РАССТРОЙСТВА РЕЧИ ПРИ ТУГОУХОСТИ

Тугоухостью называется более или менее стойкое понижение слуха на оба, а иногда и на одно ухо, препятствующее в той или иной мере нормальному речевому общению с социальной средой. На речи сказывается лишь тугоухость на оба уха. Наличие нормального слуха на одно ухо при нормальных умственных способностях у взрослого человека вполне компенсирует слуховую инвалидность другого уха, и вопрос о тугоухости отпадает. Но у маленьких детей в периоде приобретения речи (от 2 до 6 лет), а также при дефектах интеллекта, слухового внимания и т. п., потеря или поражение слуха на одно ухо уже обусловливает наличие тугоухости со всеми ее последствиями.

Точных данных о количестве тугоухих в нормальной школе пока нет. По данным автора в Ленинградском областном институте вспомогательного обучения на 1 января 1934 г. числилось тугоухих легкой степени 22,4% (16% — на одно ухо и 6,4% — на оба уха). Если тугоухость произошла от закупорки ушного прохода серной пробкой или вследствие болезни барабанной полости, то после своевременного лечения уха тугоухость исчезает. Но когда болезнью уже затронуто внутреннее ухо, то она большею частью неизлечима и принимает форму стойкой тугоухости. От 6 до 8% случаев тугоухости — результат заболеваний носоглотки. При своевременном обращении к врачу лишь 30% тугоухости не поддается лечению.

Необходимо различать два случая: 1) тугоухость врожденную или же приобретенную в возрасте до развития речи — до 3—5 лет; 2) тугоухость, приобретенную в возрасте, когда процесс образования речи у ребенка более или менее завершен (в среднем от 5-летнего возраста).

В первом случае, ввиду дефективности слухового анализатора, самый процесс зарождения речи идет с задержкой и неправильно; речь окружающих не анализируется слухом достаточно тонко, т. е. не разлагается на свои простейшие звукопроизносительные элементы, а потому и ответные речевые реакции на эти грубые звуковые раздражители получаются также грубые, диффузные (расплывчатые), без тонкой диференцировки: некоторых звуков совсем нет, часть звуков не точна, а часть заменена другими.

Второй случай речевых расстройств на почве приобретенной тугоухости, после того, как речь уже сложилась, не требует отличной от первого случая методики воспитания речи. Здесь следует лишь учесть то обстоятельство, что у ребенка в высших отделах его центральной нервной системы уже имеется вполне точное звукопроизношение — в виде отпечатков речевых схем. Вопрос сводится лишь к тому, как сохранить это достижение ребенка. Дело в том, что у тугоухих, как и у поздно оглохших и глохнущих, с потерей диференцированной работы слуха появляются разнообразные расстройства речи. Основная задача — своевременно предупредить исчезновение имеющейся речи. Это не так трудно, если «случай» не запущен: остается только поддержать и укрепить то, что уже имеется, указанными выше методами. Чаще всего дефективны звуки с, з, по своему высокому тону (свист) недоступные слуху тугоухого; они заменяются обычно взрывными (дубы — зубы, табака — собака). Затем идет смешение звонких с глухими (полъно — больно, том — дом, купа — губа), шипящих со свистящими, недоговаривание слов, отсутствие смягчения последнего согласного (пост — кость, ден — день). Вся речь — монотонная, глухая, аграмматичная. Эти дефекты произношения соответственно отражаются и на письме тугоухих.

У обследованных А. Поповой тугоухих учеников оказались следующие недочеты речи: шепелявость — 27%, смешение звонких и глухих звуков — 17%, смешение свистящих и шипящих — 12%. По Никитиной, полное отсутствие звонкости в согласных составляет 6% всех случаев тугоухости.

Другие недочеты резко не выделяются. Приводимый ниже рассказ по картинке, сделанный по заданию автора тугоухим Ш., учеником V класса б. 19-й вспомогательной школы, характеризует письмо тугоухих, особенно в отношении богатства аграмматизмами. Содержание картинки: девочка подставила к шкапу табурет, влезла на него и хотела достать со шкапа коробку, но табурет упал, а вместе с ним — и девочка с коробкой.

«Как Маша упала со стула. В одном каменном доме жила девочка, ее звали Маша. Когда была она одна, и Маша узнала, что вчера мама купила коробка, она лежала — шкап на верху. Маша хотела узнать что там есть, она взяла табуретка и поставила рядом — шкап, — и стала на ноги — — табуретку и хотела схватить коробку и вдруг табуретку покачнула — — и Маша упала вместе — коробкой и разбилась себе голову. Маша лежала на кроватях и была больна. Когда выздоровела и Маша больше не решалась этого сделать». (Тире означает пропуски букв и предлогов).

Различают три степени детской тугоухости (по проф. Ф. А. Рау):

1. Легкая тугоухость: наибольшее расстояние для восприятия шепотной речи на одно лучшее или оба уха находится между 8 и 2 м от уха.

Появление такой тугоухости у людей со сложившейся речью не вызывает никаких затруднений в их жизни, часто она даже не замечается ими. Наоборот, для детей, еще не овладевших речью, и этот дефект слуха вреден: они не могут точно воспринимать звуковую речь окружающих, в особенности на большом расстоянии, или произносимую тихо или очень быстро: получается в той или иной мере косноязычная и аграмматичная речь. Степень расстройства речи зависит от интеллекта, слухового и общего внимания ребенка: чем более отстал ребенок, тем сильнее сказывается на нем тугоухость, т. е. он меньше слышит и различает слов, изолированно и особенно в предложении, а следовательно, речь его будет бедна словарно и дефективна по форме. У нормально развитого ребенка никаких дефектов речи в данном случае не наблюдается.

2. Средняя тугоухость: наибольшее расстояние для восприятия шопотной речи находится между 2 м и 50 см. Речь у таких детей — косноязычная, аграмматичная, невнятная. Чем меньше дети, тем сильнее расстройства речи. У маленьких детей вместо слов слышатся лишь намеки на них. Особенно при этом страдают звонкие согласные звуки б, д, г, ж, з, которые произносятся, как п, т, к, ш, с. Получается лепетная, малопонятная речь. Такие дети быстро утомляются от напряженного слушания на уроках, становятся невнимательными, отстают в учебе, дезорганизуют класс своей недисциплинированностью. Интеллект и внимание и здесь имеют отмеченное выше значение.

3. Тугоухость тяжелой степени: указанное расстояние находится между 50 см от уха и самым ухом; отчетливо выслушиваются лишь резкие звуки — свист, хлопанье, резкий окрик. Звуковая речь приближается к типу таковой же у глухонемых; она компенсируется богатством мимико-жестикуляторной речи. Инвалидность речи (иногда лишь не более десяти слов, да и те искаженные, например аова — корова) создает у таких детей социальную ущемленность, искажает их характер и поведение (нелюдимость, повышенная раздражительность, трудновоспитуемость и т. п.).

Воспитание речи у тугоухих.

В первом и даже во втором (в более легких формах) случае тугоухости вполне возможно обучение детей в нормальной школе. При тяжелой же степени тугоухости во втором случае требуется помещение таких детей в специальные школы или учреждения, где наряду со школьной учебой проводится специальная работа по развитию речи и слуха и устранению речевых дефектов. Здесь имеются специальные микрофонные и слуховые классы, оборудованные соответствующей аппаратурой.

Тугоухие в тяжелой степени с нормальным интеллектом в специальных классах для тугоухих при школах или в специальных школах и учреждениях (например, в б. Отофонетическом институте в Ленинграде) проходят обычную учебную программу нормальной школы, естественно, с некоторым удлинением срока обучения (1/2 года за 1 год нормальной школы), так как ряд специальных занятий да и осложненность самого процесса обучения несколько тормозят учебу.

С умственноотсталыми тугоухими детьми прорабатывается программа вспомогательной школы с таким же примерно удлинением курса обучения. Группы комплектуются по степени тугоухости, по 10 человек в группе. Кроме общей учебы, особенное внимание обращается на обучение чтению с губ (лабиолексия). Против опасений, что «губизм» может затормозить развитие слуха, проф. Преображенский возражает, указывая, что чтение с губ не может полностью компенсировать слуха, так как оно менее привычно и труднее, чем слушание: «Тугоухий пользуется остатками слуха до последней возможности». Благодаря же содействию слуху чтением с губ осуществляется речевая связь с людьми, которая предохраняет слух от атрофии. Особенно важно вовремя начинать лабиолексию с тугоухими, у которых тугоухость прогрессирует. Следует тренировать тугоухого в чтении с губ не только своего руководителя, но и товарищей и других лиц. Эта работа проводится: одновременно с прохождением учебной программы и в основном сходна с обучением губизму глухонемых.

Так как на почве тугоухости появляется ряд речевых дефектов, то на особых уроках (примерно 15 часов в месяц) проводится логопедическая работа. Наконец, возможность улучшения самого слуха делает необходимой работу по развитию его разными методами, в: том числе и посредством разных механических приборов. Тугоухие-в легкой степени, которые еще могут учиться в нормальной школе, должны посещать курсы чтения с губ и развивать там также и свой: слух.

С тугоухими нужно всегда говорить медленнее, громче, боле четко, чем при обыкновенном разговоре со слышащими, почаще вовлекать их в разговор, в случае нужды повторять сказанное до тех пор, пока тугоухий не усвоит его полностью. Н. и Ф. Рау рекомендуют для развития речи у тугоухих игру в лото (та или иная манипулуляция с картинками сопровождается названием нарисованного), в жмурки (ориентировка на звук или звонок) и т. п. Основное правило — ни в коем случае нельзя тугоухих ставить в особое положение в отношении к коллективу. С ними следует обращаться как и с нормально слышащими детьми. Чем больше они вращаются в кругу слышащих людей и живут общественной жизнью, тем лучше они говорят.

Очень важным является развитие основного анализатора речи — слуха. Сущность этой работы состоит в выработке более тонкой диференцировки слуховым прибором слабых акустических раздражителей. Это достигается системой упражнений, когда тугоухого ставят в такие условия, что ему необходимо улавливать разнообразные по силе голоса и по диференцированности звуки и звукосочетания. Например, громко и отчетливо перед зеркалом произносится звук а — тугоухий также громко повторяет его, но уже не глядя ни в зеркало, ни на руководителя. Этот же звук громко произносится без зеркала, он также его повторяет. То же проделывается со звуком о. После этого, не показывая артикуляции звуков тугоухому (свой рот на некотором расстоянии закрывают экраном — листом бумаги), произносят в разном порядке эти звуки сначала громко, затем тише — тугоухий различает их и повторяет а, а, о, а, а, а, о, о и т. д. То же проделывается со слогами, словами и т. п. Другой вид упражнений такого же рода: произносятся два сочетания, различающиеся лишь одним звуком — тугоухий повторяет их: жаба — баба, бритва — битва, кот —рот, каша—Саша и т. п. Наконец, третий вид упражнений на развитие слуха — это различение с закрытыми глазами звуков, издаваемых в комнате (звук колокольчика, звук барабана, стук в дверь, в стекло, в жесть, царапанье по стеклу, подражание крику животных и т. п.). Все это является богатым материалом для соответствующих игр.

В классе нормальной школы тугоухих нужно помещать на передних партах, чтобы дать им возможность лучше слышать речь преподавателя и видеть его лицо. В разговоре с ними важно учитывать различную слышимость звуков речи и то, что легче всего различается сила звука, а затем уже высота тона (Л. Орбели). Одновременно с этим следует постоянно требовать от таких детей громкой речи, так как их речь тиха и монотонна и, таким образом, не является достаточно сильным слуховым раздражителем для выработки точного произношения. Вместе с тем следует затормаживать изолированную от звуков мимико-жестикуляторную речь, которая у тугоухих начинает усиленно развиваться за счет слухопроизносительной. В комплексе же полноценной речи жест и мимика содействуют более полному выявлению звукопроизношения и содержания речи.

Основной биологический закон жизни всякого организма — развитие любого органа происходит лишь под влиянием взаимодействия внешних и внутренних раздражителей; без этого наступает постепенное отмирание. Вот поэтому-то очень важно систематически культивировать слабый слух у тугоухих. «Между тем, — говорит проф. Рау, — учитель обычно ограничивается тем, что говорит с данным ребенком или со всей группой громче обыкновенного разговорного тона, полагая, что этого достаточно для развития слуха у детей и что с теми детьми, которые не слышат такой речи, вообще не стоит затрачивать стараний. Благодаря этому у значительного числа детей их слабый слух, не получая своевременно достаточных стимулов, постепенно уменьшается и в конце концов исчезает — слуховой нерв, как и всякий неупражняемый орган нашего тела, от бездействия атрофируется». Вот почему так важно с ранних лет обращать внимание на развитие у детей слуха.

Хотя в условиях вспомогательной и нормальной школ к тугоухим не приходится полностью применять метод Бецольда — Кройса, так как он рассчитан на детей, которые по слишком высокой степени своей тугоухости должны направляться в школы для глухонемых, однако, основные принципы изложенной методики безусловно следует учитывать при занятиях по улучшению речи у тугоухих массовой школы, в особенности специальных групп и школ для тугоухих. Прежде всего, конечно, врачом-специалистом исследуется состояние слуха и ведется необходимое лечение медицинскими средствами.

Иногда полезно применение специальных приборов — усилителей звуков. Они усиливают проходящий к слуховому нерву звук, т. е. усиливают раздражители. В результате тугоухий отчетливо слышит такие звуки, которые без прибора он или совсем не слышит или улавливает их как общий шум. Некоторые из этих приборов состоят из простого рупора (слуховая трубка), некоторые заключают в себе небольшой телефон с электрической карманной батарейкой. Есть и более сложные, но очень дорогие приборы, например аппарат советского ученого проф. Скрицкого. В общем эти приборы, если они не являются чрезмерными раздражителями, оживляют в некоторой степени работу слухового нерва. Но все они или крайне неудобны или недоступны отдельным гражданам по стоимости, да и полного восстановления слуха не дают. В последние годы значительно развилась сеть микрофонных классов для тугоухих. Использование микрофона в педпроцессе дало вполне положительные результаты.

Употребление аппаратов допускается лишь с разрешения врача-специалиста под его постоянным наблюдением и притом лишь в необходимых случаях — на собраниях, в условиях шума и т. п. Употребление аппаратов без разрешения врача может принести только вред, так как одни аппараты усиливают проходящий к слуховому нерву звук, а другие развивают восприимчивость слухового нерва, чего не знает больной. Жалобы тугоухих на боль в ушах при пользовании слуховыми приборами противопоказывают их применение. Сказанное относится и к радиоустановкам. «У детей маленького возраста такие приспособления могут принести скорей вред, чем пользу, так как они изменяют характер звуков, легко подвергаются порче и могут слух притуплять» (СНОСКА: Из книги: Н. и Ф. Рау, Матерям маленьких тугоухих детей, 1931 г.), поэтому в борьбе с результатами тугоухости главное внимание нужно уделять лечебно-воспитательным мерам.

СЛЕПОГЛУХОНЕМОТА

Глухонемота, отягченная еще слепотой, ставит человека в неизмеримо тяжелое положение: лишенный зрения и слуха, а следовательно, и речи в полном ее объеме, он познает мир по преимуществу одним осязанием, отчасти мышечным и вибрационным чувством и в значительно меньшей мере — обонянием, вкусовым и тепловым чувством, как анализаторами наименее диференцированными. Правда, в силу известной компенсации и эти чувства достигают необычайно тонкой диференцировки. Так, один из воспитанников М. Захаровой безошибочно различал осязанием ложки по выгравированным на них вензелям. Известен случай, когда слепоглухонемой различал осязанием на странице обыкновенной книги кроме текста и рисунки.

Чаще всего слепота — дефект приобретенный. Иногда одна и та же болезнь обусловливает одновременную потерю слуха и зрения.

Оба дефекта сочетаются в разнообразных комбинациях: полная слепота с полной глухотой, частичная слепота с полной глухотой и наоборот и т. д.

Слепоглухонемота в общем наблюдается крайне редко и составляет от 0,5 до 2% всех случаев глухонемоты.

Предрасполагающими факторами возникновения слепоты, как и глухоты, являются врожденная отягченность и неблагоприятные социально-бытовые условия.

Обучать слепоглухонемых начали с 1840 г. (Франция), а у нас — с 1909 г., причем первым педагогом слепоглухонемых (под руководством проф. Богданова-Березовского) была ныне здравствующая М. А. Захарова.

В настоящее время в СССР слепоглухонемые обучаются в Ленинграде (Экспериментальный институт детской дефективности) и в Харькове (Институт слепых).

Цель обучения слепоглухонемых — развить их интеллект (у них очень беден круг представлений, да и сами представления подчас искаженные, туманные или совсем ложные), воспитать характер (они иногда недисциплинированы, упрямы, мелочны и т. п.) и, наконец, воспитать трудовые навыки.

Все обучение ведется через осязание: например, обучение звуковой речи ведется через прикладывание руки слепоглухонемого к гортани и к губам учителя и к своим; артикуляции вырабатываются преимущественно механическими способами. Чтение и письмо проводится по методу слепых (по Брайлю): на бумаге особой иглой выдавливаются системы бугорков, соответствующих нашим буквам, — ощупывая их пальцами, слепоглухонемые читают; или по Гебольду: запись производится специальным шрифтом по особой линейке. При нормальном интеллекте и правильно поставленном обучении они могут достигнуть высокого уровня развития. Известен случай, когда, потеряв в 2-летнем возрасте одновременно слух и зрение, американка Елена Келлер не только овладела речью но, сделавшись профессором, сама читала лекции студентам и написала ряд литературных произведений.

ЛОГОНЕВРОЗЫ

ЗАИКАНИЕ

А) ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ О ЗАИКАНИИ.

Заикание является крайне тяжелым и очень распространенным речевым страданием, обращавшим на себя внимание уже в глубокой древности. Много ученых, врачей, педагогов пытались исследовать этот вопрос и отыскать способы и средства излечения заикания. При разрешении данного вопроса каждый из них исходил из различных принципов, лежавших в основе его научного мировоззрения.

Поэтому для уничтожения заикания применялись самые разнообразные меры и средства, начиная от крайне фантастических (заговоры и т. п.) — вплоть до крайне «реальных», в то же время не менее фантастических и бесплодных (подрезывание языка и т. п.). Искали одно общее специфическое средство или способ, которым можно уничтожить заикание. Боролись с внешними проявлениями заикания (с симптомами), а не с сущностью его. В этом коренная ошибка и грех против основного принципа современной медицины — лечить не болезнь, а больного человека. Несмотря на большое страдание, приносимое человечеству этим пороком речи, и на большую древность его, мы не имеем до настоящего времени общепринятого учения о заикании и общепризнанного метода борьбы с ним: «Природа и возможные причины заикания суть вещи, которые могут быть более подозреваемы, чем удостоверены», — печальное резюме науки в итоге тысячелетнего изучения заикания. В наших курсах нервных болезней и психиатрии заиканию как неврозу отводится лишь несколько строчек — и только. Большинство же специальных трудов о заикании написано или бывшими заиками, следовательно, людьми, всецело проникнутыми субъективизмом, или же врачами и «специалистами по лечению заикания», не давшими ничего нового в этом вопросе, а пересказывающими на разные лады классические труды проф. Сикорского, Либмана, Гуцмана и Фрёшельса.

Заикание — это своеобразный невроз, спорадически в процессе речи внешне проявляющийся в судорогах звукопроизводящих механизмов, с одновременными болезненными изменениями в сфере психической, в частности — эмоциональной и волевой.

«Неврозы же, или функциональные расстройства, — по Аствацатурову, — имеют в своей основе врожденную неустойчивость нервной системы, ее общую или отдельных ее органов пониженную сопротивляемость внешним воздействиям». Такие нервные болезни обусловлены анатомо-физиологическими особенностями организма, но эти особенности ясно не выражаются в постоянных, стойких изменениях и не поддаются точному анализу.

Под функциональными расстройствами проф. Бумке подразумеет «постепенное отклонение не столько структуры, сколько функции нервной ткани, чисто количественные аномалии». При анатомическом разрушении мозга наступают нервные расстройства совсем иного характера, чем при функциональных заболеваниях мозга. Далее он сравнивает органическое заболевание мозга с повреждением механизма часов, а функциональное растройство — с укорочением их маятника (СНОСКА: Из книги: Бумке, Современные течения в психиатрии, 1929 г., стр. 63—64).

Функциональное нервное расстройство, по Берду, — «преимущественно соматически обусловленная раздражительная слабость центрального нервного аппарата».

В неврозе, являющемся «срывом личности в ее общественных отношениях» сочетаются три компонента: психическая травма (основной фактор), особый склад личности и особое ее развитие под влиянием травмы.

В заикании налицо все эти моменты: испуг, особенно чувствительная психика и биологическая особенность организма (его неполноценность и т. п.) (СНОСКА: 2 В. Л. Гиляровский, Узловые моменты в проблеме неврозов, «Советская невропатология, психиатрия и психогигиена», т. III, вып. II—III, 1934 г.). На фоне биологической неполноценности (недоступные нашему наблюдению дефекты центральной нервной системы и т. п.), предрасполагающей к неврозу, под влиянием психической травмы расстраивается наиболее хрупкая и молодая функция — наша речь: появляется заикание.

В подавляющем большинстве случаев (до 80%) заикание начинается в раннем детстве — в период, когда идет наиболее интенсивная работа по выработке речи (с 2 до 5 лет). В таком возрасте дети очень нервны, подвержены всякого рода судорогам, особенно при аффектах, стремятся все делать наперекор окружающим. Все это представляет благоприятную почву для психических травм, поражающих наиболее слабые моторные механизмы ребенка, т. е. его еще не сложившуюся речь (Гиляровский). Первые симптомы заикания трудно уловимы для неопытного слуха, так как проявляются лишь в некотором увеличении усилия при произношении тех или иных звуков, слогов, что уже нарушает ритм речи, или же, что более заметно, — в повторении одного и того же слога. Далее уже наблюдаются тикообразные, судорожные прерывания речи на том или ином звуке. Затем эти судорожные явления речи с годами волнообразно (т. е. периодами: то сильнее, то слабее, временами совсем исчезая) все усиливаются и распространяются на смежные нервно-мышечные участки, так как заика, преодолевая судорожное сопротивление плавной речи, вовлекает в эту работу соседние нервно-мышечные механизмы (лицо, глаза), а часто даже отдаленные — руки, ноги, туловище (переступание с ноги на ногу, разнообразные движения рукой, покачивание взад-вперед туловищем и т. п.). В младшем возрасте, примерно до 3—4 лет, ребенок, заикаясь, чувствует лишь некоторое затруднение речи, иногда раздражается. Но с годами, когда речь все больше и больше приобретает свою основную роль — социальную связь с коллективом, а заика все больше начинает осознавать свой дефект, — появляются новые обстоятельства, усиливающие заикание, — это часто безотчетный страх речи, изменяющий поведение заики. С этого момента заикание из простого расстройства координации превращается в невроз. Но нередки случаи, когда заикание проявляется сразу как невроз.

Боязнь определенных звуков, слогов и слов ведет к тому, что заика начинает избегать их в своей речи, для чего переделывает фразы, заменяет и вставляет слоги и слова и т. п. (эмболофразия), наконец, проделывает излюбленные жесты, которые якобы облегчают ему речь. Получается водянистая, неясная, фразистая речь: «Такэ, так я так нигде э еще не так э не лечился», вместо «я еще нигде не лечился». Эмболофразия, по Фрёшельсу, характеризует давность заикания.

Одновременно заика начинает пользоваться произвольными движениями («сопуствующими действиями», которые Фрёшельс отличает от сопуствующих непроизвольных «движений»). У него вырабатывается уверенность, что эти «уловки» уменьшают заикание.

Заика все время находится настороже по отношению к своим речевым навыкам, в процессе речи заранее учитывая неблагоприятные сочетания и т. п. К судорожным моментам речи у него вырабатывается болезненная настороженность.

Хотя заикание по выражению проф. Сикорского, и «детская болезнь», но оно не только не исчезает вместе с детскими годами, а в подавляющем большинстве случаев резко усиливается, особенно в период полового созревания, и остается трагическим спутником на всю жизнь. Вот почему так важно своевременно ликвидировать этот недостаток речи, тем более, что дети не так болезненно переносят свой дефект как взрослые, а это в свою очередь облегчает борьбу с заиканием.

Первые школьные шаги заики иногда обнаруживают крайне вредное влияние школы на его речевое поведение: насмешки товарищей, страх и застенчивость перед учителями, в особенности в моменты ответов на их вопросы, наконец, необходимость вообще много говорить и говорить, конструируя свою речь по-новому, грамматически правильно — все это является отягчающим моментом речи. В результате такого отягощения заикание у школьников иногда усиливается и даже вновь появляется (по Гуцману, число заик в течение школьного периода постепенно возрастает в 3 раза). Без сомнения, частично это увеличение обусловливается и моментом полового созревания (повышенная возбудимость и неуравновешенность в эмоциональной сфере) и ростом сознания (сознание своей социальной неполноценности и т. п.).

Спонтанное исчезновение заикания в его начальной стадии — явление нередкое. Вообще же лишь после 20-летней давности наступает ослабевание симптомов заикания.

Вследствие указанных судорог в разных отделах речевого механизма (дыхания, фонации, артикуляции) речь или совсем приостанавливается или задерживается на одном звуке или группе звуков, Которые либо растягиваются подобно блеянию овцы (дааа-л), либо ритмично повторяются (д-д-дал,да-да-да-дал); иногда воздух при первой попытке звуконроизношения спазматическим сокращением диафрагмы или брюшных мышц со свистом выталкивается наружу, и речь происходит на остаточном выдохе; нередки случаи, когда вследствие судорог в тех же областях звукопроизношение происходит на вдохе. Эти препятствия заика пытается преодолеть, что и составляет для него мучительное страдание. Большею частью судорога наблюдается на согласных взрывных звуках (к, г, п, б,т, д), на звонких, как более координационно осложненных, чаще, чем на глухих, в особенности при их сочетании с гласными. Но строго зафиксированной нормы «трудных» для произношения звуков, в заикливой речи вообще нет: у каждого заики свои «страшные» звуки, притом часто появляющиеся по принципу — сегодня одни, завтра другие. Гласные же звуки сравнительно редко бывают судорожными. «Длительность судорожной задержки в процессе словопроизношения в средних случаях заикания колеблется в пределах от 0,2 до 12,6 сек. В тяжелых же случаях заикания длительность судорожной задержки достигает 90 сек.» (П. Д. Эпштейн).

В расстройствах движения, наблюдаемых при речи заики, различают две формы: клоническую (повторение одних и тех же движений органов речи) и тоническую (длительные спазматические сокращения мышц этих же органов). В первом случае мы имеем повторение звуков, слогов («клонус»), во втором — задержку на произнесении какого-либо звука («тонус»).

По Фрёшельсу, тонический тип судорог — явление вторичное, развившееся на почве клонических судорог, как результата попыток преодоления их заикой в более поздней стадии. Чем больше паузы между задержками, тем больше давность заикания. Обычно мы наблюдаем смешанные заикания.

Гипотеза Фрёшельса о «клонусе», как предшественнике «тонуса», не может быть принята полностью: нередки случаи, когда заикание сразу проявляется в тонической форме.

Судорожность и порывистость речи заики в период заикания — результат аритмической работы центральной нервной системы. Эта аритмия типична для заик. Вообще у всякого рода невротиков (нервнобольных) речь характеризуется нарушением нормального ритма. Нарушение же ритма в свою очередь обусловлено нарушением правильных соотношений возбуждения и торможения в коре головного мозга х.

При заикании поражаются не отдельные механизмы речи, а весь дыхательно-голосово-артикуляторный комплекс, так как работа дыхания, голоса и артикуляции при речи происходит комплексаторно, как одно нерасчленимое целое, ибо эти-элементы речи управляются целостно работающей центральной нервной системой, в частности корой головного мозга.

Между тем речевой аппарат у заики в общем может работать вполне исправно: анатомически и физиологически здоровы механизмы и дыхательные, и голосовые, и артикуляторные. Это подтверждается тем, что заика часто говорит совсем не заикаясь, вне общества, один-на-один, в большинстве случаев тоже не заикается; вне акта речи соответствующие механизмы также работают вполне нормально (при пении, дыхании, еде и т. п.).

В эти судорожные речевые расстройства вплетается еще целый ряд болезненных явлений — боязнь говорить в обществе, боязнь произносить отдельные звуки, слога, слова. Повышенная эмотивность в условиях речи, проявляющаяся в игре вазомоторов, в нарушении сердечной деятельности: нерешительность, застенчивость, подозрительность, робость, отчужденность от общества, нередко болезненное самолюбие, быстрая смена настроений, подчас озлобленность — дополняют этот сложный и тяжелый симптомокомплекс заикания. Вся личность заики в той или иной мере деформирована. В отношении содержания речи заик следует отметить наблюдаемую некоторыми исследователями (Свифт) неконкретность ее, отсутствие или крайнюю бедность использования заикой зрительных структурных отпечатков в мозгу («образов»). Многословие, растянутость и разбросанность речи с частыми повторениями одного и того же, нервность, торопливость — характерные черты заикливой речи.

Проявления заикания чрезвычайно разнообразны: одни лучше говорят, но хуже читают, другие — наоборот; одни заикаются сильнее в домашней обстановке, другие же — вне дома и т. д. Речь певучая, медленная, монотонная, размеренная, особенно шопотная, обычно менее заиклива. В большинстве случаев заикание усиливается в обществе мало знакомых людей, или людей, подавляющих заику своим авторитетом, или лиц, у которых заика находится в служебном подчинении, или недоброжелательно относящихся к нему; но особенно же при публичных выступлениях. Вообще про заику можно сказать, что степень его заикания находится в непосредственной зависимости от: 1) его установки на социальную среду, 2) его общего нервного и эмоционального состояния, 3) той социальной ситуации, в которой приходится говорить заике.

В области социальных раздражителей чрезвычайно большое влияние оказывает на заику тот коллектив, где реально осуществляется его речевая практика. Обычные подходы к заике: выслушивание его речи с утрированным видом сострадания, сочувствия, избегание смотреть ему в глаза (чтобы «не стеснять» заику или сделать вид, что не замечают его заикания), улыбка сожаления, вид снисхождения или превосходства, наконец, прямая насмешка и издевательство, а иногда запугивание и даже побои со стороны несознательных родителей — все это еще более повышает и так болезненно напряженные эмоции и нервы, грубо порывает здоровые социальные связи со средой и тем самым еще более углубляет судорожность речи.

Причины заикания могут быть внутреннего (врожденного, эндогенного) и внешнего (производящего, экзогенного) характера.

Первые не вызывают непосредственно заикания, но создают только невропатическое предрасположение к нему. Сюда относятся: а) невропатическая наследственность (нервные болезни, сифилис и различные другие болезни как предков, так и родителей), в связи с которой нередко наблюдается (до 22—30% — Шельтинг, Смирнова, А. С. Фельдберг — для дошкольников) «фамильное заикание»; б) невропатическая отягченность самого заики (ночные страхи, у детей недержание мочи, повышенная раздражительность, онанизм, всякого рода подергивания в мускулатуре и т. п.), а также соматическая дегенерация. «Чем больше выражено невропатическое предрасположение, тем меньше требуется внешних вредных воздействий для возникновения функционального заболевания. И в случаях резкой выраженности невропатического предрасположения невроз может развиться как бы первично, т. е. без видимого внешнего фактора». «Предрасположены к заиканию больше всего нервные дети, и, как правило, оно обостряется с обострением нервности». Но самый невроз наследственно не передается. Вообще приводимые в литературе факты для подтверждения роли наследственности очень часто крайне сомнительны: сплошь и рядом в этих случаях заикание — результат не наследственности, а влияния речи заикающихся отца и матери и т. д., или же их неуравновешенного поведения.

В процессе развития заикливой речи важно учесть и то, что после появления впервые судорожной речи при известных раздражителях на них-то постепенно и вырабатываются стойкие судорожные звуко-произношения. Такими раздражителями являются почти исключительно раздражители социального характера, как-то: коллектив, вопросы собеседника и т. п. Вне коллектива заикание обычно не происходит. Это так и должно быть, поскольку речь выполняет социальную функцию, и адекватным социальным раздражителем для нее является, прежде всего, сама человеческая речь.

Эксперименты директора Бостонского института по заиканию, над трепанированными больными, заикающимися и нормально говорящими, показали, что акт заикания связан с повышенным эмоциональным состоянием говорящего; во время разговора у заики кровенаполнение мозга изменяется так, как у нормально говорящего при сильном эмоциональном состоянии; в особенности при страхе увеличивается приток крови к мозгу, уменьшается к конечностям, пульс учащается. Этого нет у того же заики при спокойной неторопливой речи. Эмоциональная неустойчивость, в свою очередь обусловливающая повышенную нервозность, является характерной чертой заики. Все симптомы нервных людей типичны и для большинства заик: повышенная потливость не только при речи, но даже при одной мысли о ней, покраснение лица, мраморная кожа и пр.

В отношении моторики, имеющей вообще большое значение в речи человека, д-ром Мухаровской показано, что наиболее отстающими движениями у детей-заик оказываются мимические — от 41% до 53,3% выполнения при общей цифре выполнения вообще всех заданных движений в 73%. Д-р Осипова, Озерецкий и др. связывают это с астенией. А так как заикание в большинстве случаев тесно связано с астенией, то все эти наблюдения подтверждают одно и то же: заикание бывает связано и с известной биологической недостаточностью. Ритмика движений у заик обычно дефективна.

При такой неблагоприятной недостаточности естественно ожидать тех или иных расстройств в деятельности наиболее тонких, наиболее поздно приобретенных как в филогенезе, так и в онтогенезе навыков, особенно нежным из которых является наша речь. Достаточно действия какого-либо чрезвычайного по своей силе раздражителя (испуг и т. п.), чтобы нарушить обычную плавную, ритмическую речевую работу и создать комплекс уже некоординированных движений, что проявляется в форме разнообразн