз и шел процесс “деуниверситизации” университетов (а как отмечают упомянутые выше исследователи, и высшего образования в целом). Разумеется это никак не способствует авторитету университетов. Но и в плане "включенности" в быстротекущую жизнь, реакции на запросы времени университеты сегодня проигрывают, например, негосударственным образовательным структурам. Так что вопрос ставится об определении своего особенного пути, связанного с "органикой" университета как "продукта" истории.
Здесь выделяется "научный стиль мышления и поведения" как приоритет в преподавании, и одновременно - структурное акцентирование научного стиля в управлении университетом. Одним из пороков существующей системы считается разделение по итогам первых сессий студентов на "пожизненных отличников" и "вечных троечников". Первые (в большинстве своем) преуспевают в формальной иерархии, поняв нехитрые, но достаточно обязательные законы такого движения, а вторые решают свои жизненные проблемы по правилам, не имеющим к университету никакого отношения.
В то же время предлагается ввести рейтинговую систему для оценки преподавательского труда и потенциала, соответствующую "социально-структурной избыточности" университета. "Система рейтинга преподавателей, фиксирующая исследовательские, инновационные возможности преподавателей, создала бы возможность стратификации по ролевому принципу, где каждому лидеру руководителю совместных со студентами исследований находилось бы адекватное место в университетской иерархии. В университете просто необходимо, чтобы легитимное лидерство дополнялось харизматическим научным лидерством, связанным не со степенью преподавателя, а с его творческими возможностями".
Элитаризация труда университетского преподавателя видится как снижение массовой и общей по содержанию лекционной нагрузки. Преподавателю необходимо читать только один курс лекций, причем для всех желающих, независимо от их специализации. Высвобожденное в результате преподавательское время распределяется между индивидуальными консультациями и собственной научной работой, к которой, разумеется, могут привлекаться и студенты.
По-видимому, именно такого рода структурные изменения можно считать проявлением "научного стиля мышления и поведения" и в соответствии с перестройкой системы преподавательского труда предлагает организовать и работу со студентами. Здесь автор использует популярную идею многоступенчатого образования. Причем настаивает на важности подготовительной, предвузовской ступени, где уже начинает происходить дифференциация будущих выпускников. Отбор и отслеживание их может вестись по принципу КИ (коэффициента интеллектуальности), склонностей к творческому подходу - в конечном счете к "потребности "само - делания", которое и подразумевает понятие "образование". Тем самым, предлагаются структурные изменения, предупреждающие возникновение проблемы "невостре-бованности интеллекта", о чем шла речь выше.
Необходимо особо сказать о двух промежуточных ступенях, между низшей и высшей квалификационными ступенями -"бакалавриат" и "аспирантура", срок обучения в которых не ограничивается. После завершения каждой ступени список выпускников направляется в заинтересованные в специалистах организации - причем не с отметками, полученными в ходе обучения и сдачи экзаменов, а с указанием тем дипломных и курсовых работ с результатами их обсуждения, списка прослушанных курсов и спецкурсов.
Помимо "статусно-ролевого реформирования" университетской системы предлагается реформирование информационное, то есть идеологическое, возвращаясь к проблеме психологического и идеологического фона университета. Деидеологизация университетского образования есть утопия. При том, что университету органически присущи как дистанцированность от политики, так и выработка взаимоотношений с властью и официальной идеологией. Однако и "сообществом социальных единомышленников" университет быть не может, иначе слишком далеко уйдет от того, что называется "идеей университета" и уподобится политической партии, то есть потеряет свои родовые черты, а вместе с ними и возможность влияния на окружающую культурную среду.
"В конечном счете, если принять традиционно-политическую терминологию, это могут быть идеи лишь либеральной направленности, позволяющие личности ориентироваться только на свою позицию, рассматривая не себя средством общественного развития, а общество в качестве средства собственного развития". Имеется ряд принятых социально-психологических делений на типы "социальная жертва - социальный лидер", "рыцарь - буржуа" (типология М. Оссовской), "герой - обыватель", "деятель - наблюдатель - нигилист" и предлагается использовать их в процессе социальной ориентации и адаптации студентов. Однако не "перекраивая личность" - "регуляция социально-адаптационных механизмов должна состоять не в коррекции, изменении тех или иных социальных позиций личности, а в том, чтобы "прояснить", проявить эти позиции для самой личности, помочь в их осмыслении". При этом весьма актуальное для переходного периода обстоятельство, что в реальной жизни роли "творца" и "жертвы" могут оказаться весьма сходными, вплоть до полного тождества.
Роль университетской администрации заключается в знании того идеологического фона, который задается преподавателями как "общественниками", так и "естественниками". Для этого необходимо создание университетских социологических и психологических лабораторий, изучающих социальные, идеологические тенденции и формирующих определенные кадровые и организационные рекомендации. Однако, речь ни в коем случае не идет о жестком "контроле за идейностью" и насаждении "полит-грамоты".
Имеется идея создавать “единые общественно-гуманитарные (философские) центры” в университетах, которые помогали бы снять разрыв между общественниками, гуманитариями, естественниками, занимались бы осуществлением консультаций, контактов, выработкой направлений. Однако степень конкретизации этих небезынтересных предложений на том и кончается. Понятно беспокойство по поводу такого явления в высшем образовании как "повальное свертывание общественного знания". È это в то время, когда традиционное деление интеллектуалов на "идеологов" и "экспертов-объективистов" (класси-фикация И. Боббио) весьма актуализировано вхождением в рыночные отношения, когда "технократы" (прежде у нас, как правило, "эксперты") "оказываются более "идеологами", чем "общественники", стремящиеся как раз к большей рефлексии и объективистскому сознанию".
Наконец, имеется ряд рекомендаций, касающихся внутренней университетской перестройки, совершенствования университетских структур. И самосознание университета, и его региональный авторитет должны опираться на неповторимость данного университета. Ни в коем случае "у нас не хуже" (чем в центре), это проигрышный вариант, а "у нас не так, по-другому".
Наиболее важным для выработки такой самоориентации не сравнение своего университета с иными, а вырабатывание собственной "периферии", провинции, то есть определенной сферы экспансии" - тех сфер деятельности, где университет может стать лидером, культурным центром, причем самодостаточным, а не транслирующим "еще более центральную" культуру.
Разумеется это невозможно без тесных контактов с региональной администрацией. Здесь считается необходимым обеспечить "вхождение во власть" (то, что в работе В.И. Добрыниной и Т.Н. Кухтевич констатировалось на сегодняшний день как нравственное поражение интеллектуальной элиты). Либо представители университета должны войти в административные структуры, либо создать координационный университетский совет при администрации. С этого начинается и иной уровень контактов с другими вузами, учреждениями науки и культуры в регионе. Этому не может не сопутствовать и активность университета в средствах массовой информации - формирование своей прессы или активную задействованность в существующей в регионе широковещательной периодике, радио- и телевизионных программах.
Университет может и должен стать информационным центром региона - банком и биржей информации. В частности, и по традиционной линии книгохранения, книгоиздания и книготорговли. Это будет способствовать и патронажу университета не только в системе элитарных лицеев и гимназий, но и различных систем учебной доподготовки и переподготовки, в том числе и самообразовательных. Иначе говоря, сам университет должен стать "полисом культуры, государством культуры" с присущими полису качествами - самостоятельностью, целостностью и открытостью.
Тому должны способствовать и такие частные проявления университетской жизни как традиционные ритуальные действия. Или же, напротив, стремление, чтобы пресловутая "художест-венная самодеятельность" университета становилась студийной частью общегородской (региональной) художественной жизни. Студенты, вынужденные зарабатывать себе на жизнь в период обучения, делали бы это в своем "полисе" - работали бы в университетских магазинах, сфере бытового обслуживания, организовывали спорткомплексы и т.д. В университетском полисе такая деятельность "одухотворенная клановой символикой и элитарным духом может приобретать в определенном смысле игровой характер, снимающий традиционные представления об обслуживании как "второсортном" занятии".
Дата добавления: 2021-07-22; просмотров: 295;