КАК ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

В данной работе костюм рассматривается в целом — как источник, обла­дающий информационным полем, и там, где это было возможно, показаны содержащиеся в нем сведения о культуре и истории народов Северного Кавказа в эпоху средних веков.

С точки зрения этнографии костюмы бывают бытовые, праздничные и обрядовые. Провести такое разделение для археологических комплексов до­вольно сложно из-за того, что материал происходит из погребальных памятни­ков. Однако необходимо принять во внимание следующий факт: праздничным, как правило, становится костюм, выполненный из более дорогого материала, чем бытовой, и с более дорогими украшениями. Надевают его в исключитель­ных случаях, может быть, всего один или несколько раз (свадьба, похороны), тем самым праздничный костюм переходит в разряд обрядового [Богатырев, 1971, с. 307-309]. Праздничный костюм, а обрядовый в особенности, предпо­лагает консервативность и статичность форм, выработанных в результате экономического, эстетического и интеллектуального развития народа. Процесс творческого развития костюма народов Северного Кавказа наблюдается в пе­риод средневековья. Таким образом, имеющиеся археологические артефакты можно рассматривать как соответствующие формам общеупотребительного костюма.

Костюм выполняет несколько функций. Основная из них — практическая. Он должен соответствовать климату и занятиям населения. Другая важная функция — эстетическая. Костюму также присуща знаковая функция. Отражая различные сферы общественной жизни, он выступает как знак, или символ. В VII-XIV вв. в качестве знаковых можно рассматривать отдельные его элемен­ты. Например, символом изменения социального статуса женщины являлась, прежде всего, смена головного убора. Положение воина в дружинной иерархии можно было определить по навершию на головном уборе и поясному набору. Большое количество шелка в одежде выделяло вождя из рядовых общинни­ков. Цвет как символ социального статуса играл важную роль и в древности, и в средние века.

В других элементах костюма — тканях, украшениях, амулетах и аксессуа­рах — преобладают не символическая, а практическая или эстетическая функ­ции. Но и эти детали наделены информацией об экономических и духовных сферах общественной жизни.

В рамках знаковой системы костюма выделяется функция региональной принадлежности. Для средневековья вычленить ее трудно, так как Северный Кавказ входил в область широкого распространения и довольно долгого бы­тования тюркской моды. Но тем не менее эта функция стала доминирующей в этнографическом комплексе. Для культуры народов Северного Кавказа кос­тюм стал этнорегиональным символом. Поэтому можно говорить именно о его региональной, а не национальной принадлежности. Здесь на довольно боль­шой территории представители различных народов считают «своим» по суще­ству одинаковый комплекс, включающий различные этнические пласты. Этот факт является важным показателем культурной общности Северокавказского региона.

Весь комплекс костюма народов Северного Кавказа формировался в русле культурогенеза. Изменение старых и возникновение новых форм костюмного ансамбля проходили в процессе взаимодействия местного кавказского субстра­та и многочисленных пришлых ираноязычных и тюркоязычных племен.

С одной стороны, в кавказском средневековом костюме отразилась сущ­ность культурогенеза как процесса постоянного самообновления культуры.

С другой — костюмный комплекс достаточно полно вобрал в себя составляю­щие феномена складывания культуры народов Северного Кавказа — традиции и инновации, взаимодействующие на диахронном и синхронном уровнях.

Основную роль на диахронном уровне культурогенеза играла этническая принадлежность носителей соответствующих культур. Информация на диа­хронном уровне передается как культурная традиция народа, его творческое наследие, облеченное в словесную и материально-изобразительную форму. «Наличием этих непрерывных диахронных инфосвязей между сменяющими друг друга последовательными поколениями этноса обусловлена его преемст­венность и стабильность во времени, передача этнической традиции в течение веков» [Арутюнов, 1989, с. 21].

На диахронном уровне передаются взаимодействующие между собой мо­ноэтнические традиции. Часто бывает сложно отделить временные напласто­вания и точно их датировать, ибо традиции сохраняются, развиваются и пере­даются из поколения в поколение с глубокой древности. Например, мотив шубы, сшитой из человеческих бород, усов и скальпов, отраженный в нартском эпосе, уходит своими корнями в древнеиранскую культуру, носителями которой в Предкавказье были скифы, сарматы и аланы.

Та же линия развития может быть прослежена и на другом материале. По сей день в осетинских семьях хранятся и передаются по наследству своеобразные пеналы — бинат-и-хицау («домик домового», покровителя семьи и очага), которые бытовали у алан, а генетически связаны еще со скифской порой. Содержание пенала — сладкий плод или бусина — считается приношением домовому. В одном из таких пеналов в могильнике Мощевая Балка были обна­ружены остатки мочала, в которое заворачивали бусину. Как отмечает ААИерусалимская, мочало было связано с различными гаданиями у иранских народов, и прежде всего у скифов. Это позволило исследователю предположить, что культ домового был перенесен в долину реки Лабы иранскими (аланскими) племенами [Иерусалимская, 1978, с. 109].

Костюм с наибольшей очевидностью показывает, что культурогенез являет­ся сложным и протяженным во времени процессом. На его синхронном уровне происходит трансформация полиэтнических инноваций. В комплексе поли­этнического взаимодействия на Северном Кавказе в эпоху средневековья вы­деляются несколько основных компонентов: местный (автохтонные культу­ры, аланы), исламский (Ближний и Средний Восток, Средняя Азия), степной центральноазиатский (авары, согдийцы, половцы, монголы) и византийский. Эпизодическими импульсами были влияния Китая и Италии.

Для понимания роли костюма в процессе взаимодействия традиции и инно­ваций как феномена культурогенеза необходимо определить статус этих поня­тий. По мнению СААрутюнова, традиции могут существовать без инноваций, но не наоборот, «традиция необходима для самого существования общества, инновация — для его развития» [Арутюнов, 1989, с. 161).

Мужской костюмный ансамбль VII в. представляет собой результат синтеза степных центральноазиатских (древнетюркских), иранских, а также местных компонентов. Прежде чем предстать как окончательно сложившийся ансамбль (XVIII — первая половина XIX в.), северокавказский костюм претерпел воздей­ствие со стороны половцев, монголо-татар, турок-сельджуков, турок-османов и персов. Между тем крой как основа одежды часто оставался неизменным и передавался из поколения в поколение.

Непосредственные контакты со степняками-половцами и взаимовлияние разных социокультурных систем стало мощным инновационным импульсом для изменения покроя традиционного аланского женского платья, что в даль­нейшем отразилось в оформлении женской верхней одежды, которая по крою была максимально схожа с мужской.

Процесс взаимодействия традиций и инноваций более наглядно просле­живается в изменении кроя одежды, чем ее декора. На украшения, непосред­ственно с одеждой не связанные, этот процесс влияет в меньшей степени, так как они подвержены моде и более подвижны. В то же время амулеты и та­лисманы сохраняют свои формы и функции на протяжении веков. Существуют три основных типа трансформации инноваций: спонтанная, стимулированная

и прямое заимствование. В костюме кавказских народов присутствуют все три типа. Например башлыкообразная форма головных уборов переходит из VII-Х в XI-XII вв. Однако крой их упрощается. Теперь они состоят из двух деталей, а не из четырех, как ранее. А в XI-XII вв. появляется большое количе­ство холщовых тканей местной выделки, окрашенных в различные цвета, что свидетельствует о расширении знаний и навыков по использованию различ­ных красителей. В данных примерах речь идет о спонтанной трансформации, когда инновация возникает в костюме за счет его собственного развития.

Косвенное воздействие выразилось в замене шелковыми нашивками метал­лических нашивных украшений, традиция которых прослеживается в кавказ­ском костюме с сарматского времени. Возможно, на некоторый период металл был вытеснен драгоценным шелком, и лишь памятники X-XI вв. говорят о воз­рождении давней традиции.

Торговля шелком, очевидно, стимулировала развитие такого приема декора, как аппликация золоченой кожей по коже, а впоследствии и техники золотого шитья, которая позволила имитировать парчу, ценившуюся на вес золота.

Роль прямых заимствований особенно усиливается в период функциони­рования на Северном Кавказе части Великого Шелкового пути. В аланском платье появляются элементы восточной и византийской моды. Инновации, полученные в результате прямого заимствования, не всегда становятся тради­цией. Некоторые из них приживаются, но меняют форму, как это случилось с тюркскими безрукавками, трансформировавшимися в кавказском костюме в корсет. Однако изменение формы в данном случае не повлекло за собой изме­нения функций данного вида одежды. Другие элементы средневекового костю­ма, возникшие в результате заимствования (нашивные шелковые украшения или распашные юбки — бельдек), дальнейшего развития в традиционном костюме не получили.

Смену покроя женского платья во второй половине XI в. следует рассматри­вать как внешнее проявление процессов изменения материальной культуры в результате взаимовлияния разных социокультурных систем и непосредствен­ного контакта местного населения со степняками-половцами.

Процесс восприятия инноваций зависит от уровня социально-экономи­ческого развития, достигнутого местным обществом. Легче воспринимался тот импульс, который совпадал с тенденциями внутреннего развития. Костюм на­глядно иллюстрирует это явление на примере применения в VII-Х вв. византий­ских нашивных украшений, заимствованных рядовыми общинниками у верхуш­ки общества, которые использовали в своей одежде подарки от византийского двора (парадные облачения, ткани и различные нашивки). В данном случае речь идет о престижно-знаковой функции инновации, когда культура-донор на шкале престижных оценок стоит выше, чем культура-реципиент. Аланы заимствовали не просто декор, а символы царской власти, что было для местной аристократии особенно важно в пору становления государственности. Однако распространение тюркской моды в средние века на довольно широкой терри­тории, включая не только страны, где проживали варвары, но Византию и Иран, свидетельствует о том, что реальное развитие культуры-донора не всегда опе­режает развитие культуры-реципиента. «Например, культура кочевников, сама по себе сравнительно невысокая, в силу причин политического или конкретно-исторического характера может восприниматься как престижная и референт­ная различными слоями более развитых оседлых обществ» [Арутюнов, 1989, с. 186] из-за их политического и военного господства.

На культурогенез этого периода повлияла конкретная историческая обста­новка, в определенной мере отразившаяся и в костюме.

Народы Северного Кавказа стали широко применять шелк благодаря пере­мещению трассы Великого Шелкового пути на перевалы Кавказа в обход Ирана. Уровень экономического развития алан в VII-Х вв. был таковым, что только количество в костюме шелковых тканей, являвшихся предметом роскоши, при однотипности всего остального, могло указать на наличие социальной диф­ференциации общества.

На процесс восприятия костюмом инноваций большое влияние оказывал характер межэтнических отношений. Очевидно, что между местными народами

Северного Кавказа и половцами установились тесные торговые, производ­ственные и культурные отношения. Не исключается также факт одновремен­ного проживания различных этносов на одной территории. Мирный характер их взаимодействия и возможность совместной деятельности обусловили взаи­мовлияние разных социокультурных систем.

Эти контакты, носившие обоюдный характер, вызвали серьезные изменения в общей структуре общественной жизни местных народов. «Изменение костю­ма является лишь частью изменения всей структуры бытия, изменения, которое требует не сохранения прежних функций костюма, а вызывает появление новых функций. И так как костюм со своими функциями является лишь частью общей структуры, основывающейся, в частности, на мировоззрении нации, на эколо­гической системе и тд., то ясно, что искусственно сохранять одну из частей структуры, изменившейся в целом, нельзя» [Богатырев, 1971, с. 335].

В период VII-XTV вв. на всей территории Северного Кавказа не выявлено ка­ких либо принципиальных различий в формировании костюма. Все это говорит о том, что в средние века костюм формировался в сходных природно-хо-зяйственных и социально-экономических условиях. Таким образом, как суть процесса взаимодействия традиций и инноваций в историческом контексте культурный синтез отразился в развитии костюма, который иллюстрирует общность корней и судеб народов Северного Кавказа. В этой связи Северокав­казский регион следует рассматривать как культурно-исторический ландшафт, который характеризуется общностью территории и природно-климатических условий, определяющих сходное хозяйственно-экономическое развитие его частей, а также общностью базового культурного субстрата и воздействующих на него инновационных процессов.