ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К ПЕРВОМУ МОДУЛЮ

С историей развития и характеристикой социальных функций языка можно ознакомиться подробнее, прочитав раздел “Происхождение и развитие языка” (язык оригинала – украинский) в учебном пособии: Мозговий В.І. Українська мова в професійному спілкуванні. Модальний курс. 4-те вид., Навч. посіб. – К.: Центр учбової літератури, 2010 – с. 21-24, или раздел “Происхождение и социальные нормы функционирования языка” (язык оригинала – украинский) в учебном пособии коллектива донецких авторов: «Організація діяльності державного службовця: навчальний посібник / О.В. Захарова, О.О. Шумаєва, В.І. Мозговий, Г.Г. Вергазова, О.П. Соловцова, Л.В. Василишина. – Донецьк: ТОВ «ДРУК-ІНФО», 2012. – С.194-197.

Кроме этого, полезно ознакомление с материалами по этой теме, расширяющими познавательный диапазон функциональных возможностей языка, а именно:

1. Мозговой В.И. Кризис языка и иллюзативные трансформации современной действительности // Язык и личность в поликультурном пространства:сборник статей [Текст]; под ред. О. С. Фисенко, Л. В. Адониной. – Москва: Рибэст, 2013. – 343 с. (Серия «Молодой филолог». Вып. 3) – С. 18-24.

То, что язык находится в состоянии кризиса – мысль не новая, которая с периодическим постоянством возникает в любой культуре. Чаще всего она озвучивается старшим поколением, которое не может согласиться с речевыми нововведениями молодежи на уровне заимствованных слов, жаргонов, сленга, и подхватывается апологетами языкового пуризма и культуры речи. Однако движение за чистоту языка существовало и существует всегда, а «болезнь» модного выделения при помощи языковых новаций по мере взросления молодости излечивается, и языковая система оставляет в своем арсенале только обработанные и принятые ею языковые формы, которые тем не менее подвергаются новой коррекции следующими поколениями. Язык не может быть статичным образованием, данным обществу как константа, – он динамичен по своей природе и развивается постоянно в вечно новых условиях развивающегося общества.

С этой точки зрения кажется совершенно справедливым скептическое отношение к кризису русского языка, высказанное воронежским ученым И.А. Стерниным: «Так можно ли охарактеризовать современное состояние русского языка как кризис? С одной стороны, наше обыденное понимание слова кризис (резкое ухудшение, угрожающее существованию) вроде бы дает определенные основания говорить об этом – в русском языке наблюдается огромное количество иностранных слов, жаргонизмов, в повседневном общении распространяется грубость, мат, растет малограмотность и безграмотность во всех сферах. На самом же деле никакого кризиса в языке нет. Наоборот, русский язык сейчас переживает период интенсивного развития… Кризис есть в другом. Можно сказать, что в России наблюдается кризис культуры речи… Пренебрежение к культуре речи, утрата контроля за своей речью у многих людей самых разных социальных и профессиональных групп и есть кризис культуры речи. Причина этого кризиса – социальная. Колоссальные проблемы, навалившиеся на людей в период перехода общества к рыночной экономике, – нищета, безработица, слом стереотипов мышления и поведения и пр. привели к тому, что людям стало «не до языка»…».

Между тем вряд ли в такой ситуации можно говорить и о кризисе речи, ибо те или иные модели речевого поведения возникают внутри социума как отражение его физического и нравственного состояния на определенном этапе исторического бытия.

Совсем иные выводы и ассоциации возникают при настойчивой пропаганде «чистоты» языковой системы (например, украинской), выражающейся в «борьбе» с русской культурно-языковой «экспансией» (переговори – перемовини, начальник – очільник, чільник, орудник, керманич, іній – иній, іржа – иржа, вертоліт – гвинтокрил, городяни – містяни, бюджет – б’юджет, вуз – виша, дівчина – юнка, член партії – членкиня, торговельний – торгівельний, кафедра – катедра) или в навязывании обществу «истинно украинских» словоупотреблений, не имеющих никакого отношения к нормам культуры речи и общеязыковым тенденциям развития терминологической лексики, стремящейся к однозначности и интернационализации (дівчина – юнка, листоп`ад – лист`опад, любл`ю – л`юблю, б`удемо – буд`емо, коаліціант – коаліціянт, Європа – Европа, автомобіль – автівка, фотографія – світлина, процент – відсоток, танцювати – гоцати, побити – відгамселити, в’язниця – буцегарня, аеродром – летовище, вертоліт – гвинтокрил, госпіталізувати – ушпиталити, карта – мапа, масштаб – мерило, екватор – рівноденник, афера – оборудка). Такие «эталоны», рождающиеся на основе личных пристрастий и пожеланий их «авторов», изолируют украинскую нацию не только от якобы навязанного русско-украинского языкового контекста, но и от славянского и мирового культурного наследия вообще, а поэтому лишают языковую систему возможности к самоочищению и саморазвитию.

Таким образом, понимание языкового кризиса как системного явления или как кризиса культуры речи не совсем корректно, ибо любые изменения, происходящие внутри языка, не противоречат его природному механизму развития, который может подвергаться речевой коррекции лишь специалистами-филологами на уровне рекомендаций, позволяющих наиболее адекватно и продуктивно вести общекультурный, деловой и научный диалог внутри конкретной языковой общности в определенный период ее жизнедеятельности. В случаях же «борьбы за чистоту истинно национального языка» (хотя язык и борьба – вещи несовместимые) речь идет о внешнем внедрении моделей языкового поведения, изменяющих само общество.

Язык при субъективном отношении к нему как инструменту для навязывания идеологии поступков начинает трансформировать естественный мир и человека в этом мире на основе иллюзаций (от лат. illusio; illudere – «играть. обманывать»), превращаясь в свою противоположность. Он продуцирует неадекватные восприятия, в результате которых происходит замена реального на вымысел, игнорирующий реально существующие внешние свойства объектов. Сознанием в этом случае воспринимается не сам объект, а его искаженный или деформированный в процессе восприятия образ. Природная энергетика языковой системы при субъективном обращении с нею на основе личных пристрастий и интересов, допущенных к влиянию на социум политиков становится опасной для существования любого общества и языка как общественного явления.

Рассмотреть эту опасность гораздо сложнее, нежели формальное словотворчество, потенциально возможное в речи любого представителя национально-языкового сообщества (а не только в молодежной или культурной среде), поскольку политические «конструкторы» общественного сознания, используя иллюзативную функцию языка, прикрываются благими мотивами сохранения и развития нации, общества и культуры. Иллюзативность их управленческой модели проявляется в настойчивом стремлении (возможно, и неосознанном) подчинить общеязыковые нормы жизнедеятельности, сформированные человечеством на протяжении всего его существования, субъективным представлением о необходимости их реформирования, замены и даже последующего разрушения.

Вот почему непрекращающиеся попытки провести не мытьем, так катаньем «реформы орфографии» (хотя в исполнении «реформаторов» речь идет о фундаментальном изменении языковой системы на всех уровнях: фонетическом, грамматическом, семантическом и лексическом), призывы «затянуть пояса ради благополучия государства» (хотя государство – это его граждане), «убедительные рекомендации», на каком языке общаться, какая история «правильная», какую литературу изучать и какая культура истинно национальная, равно как и увеличение контролирующих, регламентирующих и охранных органов, созданных якобы для защиты граждан «від зрусищення», от коррупции и преступности, совершенно справедливо воспринимается большинством как стагнация государственного механизма управления. Именно со стагнацией управленческой модели связано навязывание обществу мифов об «улучшении», «оптимизации» или «экономическом росте», превращающих человека в бездуховный и послушный инструмент для реализации планов личного обогащения и получения сверхприбыли управленческо-олигархической элитой, при достижении которых напрочь игнорируется естественно-языковая природа управления, мышления, созидания и культурного развития:

1. Язык и его конкретный социальный статус в такой экономико-политической парадигме все больше воспринимается как устройство для манипуляции человеческим разумом, сознанием и действием. Иллюзорность механистического отношения к человеку и его деятельности базируется на том, что языковая система заложена в ребенке при рождении как умение дышать, двигаться, видеть или слышать, а поэтому природа якобы наделяет народы разными с точки зрения развития языками, которое можно и нужно «корректироать». При такой интерпретации происхождения и предназначения языка совсем недалеко до насильственного внедрения «развитой языковой культуры» и до современной акцентной идеализации «титульной нации» (неважно, украинской, русской, английской или американской). Жонглирование статусом тех или иных языков переворачивает их объективную природу с ног на голову, поскольку социальная природа и сущность языка становятся зависимыми от личной позиции или прихоти очередного политического мессии.

Так происходит, например, со статуированием русского языка в Украине, который «политики от механики» не знают, куда «пристроить». По Конституции его отнесли к языку национальных меньшинств, по решению Верховной Рады он определен как один из региональных, а с точки зрения некоторых местных советов объявлен официальным, хотя объективно русский язык не является ни первым, ни вторым и ни третьим, а государственным наряду с государственным официальным украинским языком: и тот, и другой понимает большинство граждан всего государства независимо от национальности или территории проживання, а многие из них думают и говорят на них. На первый взгляд кажется, что подмена языковых реалий касается только Украины. Однако это далеко не так.

Практически такая же проблема стоит перед всем «демократическим обществом», что заставляет задуматься о будущем языковой цивилизации и каждого из нас как ее представителя. Вот как, например, оценивает отношение политиков (а в последующем и общества) к языку и филологии американский ученый и публицист Шелдон Поллок: «Один из вызовов, с которым сталкивается филология в США сегодня, легко описать – это экономика, самая жесткая составляющая нового жесткого мира. С точки зрения главного фининспектора, филология – это разори­тельный для бюджета кошмар, трудоемкое, доиндустриальное, кустарное ремесло, которое сильнейшим образом контрастирует с фордовским ме­тодом и массовым маркетингом большинства гуманитарных наук».

2. Природная первичность устного общения и вторичность письменной речи с ее способностью к кодированию для передачи во времени и пространстве информации при торжестве «операционного менеджмента» объявлены, по сути, вне закона, что является следствием механистического отношения к языку как таковому:

– диалогическая природа первичной материи языка в его устном исполнении (в начале было Слово…) постепенно заменилась антилогом как наиболее приемлемом механизме для политических или бизнесовых «разборок»;

– формирование культуры устного высказывания поглотилось иллюзативным письменным (компьютерным) тестированием – универсальным и, главное, быстрым и необременительным для бюджета средством контроля и обучения;

– трехкомпонентная языковая модель управления («мысль» – «общественный диалог» – «закон»), естественно повторяющая развитие языка, речи и общества как такового, была упрощена до двухкомпонентной манипуляции общественным сознанием («изменение общественного сознания на основе языковых иллюзаций» – «их субъективное внедрение в трансформированную реальность и практическую деятельность»;

– главная единица письменной речи – текст – подменена репликами на уровне СМС или вообще выхолощена из школьной и вузовской программы. Художественная литература как основное средство формирования нации, ее эстетических вкусов и взглядов на мир при ее оценке с точки зрения «бизнесмена-прагматика» стала конспективным придатком для финансовой или политической деятельности. В результате украинская литература превратилась в литературу на украинском языке (из нее были изъяты русскоязычные произведения Т. Шевченко, Марко Вовчок, В. Короленко, Н. Гоголя, М. Булгакова); всемирно известные произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, А. Грибоедова, Л. Толстого или Ф. Достоевского, естественно воспринимаемые украинским читателем с детства, перекочевали в зарубежную литературу для выборочного знакомства на украинском языке, а тексты «Слова о полку Игоревом» и Г. Сковороды стало возможным презентовать как безусловно украинские по духу и по форме в украинском переводе. Иллюзия «споконвічної українськості» овладела умами подрастающего поколения.

3. Многообразная функциональная палитра современного языкового общения (коммуникативная, познавательная, мыслеобразующая, профессиональная, номинативная, экспрессивная и эстетическо-культурологичная функции) постепенно поглотились иллюзациями:

– позитивная направленность диалога (коммуникативность) для выработки социально корректных решений была заменена агрессивным антилогом политиков и бизнесовых «авторитетов» для выяснения отношений;

– познавательность стала подаваться как политически заангажированный подбор выхваченных из контекста околонаучных и околохудожественных знаний;

– мысль все шире презентовалась на основе волюнтативной функции, публицистического внушения, неозвученного действия или приказа без профессионального обсуждения и последующих определений, попадающих в разряд «номинативных изысков» («надо не говорить, а дело делать»!);

– эстетическо-культорологичная функция языка как средства общности и структуризации национальных коллективов на основе общей философии, мировосприятия, психологии, но бесконечно многообразных форм их проявления стараниями механиков от политики и политиков от механики постепенно упростилась в сознании обывателя до примитивного уровня общения «на родном языке» (конечно же, одном для всех, неважно, украинском, русском или англоамериканском?!), которое якобы способно сплотить государство единой национальной идеей.

Таким образом, внешне навязанные обществу языковые модели поведения на наших глазах превратились в фантом, подменяющий реальный мир, трансформирующий действительность и маскирующий нереальность и антисоциальность действий и поступков управленческой «элиты» – поведенческо-языковые клише как бы диалог, как бы текст, типа дело, типа наука, как бы «самый честный канал», типа учусь, типа работаю начали продуцировать соответствующие «нормы» общественного поведения. Иллюзации, обозначенные политиками как конечная цель развития, стали уничтожать саму его возможность, ибо они расчленили природную ткань общественного сознания навязанным индивидуализмом собственника, способным уничтожить язык вообще и его человеческую природу. Так постепенно современная политизация языковых явлений, сопровождаемая конфликтами, превратило заложенный природой конструктивный потенциал языковых функций в коррозийный материал искусственно созданной для этого иллюзативной антифункции как средства навязывания обществу фиктивной деятельности, якобы во имя развития и прогресса. Примеров предварительной языковой обработки сознания и последующих за ними реактивных действий более, чем достаточно:

– сначала кризис объявляется (значит, он кому-то нужен? кем и для чего?), а потом он наступает (почему?, что ему можно противопоставить?, при каких условиях он может окончиться и окончится ли вообще?);

– идею социальной защиты развенчивают, а потом игнорируются все социальные льготы и завоевания (продолжительность рабочего дня и недели, регулярность выплаты заработной платы и ее индексация в связи с инфляцией, пенсионные пособия, право на труд и отдых и пр.);

– лишают закавыченные названия юридических прав (Государственное высшее учебное заведение «Донецкий национальный технический университет», Коммунальное учебно-воспитательное дошкольное учреждение «Детский сад-ясли № 25», Коллективное предприятие «Шахта им. А.Ф. Засядько»), а потом их с легкостью «оптимизируют» (ведь после лингвистческих манипуляций это уже не университеты, детские сады или шахты, а какие-то абстрактные заведения, учреждения или коллективные предприятия);

– вводятся в речевое сознание слова-понятия зачистка, килер, крышевать, национальные герои, оптимизация, рейдеры, коллекторская деятельность, а потом они приобретают возвышенный ореол и становятся для молодого поколения чуть ли не идеалом и целью их действий, оценок и поступков;

– убеждают граждан Украины, что учителя, ученые, воспитатели, врачи – главные коррупционеры и взяточники, не имеющие особой ценности для общества и государства, что Анна, Владимир, Николай, Михаил, Елена – это Ганна, Володимир, Микола, Михайло, Олена, а потом первых можно ограничить в зарплате и всех без исключения считать украинцами (это в многонациональной-то стране!);

– внедряются в сознание обывателя, что главные события в государстве и мире – убийства, похищения, разбой, финансовые махинации, ограбления, драки депутатов, элитные тусовки, а потом заставляют людей забыть о жизни семьи, предприятия, о настоящей работе и профессиях, о заработной плате как единственном источнике дохода и мечтать, как бы стать «вот таким миллионером» (а лучше миллиардром!).

Вывод из анализа современной языковой жизнедеятельности неутешителен не только по отношению к конкретному языку или к языку вообще, но, самое главное, к обществу, которое можно легко направить в антиобщественную парадигму существования при помощи языковых иллюзаций. Иллюзативность языка – диагноз опасный, но он поставлен. Другой вопрос, сумеет ли в определенном смысле больное общество противостоять этому рецидиву. Наверное, «да», прежде всего потому что оно пока еще есть. Но исцелить его может только любовь к Слову. В этой любви великое предназначение филологии не только как науки, но и как способа современного мышления, ограждающего общество от его поглощения иллюзативной антифункцией и несущего ответственность за сохранение всего гуманитарно-языкового мирового пространства. Как это сделать – предмет следующего розговора.

Мозговой В.И. Украинские мифы языковой политики // Информационный Вестник Форума русистов Украины. Вып.14. – Симферополь: Крымский центр гуманитарных исследований, 2011. – C. 97-104.

Парадокс сегодняшних реалий украинской национально-языковой политики заключается в том, что повышенный интерес политической элиты к языковым проблемам приводит не к их разрешению, а к эскалации социальной конфликтности, захватывающей все сферы жизнедеятельности государственного организма: экономику и политику, образование и науку, культуру и духовность. Чем больше чиновники, облеченные властью, говорят о единстве и уникальности украинской нации на основе одного государственного языка, тем шире становится пропасть регионального взаимоотталкивания и тем сильнее разгораются внешние очаги недоверия и непонимания. Язык, стремящийся к универсальной бесконечности конструктивного диалога, при искусственном сужении его функций превращается в ограниченное средство внутреннего общения, изолирующее многонациональную украинскую культуру не только от русской, но и от мировой цивилизации.

Причины подобной внутриязыковой конфликтности не в богатстве или бедности языка (любой язык объективно богатый, если он удовлетворяет конкретный социум в его общении с осмысленным им миром), а в дилетантском обращении с ним властных структур, полагающих, что они наделены правом решать, на каком языке «их» народу говорить и думать. Между тем языковое общество живет и думает по своим универсальным законам бытия, которые не зависят от временной конъюнктуры политической «элиты», ограниченной конкретно-субъективным представлением о своей роли в истории. Если бы это было иначе, язык и культура каждого социума менялись бы в зависимости от того, каким «вирусом языкового реформирования» поражены руководящие им партии или лидеры. К счастью, общество мудрее любого рода «мессий», а поэтому способно вырабатывать иммунитет против политического шантажа и иллюзий. Политические мифы языковой политики, которые входят в противоречие с национально-языковой реальностью, влияют на социум выборочно и действуют только до тех пор, пока не угрожают его существованию как таковому. В этом случае языковое сообщество взрывается национальным неповиновением, восстанавливая естественное стремление Человека к самосовершенствованию и развитию.

Украинское общество сегодня вплотную подошло к такому рубикону, за которым все явственнее видны масштабы и следствия мифологизации языковой политики, навязанной ему правящей «элитой».

Миф 1. Статус языков устанавливается депутатами путем голосования, исходя из их убеждений. Этот миф зафиксирован в Основном законе Украины, в котором, с одной стороны, в статье 5 говорится, что «…носителем суверенитета и единственным источником власти в Украине является народ», а с другой, в статье 10, что «государственным языком в Украине является украинский язык», но при этом «…гарантируется свободное развитие, использование и защита русского, других языков национальных меньшинств Украины».

За последнюю статью в свое время проголосовали единогласно все депутаты. Позже те же депутаты провозглашали идеи о русском языке как втором государственном, официальном, региональном и даже о русском как национальном или родном. Эти эмоциональные споры предлагалось разрешать с помощью референдума, проведение которого, кстати, только усилило бы поляризацию и конфликтность в обществе, поскольку мало кто из политиков (а тем более из обывателей) осознавал и осознает, что означают зафиксированные ими в Конституции понятия, а значит, и масштабы возможной трагедии.

Мало что изменит в украинском социуме и принятие Европейской хартии о защите региональных языков (языков национальных меньшинств):

– во-первых, региональные языки не имеют никакого отношения к языкам национальных меньшинств (первым термином следовало бы обозначать языки, которые понятны большинству населения определенных регионов, как правило, приграничных, независимо от национальности на уровне общения, и которые не входят в национальный язык, например, польский язык в Галичине);

– во-вторых, для представителей постсоветского пространства термин «нацмен» оскорбителен, поскольку он унижает достоинство практически всех национальностей, кроме так называемой «титульной нации» (он был внедрен в народное сознание в сталинскую эпоху и должен быть заменен на понятие «языки национальностей», которые на равноправных основаниях входят в общенациональный язык);

– в-третьих, русский язык на территории Украины не является языком национальности, ведь языки национальностей функционируют в ограниченных определенной территорией местах их компактного проживания, а русский так или иначе знают все (поэтому нелепым выглядит перевод русских фильмов и передач на украинский язык), и он обслуживает разные национальности в масштабах всего государства.

Миф 2. Один государственный язык укрепит украинскую нацию.На самом деле в многонациональном государстве, каким является Украина, чем больше средств и форм выражения национального самосознания, национальной психологии и философии, тем богаче нация (единство в многообразии). Причем эти формы могут быть самыми разными, поскольку все они укрепляют национальный украинский язык, куда входят общелитературный язык, языки национальностей, диалекты, жаргоны, фольклор, живопись, музыка, архитектура как носители национально-языковой картины мира – менталитета, психологии и философии единой украинской нации. Это тем более относится к украинскому и русскому языкам, которые объективно являются государственными (хотят этого политики или нет, записано ли это в Конститутции или нет), поскольку ими в той или иной степени владеет большинство населения государства вне зависимости от национальности или территории проживания.

С этой точки зрения кажутся совсем не парадоксальными сетования отдельных национально озабоченных политиков о том, что русский язык в отличие от других языков «национальных меньшинств» не нуждается в защите: «Стан мов цих меншин цілком задовільний, оскільки українське законодавство і практика традиційно приділяють пильну увагу захистові прав національних меншин, у тому числі й мовних прав. Серед перелічених мов найсильніші позиції має російська, яка, як відомо, була панівною мовою в СРСР і продовжує широко використовуватися у межах всієї України, особливо в її східній частині».

Действительно, эти два языка нужно не защищать, а глубоко изучать в школах, пропагандировать в средствах массовой информации, в кино, театрах и т.п. Украинский язык при этом как государственный официальный (т.е. как язык, юридически представляющий интересы отдельных граждан в Украине и Украину в целом на международном уровне) необходимо изучать еще и как профессиональный на уровне высшей школы. В отношении же отдельных национальностей (например, греческой, татарской, культуры которых нуждаются в защите), следует проводить политику, направленную на развитие их языков, используя для этого различные формы национального самовыражения: путем открытия в местах их компактного проживания национальных учебных заведений, путем учреждения национальных средств массовой информации и т.п.

Миф 3. Украинская литература – это литература, написанная на украинском языке. Если под национальным языком понимать множественность и разнообразность форм проявления национального характера и мировосприятия, то под украинской литературой – одной из главных составляющих общности нации – следует понимать литературу, которая создает эту общность, независимо от того, на каком языке она написана. В этом контексте любое искусственное ограничение эстетично-культурологической функции литературы (национального языка) приводит к расшатыванию и разрушению национальной конструкции.

В украинской культуре веками сотрудничали, сосуществовали и взаимодополняли друг друга две наиболее адекватные языковые формы национального выражения украинской психологии и философии – украинская и русская. Этими языками или на одном из них были написаны произведения Тараса Шевченко и Николая Гоголя, Марко Вовчок и Михаила Булгакова, Ивана Франко и Антона Чехова, а также Леси Украинки, Ильфа Ильи и Петрова Евгения, Исаака Бабеля, Михаила Шолохова, Олеся Гончара, Александра Куприна, Владимира Короленко и многих другие писателей, так или иначе отражающих в своем творчестве многообразие украинско-славянского характера.

Поэтому подмена понятий при изучении украинской литературы в школе (украинская литература – литература, написанная на украинском языке) обедняет и разрушает целостность украинской нации, поскольку из ее конструкции выбрасывается огромная часть украинской культуры (в лучшем случае ее изучают в курсе зарубежной литературы на родном, т.е. украинском языке). Это закономерно приводит к образованию четвертого мифа.

Миф 4. В Украине родным языком является украинский. Этот миф озвучивается в учебных заведениях, где обязательным атрибутом оформления является стенд «Вивчаймо рідну мову!» («Изучаем родной язык!»), сознательно навязывается обывателю в дни празднования родного языка (Свята рідної мови), а затем тиражируется в репликах-осуждениях «Чому ти не спілкуєшся рідною мовою?» («Почему ты не общаешься на родном языке?») или в императивах «Державний службовець має спілкуватися виключно українською мовою» («Государственный служащий должен общаться только на украинском языке»). Обделенному этичными нормами чиновнику или обывателю невдомек, что родной язык у каждого представителя определенного языкового социума свой, и никто не имеет ни морального, ни юридического права приказывать, на каком языке ему говорить, а тем более думать. Культурный человек в условиях тотального двуязычия (наличия двух государственных языков) выбирает для общения тот инструмент (язык), который помогает ему максимально раскрыться, быть понятным и достичь необходимого результата. Для того чтобы не оскорбить или не поставить в неловкое положение собеседника, в разных ситуациях языкового общения это может быть и украинский, и русский языки. Вот почему распространенный в Украине рекламный плакат «Думай по-українськи!» («Думай по-украински»!) нужно воспринимать разве что как метафору, которая призывает к оценкам, действиям и поступкам, оперирующим национальными категориями мышления, а не к единственно обязательной форме общения.

Миф 5. Элитный украинский язык засорен русскоязычными нормами, поэтому его нужно реформировать. Этот миф периодически трансформируется в Указы Президента о необходимости проведения реформы орфографии или распоряжения о переименованиях, связанных с политической оценкой исторических событий или лиц (последний из них был подписан Виктором Ющенко в феврале 2010 года), но, кроме этого, постоянно тиражируется украиноязычными средствами массовой информации на радио и телевидении. Сознательная или неосознанная борьба с русской культурой, которая якобы изменила истинно украинский смысл, произношение, грамматику и лексику, достигает размеров, за которыми теперь уже украинская культура превращается в кодированный для славянского и мирового сообщества ребус.

И речь идет теперь не только об орфографии, а о замене всей системы языка, что уже было продемонстрировано в «Проєкті найновішої редакції українського правопису» 1999 года тогдашним вице-премьером Украины господином М.Жулинским, который пытался изменить фонетику (діяспора, иній, иржа, геніяльний, етер, катедра, Атени, б’юджет – совр. укр. діаспора, іній, іржа, геніальний, ефір, кафедра, Афіни, бюджет), грамматику (крови, совісти, племени, метра – совр. укр. крові, совісті, племені, метро) и лексику (гусак – ганс, повія – гор и т.п.).

Приверженцам этого мифа уже недостаточно предложенных изменений – они идут дальше, разрушая основу общеславянского и мирового профессионального общения – терминологическую базу эмоциями, двусмысленностями и национальной ограниченностью: вуз – виша, дівчина – юнка, член партії – членкиня, листоп`ад – лист`опад, любл`ю – л`юблю, б`удемо – буд`емо, процент – відсоток, аеродром – летовище, вертоліт – гвинтокрил, фабрика – робітниця, карта – мапа, масштаб – мерило, госпіталізувати – ушпиталити, торговельний – торгівельний, коаліціант – коаліціянт, переговори – перемовини, начальник – очільник, автомобіль – автівка, паровоз – паротяг и т.п. Тем не менее настоящих ошибок, так называемых русизмов, они не видят, употребляя слова и словосочетания типа я рахую (я вважаю), слідуюче любе питання (наступне, будь-яке), прийняти міри (вжити заходів), обумовлено причинами (зумовлене причинами), являється (є), задачі економіки (завдання економіки), учбовий корпус (навчальний корпус), область виробництва (галузь виробництва), інспектор по кадрам (інспектор з кадрових питань), конкурентоздатність (конкурентоспроможність), не дивлячись на (незважаючи на), на протязі року (протягом року) и т.п.

Таким образом, при политизации оценки языковых явлений, сопровождающихся конфликтами, можно и нужно говорить об экологии политического сознания, превращающего конструктивный потенциал разнообразных вариантов национального языка в коррозийный материал для их акцентного противопоставления. Это интуитивно ощущают обычные граждане, которых большинство, что должно серьезно волновать сознательное научное и политическое меньшинство.

Простому человеку, не попавшему в сети политического тумана и свободного от идеологических догм, понятно, что независимо от языка, на котором он общается в бытовой ситуации (русского, украинского, татарского, греческого), он является главным компонентом общенациональной украинской культуры и, следовательно, входит в украинскую государственную общность. Его родной язык по своей внутренней энергетике существенно отличается от языка коренной нации (русской, татарской, греческой) и не противоречит основным ценностям украинского мировосприятия, подтверждая богатство национального украинского менталитета.

Для него также понятно, что для внешнего общения в границах Украины он должнен перейти на украинский или русский язык.

Но для него совсем не понятно, почему при такой ситуации необходимо дублировать русскоязычные фильмы, изучать русский язык как иностранный, а русскую литературу – в курсе зарубежной на украинском языке. Путаясь в разговорных, официально-деловых, публицистических и задекларированных словарями вариантах имен Микола и Николай, Анна и Ганна, Михайло и Михаил, Елена и Олена обычный гражданин постепенно втягивается в перманентный революционный процесс, забывая о естественном для человека стремлении к стабильности общественного бытия.

В связи с этим сознательной научной общественности, которая в состоянии систематизировать подобные явления в украинском обществе, необходимо обязательно и немедленно решить два типа проблем, связанных с политизацией языковых реалий.

Первый тип касается фундаментальных основ внутренней политики в многонациональном государстве. Их решение зависит от объективной оценки ситуации с функционированием в нем языков и от правильного определения на этой основе их реального статуса. Перенесение других оценок на новую национально-языковую почву или абсолютизация субъективных мнений политических лидеров не являются научными и полезными для общества, поскольку реальное развитие языка как общественного явления не зависит от воли отдельной личности. Иначе любая значимая языковая реальность может совсем неожиданно для общества претендовать на роль всеобщего критерия национальной аутентичности и может привести к поглощению других языковых реалий, что в конечном итоге подорвет основы государственности.

Второй тип проблем является профессиональным и должен решаться учеными-филологами, поскольку он касается методики изучения и функционирования языков в конкретном государстве. Так, например, конституционная квалификация русского языка как языка национальных меньшинств приводит к тому, что он изучается на уровне иностранного для общения (а не общности) с соответствующей методикой оценки знаний: аудирование, говорение, чтение, письмо. С другой стороны, для изучения украинского языка создаются учебники как для родного языка, когда этап общения на нем был пройден еще в дошкольном периоде. Такие же парадоксы заложены в квалификацию украинской и русской литератур, хотя в пределах Украины они обе входят в структуру украинского национального языка и методика их изучения должна опираться на абсолютно другие методологические принципы.

Итак, чтобы заложенная политиками языковая конфликтность не превратилась в серьезную социальную проблему, необходимо осознать, что объективный путь к развитию украинского общества возможен только при учете реального двуязычия (а инода и многоязычия). И только придерживаясь современных норм общекультурного и внутринационального диалога, можно сформировать действительно национальный подход к разрешению языковых проблем.

Мозговой, В.И. Роль языковой истории в управлении инновационным развитием Донбасса / В.И.Мозговой // Инновационные перспективы Донбасса: материалы междунар.науч.-пр