Работа с психотравмами.
Рассмотренная нами универсальная схема возникновения и устройства патологических стратегий указывает на их укорененность в области карт четвертого логического уровня сознания, где в результате психотравмы, полученной человеком в определенный период личной истории, возникает специфический структурный дефект - визуально-аудиальная склейка (ее можно рассматривать также как пересечение определенных карт, что вызывает аномальное отреагирование в некоторых, связанных с травматическим опытом, контекстах). Обстоятельства психотравмы, склейка и связанные с ней карты оказываются вне зоны осознания, а периферические проявления принимают характер всевозможных телесных, поведенческих, психоэмоциональных отклонений, которые обычно описываются в виде различных симптомов, синдромов, нозологических форм, пороков поведения, акцентуаций и т. д.
Таким образом, задача терапевта при работе с патологическими стратегиями сводится, во-первых, к выявлению травматической склейки и обстоятельств ее возникновения и, во-вторых, к исправлению этого дефекта и связанных с ним периферических феноменов. Для этого используются специальные психотерапевтические и телесные техники, которые мы и рассмотрим в этой главе.
Прежде всего, следует иметь в виду следующее:
- патологические проявления рассматриваемого дефекта сказываются одновременно в разных областях периферии - болезнь сопровождается зажимом или группой зажимов, определенными психоэмоциональными и поведенческими отклонениями[49], связанными как с нарушением в группе жизненно важных карт, так и с попытками личности избежать травматических контекстов или переключить патологическую цепочку в менее болезненную зону;
- развитие патологической стратегии только до определенного шага остается вне зоны осознания, ее конечные шаги осознаются и фиксируются в памяти; зона искаженных карт недоступна для центра осознания потому, что спутанность карт не позволяет в соответствующих контекстах проследить путь отражения-отреагирования (контекстам соответствуют одни карты, а патологическому отреагированию -другие; склейка же принадлежит обеим группам, представляя при этом несущностный структурный элемент);
- лишь некоторые, четко определенные контексты, вызывают срабатывание «спускового механизма» патологической стратегии - аудиально-визуальной склейки; эти контексты, во-первых, абсолютно безобидны с точки зрения любого стороннего наблюдателя и, во-вторых, относятся обычно к числу рядовых житейских ситуаций;
- человеческое существо едино в психосоматическом смысле, и поэтому психологические (аудиально-визуальные склейки), поведенческие и соматические (болезни, телесные зажимы) составляющие структурного дефекта не могут быть обособлены друг от друга.
Работа с патологической стратегией может быть разделена на несколько этапов (рис. 43).
Рис. 43. Этапы работы с патологической стратегией
На первом этапе мы должны подойти к той грани, где осознаваемая часть патологической стратегии предваряется неосознаваемой. Любое патологическое состояние характеризуется периодами обострений. Таковы гипертонический криз, стенокардический или астматический приступы и т. д. Таковы же поведенческие отклонения - например, депрессия или приступ ярости. К этому же классу явлений относятся частые привычные заболевания, которые традиционно не считают хроническими, рассматривая их как обособленные факты (простудные заболевания, ангины и т. д.), привычные травмы, нервные срывы и другие подобные явления, на первый взгляд никак не связанные с определенным структурным нарушением. Скажем, И. преследовала одна и та же травма в области правого плечевого сустава, хотя он прекрасно владел методикой тренировок. Кроме того, травма проявлялась во время вполне щадящих нагрузок. Было установлено, когда она возникла впервые. Это произошло несколько лет назад во время тренировки в спортзале. И. выполнял становую тягу и контролировал свои движения в зеркале. В этот момент кто-то вошел в зал и отразился в зеркале - И. на мгновение потерял контроль над снарядом и получил травму. Он не помнил, кто тогда вошел в зал, и вообще не хотел обсуждать этот вопрос. Однако терапевт обратил внимание на приуроченность травм И., которым он был свидетелем и которые пролечивал в массажных техниках, к определенным моментам - в эти дни И. получал письма от жены, с которой находился в разлуке. Характерно, что в ходе семинаров И. предъявлял - как самую значимую для себя - проблему именно семейных отношений. Целенаправленная работа с И. в технике, близкой к описанной в данной главе, помогла И. вспомнить, что в момент первой травмы в спортзал вошла именно его жена, с которой он в тот момент находился в ссоре. Таким образом, его привычная травма была связана с направлением мыслей в сторону семейных проблем, что и подтвердилось в дальнейшей работе. Каждый из нас по себе знает, что подобные привычные состояния предваряются вполне определенными телесными ощущениями. Такие ощущения-предвестники могут быть самыми разными - например, у Н. они приобретали характер сильного запаха (иногда приятного, а иногда неприятного). У П., работу с которым мы подробно рассмотрим в следующих главах, пропадала тактильная чувствительность в зонах бицепсов и т. д. Эти ощущения могут приобретать характер болей или неприятных ощущений в разных телесных зонах (боли в области живота, першение в горле, тяжесть в ногах, ощущение давления в глазах и т. д.) - важно, что это всегда определенные кинестетические феномены, которые фиксируются сознанием и могут быть выявлены.
Работа начинается с первичной калибровки - определения основных и текущих модальностей партнера, присоединения и установления надежного раппорта. Затем в ходе опроса выявляется упомянутый кинестетический маркер, всегда предшествующий обострению патологии. С точки зрения структурной психосоматики, этот кинестетический феномен и представляет собой самый первый осознаваемый шаг патологической стратегии, предшествующие ему шаги находятся вне зоны осознания.
Зафиксировав в сознании пациента кинестетическое ощущение-маркер, терапевт направляет центр осознания с первого на четвертый логический уровень, в зону интересующего нас пересечения карт. Это достигается в ходе примерно такого диалога: «Вашему недугу предшествует определенное ощущение. А что вы ощущаете? На что похожи ваши ощущения?». Необходимо последовательно выявить все субмодальности и точную локализацию телесных феноменов. Подобные расспросы относятся еще к первому-второму логическим уровням (когнитивные вопросы: Что? Что происходит?), но уже они концентрируют партнера на собственном существе, что позволяет плавно перейти к трансовым состояниям. В конце концов мы получаем ответ типа: «Как будто что-то сжимает голову». Далее: «А что именно сжимает голову?» - «Будто бы железная каска...» - «А какая это каска? Опишите ее...» - и т. д. Происходит постепенное углубление центра осознания, переход на третий логический уровень (в данном случае он формулируется в виде когнитивных вопросов: Как? Каким образом формируется выделенное кинестетическое ощущение?). Продолжая расспросы, мы должны получить совершенно определенный образ комплекса телесных ощущений, непосредственно предшествующих обострению, сформулированный на четвертом логическом уровне сознания. Это телесная метафора. Переход к четвертому логическому уровню осуществляется за счет вопросов типа: «Это неприятное ощущение, которое вы описываете, - имеет ли оно связь с какими-то другими ощущениями, которые одновременно возникают в других частях тела?». В результате в сознании партнера возникает (как в нашем примере) совершенно четкий образ тяжелой, ржавой железной каски, имеющей целый ряд креплений к телу (например, ремнями, охватывающими плечи и т. п.).
Ощущения, образующие телесную метафору, никогда не бывают изолированно локализованы только в одной части тела; скажем, тяжесть в области головы всегда сопровождается какими-то иными феноменами - например, «ватными» ногами. Или больной говорит: «У меня сжимает голову и давит в груди,» - но при этом до поры до времени он разъединяет в сознании эти проявления. Мы же должны отметить, что такой разнобой в ощущениях связан именно с перенесением центра осознания в область пересеченных травматической склейкой карт. Этот разнобой может быть интерпретирован также в терминах Глобального взаимодействия как расхождение в скорости прохождения ощущений в разных частях тела.
Здесь мы должны сделать несколько важных замечаний.
Оказывается, перемещение центра осознания на тот или иной логический уровень не означает включение в зону осознания всего уровня в целом - по крайней мере (остановимся пока именно на такой формулировке) осознание на четвертом логическом уровне в каждом случае ограничивается областью определенных родственных и смежных карт (но ведь и синтез карт в единую картину - космограмму -происходит только на пятом логическом уровне).
Для сознания, формулирующего целостный образ системы телесных зажимов, телесную метафору, сами искаженные карты доступны лишь отчасти: эти карты деформированы настолько, что сам дефект оказывается как бы «за горизонтом» и подойти к нему без посторонней помощи просто невозможно.
Травматическая склейка и соответствующая телесная метафора, обобщающая и формулирующая в виде образного ряда систему телесных зажимов, на самом деле - суть одно и то же; точнее, мы можем утверждать, что телесные зажимы, травматическая склейка и прочие периферические проявления патологической стратегии представляют собой разные стороны одного и того же структурного дефекта или разные его описания. Что касается телесной метафоры, то до момента, когда терапевт формирует возникновение в сознании пациента этого образа, она «не существует», т. е. разрозненные, связанные с травматической склейкой, ощущения не синтезируются, не обобщаются, не служат «объектом» отражения-отреагирования, порождающим «внутренний образ» на четвертом логическом уровне.
Что же, в таком случае, представляет собой телесная метафора? Мы уже бегло упоминали ранее, что «внутренняя» деятельность также может служить объектом отражения-отреагирования, в процессе которого будут формироваться соответствующие карты, — назовем их «служебными» (хотя их роль далеко выходит за рамки «обслуживания» карт, отражающих «внешние» контексты). В работе с патологическими стратегиями мы сталкиваемся со следующей проблемой: карты, связанные с травматическими контекстами, искажены и недоступны для осознания, однако их проявления вполне осознаются. Чтобы обойти препятствие, связанное со структурным дефектом, терапевт направляет вектор внимания пациента на периферические проявления патологической стратегии таким образом, чтобы была сформирована новая служебная карта, отражающая их совокупность на четвертом логическом уровне, - телесная метафора. Эта карта не искажена, и, опираясь на нее, мы можем проникнуть в ранее недоступную область -область травматической склейки, - подвергнув отражению-отреагированию все шаги патологической стратегии, вплоть до зоны пересеченных карт (рис. 44).
Рис. 44. Телесная метафора как служебная карта, отражающая патологическую стратегию
Таким образом, мы будем оперировать в «поврежденной» зоне из вновь образованной неискаженной, которая отражает само это повреждение. Дальнейшая работа терапевта сводится к возможно более полному отражению дефекта в сознании пациента, а затем - к корректировке его на всех уровнях «вертикали».
Важно понимать, что любая патологическая стратегия, с чем бы она ни была связана и какие бы ее периферические проявления ни выходили на первый план - будь то соматическая или психическая болезнь, поведенческое отклонение, психоэмоциональная акцентуация[50], всегда сопровождается, в том числе, и рядом телесных зажимов, образующих вполне определенную систему, - телесная метафора может быть вычленена и осознана всегда.
Ее формулировка может быть очень разной - это зависит от особенностей структурной организации человека, в том числе от доминирующей модальности ее внутреннего опыта - однако уже на этом этапе терапевт может проанализировать доступный ему материал и сделать важные промежуточные выводы.
Так, С. Н. вербализовал свои ощущения следующим образом: «Что-то вроде пенькового каната, натянутого под диафрагмой. При этом почему-то возникают тяжесть в груди и какие-то неприятные ощущения в горле». После ряда дополнительных вопросов он смог определить эти ощущения как «першение или скорее неприятный привкус в носоглотке - вроде привкуса канцелярского клея». В этот момент он сделал паузу и внезапно добавил: «Знаете, а ведь это ощущение всегда предшествует у меня ангине, я часто болею ангиной».
Работа с С. Н. была начата с болезненных зажимов в области верхней части живота, причем для терапевта было ясно, что эти ощущения как-то связаны и с повышенной агрессивностью С. Н., и с мучительным для него желанием вспомнить событие детства, связанное с матерью, которое все время «ускользало» от него. Что же касается частых заболеваний ангиной, которые, как выяснилось, входили в единый «патологический комплекс», речь об этом возникла только при переходе к телесной метафоре.
Локализация болезненных ощущений, в данном случае в зонах «верх живота-диафрагма», «грудь-область сердца», «горло-носоглотка», позволило связать их с чакрами Манипура, Анахата и Вишудха соответственно, и с определенной тематикой травмированных карт, а также периодами «личной истории». Тематическая выделенность соответствующих чакровых зон - Манипура, проблемы индивидуализации; Анахата, проблемы межличностных отношений; Вишудха, проблемы высшей интеграции элементов вертикали «тело-душа-дух» - и определяющая роль этих чакр в период, когда произошла психотравма, весьма показательны. Проявившееся «внезапно» в период взросления отклонение в поведении С. Н. (повышенная агрессивность) также оказывается связанным с тематикой телесной ориентации и выделенностью в «личной истории» Манипуры, Анахаты и Вишудхи.
В данном случае работа начиналась с выяснения телесного зажима. Могут быть и другие отправные точки. Так, в случае У. телесный зажим был обнаружен далеко не сразу. Он вербализировался в виде следующей телесной метафоры: «Каменный стержень, пронизывающий тело от плеча до плеча» (постоянный зажим в области верхней части спины и стыка между грудными и шейными отделами позвоночника). В ходе дальнейших расспросов последовало уточнение: «похоже на теплый пористый стержень из пемзы». В данном случае, как и в случае с С. Н., работа велась в других техниках, чем описываемые в этой главе, но соотнесение зажима с зоной Вишудхи имело большое терапевтическое значение (в тематическом плане и в плане «личной истории»).
На этом этапе очень важно как можно четче сформировать образ телесной метафоры, проработать все ее детали и субмодальности - она должна быть и для терапевта, и для пациента «реальным внутренним объектом», удобным для манипулирования, оценки, отслеживания трансформаций. Огромное значение имеет текущая калибровка состояния партнера - необходимо по вербальным реакциям отслеживать модальность возникающих ощущений, фазы и глубину транса. Также чрезвычайно важно надежное присоединение, хороший раппорт; необходимо не просто слышать высказывания партнера по поводу его ощущений, а буквально чувствовать их, становиться соучастником внутренней деятельности пациента.
Дальше можно двигаться в двух направлениях: трансформируя телесную метафору при помощи соответствующих телесных техник и возвращаясь вспять по шагам патологической цепочки, подойти к аудиально-визуальной склейке и разрушить ее. Как мы увидим, необходимо провести соответствующие терапевтические мероприятия в обоих направлениях. Их очередность диктуется условиями работы и состоянием пациента, однако только полный цикл: телесная работа с зажимом и психотерапевтическая работа с искаженными картами - обеспечивает успех.
Стоит подробнее остановиться на некоторых тонких моментах работы с патологическими стратегиями.
Перед терапевтом возникает ряд важных вопросов:
1) как наиболее быстро и эффективно добраться до «центра кристаллизации» патологической стратегии - аудиально-визуальной склейки?
2) что является надежным критерием того, что терапевт обнаружил именно склейку, а не один из промежуточных шагов стратегии?
3) каким образом наиболее эффективно отключать «дигитальные голоса» в сознании пациента и что вообще означает нарастающая во время работы дигитальность?
Наиболее удачной является метафора медленно, по кадрам прокручивающегося назад фильма, где каждый кадр - визуальный, аудиальный или кинестетический шаг стратегии.
Задавая вопросы типа: «Что предшествовало этому едва ощутимому покалыванию в груди? Откуда это ощущение «знало», что следует появиться?», - терапевт должен очень внимательно отслеживать глазодвигательные реакции пациента. Например, если реакцией на заданный вопрос является движение глаз партнера в зону визуального воспоминания, то следует незамедлительно задать вопрос: «Что за картинку вы сейчас вспомнили? Что промелькнуло перед глазами?» Конечно, при выполнении такой процессуальной техники большие требования предъявляются к умению терапевта устанавливать надежный раппорт и уверенно калибровать. Терапевта в большей степени интересуют субмодальности картинки или звука, а не их содержание. Очень важно с самого начала формирование третьей позиции[51] у пациента, его максимальная диссоциация от происходящего.
Для этого служат и подчеркнуто нейтральный, «безразличный», даже ленивый тон терапевта, и различные метафоры «чисто научного эксперимента», «академического интереса» не к содержанию травматического опыта, а к его структурному устройству. Необходимо использовать весь терапевтический инструментарий, чтобы «обмануть» механизмы психологической защиты, отключить дигитальную болтовню в голове. Главным инструментом на этом этапе является идентификация и возможность осознание пациентом «дигитального голоса».
Как это происходит на практике?
Например, пациент на вопрос терапевта: «А что вызывает этот тихий звук?» неожиданно отвечает: «Да ничего там нет! Я не знаю, о чем вы меня спрашиваете, не понимаю, чего вы от меня хотите!».
При этом ответ всегда имеет ряд характерных особенностей:
а) он очень быстрый, как будто говорит не сам человек, а кто-то быстро включает в нем внутреннюю «магнитофонную запись»;
б) голос практически лишен интонационной окраски;
в) темп речи, тембр голоса, интонации очень сильно отличаются от тех, которые присущи человеку в обычном состоянии, и от того, как он говорил только что, до этого;
г) ответ сопровождается резким и очень быстрым, почти мгновенным усилением неконгруэнтностей, ярко выраженной «рассинхронизацией» всех вербальных и невербальных ответов партнера.
Именно в этот момент терапевту очень важно «отзеркалить» реакции партнера, дать ему возможность осознать сам факт существования дигитального голоса, выявить его субмодальности, в том числе и его локализацию в теле, ощущения, возникающие во время его прослушивания и т. д. Принципиальным моментом является достаточно жесткое отделение «дигитального» голоса от подлинного голоса человека. Только тогда появляется возможность «выключить», хотя бы на время, дигитальную болтовню.
Таким образом, удается преодолеть сопротивление клиента или, если быть более точным, его «дигитальной» части, неразрывно связанной с ложным, несущностным центром. (Следует отметить, что именно избыточная дигитальность, как сетка, вплетенная во все элементы структуры, и является главным маркером существования ложного центра.)
Инструментами отключения «дигитальной болтовни» являются и использование различных метафор, и применение недирективных (а иногда и директивных) гипнотических техник. Очень важно все время помнить о конечной цели, напоминать пациенту о результате, который он хочет получить.
Тем не менее, даже при удачном преодолении «дигитального сопротивления» общая неконгруэнтность пациента нарастает. Это и не удивительно - ведь мы вступаем в зону значительных структурных дефектов. Именно усиление общей неконгруэнтности и свидетельствует о движении в верном направлении, в сторону аудиально-визуальной склейки.
На одном из «кадров» фильма состояние пациента вдруг становится резко нересурсным. Он, можно сказать, резко «вваливается» в нересурсное состояние. Чаще всего это проявляется в мгновенном застывании всех физиологических процессов, остановке дыхания, сильной асимметрии мимических мышц лица.
Со стороны это похоже на реакцию на резкий и сильный удар или звук. Для терапевта это является маркером, говорящим о том что, вероятнее всего, обнаружена визуально-аудиальная склейка, запускающая всю патологическую стратегию. Терапевту важно максимально быстро «выдернуть» пациента из нересурсного состояния, добиться резкой диссоциации от травматического опыта. Это достигается путем быстрой смены визуальных субмодальностей - можно отодвинуть картинку, уменьшить ее размер и т. д.
Но как убедиться в том, что мы действительно добрались до аудиально-визуальной склейки? Для этого необходимо провести ряд тестов. Вернув пациента в нейтральное состояние, переключив его внимание на какое-то приятное воспоминание и убедившись, по невербальным реакциям, что партнер действительно находится в ресурсном состоянии, - попросите его еще раз представить неприятную картинку со звуком. Если это действительно аудиально-визуальная склейка, то произойдет быстрое вхождение в нересурсное состояние, аналогичное по калибровочным признакам вышеописанному. Если же этого не произойдет, значит, был выявлен лишь один из первых шагов патологической стратегии, близкий к аудиально-визуальной склейке и работа должна быть продолжена.
Важно, что звук - это почти всегда либо высокий и быстрый женский голос, либо низкий и медленный мужской. Он обязательно имеет некоторое смысловое содержание, жизненно важное для перенесшего психотравму человека - как правило, это слова типа: «Да как ты мог! Да я тебя за это!.. Тебя убить мало!..» - и т. д. Всегда такой смысл касается либо оценки личности («Ты - негодяй! Ты — ублюдок!» и т. п.), либо подрывает ее основы существования («Я тебя прибью! Я тебя брошу!» и т. п.), несовместимых с ситуацией раннего детства, когда ребенок целиком зависит от родителей. Если психотравма возникает в другом возрасте, то и тогда смысловое содержание тормозящего звука либо прямо связано с унижением личности, либо угрожает основам существования человека (даже если такая угроза и существует лишь на словах и не может быть осуществлена в принципе - личность, находящаяся в стадии формирования карт, соответствующих контексту, в котором произносится угроза, еще неспособна адекватно оценить ситуацию)[52].
Если вспомнить, с какими контекстами связан травматический опыт и в какие карты он включается, сказанное становится совершенно понятным.
«Картинка» для любого другого человека не представляет собой ничего особенного, она крайне проста и обладает следующими характеристиками: статичностью, черно-белой гаммой (обычно) и, в ста процентах случаев, ассоциированностью (т. е. человек себя в этой картинке никогда не видит, что говорит о смешении логических Уровней). Этот визуальный образ чаще всего очень размыт и неконкретен: он может принимать форму какого-то черного или цветового пятна, с которым приходится дополнительно в дальнейшем работать, выявляя его содержание. Отметим, что это содержание может показаться любому постороннему человеку совершенно нелепым или даже смешным, но для больного такая «пустяковина» страшнее любого монстра из фильма ужасов.
Так, у пациента К. пусковая склейка представляла собой «картинку» черной ложки, сопровождаемую звуком окрика. Оказалось, что в раннем детстве он получил удар ложкой по голове, что привело к формированию патологической стратегии: черная ложка - окрик - «искры из глаз» - звук удара - ... На конечной же стадии это выражалось тяжелейшей гормонозависимой бронхиальной астмой.
Здесь важно отметить два обстоятельства:
1. Предъявление любой части склейки - картинки или звука - моментально вызывает у человека мощнейшее нересурсное состояние вплоть до слез, острейших телесных реакций и т. д.; такая реакция не зависит от того, как себя чувствует человек непосредственно перед срабатыванием травматического «триггера», произошло перемещение центра осознания из области одной (сущностной) карты в область другой (несущностной), со всеми вытекающими отсюда последствиями.
2. Предъявление одной части склейки порождает возникновение другой ее части, звук вызывает зрительный образ, картинка - звуковой, склейка, смешивающая карты, увязывает между собой отдельные элементы опыта.
Можно предположить, что именно звук, несущий неприемлемое для личности смысловое содержание, тормозит развитие нормальной стратегии. Картинка же запечатлевается в момент такого слома и перехода стратегии в русло аномального отреагирования. Таким образом, звук как бы отключает одну карту, а картинка включает другую. Впрочем, образование тесной склейки приводит к тому, что и аудиальное, и визуальное ощущения начинают действовать сходным образом: они нераздельны и выступают в виде единого дефекта, срабатывающего во всех контекстах, сходных с контекстами, в ходе которых возникли, - таким образом, оказываются затронутыми и карты по ситуационному признаку, и карты по тематическому признаку (скажем, ситуации межличностного конфликта и контексты, связанные с обстоятельствами психотравмы) - рис. 45.
Итак, в ходе работы мы вступили в зону травматической склейки. Это сопровождается всплеском неприятных ощущений, эмоциями, нервным срывом. Все эти проявления необходимо купировать, не допуская «сваливание» пациента в неконтролируемое состояние развития патологической стратегии. Здесь важен очень тонкий момент: пациент должен оставаться в пределах новой служебной карты, отражающей «внутренний объект» - патологическую стратегию, а не перемещаться в область искаженных карт.
Рис. 45. Фазы образования патологической стратегии:
а) нормальными процесс формировании новой карты;
б) развитие сущностной стратегии;
в) торможение сущностной стратегии;
Дата добавления: 2020-10-25; просмотров: 383;