Отдельный корпус жандармов

Если III Отделение СЕИВК занималось сбором оперативной информации и ее анализом, то Отдельный корпус жандармов был создан для непосредственной оперативной работы по обеспечению государственной безопасности в границах Российской империи.

Жандармы появились в русской армии еще при Александре I. В июне 1815 г. в каждом кавалерийском полку была создана жандармская команда для борьбы с мародерами и другими воинскими преступлениями. К 1826 г. жандармов насчитывалось более 4 тыс. человек²²⁸, в 1880 г. – 6808 чел., т. е. за 55 лет штаты жандармского корпуса выросли на 60 %²²⁹. В 1826–1827 гг. подразделения жандармов свели в единую структуру – Отдельный корпус жандармов, который занимался оперативной работой. С этой целью всю империю разделили на 7 округов, в которых создавались структуры тайной полиции. Тогда же сложились жесткие требования при комплектовании кадрового состава корпуса, сохранявшиеся вплоть до начала XX в. Для перевода в элитный корпус жандармов от армейских и гвардейских офицеров требовалось: возраст не моложе 25 лет, потомственное дворянство, окончание военного или юнкерского училища по первому разряду как правило, православное вероисповедание²³⁰, отсутствие долгов и пребывание в строю не менее 6 лет²³¹.

Обер-офицер и вахмистр Отдельного корпуса жандармов. 1897 г.

Постепенно сложилась и процедура перехода в жандармские офицеры из армии. В марте 1830 г. армейских офицеров, переходящих в Корпус жандармов, начали подвергать специальным «испытаниям». Речь еще не шла об экзаменах. Кандидаты прикомандировывались на 2–4 месяца в Штаб корпуса, где сослуживцы оценивали их «умения и способности», нравственные качества и степень образованности.

Неизвестный художник. Офицер Отдельного корпуса жандармов

Собственно «экзаменационные испытания» при зачислении в Корпус ввели позже. Сначала необходимо было выдержать предварительные экзамены при Штабе Жандармского корпуса. Затем сдавшие экзамены зачислялись в кандидатский список, и по мере появления вакансий они вызывались в Петербург на 4-месячные курсы, после которых необходимо было еще сдать выпускной экзамен. И только затем прошедшие через это сито высочайшим указом зачислялись в Отдельный корпус жандармов. О строгом отборе в Жандармский корпус свидетельствуют следующие данные. В 1871 г. подали прошение о переводе в Корпус жандармов 142 армейских офицера, из них отобрали 21 человека. К занятиям на курсах допустили только 6 человек, т. е. только 4,2 % от числа желающих²³².

Очень важным для армейских офицеров, стремящихся перейти на службу в Отдельный корпус жандармов, было то, что для жандармских офицеров действовал особый порядок чинопроизводства, что позволяло при удаче быстро сделать карьеру. Поэтому конкуренция среди желающих попасть на эту службу была столь высока, что, по свидетельству А.И. Спиридовича, и в конце 1890-х гг. «без протекции попасть на жандармские курсы было невозможно»²³³. При этом в общественном сознании вплоть до конца 1880-х гг. жандармская служба считалась вполне достойной и не вызывала негативизма. Только тогда систематическими усилиями либеральной интеллигенции в общественном сознании начал целенаправленно формироваться образ жандарма – «сатрапа», что, безусловно, затрудняло работу офицеров Отдельного корпуса жандармов.

Одна из главных задач III Отделения и Отдельного корпуса жандармов – обеспечение личной безопасности Николая I. Хотя самой лучшей защитой царя был он сам. Его властная харизма была такова, что Николай I один сумел поставить на колени мятежную толпу на Сенной площади во время вспышки эпидемии холеры в начале в 1831 г. в Петербурге. Адмирал А.И. Шестаков писал об этой черте характера Николая Павловича: «Смелость, которая валила на колени безумные толпы, озаряла его сиянием власти, не допускавшим мысли непокорности, отбросившая самое злодейство. Ничья рука не могла подняться на человека, носившего в себе убеждение неуязвимости. Страх в его глазах был для простых смертных, а не для помазанника, над которым блюла сверхъестественная охрана»²³⁴. Царь это осознавал, поэтому после перестройки Зимнего дворца в 1838–1839 гг. ночные посты у личных покоев императора, введенные еще при Александре I, были отменены распоряжением Николая Павловича²³⁵.

Как свидетельствуют современники, царь, как и его старший брат Александр I²³⁶, позволял себе одинокие прогулки по Дворцовой набережной и Летнему саду в простой шинели, раскланиваясь со встречающимися знакомыми. Подданные могли часто видеть императора без всякой охраны. Он регулярно посещал общедоступные маскарады в доме Энгельгарта. Подданные точно знали, где и когда можно встретить Николая I на улице. Например, барон М. Корф упоминает в «Записках», что если кто-либо хотел встретить императора «лицом к лицу», то «стоило только около 3 часов перед обедом пойти по Малой Морской и около 7 часов по Большой. В это время он посещал дочь свою в Мариинском дворце…»²³⁷.

Но в периоды политических кризисов у современников возникали вопросы, охраняется ли вообще священная особа императора? Так, в 1848 г., когда Европа сотрясалась конвульсиями буржуазных революций, барон Корф писал: «При уверенности в массе народа, трудно было ручаться за каждое отдельное лицо и, при всем том, не только не было усилено никаких внешних мер предосторожности, караулов и проч., не только позволялось свободно, как всегда входить во дворец и расхаживать по его залам, но и сам государь всякий день совершенно один прохаживался пешком по улицам, наследник также, а царственные дамы катались по целым часам в открытых экипажах. Разумеется, впрочем, что это не ослабляло и не должно было ослаблять тайных мер надзора»²³⁸. Можно предположить, что такое поведение членов императорской семьи связано с сознательной демонстрацией политической стабильности Российской империи. Тем не менее современники считали что «тайные меры надзора» были.

Трудно сказать, сопровождала ли царя его негласная охрана постоянно и каков был ее состав. Но тем не менее в воспоминаниях проскальзывают упоминания, указывающие на то, что такая негласная охрана существовала.

На улице Николай Павлович мог завязать непринужденный разговор со знакомыми ему лично людьми. Однако это могло закончиться для собеседника плачевно. Например, после разговора с актером-комиком французской труппы Берне, которого император особенно жаловал, тот попал в полицейский участок за «приставание» к императору, так как, «плохо владея русским языком, он не смог объясниться с полицейским (курсив мой. – И. 3.). И только позднее, когда все выяснилось, его выпустили с извинениями»²³⁹. Можно предположить, что охрана царя, «полицейские», немедленно выясняли личности собеседников императора, если они не были ей уже известны. По воспоминаниям актрисы А.Я. Панаевой, император любил бывать в театре на сцене, но при этом «никто не ходил, везде стояли чиновники, наблюдая, чтобы кто-нибудь по нечаянности не выскочил на сцену… наконец, государю надоела эта гробовая тишина за кулисами и на сцене, и он отдал приказ, чтобы никогда не стеснялись в его присутствии, и все делали бы свое дело. Надо было видеть, как суетились чиновники, чтобы, например, плотники, таща кулису, не задели государя, как все артистки расхаживали по сцене в надежде, что их осчастливит государь своим вниманием»²⁴⁰. Этими «чиновниками», конечно, могли быть представители театральной администрации, но можно предположить, что «чиновниками» являлись жандармские офицеры, которые отвечали за личную безопасность царя. Возможно, это были специальные чиновники «по особым поручениям» III Отделения, чьи имена впервые упомянуты в приказе от 17 апреля 1841 г. Они, вполне легально занимаясь агентурной деятельностью, могли негласно сопровождать императора.

Но, в любом случае, у них было мало работы. Из множества мемуарных свидетельств о личной охране есть только немногочисленные косвенные упоминания, поэтому о ее существовании мы можем говорить только гипотетически. Но это не означает, что за все 30 лет правления не возникало реальных угроз жизни царя. В первой половине 1830-х гг., после жесткого подавления русскими войсками восстания в Польше, эта угроза сделалась достаточно ощутимой. Ощутимой настолько, что, собираясь на маневры в Калиш в 1835 г. и предполагая возможность покушений со стороны поляков, Николай Павлович оставил для наследника нечто вроде завещания²⁴¹. В июне 1833 г. стало известно, что во Франции в Авиньоне польские повстанцы решили убить Николая I. Вскоре в Вильно арестовали Марцелия Шиманского, тайно вернувшегося из Франции, у него изъяли яд и кинжал. В 1830-х гг. в секретной переписке петергофского дворцового управления с чинами Отдельного корпуса жандармов проходили по ориентировке несколько поляков, которых рассматривали как лиц, способных совершить покушение на царя. Так, жандармы сообщали дворцовой охране приметы одного из возможных террористов: «Платер Владислав. Рост средний, волосы светло-русые, глаза голубые, нос умеренный, приятной внешности»²⁴².

К попытке покушения на императора можно отнести и эпизод, произошедший в 1843 г. в Познани. В сентябре 1843 г. Николай I выехал из Берлина в Варшаву через Познань. 7 сентября вечером он подъехал к Познани, но местные начальствующие лица попросили объехать город кругом, поскольку через него двигалась большая похоронная процессия. Царь согласился, но одна из отставших колясок Военно-походной канцелярии не знала о решении царя и поехала через город. «При следовании по главной улице, на углу маленького переулка, произведены были выстрелы. Пули, в числе десять, пробили кузов коляски, и три из них остались в вате шинели»²⁴³ одного из чиновников. Вряд ли это покушение было заранее планируемой акцией. Скорее всего, это был эмоциональный всплеск кого-то безвестного поляка.

Проблемы личной безопасности Николая I становились предметом обсуждения при заграничных путешествиях императора. Так, в 1844 г., накануне визита Николая I в Великобританию, состоялись консультации по этому вопросу между заинтересованными сторонами. В результате граф Нессельроде писал российскому послу в Лондоне: «Император нисколько не противится мерам предосторожности, принять которые сочли бы нужным английские министры… император ничего не хочет знать о них, ни видеть их. Ему было бы слишком неприятно ходить окруженным беспрерывно предосторожностями»²⁴⁴. Этими словами фактически излагалась позиция Николая I по отношению к своей личной охране вообще. Он прекрасно понимал ее важность и необходимость и был согласен с ее существованием. Согласен, но при одном условии. Он не хотел, чтобы ее замечали не только другие, но и он сам. Император был убежден, что слишком назойливая охрана, бесконечно демонстрирующая свое усердие, только подрывает престиж императорской власти в России.

В конечном счете угрозы покушения на жизнь императора Николая I остались только угрозами, и язва политического терроризма, которая уже начала разъедать политическую жизнь Европы, не затронула Россию в период его царствования. При Николае I у спецслужб, обеспечивавших личную охрану царя, работы было немного. Собственно, в этот период III Отделение еще нельзя назвать спецслужбой в современном значении этого термина. Военная охрана носила в основном демонстрационный характер. Обаяние личности этого человека было столь велико, а власть присуща ему столь органично, что за все время его царствования на него не совершилось ни одного организованного покушения.