Трактовка элементов кавказского костюма в исторических событиях и явлениях

Являясь знаковой системой в средневековом обществе, костюм нес самые различные смысловые нагрузки. Известно, что аланская родовая знать носила парадные византийские одежды. Этот факт связан с политической историей го­сударства. Связи Византии и Алании, сыгравшие большую роль в истории наро­дов Северного Кавказа, рассматривались рядом исследователей.

Алания была втянута в орбиту внешнеполитических интересов Византии. Последняя стремилась привлечь и удержать алан на своей стороне различными способами: заключая военные союзы, династические браки, распространяя христианство, наконец, подкупами, в которых немаловажную роль играли ткани, одежды и украшения костюма. Такая практика использовалась византий­ским двором по отношению ко многим варварам. В книге «О церемониях ви­зантийского двора», написанной Константином VII Багрянородным для своего сына и соправителя Романа, целые главы посвящены перечислению предназна­ченных в подарок от имени византийского императора тканей и скроенных, но не сшитых одежд различных видов и широкой цветовой гаммы. Затем пере­числяются галуны, нашивки и «вошвы»: оплечья, каймы для распашек и нашив­ки на подолах разнообразных цветов и рисунков, а также облачения с шитьем или мундиры со всеми деталями, пояса, сафьяновые сапоги. «Все это, — говорит Константин, — приготавливается для знатных перебежчиков и для отсылки к знатным инородцам» [Кондаков, 1906, с. 56-57]. Подарки часто шили не только по византийскому, но и по варварскому вкусу. В особых заметках второй книги прямо говорится об иматиях по сарацинской моде, иматиях египетских и др.

Подарки в виде одежд и тканей объяснялись не только драгоценностью последних. При византийском дворе покрой одежды, ее цвет, характер наши­вок являлись знаками социального положения обладателя, его статуса. Шитыми по золоту шелком таблионами украшали красные плащи евнухов, которые, будучи доверенными лицами, играли важнейшие роли при дворе. Патриции носили одежды белого цвета с пурпурными таблионами. Галуны, нашиваемые на распашные кафтаны, подразделялись в Византии по чинам, однако сам поря­док подразделения установить сегодня не представляется возможным.

Известно, что распространявшиеся в государствах, испытывавших влияние Византии, византийские парадные облачения имели там социально-политиче­ское значение. Так, на Руси великие князья были полновластными правителями и приравнивались к властителям других стран, а «младшие члены княжеского рода, имевшие наименее каких-либо прав на почетные отличия своего сана, отыскивали их на стороне, и, конечно, в той же самой Византии... Можно думать вообще, что русские князья не сами по себе и даже не непосредственно искали этих отличий, придворных санов и связанных с ними облачений, но лишь вследствие родственных и иных связей с дворами болгарским, венгерским и польским» [Там же].

Аланские правители также были связаны родственными узами с византий­ским нобилитетом. Знатные аланки состояли в браке с представителями высшей византийской власти: Михаилом Дукой, Исааком Комнином, Никифором Вота-ниатом, правителем Трапезунда Феодором Гаврой.

Византийский писатель Михаил Пселл сообщает о связи Константина IX Мономаха с аланской заложницей, которая могла быть дочерью царя Дургулеля Великого: «Пока царица Зоя была жива, он не очень-то проявлял свои чувства, предпочитая таиться и скрывать их, но когда Зоя умерла, он раздул пламя любви, распалил страсть и разве что не соорудил брачный чертог и не ввел туда

возлюбленную как жену. Преображение этой женщины было мгновенным и удивительным: ее голову увенчало невиданное украшение, шея засверкала золо­том, руки обвили змейки золотых браслетов, на ушах повисли тяжелые жемчу­жины и золотая цепь с жемчугами украсила и расцветила ее пояс. И была она на­стоящим Протеем, меняющим свой облик» [Михаил Пселл, 1978, с. 116].

Константин не мог увенчать аланку короной царицы Византии, опасаясь «закона, ограничивающего число браков, и царицы Феодоры, которая не стала бы терпеть такого бремени и не согласилась бы одновременно быть и царицей и подданной» [Там же]. Однако расцвеченный пояс, подаренный аланке, став­шей его наложницей, вполне соответствовал званию севасты, которым нарек ее император.

Часть роскоши, которую Константин изливал на свою возлюбленную, по­сылали в Аланию: «...тогда аланская земля наводнилась богатствами из нашего Рима, — пишет Михаил Пселл, — ибо одни за другим непрерывно приходили и уходили груженые суда, увозя ценности, коими издавна вызывало к себе зависть Ромейское царство... Ведь дважды, а то и трижды в год, когда к юной севасте приезжали из Алании слуги ее отца, самодержец публично показывал им ее, провозглашал ее своей супругой, именовал царицей, при этом и сам пре­подносил им подарки и своей прекрасной жене велел их одаривать» [Там же, с. 116-117].

В книге «Об управлении империей» Константин Багрянородный отмечает ненасытную алчность северных народов в их постоянных притязаниях «Если, — говорит царь, — когда-нибудь хазары, или турки, или русы, или же иной народ из северных и скифов, что часто случается, вздумает требовать себе что-либо из царских одежд, или венцов, или облачений для какой бы то ни было своей надобности и службы, следует тебе отказать...» [Константин Багрянородный, 1991, с. 55].

Такое пристрастие варваров к драгоценному византийскому облачению объяснялось тем, что им необходимы были именно царские одежды, облачения и венцы. Политическая ситуация в варварских обществах, переживавших про­цесс образования государственности, была такова, что византийские облачения считались как бы символом законности власти.

Основное население варварских государств украшало свои платья на пат­рицианский манер, образцы такой одежды они видели на своих вождях, но­сивших византийские оригиналы. В 376 г. римский очевидец переправы через Дунай готов, спасавшихся от преследовавших их гуннов, отметил, что готы переплывали реку в лодках с семьями и домочадцами. «Историк точно передал факт украшения детских одежд именно знаками отличия высших классов, кня­зей и тд. в простонародье в глухих местах у варваров» (см. [Кондаков, 1929, с. 227]). Средние слои аланского населения также заимствовали византийскую манеру декора платья у своих знатных соплеменников.

В истории костюм иногда трансформируется, казалось бы, совсем необыч­ным образом. В книге «О церемониях византийского двора» перечисляется при­дворное облачение, среди которого названы саги, хламиды, лоры, дивитисии, скарамангии и, наконец, цицакий. Последний, по заключению исследователя византийского костюма Н.П.Кондакова, был парадной одеждой василевсов в первый день Пасхи. Его снимали после окончания службы. Автор отметил, что это была не мантия, а верхняя плечевая одежда. Ничего более точного о ней узнать не удалось,- ни покроя, ни декора, ни манеры ношения. Но источники сообщают, что цицакий был введен в Византии хазарской принцессой, матерью Льва Хазара [Кондаков, 1929, с. 225]. По-видимому, это была жена Константина V Копронима, которая, крестившись, приняла имя Ирины; византийские источ­ники называют ее просто Хазаркой (см. [Моравчик, 1931, с. 69-76]).

Удивителен сам факт трансформации варварского женского костюма в па­радное придворное облачение византийских правителей. Для раскрытия этого процесса важно знать первоисточник — само хазарское платье, но, к сожале­нию, таких данных нет. Упоминание одежды хазарки в источниках позволило историкам высказать гипотезу об имени ее владелицы. Ю.Моравчик, приняв за основу хазарское происхождение слова «чичак», выяснил, что «в турецких языках оно имеет определенный смысл и обозначает „цветок"». Отталкиваясь

от предположения, что одежда вряд ли носила такое наименование, а скорее была, названа по имени носившего ее человека, исследователь открыл новое, неизвестное до него в истории хазарское имя — Чичак. Возможно, так звали юную хазарскую принцессу, ставшую впоследствии византийской царицей Ириной.

В истории сохранились факты, свидетельствующие о проникновении отдельных элементов кавказского костюма в другие культуры. К сожалению, эти сведения отрывочны и скудны, но весьма интересны. Например, среди египетских мамлюков были отряды из представителей кавказских народов, а к 90-м годам XIV в. черкесские мамлюки даже основали новую династию. В Египте со времен правления мамлюков стали носить татарский кафтан и черкесскую тюбетейку. Если раньше было неприлично появляться на улице без чалмы, то с приходом мамлюков люди не считали зазорным ходить на ры­нок или в мечеть в тюбетейках (см. [Амин ал-Холи, 1962, с. 23]). В данном случае заимствование у другого народа формы головного убора было связано с необычными обстоятельствами. Существовавшее у мамлюков мужеложество распространилось и среди местного населения. Султаны отмечали это явление как новое, занесенное татарами, приведшими в страну юношей, с которыми обращались как с женщинами. В черкесской шапочке, закрывавшей лоб и шею, юноши походили на девушек Египетский историк ал-Макризи (1364-1442) отмечал, что, зная склонность мужчин к мальчикам, некоторые жены стали носить такие же шапочки, чтобы завоевать любовь своих мужей. Кроме того, эти головные уборы стоили намного дешевле других. В данном случае мы встре­чаемся с феноменом, когда элемент кавказского костюма иллюстрирует куль­турное явление, распространенное в иной этносреде.

Однако известны факты, когда богатые одежды и драгоценные ткани могли сыграть роль в политической и военной борьбе между различными этносами. Так, выступив против монголо-татар в союзе с половцами, аланы вскоре лиши­лись своего союзника. Половцы поддались на заманчивое предложение предво­дителей монгольских войск Джебе и Субедая, которые решили расколоть союз алан и кипчаков. Они обратились к половцам со следующими словами: «Мы и вы — один народ и из одного племени, аланы же нам чужие; мы заключаем с вами договор, что не будем нападать друг на друга и дадим вам столько золота и платья, сколько душа ваша пожелает, [только] представьте их [аланов] нам» [Тизенгаузен, 1884, с. 31-32]. В результате монголы смогли разбить алан и по­ловцев поодиночке. Это свидетельствует о том, что в XIII в. одежда очень высоко ценилась и могла служить средством подкупа.