Диагностическая концепция классификационной медицины

Основоположником новой лечебно-диагностической концепции, возникшей в 60—80-х годах 17 столетия и предполагавшей внедрение в практическую медицину принципиально новых подходов к диагностике и лечению, по праву считается выдающийся английский врач Т. Сиденгам, а важнейшей отличительной особенностью этой концепции стал полный отказ от прежней ориентации на диагностическое домысливание «внутренних страданий организма» (ближайших причин болезней) и их характеристик. Т. Сиденгам считал, что человеческий разум не может «постичь причинный хаос природы», а способен «охватывать лишь внешние явления», вследствие чего основным объектом диагностического исследования должны быть не ближайшие причины болезней, а сами болезни — их отдельные нозологические формы («species»). Последнее, с точки зрения Т. Сиденгама, не требовало привлечения никаких теоретических данных, «никаких гипотез», никакого домысливания и было вполне достижимо на основании сбора и систематизации только внешних проявлений болезни — ее симптомов («припадков»).

В полном соответствии с традиционными онтологическими представлениями о болезни как о живом существе, возникающем и развивающемся по своим собственным законам, Т. Сиденгам полагал, что каждая нозологическая форма обладает строго индивидуальным, присущим только ей одной, набором «внешних болезненных явлений»6. «Высшее Существо подчиняется законам не менее определенным, производя болезни, чем скрещивая растения или животных,— прямо указывал Т. Сиденгам.— Тот, кто внимательно наблюдает порядок, время, час, когда начинается переход лихорадки к фазам, феноменам озноба, жара, одним словом, всем свойственным ей симптомам, будет иметь столько же оснований верить, что эта болезнь составляет определенный вид, как он верит, что растение представляет один вид, ибо оно растет, цветет и погибает одним и тем же образом».

Иными словами, если Гален направлял взгляд врачей внутрь человеческого тела, то Т. Сиденгам заставил его свободно скользить по поверхности, тщательно фиксируя лишь внешние «болезненные явления», причем эти явления объявлялись независимыми от конкретного больного, а больной — источником искажений, которые он в силу своих индивидуальных особенностей, связанных с возрастом, полом, образом жизни, темпераментом, вносит в «истинную картину болезни». «Нужно, чтобы тот, кто описывает болезнь,— указывал Т. Сиденгам,— позаботился о различении свойственных ей симптомов, являющихся ее обязательным сопровождением, от случайных и необязательных, зависящих от темперамента и возраста больного». Развивая параллель между болезнями и растениями, Т. Сиденгам не без сарказма заметил, что ни одному ботанику не придет в голову рассматривать «укусы гусениц в качестве характерных особенностей листа». В рамках новой лечебно-диагностической концепции диагностическому исследованию подлежал не больной, а болезнь, основные характеристики которой совершенно не зависели от конкретного организма. Организм воспринимался лишь как сцена, на которой в соответствии с заранее написанным сценарием разыгрывался спектакль болезни. Как справедливо заметил по этому поводу известный французский философ и историк М. Фуко, диагностическое исследование стало «принимать больного во внимание, лишь выводя его за скобки».

Сам процесс диагностического поиска стал включать в себя два основных этапа. Первый этап предполагал предельно тщательное выявление и фиксацию всех без исключения симптомов. «Необходимо… в этом подражать художникам,— писал Т. Сиденгам,— которые, создавая портрет, заботятся о том, чтобы отметить все, вплоть до знаков и самых мелких природных деталей, которые они встречают на лице изображаемого персонажа». Для того чтобы ни один штрих в портрете болезни ни остался незамеченным или забытым, Т. Сиденгам предложил врачам постоянно записывать сделанные ими наблюдения и, таким образом, поставил вопрос о необходимости вести истории болезни, в которых надлежало фиксировать только наблюдавшиеся у постели больного факты. «Когда Вы составляете историю болезни,— указывал, в частности Т. Сиденгам,— то всякие философские гипотезы, как бы они ранее ни занимали Ваш ум, должны быть оставлены. Надо отмечать лишь ясные и естественные феномены болезни… Те врачи, чьи умы искажают факты, награждают болезни свойствами, которые существуют лишь в их головах».

Второй этап заключался в обязательном сопоставлении составленного «точного портрета болезни» с уже имеющимися описаниями всех известных болезней с целью обнаружения возможных сходств (аналогий). Если аналогия возникала — ставился диагноз, если не возникала — рождалась новая нозологическая форма. Принцип аналогии форм играл в практической медицине конца 17—18 вв. столь существенную роль, что, по меткому выражению М. Фуко, стал фактически «законом образования сущностей». «Врач, исследовав больного, соединив припадки в целое, ищет в носологической системе форму, подобную наблюдаемой; если находит ее, распознавание болезни (diagnosis morbi) кончено; если не находит, то составляет новую форму болезни,— писал профессор Московского университета И. В. Варвинский.— Чем врач внимательнее к явлениям, им наблюдаемым… тем чаще ему не удается найти в системе форму, совершенно соответствующую им наблюдаемой, тем чаще он бывает вынужден вставлять в систему новые формы болезней».