Основные тенденции и проблемы экономики развитых стран

Г л о б а л и з а ц и я является доминирующей тенденцией в эконо­мике разви­тых стран. Растет их экспортная квота, в капита­ло­вложениях уве­личи­вается доля прямых иностранных инвести­ций, воз­растает доля приехавшей из-за рубежа рабочей силы, на­растает тор­говля знаниями. Как и в предыдущие десятилетия, это происходит прежде всего за счет экономических связей внутри самой группы разви­тых стран. В экспорте США и Японии на другие разви­тые страны прихо­дилось около 60% их экспорта това­ров. Тем не менее можно отметить сдвиги в геогра­фии внешнеэко­номиче­ских связей раз­витых стран в сторону раз­вивающихся и пере­ходных эконо­мик. А в результате можно говорить, что в ходе глобализации растет не только зависимость развитых стран друг от друга, как было в пре­дыдущие десятилетия, но и от остальных стран мира.

И н т е г р а ц и я как тенденция проявляется в том, что хотя эко­номические отно­шения между членами триады развива­ются ак­тивно, но наиболее динамично они разви­ваются внутри возглавляю­щих триаду интеграционных группировок, а также между ними и их периферией. Так, в НАФТА доля внутрирегиональной торговли в объ­еме всей внешней тор­говли этой группировки возросла с 36% в 1970г. до 41% в 1990г. и 56% в 2004г. Размах отношений НАФТА с перифе­рией во многом характе­ризует доля США во внешней торговле стран Латинской Аме­рики, которая состав­ляет 30% и пре­вышает торговлю Латинской Америки с остальными регио­нами мира и равна всей меж­ла­тиноа­мериканской торговле.

Активно этот процесс происходит в ЕС, где доля взаимной тор­говли достигла 60% еще к 1970г., хотя с тех пор она мало ме­няется, колеблясь от 55 до 65% в после­дующие годы. Одновре­менно идет про­цесс усиления веса ЕС в регионах его влияния: в 2004г. во внешней торговле СНГ доля ЕС превысила 50%, а в Африке и на Ближ­нем и Среднем Востоке – 40%.

У Японии же торговля с соседями (Восточная, Юго-Вос­точная Азия) составляет менее 40% ее внешней торговли, а в экспорте прямых ин­вестиций из Японии на них приходится лишь около 25%. С другой стороны, в торговле стран Восточной и Юго-Восточной Азии (кроме новых индуст­риальных азиатских стран) на Японию при­ходится всего 17%. Трудовая ми­грация в Японию из соседних стран также намного меньше, чем у НАФТА и ЕС, а японская иена не стала доминирующей международной валютой в своей части мира.

Подобная интенсивность региональных экономических связей во многом опре­деляет сравнительно высокий уровень и хорошие пер­спективы экономической интегра­ции в Америке и Европе и сравни­тельно низкий уро­вень и неопределенные пер­спективы экономической интеграции в Восточ­ной и Юго-Вос­точной Азии.

Л и б е р а л и з а ц и я, то есть процесс уменьшения государст-вен­ного вме­шатель­ства в экономику, в последние два-три десятилетия охва­тила всю группу разви­тых стран. Наблюдавшееся ранее быстрое увеличение государствен­ного вмеша­тель­ства в эконо­мику развитых стран, прежде всего в форме госу­дарственных расходов и роста госу­дарствен­ного сектора, проис­ходило начиная с I-й мировой войны и вплоть до 80-х гг. ХХ в. Но после этого тенденция к росту государст-вен­ных рас­ходов по от­но­шению к ВВП в большинстве разви­тых стран прекратилась, а в некото­рых развитых странах даже обрати­лась вспять. Кроме того, началась приватизация и сдача на подряд ча­стным ком­паниям го­сударственной собственно­сти (особенно в таких отраслях, как транспорт и связь, энер­гетика, жилищно-ком­мунальное хо­зяй­ство).

Одно из объяснений причин быстрого роста мас­штабов го­судар­ствен­ного вмеша­тельства в экономику разви­тых стран в ХХ в. и по­сле­дующего прекращения этого роста состоит в том, что в совре­менной рыноч­ной экономике государство должно ак­тивнее, чем в ры­ночной экономике чистой конкуренции вмеши­ваться в хозяй­ственную и социальную жизнь, но в то же время государство и в этой системе лишь дополняет, а не подменяет рынок, и что в по­следние два десяти­летия прошлого века граница между рынком и государством была эм­пирически найдена.

Другим объяснением является гипотеза о необходимости ак­тив­ного государствен­ного вмешательства в экономику в пе­риод перехода от системы чистого капитализма к системе совре­менного капитализма на протяжении большей части ХХ в. Переход от од­ной экономической системы к другой сопро­вождался бурными социальными и экономиче­скими потрясе­ниями, смягчить которые смогло только активное госу­дарствен­ное вмешательство. После окончания этого перехода потрясе­ний стало меньше и система совре­менного капитализма установилась дос­таточно прочно. Она пе­ре­стала нуж­даться в чрезмерной государ­ственной опеке, напри­мер, в виде большого го­сударственного сек­тора. Отсюда прекра­щение роста государственных расхо­дов и приватизация части го­сударст­венной собственности.

В то же время размеры государственных расходов ко­леб­лются в за­виси­мости от того, какой модели придерживается та или иная страна: для аме­риканской модели харак­терны невысокие госу­дарственные рас­ходы (около трети ВВП), для японской – еще ниже (немногим больше четверти ВВП), для западноевро­пейской – наиболее высокие (близки к половине ВВП). При этом во всех центрах триады росли социальные расходы госу­дар­ства по отношению к ВВП, а стаби­лизация доли гос­расходов в ВВП происходила из-за сокращения веса других статей бюджета.

Либерализация сопровождалась отходом (но не полным) в эконо­миче­ской поли­тике развитых стран от кейнсианства к не­оклас­сике, неолибера­лизму и отчасти институ­ционализму. В результате большого опыта использования идей и инструмен­тов всех этих школ в экономической политике развитых стран исполь­зуется весь арсенал инструментов экономи­ческой политики с акцентом на наиболее эф­фек­тивные для данной экономи­че­ской ситуации и дан­ной модели, хотя и с упором на неоклассические и неолиберальные. Из крупных развитых стран в последние десятилетия наибо­лее реалистич­ной была эко­номиче­ская политика США. Для нее характерно:

- умеренное государственное вмешательство в хозяйственную жизнь, что достигается через сочетание немалых государствен­ных расходов и сравни­тельно небольшого госу­дарственного сек­тора;

- достаточно активное использование административно-правовых ин­стру­ментов с одно­временным упором на экономические инст­ру­менты, в резуль­тате чего государство весьма жестко следит за со­блюдением «правил игры», но не душит бизнес чрезмерным го­сударственным кон­тролем, предпочитая экономические методы воздействия;

- высокая квалификация работников государственного аппарата позво­ляет стране в годы экономического подъема ориентиро­ваться на пре­имущест­венно либеральный подход к экономиче­скому регулирова­нию, а в годы спада – на преимущественно кейнсианский подход (повыше­ние госу­дарст­венных расходов, снижение налогов, понижение валют­ного курса и др.).

Реальный сектор: сдвиги в ходе постиндустриализации

В отраслевой структуре развитых стран за последние

деся­тиле­тия про­исходят ярко выраженные постиндустриальные сдвиги. Доля первич­ного сектора (сельское, лесное и рыбное хозяй­ство) в 1980г. со­ставляла около 3,5% ВВП, к 2003г. со­кратилась до 2% и, по прогнозу ИМЭМО РАН, будет ниже 2% в 2020г. Доля вторичного сектора (промышленность и строи­тель­ство) сократи­лась в этот период с 33,5% до 27% и, вероятно, упа­дет ниже 25% к 2020г. Доля третич­ного сектора (сфера услуг) вы­росла с 63% до 71% и, вероятно, увели­чится до 75% % к 2020г.
Сельское хозяйство развитых стран начало терять свои по­зиции в мире. Если в 1900, 1950 и 1970гг. оно производило треть сельхозпро­дукции мира, то в начале ХХI в. – лишь четверть. Но это произошло не из-за свер­тывания агропромышленного ком­плекса в развитых странах (например, в США на него приходится около 6% ВВП), а из-за насы­щения там спроса на многие виды продовольствия и медленного роста населения в этих стра­нах. Сельское хозяйство развитых стран стало кормить не только свой мил­лиард жителей (а до середины ХХ в.Западная Европа, напри­мер, еще не обеспечивала себя продовольст­вием), но и милли­арды людей из остальных стран мира. Во многом это следствие большой государственной поддержки сельского хозяйства во всех развитых странах и активного развития там ос­тальных отрас­лей АПК (см.п.5.2).

Промышленность развитых стран весит все меньше в их вало­вом про­дукте (см. выше), что позволяет говорить о деинду­стриализа­ции, то есть о процессе уменьшения в экономике значения про­мыш­ленности. Деиндуст­риализация развитых стран происходит за счет сворачивания некоторых от­раслей (легкая промышлен­ность, метал­лургический комплекс) или замедле­ния роста других отраслей (хи­мико-лесной комплекс) под воздей­ствием конкурен­ции развиваю­щихся и переходных экономик, а также из-за медлен­ного роста спроса развитых стран на продукцию многих промышлен­ных от­раслей вслед­ствие насыщения рынка или же снижения ма­териало- и энерго­емкости. Но одновременно ряд отраслей про­мышленности в развитых стра­нах развивается достаточно высо­кими тем­пами (например, часть топливно-энергетического ком­плекса) и даже усиливает свои по­зиции в мире (напри­мер, основ­ная часть машиностроительного комплекса)– см. ниже.

Топливно-энергетический комплекс развитых стран развива­ется пре­жде всего под воздействием следующих тенден­ций. С одной сто­роны, ак­тивно идет снижение энергоемкости ВВП развитых стран под воздействием новых техно­логий и роста пре­имущественно отраслей сферы услуг с их не­высоким спросом на топливо (кроме транс­порта). Так, за 1970-2000гг. энер­гоемкость США (тонн условного топлива на каждую тыс. долл. ВВП в по­стоянных ценах) снизилась с 0,713 до 0,417. С другой стороны, рас­тет зави­симость развитых стран от им­порта топлива в связи с переориентацией их ТЭК на нефть и газ, запа­сов которых у них недостаточно (см.пп.5.2 и 11.4). С третьей сто­роны, постиндустриальное общество, сокращая темпы роста спроса на топ­ливо, отнюдь не сокращает темпы роста спроса на электро­энергию. Экстрапо­лируя эти тенденции, можно прогно­зировать умеренные темпы роста спроса на первичные энергоре­сурсы в развитых странах (1,2 -1,3% в год до 2020г. по прогнозу ИМЭМО РАН), более высокие темпы роста электроэнергетики, сохране­ние сильной зависимости раз­витых стран от им­порта нефти и газа.

Машиностроительный комплекс является основой про­мыш­ленно­сти развитых стран (30-45% их промышленного произ­водства). Развитые страны производят подав­ляю­щую часть ма­шиностроитель­ной продукции мира (см. п.5.2). При этом они все больше сосредотачи­ваются на наиболее сложных видах продук­ции, не возражая против производства простой ма­шинострои­тельной продукции (например, недорогих автомоби­лей) или про­межуточной продукции (например, элементной базы для ком­пью­теров) в остальных странах мира и даже содействуя этому (через зару­бежные филиалы своих ТНК). Главной машинострои­тельной от­раслью развитых стран становится элек­трон­ное маши­ностроение (на него приходится уже треть американского машинострое­ния и четверть японского) в связи с высоким спросом по­стин­дустри­альной экономики на эту продукцию. Можно предпо­ло­жить, что в ближайшей перспективе машинострое­ние США, Японии и ЕС (особенно Германии) будет и дальше укреплять свое положе­ние в мире.

Третичный сектор превратилась в главный сектор эконо­мики раз­ви­тых стран еще в первой половине ХХ в., прежде всего за счет ак­тивного роста транспорта, торговли, бытового обслужи­вания и образо­вания. После войны услуги быстро росли прежде всего за счет соци­альной сферы – обра­зования, науки, здраво­охранения, туризма и от­дыха, физкультуры и спорта, культуры и искусства, жилищно-комму­нального хозяйства, со­циального обеспечения, а позднее к ним приба­вился быстрый рост финансо­вых услуг и особенно информационно-коммуникационных. Именно за счет этих услуг, а также науки и обра­зования продолжается увеличение веса услуг в экономике развитых стран.

Финансовый сектор

Финансовый сектор все больше определяет состояние эко­но­мики разви­тых стран и поэтому целесообразно рассмотреть не­которые его черты и тенденции.

Для госбюджета развитых стран характерен дефицит. Так, в 1996-2007гг. бюджет расширенного правительства (бюджеты всех уровней плюс государственные внебюд­жетные фонды) в странах евро­зоны сводился с де­фицитом в размере 0,9-4,3% по отно­шению к ВВП, в Японии - 3,8-8,2%, в США – 0,7-4,9% . Профицит госбюджета явля­ется скорее исключением, редко наблюдающимся в ведущих экономи­ках (США в 1998-2000гг., Вели­кобритания в 1998-2001гг.), и чаще встречающимся в средних и малых эко­номиках (Норвегия, Новая Зе­ландия и Сингапур за весь рассматриваемый период, Авст­ралия, Ка­нада, Южная Корея, Швеция, Дания и Финляндия с конца 1990-х гг.), хотя и в них профицит более типичен лишь для последних двух десяти­ле­тий.

Вероятной причиной преобладания дефицита госбюджета в раз­витых странах можно считать сильно возросшие в ХХ в. го­сударствен­ные расходы. Причем в крупных странах больше воз­можностей по­крыть эти расходы за счет дефицитного финанси­рова­ния в связи с тем, что в их ВВП больше весит внутренний спрос и внутренний рынок, на котором больше возможностей для массового выпуска государствен­ных ценных бумаг. У средних и малых стран таких возможностей меньше и поэтому они больше вынуж­дены обра­щать внимание на сба­лансированность своего госбюджета.

Дефициты госбюджета провоцируют рост государствен­ного долга. В большин­стве европейских стран он составляет меньше 50% по отношению к ВВП, в США близок к 50%, а в Японии даже превышает объем ВВП.

Дефициты госбюджета являются важной (но не единст­венной) при­чиной инфля­ции. Это явление, которое в прежние века было харак­терно лишь для периодов военных действий, стало типичной чертой современной экономики. Так, среднегодовые темпы инфляции в За­падной Европе в 1820-1900гг. составляли 0,1%, а в 1990-1998 (исклю­чая военные годы) -3,6%. Хотя в развитых странах наблюдается тен­денция к сниже­нию темпов ин­фляции по сравнению с рекордными 70-80-ми гг. ХХ в. (тогда в отдельные годы они исчислялись двузначными цифрами), однако инфляция все еще ощутима: 3,4% в среднем за год в 1988-1997гг. и 2% в 1998-2007гг. Из ве­дущих стран инфляция наибо­лее высока в США (2,6% в среднем за 1998-2007гг.), ниже в зоне евро (2%) и близка к нулю в Японии.

Финансовая система (сумма активов банковской системы и цен­ных бумаг) разви­тых стран различается по своей структуре. Если в США и Вели­кобритании в ней доми­нируют ценные бумаги и фондо­вый рынок, то в евро­зоне и Японии – банковские активы и банковская система. Во многом это следст­вие различий в социально-экономиче­ских моделях. В США с их ин­дивидуализмом собственность компаний сильно распылена, ак­тивно обра­щается на фондовом рынке, а компа­нии для привле­чения средств активно об­ращаются не столько к собст­венной прибыли (она идет на дивиденды), сколько к эмис­сии ценных бу­маг в первую очередь и банковским кредитам во вторую. В ЕС и Японии с их корпоративно­стью и коммунализмом собст­венность больше сконцентрирована, сла­бее обращается на фондовом рынке, а компании для привле­чения средств больше об­ращаются к собственной прибыли и бан­ковским кредитам, чем к фондовому рынку, тем более что банкам принадлежит ощутимая часть их акционерного капитала. Хотя в по­следние десятилетия разница в структуре финансовой сис­темы стирается и становится все больше похожей на американскую, она все еще сильно ощу­тима.

Социальная сфера

На протяжении почти всего ХХ в. в большинстве развитых стран на­блюда­лась тенденция к уменьшению имущественной диффе­рен­циации, то есть разницы в доходах физических лиц. Так, коэффи­циент Джини (он уменьшается по мере сокращения нера­венства в до­ходах) до уплаты налогов составлял в Ве­ликобритании 0,43 в 1938 г. и коле­бался в пре­делах 0,32-0,36 в послевоенное время, в США - 0,51 в 1929г., 0,47 в 1937г. и колебался в пределах 0,38-0,44 в послевоенное время. Еще сильнее эта тенденция будет видна, если рассчи­тывать ко­эффициент Джини после уплаты на­логов: в ФРГ он состав­лял 0,40 в 1950г, 0,39 в 1971г. и 0,28 в 2000г., в Италии – 0,40 в 1968г. и 0,36 в 2000г. Одно­временно сильно снизились социальные барьеры между простыми людьми, с одной стороны, и богатыми и знатными, с другой.

Причины сокращения социальной диф­ференциации примерно та­ковы. Основная масса населения в раз­витых странах радикально по­высила свои доходы и превратилась в средний класс. Росту доходов основной массы населения спо­собствовала также государ­ственная со­циальная политика, кото­рая в ХХ в. сменила характерное для либе­ральной экономической поли­тики XIX в. пассивное отношение к соци­альной сфере, ставшее в условиях усиления социальной конфронтации в конце XIX –начале ХХ вв. просто опас­ным. Поэтому во время пере­хода от системы чистого капитализма к системе развитого капи­тализма стала проводиться активная социальная по­литика, во многом направ­ленная на снижение социальной дифференциации. Сильно увеличив­шиеся госбюджеты разви­тых стран стали состо­ять в своей расходной части прежде всего из расходов на соци­альную сферу, а демокра­тиза­ция политической жизни уменьшила социальные барьеры между людьми.

Социально-экономические модели наложили отпечаток на соци­аль­ную дифферен­циацию в разных странах. Для американской модели, с одной стороны, харак­терна более сильная ( а последние два десяти­летия даже возрастающая) имущественная дифферен­циация в связи с высоким уровнем индивидуализма, а с другой, она смягчается традици­онно невысокими социальными барьерами. Для ев­ропейской мо­дели харак­терно меньшее имущественное равенство, од­нако со­ци­альные барьеры в этих бывших фео­дальных стран обычно выше. Не­высокая имущественная дифференциация в Японии (в 2000г. коэффи­циент Джини составил здесь 0,25) также сопровождается ощу­тимыми со­циальными барьерами.

В рамках разных социально-экономических моделей наблю­да­ется раз­ное отноше­ние к продолжительности работы и разный уровень безрабо­тицы. Несмотря на уже дос­тигнутый высокий уровень жизни, США и Япо­ния продолжают лидировать среди крупных развитых стран по ко­личеству официальных рабочих часов в расчете на од­ного занятого в год – около 1800 часов, хотя в новых индустри­альных ази­атских странах этот показатель еще выше. В США, не­смотря на корот­кую рабочую неделю, это объясняется ко­ротким отпуском (12 рабочих дней), а в Японии более длинный от­пуск (18 рабочих дней) сочетается с более длинной рабочей неде­лей (42,5 часа). Можно предположить, что американская и япон­ская модели на­чинают опровергать тезис о том, что по мере роста благосос­тоя­ния люди будут все меньше рабо­тать.

Западная Европа подтверждает этот тезис. Здесь в большин­стве стран систематиче­ски происходит сокра­щение офи­циальных рабочих часов. В резуль­тате в 2003 г. число офи­циальных рабочих часов в Ве­ликобрита­нии составило менее 1700 ча­сов, в Италии – менее 1600 ча­сов, в Германии и Франции – менее 1500 часов, а в Гол­ландии и Норве­гии – даже менее 1400 часов (для сравне­ния в России официальное ко­личество рабочих часов в год составило 1740 ча­сов). Это следствие длительных от­пус­ков (шесть недель в Гер­ма­нии) и короткой рабочей недели (35 часов во Франции и Гол­лан­дии).

Различаются социально-экономические модели и по уровню без­рабо­тицы. В Запад­ной Европе в 1913г. она составляла 1,5%, в 1950-1973гг. – в среднем 2,9, в 1973-1998гг. – в среднем 7,1% и в 1998-2007гг – в среднем 8,5 % (в последнем случае только по странам евро­зоны). Таким образом, уровень безработицы здесь имеет историческую тен­денцию к увеличению и прежде всего из-за невысоких темпов эко­но­мического роста (кроме периода 50-60-х гг.)

В США уровень безработицы в 1913г. составлял 4,3%, в 1950-1973гг. – в среднем 4,6%, в 1973-1998гг. – в среднем 6,6% и в 1999-2007гг. – в сред­нем 4,9%. Можно сделать вывод, что в США в уровень безработицы меньше колебался и прежде всего из-за более высоких, чем в Западной Европе, тем­пов экономиче­ского роста (кроме периода 50-60-х гг.).

В Японии уровень безработицы в 1950-1973гг. составлял в сред­нем 1,6%, в 1973-1998гг. – в среднем 2,5% и в 1998-2007гг.- в среднем 4,6%. И здесь видна связь темпов экономического роста и безрабо­тицы: пока они были высокими, безработица была низ­кой. Одновре­менно японская соци­ально-экономическая модель демонстрирует, что даже в 1998-2007гг, когда темпы экономиче­ского роста Японии оказа­лись намного ниже, чем в ЕС и США, безработица в Японии была меньше из-за коммунализма, вследст­вие кото­рого фирмы неохотно увольняли своих работни­ков.