Б) повторная психотравма.

Добавим к сказанному, что врожденные болезни С. свидетельст­вуют о существенных искажениях трансляции генотипа уже в пренатальный период.

Работа терапевта с С. строилась со стороны стратегий. Первый этап ее был очевиден, поскольку смысловое содержание повторной психотравмы было известно. Терапевт целенаправленно убрал травма­тическую склейку, связанную с похоронами. После трехчасовой рабо­ты, в ходе которой затрагивались также карты, связанные с личност­ными и культуральными убеждениями (например, обсуждалось отно­шение к смерти, похоронные обряды в разных культурах и огромное различие между общественным и личным взглядом на сам факт смерти человека), удалось добиться того, что С. мог безболезненно внутренне просматривать «фильм» похорон матери. После этого его отношение к самой смерти изменилось, начала формироваться соответствующая группа карт, причем сущностным образом. При этом исчезли все пе­риферические проявления, в том числе и утренние приступы стенокардии.

Однако первичная травматическая цепочка сохранилась - о ней свидетельствовали и остаточные телесные проявления (тяжесть в сердце, слабость и т. д.). Кроме того, осталась заблокированной и связь с множеством все еще не структурированных социальных карт. С целью коррекции этих дефектов на следующих сеансах проводи­лось погружение в детский травматический опыт, его сканирование, т. е., по существу, отслеживание отдельных карт. Здесь наконец уда­лось выявить первичную психотравму и соответствующую ей трав­матическую склейку - она относилась к возрасту примерно двух с половиной лет, когда С. впервые оказался в больнице и ему была проведена операция на сердце. Очевидно, что этот контекст напря­мую связан с проблематикой жизни и смерти; временная привязка травматического опыта также соответствует активности ответствен­ных чакровых зон. Кроме того, в это время важную роль играет Свадхистана (проблемы индивидуализации, смежные с проблемами жизни и смерти), - с нею были связаны телесные зажимы в нижней части живота. После проработки зоны первичного дефекта с С. про­изошли не только телесные, но и личностные, и социально-поведенческие изменения: он начал знакомиться с женщинами, стал еще более успешен в плане карьеры и т. д.

Только затем был совершен переход к телесной работе. Это были три или четыре сеанса, абсолютно безмолвных, когда в состоянии глубокого раппорта прорабатывались различные точки и зоны, осо­бенно тщательно живот - зона подавленных эмоций. Терапевт опе­рировал через кинестетику, фактически, он создавал фон, условия, а основная работа (с самим собой) проводилась С. После этих проце­дур с ним происходили удивительные, но, с точки зрения структур­ной психосоматики, закономерные феномены: в сознании всплывала масса воспоминаний, образов, снов, он вдруг «беспричинно» плакал, т. е. шло постепенное структурирование жизненного опыта на более сущностной базе, шло формирование социальных карт, связь с кото­рыми была восстановлена после разрушения первичной травматиче­ской склейки и вытеснения имплантированных карт. Важно, что про­цесс переосмысления (переживания) жизненного опыта продолжался спонтанно и между сеансами - даже в таких «неподходящих» местах, как общественный транспорт.

Сказанное очень важно для понимания метода структурной психо­соматики в целом. Что такое разрушение травматической склейки? Это погружение человека в один раз уже пережитый опыт, но таким обра­зом, чтобы травматическое переживание заменилось нетравматиче­ским, произошло новое отражение - с третьей позиции. Это принципи­ально важно. Даже когда терапевт обсуждает в содержательном плане какие-то убежденческие, космографические или связанные с само­идентификацией конструкции пациента, он, во-первых, не имеет права навязывать что-то и давать какие-то оценки, во-вторых, обязан строго соблюдать третью позицию и, в-третьих, должен перевести в третью позицию относительно обсуждаемого самого пациента. Недопустима директивность, менторство, тон проповедника; возможна лишь демон­страция (с использованием, по возможности, более широкого социаль­ного и культурального материала) и отзеркаливание «внутренних» структур партнера - далее должно работать, переструктурироваться его собственное существо. Иными словами, структура должна быть результатом личного переживания, личного опыта, «личной истории» - неважно, что иногда к каким-то ее эпизодам приходится возвращать­ся или проходить за считанные дни путь, который в норме требует трех с лишним десятков лет.

Последний (кажется, это был шестой) сеанс был посвящен реше­нию профессиональных и карьерных проблем С, которые состояли в том, что под влиянием остаточных имплантированных карт он не мог внутренне принять некоторые «правила игры», испытывал затрудне­ния при публичных выступлениях и т. д. После коррекции в этой зоне С. больше ни с какими жалобами не обращался: он научился самостоя­тельно и эффективно жить в том «жизненном пространстве», которое было дано ему природой, причем жить полнокровной жизнью «нор­мального» человека (т. е., в даосских терминах обрел состояние «юань»).

Этот пример очень показателен. Любой дефект связан с «личной историей», и очень часто психотравмы и соответствующие им травма­тические склейки образуют сложные конгломерации. Так, у Р. О. были обнаружены три разновременных психотравмы, связанные с одной и той же патологической стратегией. Структурные дефекты проявляются различно и по-разному «обрастают» контекстуальными привычками, периферическими феноменами, глубинными и убежденческими иска­жениями. В каждом конкретном случае приходится по-новому строить тактику терапии, используя техники как строительный материал в рамках общих методических, методологических и концептуальных схем - и при этом опираться на раппорт и калибровку как на единст­венные источники текущей информации о происходящем. Третья по­зиция терапевта должна распространяться и на его собственные навы­ки и умения - необходимо постоянно, непосредственно в процессе работы анализировать собственные действия и двигаться не «по инструкции», а подобно первооткрывателю на вновь открытом континенте. Таким образом, структурной психосоматике нельзя научиться, освоив операционные схемы с четкой последовательностью шагов, — это всего лишь элементы, базирующиеся на более глубоком фундаменте, кото­рый и необходимо усвоить в первую очередь. Техники данной методи­ки - это (если следовать предложенной нами метафоре) умение ориен­тироваться по компасу, составлять карту, ставить палатку и т. д. Но суть действий путешественника в другом: он - исследователь. Другое сравнение: элементы техники боксера - это только средства, для осу­ществления тактических и стратегических расчетов, и в целом - жиз­ненных целей спортсмена. Исходя из сказанного, в этой части настоя­щей книги мы будем описывать технические приемы не только как таковые, но и, главным образом, как дидактический материал, позво­ляющий передать методику, методологию и концепцию структурной психосоматики как подхода к человеку во всех аспектах, в том числе и терапевтическом.

В заключении этой главы поставим следующую проблему: если «внутренние», глубинные дефекты (те же травматические склейки) порождают периферические проявления (телесные зажимы, соматиче­ские недуги, поведенческие аномалии), то может ли быть и обратное -могут ли перенесенные травмы вызывать соответствующие отклоне­ния на уровнях души и духа? Из общих соображений мы должны отве­тить утвердительно, однако общие соображения не всегда справедли­вы. Возможен ли, в частности, такой механизм образования патологи­ческой стратегии: перенесенная тяжелая телесная травма вызывает искажение карт, далее - травматическую склейку, и это приводит к убежденческим и более глубоким дефектам, которые потом уже ска­зываются в новой зоне периферии?

В плане поставленного вопроса была очень интересной работа с П., ветераном-афганцем, который перенес несколько тяжелых ранений и других травм. На первом же этапе были выявлены чрезвычайно ус­тойчивые патологические стратегии (по поводу их проявлений: болей в пояснице, головных болей и бронхиальной астмы - он и обратился к терапевту). Очень скоро они стали складываться в общую картину, неожиданную для терапевта. На первый план вышли поведенческие аномалии П., дальнейшее исследование которых заставляло сделать вывод: по крайней мере часть дефектов П. порождена не психотравма­ми, а соматическими повреждениями, повлиявшими на глубинные уровни структуры и через них вернувшимися на периферию в иных телесных зонах. Как работать с подобными искажениями? В этом и многих других случаях телесная работа должна сопровождаться со­вершенно иными терапевтическими техниками, центральным поняти­ем которых является понятие неконгруэнтностей.

Третья позиция

Понятие «третья позиция», одно из важнейших понятий структур­ной психосоматики в целом, было выработано в теории НЛП для оп­ределения одной из позиций восприятия реальности или, в более узком контексте, одного из вариантов межличностного общения. В этом случае директивная, подавляющая волю партнера позиция называется «первой», пассивная, подчиненная, уступающая давлению - «второй», а позиция нейтрального наблюдателя за процессом общения - «треть­ей». Такой трактовке соответствует следующая схема:

а) III

I → I I

где (→) обозначает директивное действие, а () - наблюдение.

Третья позиция может характеризовать и парное общение, тогда:

б) III ↔ Х

где (↔) обозначает взаимодействие.

Как мы видим, третья позиция отличается от первой и второй с точки зрения структурной психосоматики именно тем, что воздействие сменяется взаимодействием партнеров. Строго говоря, любое общение всегда двухсторонне, но для нашей классификации важно как сама личность воспринимает такой процесс: как вектор, направленный от себя (директивность, первая позиция; тогда партнер - объект манипу­ляции), как вектор, направленный к себе (пассивность, вторая позиция, тогда партнер - манипулятор), как двухсторонний вектор (наблюдения за двумя, третья позиция, тогда партнер - именно партнер и ничто бо­лее). Очень важно и то, что взаимодействие в третьей позиции само по себе подвергается отражению, оно подконтрольно и управляемо.

Уже самый беглый анализ показывает, что третья позиция невозмож­на для личности, пребывающей на первом или втором логическом уровне сознания. Дело в том, что на этих уровнях вектор внимания направлен исключительно вовне, а значит, собственная личность не осознается и не учитывается; в этом случае, во-первых, любое общение будет трактовать­ся только как воздействие (манипуляция или подчинение манипуляции), а во-вторых, никакого сканирования общения происходить не будет - ведь для этого необходимо отслеживать и собственные реакции.

При этом оказывается, что третья позиция всегда предполагает са­монаблюдение и самоконтроль, т. е. мы можем более точно изобразить ее в виде следующей схемы:

Рис. 47. Третья позиция

Таким образом, третья позиция характеризуется следующими осо­бенностями: учетом обеих ветвей - центростремительной и центро­бежной - отражения-отреагирования (в данном случае - межличност­ного общения); обязательным параллельным отражением «внутрен­них» объектов, задействованных в отражении-отреагировании.

Это позволяет нам легко разобраться в содержательной, качест­венной характеристике третьей позиции - она объективна, сдержанна и сугубо нейтральна. Это позиция отстраненного анализа обеих ветвей процесса, балансировки их между собой и синтеза своей и партнерской позиций с целью обеспечения такой балансировки.

Учитывая изложенные особенности, выведем структурные психо­соматические понятия третьей позиции за рамки межличностного об­щения на любое отражение-отреагирование вообще. Оказывается, личность может иметь к любому «внешнему» или «внутреннему» объ­екту (а таковыми являются и предметы, процессы, явления «внешней» реальности, и различные жизненные контексты, вплоть до глобально­го, и «внутренние» объекты и проблемы, и собственная личность, и Глобальное взаимодействие, и даже Абсолют, уровень «+0») опреде­ленное отношение, которое может трактоваться как первая, вторая или третья позиция, причем только третья позиция лежит в рамках сущно­стной структуры и продиктованной этой структурой модели отраже­ния-отреагирования, деятельности, поведения.

Сказанное легко пояснить на основе уже рассмотренных нами примеров.

Проблемой С. Н. было отсутствие истинных (или сущностных) карт, соответствующих социальному поведению в условиях контек­стов межличностного конфликта. В отношении собственной пробле­мы, а также всех связанных с ней обстоятельств: убежденческих схем, элементов космограммы, стратегий, смежных контекстов - его созна­ние всегда занимало первую, директивную позицию, что и сказыва­лось на всех уровнях - от декларируемой идеологии до агрессивного поведения.

Проблемой М. было отсутствие истинных (или сущностных) карт удовольствия. В отношении собственной проблемы и всех сопутст­вующих феноменов и обстоятельств он занимал вторую, пассивную позицию, что сказывалось и в поведенческих аспектах - избегании травмирующих контекстов, - и в соответствующих идеологических конструкциях, которые выдвигало его сознание для обоснования соб­ственного образа действий.

Работа с С. на одном из этапов и сводилась к тому, чтобы сущест­вовавшую у него вторую, пассивную позицию по отношению к смерти вообще и к смерти матери, в частности, заменить на третью, которая только и позволяла ему жить (перед лицом «вдруг обнаружившейся» собственной смертности) спокойной и адекватной жизнью «нормаль­ного» человека.

Дело в том, что неверно, как мы видим, отождествлять третью по­зицию с равнодушием - но это, несомненно, состояние максимальной внутренней свободы, трезвости и объективности. Первая и вторая по­зиции предполагают априорность подхода, третья позиция - никогда. Это не значит, что находящийся в ней человек не имеет собственного взгляда, собственного мнения или собственного мировоззрения, но он полностью открыт для новой информации и всегда способен, во-первых, к корректировке собственной модели реальности в соответст­вии с вновь открывшимися обстоятельствами, а во-вторых, готов к ее разумному согласованию с позицией партнера. Он плюралистичен и выбирает наиболее экологичный для себя и других план действий.

Когда мы говорим о «воспитании третьей позиции» или о ее «фор­мировании» и т. д., это не совсем точно. На самом деле обретение третьей позиции и формирование сущностной структуры личности -это едва ли не синонимичные понятия или, по крайней мере, понятия взаимосвязанные. На базе непроработанной, несущностной зоны лич­ности никакая третья позиция невозможна. Невозможность занять в том или ином вопросе, третью позицию как раз и свидетельствует о наличии здесь конфликта, внешнего проявления дефекта структуры. С Другой стороны, структурализация определенной личностной зоны неизбежно ведет к такому свободному оперированию в ней, сопровождающемуся разделением внимания и внутренним наблюдением, что третья позиция становится естественной и единственно возможной.

Из этого следуют два имеющих важное практическое значение об­стоятельства:

1) третья позиция образует у каждой конкретной личности много­уровневую иерархию: можно иметь устойчивую третью позицию на четвертом логическом уровне и не иметь ее на пятом; можно иметь ее в одних контекстах и не иметь в других; можно иметь третью позицию по отношению к собственной третьей позиции и т. д.;

2) само по себе погружение на глубинные логические уровни тре­тью позицию еще не образует, хотя и является необходимым условием ее формирования; точно так же и рефлексия сама по себе не является третьепозиционной.

Очевидно, что любой терапевт, любой практик, работающий в техни­ках структурной психосоматики, должен находиться в третьей позиции и по отношению к своему пациенту, и по отношению к процессу работы, и по отношению к собственным практическим навыкам, знаниям, анализу и концептуальным предпосылкам. Таким образом, становится ясно, что подготовка терапевта начинается с «личной эволюции» - направленной и зрячей структурализации собственного существа; параллельно происхо­дит формирование третьей позиции и обучение нелинейным способам мышления. Что касается таких профессиональных навыков как калибров­ка, присоединение, ведение, раппорт, суггестивные и телесно-ориентированные техники, то они важны, но производны. Можно нау­читься массажу или внушению, но, оставаясь на сугубо директивных по­зициях, невозможно приблизиться ни к пониманию методов структурной психосоматики, ни, тем более, к практике в ее русле.

Как следует из всего сказанного в этой книге, структурная психо­соматика придает огромное значение «личной эволюции» и нелиней­ным методам мышления. Разбирая эти вопросы, бывает трудно четко разграничить отдельные приемы и техники, отдельные феномены и этапы. Третья позиция относится, в этом смысле, к таким же сквозным, переплетенным с другими понятиям, как, скажем, «экологичность», «метаязык», или «экскурсивность». При беглом знакомстве они кажут­ся очень простыми или даже тривиальными. Хорошо, если это дейст­вительно так, но очень часто представление такого «элементарного» понятия в разных ракурсах, с разных точек зрения открывает совер­шенно неожиданные и даже парадоксальные аспекты, которые оттор­гаются несущностным сознанием, включающим множество импланти­рованных культуральных и социальных стереотипов.

Именно такое представление, с разных позиций, и необходимо, чтобы личностью рано или поздно был пережит своеобразный культуральный шок, скачок понимания, свидетельствующий, в частности, о перестройке структуры. Мы будем еще не раз возвращаться к понятию «третья позиция» - прежде всего, в главах о «личной эволюции», «ме­тодах мышления» и «знаковых системах»; можно сказать, что наше изложение, в целом, представляет собой своеобразный сеанс в техни­ках структурной психосоматики, цель которого - тот самый «скачок понимания».