Лекция 10. Зарождение археологии внеевропейских земель. 26 глава

Bohmers A. 1964. Evolution and archaeology. - Palaeohistoria 10: 1 - 13.

Coblenz W. 1972. Paul Reinecke, ein Wegbereiter der modernen Ur- und Frühgeschichtlichtsforschung. - Zeitschrift für Archäologie, 6: 240 – 249.

Déchelette F. 1962. Livre d'or de Joseph Déchelette. Roanne, Impr. Sully.

Eggers H. J. 1959. Einführung in die Vorgeschichte. München, Piper.

Evans J. 1850. On the date of British coins. - The Numismatic chronicle and Journal of Numismatic Society, 12 (1849): 127 – 137.

Evans J. 1864. The coins of the Ancient Britons. London, J. R. Smith.

Forssander J. 1933. Die schwedische Bootaxtkultur und ihre kontinental­europäische Voraussetzungen. Lund, Akademisk avhandling.

Geiß R. 1987. Paul Reinecke. – Hachmann R. (Hrsg.). Studien zum Kulturbegriff in der Ur- und Frühgeschichte (Saarbrückener Beihefte zur Altertumskunde, Bd. 48). Bonn, Rudolf Habelt: 57 - 72.

Gräslund B. 1974. Relativ datering. Om kronologisk metod i nordisk arkeologi (Tor 16).

Gräslund B. 1987. The birth of prehistoric chronology. Dating methods and dating systems in Nineteenth-Century Scandinavian archaeology. Cambridge, Cambridge University Press.

Gräslund B. 1999. Gustaf Oscar Augustin Montelius. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Vol. I. ABC – Clio, Santa Barbara et al.: 155 – 163.

Hildebrand H. 1873. Den vetenskapliga fornforskningen, hennes uppgift, behof och rätt. Stockholm.

.H.

Jensen J. 1988. Sophus Müller og det moderne gennembrud I dansk arkaeologi. – Andersen A. et al. (eds.). Festskrift til Olaf Olsen pa 60-ars dagen den 7. Juni 1988. Copenhagen, Det Kongelike Nordiske Oldskriftselskab.

Klejn L. S. 1882. Archaeological typology. Translated by Penelope Dole. Oxford, British Archaeological Reports, 1982 (BAR International Series, no. 153).

Klindt-Jensen O. 1975. A history of Scandinavan archaeology. London, Thames and Hudson.

Kock A. 1917. Hans Hildebrand. – Kungl. Svenska vetenskapsakademiens Årsbok för år 1917 (Uppsala): 273 – 292.

Kossinna G. 1922. Oscar Montelius. – Mannus, 13: 309 – 335.

Kunst M. 1982. Intellektuelle Information – Genetische Information. – Zu Fragen der Typologie und typologischen Methode. – Acta Praehistorica et Archaepologica (Berlin), 13/14: 1 – 11.

Malmer M. P. 1962. Jungneolithische Studien (Acta Archaeologia Lundensia, series in 80, Nr. 2). Bonn – Lund, Habelt – Gleerup.

Montelius O. 1884. Den Förhistoriske fornforskarens metod och material. Antiqvarisk Tidskrift för Sverige (Stockholm), 8 (3): 1 - 28.

Montelius O. 1899. Typologien eller utvecklingsläran tillämpad på det menskliga arbetet. ß Svenska Fornminnesföreningens Tidskrift (Stockholm),10 (3): 237 – 268.

Montelius O. 1903. Die typologische Methode. Die älteren Kulturperioden im Orient und in Europa. I. Stockholm, Selbstverlag des Verfassers.

Montelius in memoriam. 1922. Minnesord av T. J. Arne, S. Reinach, G. Kossinna, H. Kjaer, H. Shetelig, A Bugge, R, Sernander, H. Orlik, E. Reuterskjöld. - Nordisk tidskrift.

Müller S. 1884. Mindre bidrag til den forhistoriske Archaeologis methode. I. Den svenske Typologie. - Aarbøger for nordisk Oldkyndighed og Historie (Kjobenhavn): 161 - 216.

Müller S. 1897 - 1898. Nordische Altertumskunde. Straßburg, Karl Trübner, Bd. I - II.

Müller S. 1907. National museet. Hundrede aar efter Grunleggelsen. Kjobenhavn, Folkeoplyssningens Fremme.

Padberg W. 1953. Evolutionsgeschehen und typologische Methode. - Jahresschrift für mitteldeutsche Vorgeschichte (Halle/Saale), 37: 19 - 48.

Rydh H. 1937. Oscar Montelius, en vägrödjare genom årtusenden. Stockholm, Åhlén.

Schwantes G. 1952. Vom Wesen der Typologie. - Offa (Neumьnster) 10: 1 - 8.

Sørensen M. L. S. 1999. Sophus Otto Müller. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Vol. I. ABC – Clio, Santa Barbara et al.: 193 – 209.

Sprockhoff E. 1952. Methodisches. - Festschrift des Rцmisch-Germanischen Zentralmuseums, Mainz, RGZM, Bd II: 86 - 108.

Åberg N. 1943. Oscar Montelius som forskare. – Kgl. vitterhets, historie och antikvitetsakademiens handlingar, 57.

Åberg N. 1966. Oscar Montelius, arkeologiens Linné. – Industria (Stockholm), 11: 86 – 87, 114, 116, 118.

Иллюстрации:

1. Портрет молодого Монтелиуса (Gräslund 1987: 70, fig. 28, или Gräslund1974: 196, fig. 27).

2. Портрет Гaнса Гильдебранда в молодом возрасте (Gräslund 1987: 92, fig. 34).

3. Параллельное развитие главных типов артефактов бронзового века Швеции (топоров, мечей, фибул и подвесных к поясу сосудов) по работе Монтелиуса 1881 г. (схема впервые построена в1873 г.). (Klindt-Jensen 1975: 92, fig. 82 или Trigger 1989: 159, fig. 24 или Равдоникас, История первобытного общества, I или Eggers 1959: Abb. 7).

4. Портрет Софуса Мюллера в молодом возрасте (Gräslund 1987: 63, fig. 26, или лучше Gräslund 1974: 155, fig. 16).

5. Портрет Оскара Монтелиуса в зрелом возрасте (Gräslund 1987: 95, fig. 35).

6. Портрет Софуса Мюллера в зрелом возрасте (конец 1870-х – начало 1880-х) (Gräslund 1987: 72, fig. 29).

7. Развитие (типологический ряд) топоров от плоских с закраинами (а) через топоры с крылышками (b), с надевающейся спиралькой (с), литым кольцом (d) к втульчатым кельтам (e – g) (Klindt-Jensen 1975: 90, fig. 80).

8. Иллюстрация типологического рудимента у Монтелиуса: форма вагонов железной дороги по инерции сохраняет форму вагонов конки, а та – кареты, хотя в новой технике старые элементы формы уже не нужны (изогнутое дно отсутствует). Четыре вагона конки, на последовательность которых ссылается Монтелиус: Англия 1825, Австрия 1840, Швеция и Германия 1850 (Klindt-Jensen 1975: 91, fig. 81, или Bahn 1996: 135 – сверху вниз, слева направо).

9. Система связей через импорты ("принцип домино") в Европе ок. 1200 г. до н. э. (Eggers 1959: Abb. 13).

10. Типология и хронология Монтелиуса (Eggers 1959: Abb. 20 - 21).

11. Портрет Ганса Гильдебранда, королевcкого антиквария Швеции, в старости (Gräslund 1987: 104, fig. 36).

12. Монтелиус в старости (посетив раскопки Озебергского корабля) (Klindt-Jensen 1975: 99, fig. 91, правая часть).

13. Портрет Софуса Мюллера в старости (Malina 1980: 149 слева сверху).

14. Относительная хронология Пауля Рейнеке: гальштат и латен (Eggers 1959: Abb. 8).

15. Портрет Пауля Рейнеке (Malina 1980: 152, справа внизу)

Лекция 19. Антиэволюционизм

1. Церковь против эволюции.Еще при жизни Габриэля Мортилье сопротивление эволюционизму, да и прогрессизму во Франции не ограничивалось критическими выпадами типа тех, что выдвигали эволюционисты же Бойд Докинз и Саломон Рейнак. Всё больше откристаллизовывалась позитивная антиэволюционисткая концепция. Разумеется, она была как-то связана с клерикальными кругами, но если бы она исходила только от религиозных католических догм, только от Библии, то споры с ней свелись бы к обычному противостоянию религии с наукой. Верующие остались бы приверженцами библейских догм, библейской хронологии, но для ученых, полагающихся на трезвую критику, логику и эмпирическую проверку, многие библейские догмы рушились бы вместе с библейской хронологией.

Поначалу ход дискуссии был именно таким. Клерикалы старались свести на нет противоречия между новыми научными данными и Библией, доказать, что новые факты укладываются в библейские рамки. В 1869 г., т. е. на следующий год после смерти Буше де Перта, в год публикации первой схемы периодизации Мортилье, епископ Шалона на Марне монсиньер де Меньян (G.-R. Meignan) издал книгу "Мир и первобытный человек по Библии". Епископ вынужден был согласиться с единодушным решением авторитетных геологических экспертов, признавших открытие Буше де Перта. Но он не видит в этом противоречия с Библией.

"Не надо надеяться, однако, встретить в истории и на земном шаре следы примитивного человека такого, каким он вышел из рук Создателя – в блеске юности и силе разума. Эти благие дни невинности и величия не продолжались достаточно - до времен, для которых род людской сохранил горестные воспоминания. Восстав в раю против Создателя их жизни, наши прародители сами переменили условия жизни. Если геология открывает остатки примитивного человека, то это остатки человеческих отбросов. Они не свидетельствуют ни о чем, кроме страшных результатов наказания Божия". Он признает, что открытия "показывают расу низшую и самую дикую. Враги христианства празднуют эти открытия с энтузиазмом". А открытия показывают только, что "великое преступление имеет свое возмездие" (Meignan 1869: 134 – 135).

Примерно в то же время аббат Ламбер (E. Lambert) выступил с двумя книгами – "Мозаичный потоп" и "Первобытный человек и Библия". Он признает, что первобытный человек сосуществовал с ископаемыми животными, но, по его разумению, это не опровергает Библию. Священное писание, Книга Бытия и не утверждает, что потоп был по всей Земле сразу. Он затронул только ту местность, где обитали потомки Адама, в других местах потоп мог быть в другое время.

К клерикалам присоединялись такие же креационисты (отстаивавшие creatio – акт Творения) из университетов. Арман де Катрфаж (Armand de Quatrefages), профессор из Национального Музея Естественной Истории признавал, что человеческие орудия залегают в очень древних слоях вместе с ископаемыми животными, но это орудия настоящего человека – такого, каким он создан Богом. Глава университета МакДжилла в Монреале (Канада) археолог-любитель Джон Уильям Досн (Dawson), признавая связь между остатками ископаемого человека и вымерших животных, заявлял, что это доказывает только одно – позднее геологическое залегание таких комплексов. Он утверждал, что североамериканские индейцы используют в одно и то же время как совершенные, так и грубые кремневые орудия, а европейские образцы прогрессивной смены культур представляют собой просто случайные взаимоналожения соседних общин с разными культурами (Trigger 1989: 102 – 103).

Поскольку таких "случайных взаимоналожений" было слишком много, а традиционное понимание Библии как-никак было дискредитировано, такие увертки могли убедить только набожных людей, получающих облегчение от сохранения своей веры любой ценой. Более трезво и самостоятельно мыслящие люди невольно начинали всё больше доверять науке в этом споре.

Гораздо больший ущерб эволюционизму наносили не эти выступления клерикалов-креационистов, а выступления ученых, не опиравшихся прямо на библейские тексты, а лишь отвергавших вообще эволюционные идеи и с этой точки зрения подвергавших критике фактические устои эволюционизма. Так, эолиты, открытые аббатом Буржуа в 1867 г. (за год до смерти Буше де Перта) в третичных отложениях (которым 30 миллионов лет), были с энтузиазмом встречены Мортилье: удревнение, считал он, больнее ударит по религии – чем дальше от библейской хронологии, тем лучше. Мортилье внес эолиты в свою периодизацию как эпоху тене, а геолог Рюто установил целый ряд эпох: фаньян, канталь, кент, прест, рейтель, маффли, месвинь, стрепи…

По этому вопросу разгорелись горячие споры уже в 1872 г. на Международном антропологическом конгрессе в Брюсселе, где Мортилье докладывал свою схему. Была создана комиссия из 15 человек для изучения и решения этого вопроса. Противники эолитов ставили опыты: желваки кремня бросали во вращающиеся барабаны, имитируя природные случаи столкновения камней, подбрасывали их в водяные мельницы. В итоге комиссия голосовала так: 5 против, 8 за и 2 воздержались. Эолиты прошли, но не очень гладко. Однако к рубежу веков сами сторонники доставили самое веское доказательство недостоверности эолитов: охотясь за эолитами, они стали доставлять их из таких эпох, где не только человека, но и обезьян еще не было, и доставлять в таких количествах, что музеи отказались их принимать. Сейчас остались как реалистичные только месвинь и стрепи, объединенные в эпоху до-шелль, да еще обнаружилась олдувейская индустрия. Но всё это четвертичные находки.

Однако, при всем влиянии католических идей во Франции, антиэволюционистская концепция сложилась во французской науке только в XX веке.

Попытки церкви опровергнуть сходу учение об эволюции, особенно дарвинизм, или согласовать с ними библейскую догматику, приспособить католическую картину мира к новым реалиям, оказались безрезультатными, недейственными. Книги церковных авторитетов (как епископа де Меньяна, отца Ламбера и др.), написанные с позиций теологического перетолкования библейских легенд и чисто фактуальной критики доказательств эволюции, не выглядели убедительными для интеллигенции преддверия ХХ века, имеющей дело с развитой наукой и мощной техникой. Но католическая церковь вообще отличается гибкостью и большой способностью приспосабливаться к меняющемуся миру.

И церковь сменила стратегию борьбы с эволюционным учением, перестроилась. Силы, организованные церковью, стали строить сопротивление эволюционизму изнутри науки, сугубо научными средствами. Появилась целая плеяда археологов в рясах: Бардон, двое Буисоньи, Вилленёв, Кильмейер, Глори, Тейяр де Шарден, Брёйль, Обермайер…Это не было чем-то разительно новым: в археологии всегда было много священников и монахов. Еще со времен "сакральной археологии" изучение древностей было связано с познанием церковных традиций, церковная археология, библейская археология были внушительными разделами не только во французской археологии. Но теперь священники ринулись в первобытную археологию.

Не нужно понимать новую стратегию церкви слишком примитивно и прямолинейно – как отправку некой тайной миссии с секретным заданием от папы: разложить науку изнутри, провести диверсии, фальсифицировать доказательства. Просто было усилено изучение эволюции в церковных семинариях, и молодым выпускникам было позволено целиком посвятить себя светской науке. Возможно, были какие-то наставления от старших не забывать о нуждах укрепления веры, но в этом и не было надобности. Не имея прямого "подрывного" задания от церкви, эти ученые в основном честно и объективно изучали материалы, ничего не стараясь фальсифицировать. Но по условиям своего воспитания и среды, под влиянием веяний нового времени, они с особенным вниманием собирали факты, говорящие об ошибках эволюционистов, с особенным рвением исследовали те вопросы, где эволюционизм был слабее, весь пафос обращали на утверждение антиэволюционных идей. Это была игра на слабостях эволюционизма. Она облегчалась ошибками основоположника, Мортилье, и догматизмом его учеников.

Два обстоятельства усиливали позицию клерикалов в науке. Во-первых, церковь обладала финансовыми и организационными средствами, гораздо более значительными, чем университеты и музеи. Аббаты могли заниматься научными открытиями, не думая о хлебе насущном, у них было достаточно средств на научные командировки, конференции, покупки древностей, аппаратуру, издания, если нужно – институты.

Во-вторых, вокруг аббатов, увлекающихся наукой, формировалась светская научная среда из ученых, даже материалистов и атеистов, по тем или иным причинам склоняющихся к поддержке антиэволюционистской позиции. Одних привлекали материальные выгоды сотрудничества, других - личное обаяние и отличная образованность аббатов, третьих – видимая объективность и преданность науке, а вот ненаучные увлечения эволюционистов (политикой, идеологией, революционной фразеологией) отвращали. К таким единомышленникам принадлежали (нередко лишь отчасти) Пьетт, Картальяк, Капитан, Буль, Пейрони…

Вот почему антиэволюционистские идеи расцвели во Франции, и дальнейшее развитие французской преистории осуществлялось в рамках культурно-исторической археологии, ориентированной не на однолинейную эволюцию, а на параллельное существование и взаимодействие разных культур.

2. Буль и палеонтология человека.Введениекультурно-исторического подхода, антиэволюционного по своей природе, ощущалось во Франции прежде всего именно там, где эволюционизм добился наибольших успехов и был особенно разработан - в археологии палеолита. И так же, как эволюционизм, это антиэволюционное движение начало свое утверждение в науке не с разработок непосредственно в археологии, а со связанной с ней палеонтологии. Во главе этого движения встал исследователь, которого называют основателем палеонтологии человека (т. е. палеоантропологии), Марселен Буль (Marcellin Boule, 1861 – 1942).

Родился он в Монсальви, в провинции Канталь, в семействе очень скромного достатка. В юности его приобщил к естественным наукам местный аптекарь Ж.-Б. Рам (Rames), любитель геологии, который помог ему получить университетское образование, сначала в Тулузе, потом в Париже и Клермон-Ферране. В Тулузе, где в 1886 г. он получил дипломы по естественным наукам и геологии, встретил он Эмиля-Эдуарда-Филиппа Картальяка (Emil-Edouard-Philipp Catrailhac, 1845 – 1921), известного преисторика, позже специалиста по пещерному искусству. Картальяк познакомил его с палеоантропологией и преисторией, т. е. первобытной археологией. В Париж он прибыл с рекомендацией от Рама к геологу Ф. Фуке (Fouqué), но книга "Цепь мира животных" увлекла его палеонтологией, и он стал заниматься у ее автора Альбера Годри (Gaudry). В Клермон-Ферране всё же изучал геологию, и делал диссертацию по ней. Завершив университетское образование в 1887 г., он устроился в Музей Естественной Истории в Париже, где провел всю свою научную карьеру. Сначала он был взят стажером, потом в 1892 г. стал ассистентом Годри по кафедре палеонтологии. В 1994 г. защитил диссертацию и стал ассистентом по музею, к 1898 г. организовал палеонтологическую галерею. За эту работу он стал кавалером Ордена Почетного Легиона (в 1935 он станет Командором ордена). В 1903 г. он унаследовал от Годри кафедру палеонтологии, которую и занимал до своей отставки в 1936 г. (рис. 1).

По-видимому, палеоантропологические проблемы, открытые ему Картальяком еще в Тулузе, произвели стойкое впечатление на Буля, и, честно занимаясь по рекомендации своего покровителя Рама геологией, а затем у своего основного учителя и покровителя Годри палеонтологией, он не забывал о проблемах археологии и происхождения человека. Еще в 1884 г. опубликовал работу о ямах для добычи кремня. Время было полно жаркими дискуссиями о теории Дарвина (обсуждались книги Дарвина 1859 и 1871 гг. и книга Хаксли 1863 г.). Круги, в которых обретался молодой Буль, были естественнонаучными, далекими от католической догматики, но в то же время это была французская геология – та самая, которая очень долго сопротивлялась признанию сосуществования человека с ископаемыми животными. Конечно, Буль уважал Дарвина как гениального естествоиспытателя, но ему претила антиклерикальная риторика атеистов, вдохновленных успехами дарвинизма и сильно упрощавших концепцию. Впрочем, не нравились ему и догматическая аргументация клерикалов. Буль считал, что наука должна быть в стороне от политики и идеологии. У него руки чесались ввязаться в дискуссию и, отодвинув политические аспекты, продвинуть решение самой проблемы, но сдерживало уважение к своему учителю и шефу Годри. Пришлось бы выступать самостоятельно и без оглядки на мнение старших, иначе незачем и соваться. До поры до времени Буль сдерживался и, совершая иногда экскурсы в геологию и археологию, в основном ограничивался занятиями одной лишь палеонтологией.

И тут было что делать. Палеонтологию многие рассматривали как служанку геологии – она помогает датировать слои. Буль стоял за самостоятельность этой науки. У нее есть свои задачи, она выясняет происхождение видов животных. Его учитель Годри по старинке занимался сравнением крупных подразделений животного царства, общих планов. Буль занялся генеалогией конкретных видов, увязывая в цепи виды ископаемых, из которых выросли современные виды животных. Например, он проследил происхождение медведей, лошадей и носорогов. Вот прослеживая эти генеалогические линии, Буль пришел к выводу, что в природе нет однолинейной эволюции, которую так любят переносить на все отрасли жизни эволюционисты. Всё гораздо сложнее. Виды дробятся, образуя генеалогические древеса, в которых очень трудно уловить основную цепочку, ведущую к современным видам; есть много тупиковых ветвей, а ископаемые нельзя выстраивать в одну линию. Среди них много тех, которые не имели продолжения.

Палеонтология важна не только как самостоятельная наука, проясняющая систематику зоологии и естественную историю. Она помогает не только геологии, но и преисторической археологии организовать их материал, расположить его по эпохам – она дает им достоверную периодизацию. В 1888 г. Буль не удержался и написал "Очерк стратиграфической палеонтологии человека". Он считал, что в 80-х годах преисторическая археология находится в состоянии атрофии и виноват в этом Мортилье. Буля не только воротило от радикальной, социалистической и атеистической риторики этого человека, но он считал неправильной, ложной и вредной его установку на чисто археологическую периодизацию. Для Буля правильной была традиция Ларте, и он считал, что Мортилье напрасно свернул с этой дороги. "Чистая археология" не может построить для себя объективную шкалу, потому что археологическая классификация отражает разнообразие древнейших человеческих обществ. Типичные группы инвентаря могут иметь локальный характер, а не универсально-хронологический. Для надежности археологии нужна внешняя шкала. Она естественнонаучная, в геологии и палеонтологии. Хронологию палеолита нужно строить на основе периодизации оледенений и соответствующих изменений фауны.

В эту стратиграфию нужно вписать "палеонтологию человека", потому что только она, истинно "историческая наука", способна "воссоздать последовательные фазы творения" (он сохраняет, таким образом, библейскую терминологию и, очевидно, некую долю божественного участия в создании человека, даже если физически человек происходит от обезьяны). Буль чувствовал себя в силах это совершить – построить палеонтологию человека - и в 1902 г., когда его учитель Годри ушел в отставку, оставив ему кафедру, у Буля оказались развязаны руки. Он взялся за палентологию человека, то есть за палеоантропологию, сделав это своей основной профессией. В первой трети ХХ века он был вне конкуренции как лидер французской палеонтологии и палеоантропологии.

Две основных его работы отмечают его биографы (Hammond 1982; Albarello 1987; Richard 1999; Van Reybrouck 2002) – изучение неандертальского скелета из Ла Шапель и книгу "Ископаемые люди".

3. Шапельский неандерталец. В 1908 г. в южной Франции, в местности Ла Шапель-о-Сен (La Chapelle-aux-Saints), два брата-аббата, Аммедей и Жан Буисоньи (Bouissonie), обнаружили в пещере Бонневаль остатки почти полного скелета неандертальца: половину черепа с лицом, позвонки и конечности. Выбирая, кому поручить анализ своей находки, аббаты представили скелет не в Антропологическую школу отъявленному материалисту Леонсу Мануврие, который бы поднял скелет на щит как очередное доказательство дарвинизма, а Булю как человеку благонамеренному, известному своей критикой Мортилье. Буль занялся анализом и восстановлением этого скелета между 1911 и 1913 годами и издал своё исследование "Ископаемый человек из Шапель-о-Сен" тремя большими статьями в своем журнале "Annales paleontologiques" ("Анналы палентологии"). На двустах с лишним страницах он дал подробные описания частей скелета, сравнения их с костями обезьяны и современного человека, измерения и иллюстрации (впрочем, измерениям он не придавал большого значения, так как считал, что они создают иллюзию математической точности, которую природа не соблюдает).

Главное в этой работе – его исходные позиции (или, если хотите, его предвзятые идеи). Он исходил из своей концепции эволюции в виде древа, перенесенной из общей палеонтологии на палеонтологию человека. Для этой концепции неизбежно, что многие веточки человеческой эволюции окажутся тупиковыми, не давшими продолжения. Ведь современный человек оказался только одной из ветвей – ее мы считаем успешной, прогрессивной. Все остальные дали другие результаты, которые мы считаем неудавшимися – не давшими человека.

С точки зрения Буля, неандерталец это именно такой родственник человека, но не предок. Он жил достаточно поздно в ледниковый период, пользовался орудиями, но был физически очень близок обезьяне. Таким его восстановил и художник вскоре после открытия – в 1909 г. (рис. 2).

Он не на полдороге от обезьяны к человеку. Буль всячески подчеркивал в нем обезьяньи черты: лицо его имело "звериный облик из-за отсутствия лба, мощных надбровных валиков, огромных круглых орбит, очень широкого носа, и сверх всего массивной нижней челюсти" (Boule 1913: 79), тело его было низким и тяжелым, огромная голова имела низкий свод черепа. Двуногая поступь была не столь совершенной, как у современного человека, - об этом свидетельствуют подогнутые колени и арочная стопа. Очертания позвонков говорят о том, что наклон и рисунок позвоночного столба (С-образного) отличался от современного (S-образного), что осанка шапельца была сутулой и сгорбленной (рис. 3). Фронтальные части мозга были маловаты, а в них ведь интеллект. Мустьерские орудия, ассоциируемые с неандертальцем, Буль считал очень примитивными, всего несколько типов. Быстрый скачок от него к современному человеку необъясним, невозможен. А ведь вскоре появился кроманьонец. Видимо, неандерталец и кроманьонец какое-то время сосуществовали. И действительно, в 1872 г. ведь был найден кроманьонец в пещере Гримальди в мустьерском слое! Итак, предков кроманьонца, современного человека, нужно искать в других линиях эволюции.

В католических кругах это монографическое, по сути, исследование было встречено с двойственной реакцией.

Наиболее догматически настроенные клерикалы негодовали по поводу того, что ученый, казавшийся таким нейтральным и выступавший против ненавистного Мортилье, сразу же по открытии неандертальца в Ла Шапели признал его звеном в эволюции человека и явно признавал вообще происхождение человека от обезьяны. На эти атаки Буль ответил в газете "Ле Матен" еще в 1908 г. своим знаменитым вопросом: "От кого лучше происходить - от павшего ангела или от развившейся обезьяны?"

Более образованные и умные клерикалы встретили работу Буля с ликованием. Они сразу же сообразили, что, выступая против однолинейной эволюции, Буль, во-первых, наносит тяжкий удар всей концепции эволюционистов, питомцев и последователей Мортилье. Во-вторых, дискредитация промежуточного звена, каким был неандерталец, оставляет сторонников происхождения человека от обезьяны без их коронного доказательства реалиями. В-третьих, расположение кроманьонца рядом с неандертальцем в мустье отодвигает предка современного человека куда-то в глубочайшее прошлое и ставит его не следом за обезьяной, а, возможно, рядом с обезьяной! Тогда может получиться происхождение человека не от обезьяны, а отдельной линией, в которой и можно будет увидеть вмешательство Бога!

Когда Альберт I князь Монако основал в 1910 - 14 гг. Институт Палеонтологии Человека, Буль был назначен директором. Он стал и редактором ряда журналов по этой специальности. Сотрудниками его по институту стали люди церкви аббат Брёйль и иезуит Тейар де Шарден, который по совету Буля избрал палеонтологию человека своей специальностью. Злые языки говорили: "Аббаты добыли себе аббатство, а папа добыл археологию!" Первая мировая война задержала инаугурацию института, которая состоялась только в 1920 году, а в 1921 Буль выпустил свой основной труд "Ископаемые люди", где изложил всю систему своих взглядов для широкой публики.

Он повторил там свою критику системы Мортилье, его веры в соединение биологического прогресса с техническим. Буль объяснял публике, что классификации индустрий "могут иметь локальный характер, ибо разные индустрии могли быть, как и даже сегодня, современными на разных территориях" (Boule 1921: 46). Поэтому только биологический прогресс может служить показателем общей хронологии. Повторил он и свой анализ шапельского скелета и неандертальца вообще, указав, что "однообразие, простота и грубость его каменных орудий, видимое отсутствие всякой заботы о моральном и эстетическом порядке очень хорошо совпадают со звериным обликом этого могучего тяжелого тела …, в котором простые растительные или животные функции преобладают над мозговыми" (Boule 1921: 238). К этому Буль добавил анализ питекантропа, найденного на Яве голландцем Эугеном Дюбуа в 1891 г. Буль заметил, что явский питекантроп по черепу и зубам мог бы сойти за обезьяноподобное существо, но бедро приближается к человечьему. По мнению Буля, это свидетельствует о том, что и питекантроп не является предком человека – у того было бы параллельное расстояние от человека по разным характеристикам. Это тоже другая ветвь, тупиковая.

Буль указал в гейдельбергском человеке нижнего палеолита предка неандертальца, а в поисках предка кроманьонца и современного человека обратился к пилтдаунскому человеку Досна (Homo Dausoni). Это скелет найденный в 1912 – 15 гг. в Англии. По рассказам Чарлза Досна (по принятой у нас транслитерации - Даусона), успешного адвоката и антиквария-любителя, рабочие в 1908 г. принесли ему череп, раздавленый ими при копании гравия. В 1911 он сам нашел в этом месте еще фрагменты вместе с кремневыми орудиями и костями животных и доставил их в Британский музей. От музея находками занимались палеонтолог сэр Артур Смит Вудворд, анатом и археолог профессор Эллиот Смит и др. (рис. 4). Музейные раскопки дали в 1912 г. челюсть, которая подходит к черепу, а в следующем году Тейар де Шарден нашел собачий зуб. В 1915 г. объявился еще один череп. В 1916 г. Досн умер и находки прекратились.