Греческое Возрождение

Некоторые римские императоры, например, Клавдий»да и Нерон,отличавшийся экстравагантным поведением, были горячими поклонниками всего греческого. II век нашей эры, время правления императоров Траяна, Адрианаи других, был отмечен оживлением культурной жизни в Ахайе.Его даже называют «Греческим Возрождением». Успехи были заметны в самых раз­ных областях словесного искусства. В литературе, где заметно сосуществование и противоборство различных течений, прои­зошло очевидное сужение общественной проблематики. Усили­лось внимание к прошлому, накопление фактов из жизни царей и полководцев. Это должно было подчеркнуть величие Рима.

ИСТОРИКИ. Впечатляют успехи историков. Так, Полибий(200—120 гг. до н.э.) участвовал в государственной жизни Ахей­ского союза, а после его поражения попал в плен в Рим. Он со­здал монументальный 40-томный труд, в котором стремился за­печатлеть историю Греции, Македонии, Малой Азии, Сирии, Египта, что должно было доказать всемирное значение Рима.

Другой историк, Диодор Сицилийский(90—21 гг. до н.э.), на­писал 40-томную «Историческую библиотеку»,касающуюся ис­тории, религии, философии Греции, Италии, Востока. Полно­стью сохранились от нее 15 книг.

Еще один историк, Иосиф Флавий(37—95 гг. н.э.), принад­лежавший к знатной еврейской семье, был участником восста­ния в Иудее в 66 г. н.э. В дальнейшем он перешел к римлянам и находился в лагере императора Тита, который подверг осаде и взял Иерусалим (70 г. н.э.). Пережитые Флавием события он запечатлел в своем главном сочинении «Иудейская война»в семи книгах, написание на греческом языке. В другом труде в 20 книгах «Иудейские древности»он рассматривает историю от сотворения мира до Нерона.

Флавий стал героем известной трилогии немецкого писателя Лиона Фейхт­вангера(1884—1958), которая состоит из романов: «Иудейская война», «Сыно­вья» и «Настанет день». Написанная на исходе 1930-х годов на материале рим­ской истории, трилогия звучала актуально как осуждение нацистского варварства, шовинизма и антисемитизма. Иосиф Флавий действует в ней как возложивший на себя роль посредника между Римом и Иудеей, дабы смягчить их противоречия.

ФИЛОСОФИЯ. ЭПИКТЕТ. Богато представлена в позднегреческой литературе и философская проза.Одна из самых колорит­ных фигур — Эпиктет(ок. 50 — ок. 130 гг. н.э.), бывший рабом, в молодые годы выражал свои взгляды в форме бесед, или диа­триб.Проповедуя человеколюбие и чистоту духовной жизни, Эпиктет. настаивал: счастье — в освобождении от страстей, в погруженности в собственный внутренний мир, в духовной не­зависимости. Аскетизм, скромность в быту составляли важней­шую сторону его этики. Эпиктетом живо интересовался и высоко его ставил Л.Н. Толстой.

Влитературе в это время сформировалось стилевое направ­ление — аттикизм.В основе его лежала ориентация на языко­вые нормы классического периода, на таких мастеров слова, как Демосфен, Фукидид, с их прозрачной, строгой, лаконичной манерой. Аттикизм был реакцией на укоренившийся в эллини­стических государствах Востока пышный, патетический, декла­мационный стиль, т.н. азианизм.

Роман

Как уже отмечалось, в разные исторические периоды на первый план выходят определенные литературные жанры: в ар­хаическую эпоху главенствует сначала героический эпос, позд­нее получает развитие лирическая поэзия. Классическая эпоха, «Век Перикла», отмечена взлетом драматургии, трагедии и ко­медии; позднее, в IV в. до н.э., интенсивно развиваются проза­ические жанры. Эллинизм характеризуется по преимуществу развитием малых жанровых форм.

Закат греческой литературы отмечен появлением первых об­разцов античного романа,того самого «эпоса частной жизни», который, трансформируясь, обогащаясь и развиваясь, станет, наверно, «главным» жанром в литературе XIX—XX вв.

Тогда же, на заре своего становления, роман представлен особой разновидностью — романом любовно-приключенческим. Кэтому жанру можно отнести повесть «Деяния Александра», ошибочно приписываемую историку Каллисфену (IV в. до н.э.): в центре ее — не реальный Александр Македонский, а скорее сказочный персонаж, на долю которого выпадают невероятные приключения в краю великанов, карликов, людоедов. Значите­льно рельефнее особенности этой жанровой разновидности представлены в «Повести о любви Херея и Каллирои» Харитона (Iв. н.э.). В любовно-приключенческом романе, как правило, присутствуют закрепленные стандартные ситуации и персона­жи: двое прекрасных любящих людей — разлучены; их пресле­дует гнев божества, вражда родителей; они попадают в руки разбойников, пиратов, могут попасть в рабство, быть брошен­ными в темницу. Их любовь и верность; а также счастливые случайности помогают пройти все испытания. В финале проис­ходит счастливое воссоединение героев. В трактовке любовной темы заметно влияние эллинистической поэзии, элегии и идил­лии. Большую роль играют приключения, разного рода случай­ности. Это — во многом ранняя, в чем-то наивная форма рома­на.

«ЭФИОПИКА» ГЕЛИОДОРА. Гелиодор, выходец из Сирии, живший в III или IV в. Он — автор романа «Эфиопика» в 10 книгах, основанном на популярном в древности сюжете, в котором присутствуют обязательные элементы: подкидывание и узнавание. У эфиопской царицы,взглянувшей в момент зачатия на изображение Андромеды,родилась белая дочь. Чтобы изба­виться от мучительных подозрений мужа, царица подбросила дочь. Она попала в Дельфык жрецу Хариклу,который нарек ее Хариклией. Вэту девушку редкой красоты влюблен прекрасный

юноша Феаген.Их чувства взаимны, но жрец, приемный отец, предназначает девушку другому — своему племяннику. Мудрый старец Каласирид,прочитав знаки на повязке Хариклии, рас­крывает тайну ее рождения. Он советует молодым людям бе­жать в Эфиопию и тем самым спастись от брака, который ожи­дает Хариклию в Дельфах. Феаген похищает девушку, плывет на корабле к берегам Нила, чтобы оттуда продолжить путь на родину Хариклии. С влюбленными происходит немало при­ключений, они то расстаются, то соединяются вновь, то их пле­няют разбойники, то они бегут от них. Наконец влюбленные достигают Эфиопии. Там царь Гидаспсобирается принести их в жертву богам, но затем выясняется, что он — отец Хариклии.Происходит счастливое «узнавание» брошенного ребенка — по­пулярный мотив. Родители соглашаются на брак дочерис Феагеном.

Роман мелодраматичен и сентиментален. Он утверждает красоту любви и целомудрия, во имя которых молодые люди безропотно сносят выпадающие на их долю невзгоды. В отли­чие от активных, деятельных героев гомеровского эпоса, персо­нажи Гелиодора — пассивны перед обрушивающимися на них не­взгодами. Стиль романа — цветист и риторичен.Герои обычно

изъясняются возвышенным слогом. Вот как мудрец Каласирид поучает прекрасную Хариклию: «Что это, Хариклия? Отчего ты так много и чрезмерно горюешь, отчего ты так безрассудно поддаешься событиям? Раньше ты всегда с таким благородст­вом и рассудительностью переносила удары судьбы? Прекра­тишь ли ты это чрезмерное безрассудство? Как ты не понима­ешь, что ты — человеческое существо, а судьба твоя непостоянна и подвергается жестоким ударам со всех сторон». В этих словах выражена и жизненная философия самого рома­ниста.

Роман пользовался популярностью в средневековой Визан­тии. Затем был переведен на западноевропейские языки. Среди его поклонников — великий Сервантес.

«ДАФНИС И ХЛОЯ». Особенно известен роман «Дафнис и Хлоя» Лонга,жившего во II—III вв. н.э. Его биография — сплошное «белое пятно».

Действие романа развертывается на фоне роскошного поэ­тического пейзажа, в «буколической» атмосфере, знакомой нам по идиллиям Феокрита. Молодые люди Дафнис и Хлоя, подкинутые родителями, выросли среди пастухов, на лоне лу­гов и рощ. Самое свежее в романе — зарождение у этих на­ивных юных детей природы, подростков, любовного томле­ния, влечения друг к другу- Постепенно постигают они таинства любви.

Молодые люди не могут осмыслить природу зарождающейся чувственности. И наивно стремятся его выразить. Дафнис кла­дет на грудь Хлое яблоко, и за это награждается поцелуем. Пер­вые уроки того, что называют сексуальным воспитанием, пре­подносит им старый пастухФилет. Следуя советам своего наставника, герои романа испытывают стыдливость, волнение, томление. Они целомудренны, когда ложатся рядом обнажен­ными. Есть в романе эротический аромат, например, в описа­нии их свадьбы и поцелуя на брачном ложе, где они проводят «более бессонную ночь, чем совы». Но при этом Лонг никогда не сбивается на непристойность.

Об этом зарождении отроческой любви хорошо написал Андре Боннар: «О сладостная любовь Дафниса и Хлои, сколь ча­рующе ты скопирована с видения первой любви, что мы храним в себе. Эта загорелая спина юноши, которую девушка обмывает и не удерживается, чтобы не коснуться ее еще и еще раз; и эти волосы девушки, впервые засверкавшие золотом для ослепленных взоров юноши, и эти поцелуи девушки-шалуньи, эти сладкие поцелуи, оставляющие ядовитые уколы; эта лю­бовь, раскрывающаяся в смехе и в слезах, исчезнувшем сне » трепете сердца, в мире, подернутом печалью, и в неожиданной прелести лица, в блеснувшей прелести взгляда — все это преле­стное и неловкое обучение страсти и нежности».

В отличие от любовно-приключенческого романа Гелиодора— это роман любовный.Иногда его называют романом идил­лией. Он становится как бы прозаической параллелью к идилли­ям Феокрита.Не острые сюжетные перипетии, не волнующие авантюры, а любовные переживания,носящие чувственный ха­рактер, развернутые на лоне сельского поэтического пейзажа, определяют ценность этого произведения. Правда, и здесь есть и пираты, и войны, и счастливые «узнавания». В финале герои, оказавшиеся детьми состоятельных родителей, соединяются в браке. Лонг также стал популярен в Европе, особенно в период позднего Возрождения. Он явил прообраз т.н. пасторальных ро­манов.

Знаменательно, что на французский язык роман перевел французский епископ Оксеркский Амно специально в качестве полезного воспитывающего чтения для детей в королевской се­мье.

С тех пор о первой любви, этой вечной теме, написано не­мало вдохновенных страниц Шекспиром и Толстым, Тургене­вым и Ролланом, Буниным и Хемингуэем, и еще очень многи­ми блистательными мастерами.

Плутарх

Среди многих жанров, основоположниками которых были эллины, особое место занимает жанр литературной биографии.

Популярность этого жанра, особенно в настоящее время, бесспорна и легко объяснима. Жизнь людей неординарных, имена которых на слуху: будь то государственные мужи, звезды искусства, полководцы, художники слова или спортивные ку­миры — вызывает неизменно повышенный интерес. Читатель любопытен ко всему, что касается кумиров: их привычек, быта, частной жизни или этапов восхождения к успеху. Вот уже многие десятилетия не иссякает поток книг в основанной еще Горьким серии «Жизнь замечательных людей». Успех со­чинений этого рода, их престиж определяется искусством та­ких корифеев жанра, как Стефан Цвейг, Андре Моруа, Ирвинг Стоун, Ромен Роллан.

Немало мастеров биографического жанра и в отечественной литературе. Достаточно вспомнить Ю. Ты­нянова, В. Шкловского, М. Булгакова.Появились новые жан­ровые разновидности: биографический роман, романизирован­ная биография наряду с чисто научной биографией.

В США, например, книги такого рода столь многочисленны и разнообраз­ны, что Пулитцеровская премия, одна из самых престижных, присуждается не только за лучший роман, пьесу, сборник стихов, но и за лучшую биографию.

Что до древних эллинов, то у них всегда был высок автори­тет людей, добившихся завидных результатов в разных, особен­но творческих сферах. Ведь в греческом образе жизни был столь значим принцип соревновательности, выявления лучше­го, совершенного.

У истоков биографического жанра — несравненный Плу­тарх.Его творчество обращено не только к специалистам ан-тичникам, к любителям древности. Он — один из самых широ­ко читаемых сегодня античных прозаиков.

ВЕХИ БИОГРАФИИ. Плутарх, биография которого фрагмен­тарна, пестрит «белыми пятнами», родился ок. 46 г., а умер меж­ду 120 и 130 г. н.э. Юность его прошла в Херонее, в провинции Беотия; когда-то у стен этого города Филипп разгромил объеди­ненные антимакедонские силы греков, положив конец эллин­ской свободе. Плутарх получил блестящее образование, был эру­дирован по части литературы, философских, исторических, риторических сочинений, много путешествовал, побывал в Риме, Египте, Малой Азии. Но самым важным все-таки было для него время, проведенное в Афинах,городе, который и при римском господстве не потерял престижа как важнейший куль­турный центр.Общение с просвещенными умами (известно, что Плутарх состоял в коллегии дельфийских жрецов, выполнял не­которые дипломатические поручения), фундаментальная обра­зованность, а также приверженность Плутарха римской государственности — все это объясняет, почему он пользовался покровительством императоров Траяна и Адриана. В Риме он был дружен с рядом влиятельных людей.

НАСЛЕДИЕ ПЛУТАРХА. Проводя последние годы жизни в родной Херонее, городе, который он нежно любил, Плутарх увлеченно отдавался литературным занятиям. Он был плодови­тым автором, трудившимся в разных жанрах, над сочинениями историческими, философскими, религиозными, число которых достигает трех сотен. Из них сохранилась, примерно, половина; часть из них, видимо, ему приписывалась.

В его обширном и разнообразном наследии выделяются две главные группы трудов, пользующихся всемирным признанием: трактаты на моральные темы и биографии.

«НРАВСТВЕННЫЕ СОЧИНЕНИЯ». От первой группы, объеди­ненных названием «Нравственные сочинения», дошло до нас около 80 работ. Они — свидетельство его энциклопедических познаний и интересов. Здесь литература и философия, семья и медицина, религия и животный мир, музыка и красноречие. Отсюда — самые неожиданные темы: сопоставление творчества двух комедиографов Аристофана и Менандра; размышления о том, обладают ли разумом животные; советы тем, кто не желает делать долги; анализ такой психологической особенности, как любознательность; описание доблестных деяний, совершенных женщинами. Однако большая часть его работ затрагивает фило­софию. При этом общие теоретические проблемы — явно не его стихия. Забота Плутарха — вопросы, сугубо практические: осуждение мотовства, возможность направить человека на путь добродетели.

Герой знаменитой трагедии Шиллера «Разбойники» — Карл Моор, велико­душный молодой человек, бросающий смелый вызов феодальному миру наси­лия и вероломства, уходящий в лес к разбойникам, произносит патетические слова: «О, как мне гадок становится этот век бездарных борзописцев, когда я читаю в моем милом Плутархе о великих мужах древности». Герои Плутарха своим величием, энергией, сильными страстями лишь подчеркивают для Кар­ла Моора мелкотравчатость его современников. «Сверкающая искра Прометея погасла. Его заменил плавный порошок — театральный огонь, от которого не раскуришь и трубки», — сетует Моор. И его слова знаменательны! Биографии Плутарха, его увлекательные жизнеописания входили в читательский канон поколений.

«СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ». Но, конечно, глав­ный его труд «Сравнительные жизнеописания». Иногда их также называют «параллельными». Это 23 пары жизнеописаний рим­лян и греков, которые дополняются еще четырьмя, не имеющи­ми «пары». Всего — полсотни очерков. Хронологический охват у Плутарха впечатляет: от исторических глубин — до современно­сти. У Плутарха есть фигуры легендарные, мифические, полуле­гендарные, такие, как Тезей, Ромул, Ликург, но большинство его героев — личности исторические. При этом «пару» знаменитому греку составляет римлянин.Принцип подобного сочетания раз­личен. Это может быть определенное сходство в судьбах двух ге­роев, иногда, напротив, контраст. В некоторых случаях принцип сопоставленияне вполне очевиден. В большинстве же — легко просматривается: Никийи Красе, Александр Македонскийи Це­зарь, Демосфени Цицерон, Пирри Гай Марий.

ИСТОРИЯ В «ЛИЦАХ». В своем сочинении Плутарх использу­ет опыт историков Геродота, Фукидида, Ксенофонта. В нем развертывается многокрасочная история Греции «в лицах», в ее главных этапах, равно как и история Рима, завершающаяся первым веком нашей эры. Это — по-своему уникальный источ­ник знаний для историка и одновременно захватывающее чтение.Для многих приобщение к Древней Элладе начинается не толь­ко с Гомера, но и с Плутарха.

История, а она, в конце концов, главный герой Плутарха — не скучный свод фактов, не наукообразные сентенции. Она оживает в человеческих судьбах, броских подробностях и дета­лях, врезающихся в память. При этом Плутах — не профессио­нальный историк в привычном понимании, он прежде всего — писатель и моралист, тяготеющий к нравственно-этической проблематике. Он не стремится к систематическому изложению биографий, но каждая из них дает ему материал для определен­ной морали или назидания.

Одни биографические моменты он укрупняет, акцентирует, другие — опускает. Безусловно, писатель — тенденциозен. Плу­тарх так определяет свою задачу: «Мы пишем не историю, а биографии, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтож­ный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем сражение с десятками тысяч убитых, огромные армии и осады городов». Предмет его неослабного внимания — психология, характер.Он стремится полнее «погружаться в про­явления душ и посредством их изображать жизнь каждого, пре­доставив другим описание великих дел и сражений».

ЛЕПКА ХАРАКТЕРОВ. Биографические факты Плутарх вы­страивает таким образом, чтобы рельефно очертить характери дать свое видение. В этом — новаторство в освещении историче­ских индивидуальностей.Стиль Плутарха богат и красочен. Каждый персонаж — неповторим. Как живые встают перед нами мудрый и осторожный Солон; честолюбивый, исполнен­ный неукротимой энергии Александр Македонский, бесстраш­ный полководец и не по годам мудрый правитель; отважный и многоопытный военачальник Кимон; пламенный патриот Де­мосфен и многие другие.

Вот пример сопоставления двух,казалось бы, «не стыкую­щихся» личностей: Периклаи римского полководца Фабия Максима.Но выясняется, что у них значимые точки соприкос­новения. Оба встали во главе своих государств в тяжелую пору. Оба избрали наиболее продуктивную политику. Перикл не по­зволил ни одному из своих стратегов необдуманными действия­ми причинить вред Афинам. Фабий Максим, получивший про­звище «Кунктатора», т.е. медлителя, избрал против победоносного карфагенского полководца Ганнибала, являвше­го для Рима гибельную угрозу, единственно верную, хотя и не­популярную тактику. «Он боролся с Ганнибалом, как опытный атлет, и без труда разрушал его планы, вырываясь из объятий схватившего его противника, который не имел уже прежней силы». Таким образом он спас Рим. Оба государственных дея­теля «выказали великую душу своим бескорыстием». Фабий Максим выкупил на собственные деньги римских пленных. Пе­рикл оставил еще более блистательный след. Он так украсил Афины, что ни одна из всех вместе взятых общественных по­строек Рима до Цезаря не могла быть с ним Сравнима.

ПЛУТАРХ ХУДОЖНИК. Едва ли не каждый очерк Плутарха насыщен психологическими наблюдениями и подробностями, врезающимися в память читателя. Его описания и рассказы от-

личаются «плотностью», концентрированностью аккумулиро­ванного в них фактического материала. В одном только очерке об Антонии подобных моментов множество: это и сцена плава­ния Клеопатры по реке Книд, когда она направлялась на сви­дание к Антонию; и безумная храбрость триумвира в бою и бес­помощность его, побежденного собственной страстью к царице; и забавы и роскошные пиры Антония и Клеопатры; и его смерть в покоях царицы; и неизбывное горе царицы и ее самоубийство на золотом ложе. Многие авторы художественных произведений об античной эпохе отталкиваются от Плу­тарха, разворачивая отдельные лаконичные эпизоды и характе­ристики в полнокровные художественные картины и сцены.

И еще одна особенность пленяет нас в Плутархе. Как бы высоко ни вознесся его герой, он не «бронзовеет», а остается человеком. Со своими борениями, неудачами и проблемами. Никто из них не был абсолютно счастлив. Трагически окончи­лась жизнь Демосфена, Цицерона, Цезаря, Антония, Помпея. Почти каждое жизнеописание выдающегося мужа исполнено подлинного драматизма.

ЗНАЧЕНИЕ ПЛУТАРХА. Плутарх был ценим современниками. На него опирались историки. Он приобрел особую популярность в эпоху Возрождения, стал одним из самых читаемых в Европе греческих писателей. Сюжеты из Плутарха заимствуют и Шекс­пир («Юлий Цезарь», «Антонийи Клеопатра»),и Корнель,и Ра­син.Когда, начиная с XVIIIв., в Европе охотно публикуют био­графии «знаменитых людей», их авторы обычно берут в качестве художественного ориентира неувядаемого Плутарха.

4. Лукиан

«Римский» период греческой литературы длился до самого конца империи, т.е. до V в. нашей эры. Греция дала еще немало интересных художников слова: здесь и мастера торжественного красноречия (Либаний, Фемистей),и поэты,такие, как Нонн, создатель эпической поэмы «О Дионисе», Квинт Смирнский,ав­тор эпической поэмы «После Гомера», своеобразного продол­жения «Илиады». Знаменит выдающийся философ-стоик Марк Аврелий,автор всемирно знаменитого сочинения «Размышления» («К самому себе»). Будучи императором, он «совмещал» писательский труд с боевыми походами и интенсивной государ­ственной деятельностью.

Но, пожалуй, самой замечательной фигурой в эту пору зака­та был последний классик литературы Эллады ЛукианчПиса­тель многогранный, опробовавший, наверное, все краски сати­рической палитры.Энгельс, вообще не щедрый на похвалы, определил суть его творчества в меткой формуле: «Вольтер классической древности». Сравнение Лукиана с самим Воль­тером, «знаковой» фигурой великой эпохи Просвещения, спра­ведливо и глубоко значительно.

ЭПОХА ЛУКИАНА. Лукиан, в биографии которого, как и у Плутарха, немало «белых пятен», родился около 120 г., умер в 180 г. Он жил в эпоху императоров из династии Антонимов.Их правление придворные называли «золотым веком Римской импе­рии».Тогда ее границы решительно расширились, одновремен­но подавлялись попытки сопротивления на покоренных землях. В самом Риме ситуация стабилизировалась. И все же процвета­ние оказалось непрочным, мир — иллюзорным. Не утихали кровопролитные войны на Востоке, парфянская и макроманская. Император Марк Аврелий(121 —180 н.э.), этот «философ на троне», большую часть времени проводил в боевых походах и сражениях. В самом Риме росла пропасть между утопавшими в роскоши патрициями и обездоленным плебсом. Неумолимо деградировали мораль и нравственность.Неумолимо нарастав­шие кризисные явления не укрылись от зоркого, проницательного взглядаЛукиана.

Сатириков и критиков нравов, как в этом убеждает история литературы, обычно недолюбливают современники. В этом приходилось убеждаться на примере Еврипида. У Лукиана хва­тало недоброжелателей. Его называли «богохульником», «нечес­тивцем», предрекали, что за «бешеные выпады» ему уготовано достойное наказание в этом мире, а в будущем вместе с Сата­ной он получит в удел «вечный огонь».

ВЕХИ БИОГРАФИИ. Лукиан пришел в литературу в то время, когда в ней стали задавать тон люди из провинции, из «глубин­ки». Он вырос в маленьком старинном городе Самосата, в Си-

рии, в семье небогатого ремесленника. В дальнейшем, много путешествуя по миру, постоянно мысленно возвращался на свою «малую родину». В очерке «Похвала родине» им написаны слова, неизменно актуальные: «Старая это истина, что нет ни­чего сладостнее отчизны. В самом деле, разве существует что-либо не только более приятное, но и более священное, бо­лее возвышенное, чем родина... Каждый человек стремится на родину... Дым отечества покажется ему светлее огня на чужби­не». Вспомним здесь и Пушкина: «И дым отечества нам сладок и приятен».

Отец Лукиана желал, чтобы сын наследовал его профессию: но сына влекла литература. Если бы дети, отмеченные знаком гениальности, всегда следовали советам родителей, не желав­ших видеть детей писателями, то не стало бы сочинений Боккаччо, Мольера, Бальзака.

Вшколе Лукиан, сириец, в совершенстве овладел греческим языком, который не был для него родным. Он сделался его блис­тательным мастером, владевшим всеми стилевыми нюансами, — случай не частый в литературе. Приобщившись к искусству крас­норечия, Лукиан становится странствующим лектором и орато­ром, зарабатывает на жизнь речами, декламациями, выступлени­ями в суде в качестве адвоката. По его признанию, риторика «воспитала меня, путешествовала вместе со мной и записала меня в число эллинов». Лукиан много странствовал, побывал в разных частях империи, что дало ему большой запас жизненных впечатлений. В последние годы жизни занимал судейскую дол­жность в Египте.

НАСЛЕДИЕ ЛУКИАНА. Наследие Лукиана представлено 84 со­чинениями; некоторые ему приписываются. Как писатель Лу­киан проделал определенную эволюцию, в которой выделяются два этапа: риторический и философский. Впервый период он по преимуществу мастер риторики, которую постепенно начи­нает оценивать критически и даже пародировать; во второй пе­риод он озабочен главным образом философскими вопросами. При этом идеологические, научные течения своего времени Лу­киан интерпретирует, как правило, в критическом, сатириче­ском ракурсе. Объект его иронии и насмешки — разнообразные типы представителей античного мира: лжеученые; пустопорожние ораторы, маскирующие интеллектуальную скудость высо­копарными словесами; лжепророки, нередкие для античного общества в пору его заката; разного рода шарлатаны, желаю­щие ловить рыбку в мутной воде; гетеры; даже небожители, обитатели Олимпа. В распоряжении Лукиана широкая палитра сатирических приемов и жанров: среди них ирония, пародия, сатирический диалог.

ПАРОДИРОВАНИЕ РИТОРИКИ. Дебютировав как риторик, Лукиан затем начинает иронически относиться к модному красноречию, остроумно его пародирует. В сатире «Учитель красноречия»он откровенно издевается над витиеватостью «красивой риторики». В «Похвале мухе»,приняв «маску» некое­го высокоученого оратора, он с помощью псевдонаучных сло­вес воспроизводит ораторские «фигуры», с мнимой серьезно­стью описывая такой ничтожный предмет как муху. «...Полет мухи не похож на непрерывное мелькание перепонок летучих мышей, не похож на подпрыгивание кузнечиков или кружение ос; плавно, поворачивая, стремится муха к некоей цели, наме­ченной в воздухе. И к тому летит она не безмолвно, но с пес­ней, однако не суровой песней комаров, не с тяжелым жужжа­нием пчел или страшным угрожающим — ос, — нет, песнь мухи настолько же звонче и слаще труб и медовых флейт».

В приведенном отрывке Лукиан удачно использует прием иронического, пародийного «похвального слова». Позднее, в эпоху Возрождения, замечательный сатирик Эразм Роттердам­ский(1466—1536), развивая традиции Лукиана, осмеивал неле­пости идеологической «надстройки» средневекового общества в прославленной книге «Похвальное слово глупости».

ДИАЛОГИ О БОГАХ. Большого искусства достиг Лукиан и в жанре диалога,основоположником которого был Платон. Он словно вдохнул в него новую жизнь, привнеся в диалог сатири­ческое, критическое начало. Диалоги у Лукиана обретают раз­личную жанровую и тематическую окраску.

Популярны диалоги, герои которых — обитатели греческого Олимпа(«Разговоры богов», «Собрание богов», «Зевс уличае­мый», «Зевс трагический» и др.). Боги у Лукиана не просто ант­ропоморфны, но наделены человеческими слабостями и поро-

ками: они коварны, сластолюбивы, завистливы, не чужды бы­товым дрязгам. Верховный бог Зевс у Эсхила в «Прометее при­кованном» был, как мы помним, жестоким, несправедливым. Он мог вызвать страх или осуждение. Но отнюдь не насмешку, иронию, к которым постоянно прибегает Лукиан.

В диалоге «Зевс трагический»идет речь о серьезном переполо­хе, случившемся на Олимпе. Зевс сообщает богам тревожное из­вестие: два философа, эпикуреец Дамиди стоик Тимокл,вступили в публичный спор. Согласно Дамиду «богов не существует», «они вовсе не следят за тем, что происходит на земле и ничем не распоряжаются». «Милейший» Тимокл пытается отстоять богов, но его аргументы — слабые. Накапливается внушительная толпа, внимающая дискуссии. Это вызывает тревогу богов, которые опасаются, что их авторитет упадет, ибо люди перестанут в них верить. Некоторые из «олимпийцев», например Гермес и Афина, в состоянии крайнего возбуждения даже переходят с прозы на стихи. Бог злословия и насмешки Мом предлагает признать, что в «дерзости софистов» — вина самих богов в силу «неурядицы», сложившейся на земле: честные люди пребывают в небрежении, обречены на бедность, рабство и болезни, в то время как самые дурные и негодные «пользуются почестями и богатством, гос­подствуют над лучшими». Со страхом прислушиваются боги к аргументации спорящих Дамида и Тимокла. Похоже, что одер­живает верх Дамид, а его доводы Тимокл парирует лишь грубы­ми выпадами в адрес оппонента. Зевс в тревоге вопрошает: «Что же нам после этого делать?» Гермес цитирует комического поэ­та: «Ты зла не претерпел, коль не признался в нем». Последняя надежда богов — неразумие, наивность людей. Ведь, согласно Гермесу, большинство эллинов — толпа простого народа и все варвары». Заключает диалог признание Зевса: «Мне же, Гермес, прекрасными кажутся слова Дария о Зопире: я предпочел бы иметь помощником одного Дамида, чем повелевать тысячами вавилонян».

Боги у Лукиана не просто «очеловечены», но и «снижены», их «разговоры», а следовательно, интересы прозаичны и не воз­вышаются над семейно-бытовым уровнем. Вспомним, что в мифах Зевс представал как любвеобильный, и это качество было выражением могущества и мужской силы бога. Вспом­ним, как торжественно и возвышенно дано описание «священной свадьбы» Зевса и Геры в «Илиаде»! У Лукиана боги с нема­лой долей иронии характеризуют амурные делишки своего «шефа», верховного олимпийца. В «Собрании богов»бог Мом, олицетворение порицания, злословия, фигура не случайная для Лукиана, обращается к Зевсу, сетуя на то, что собрание богов «наполнилось незаконнорожденными» по причине его посто­янного «вступления в связь со смертными» и «схождения» к ним; ради этого верховный олимпиец принимал самые различ­ные образы. «...Нам приходилось даже бояться, как бы кто тебя не схватил и не зарезал, пока ты был быком, или как бы не об­работал тебя какой-нибудь золотых дел мастер, пока ты был зо­лотом, — осталось бы у нас тогда вместо Зевса ожерелье, запя­стье или серьга. И вот ты заполнил нам все небо этими полубогами — иначе я их назвать не могу».

В «Разговорах богов»Зевс гневается на «бесстыдника» Эрота, не ребенка, но «старика и негодяя». Превращая верховного бога Зевса в сатира, быка, золото, лебедя и орла, Эрот так и не сумел ни одну женщину заставить им увлечься. «Они влюбля­ются в быка или в лебедя, а когда увидят меня, умирают от страха», — признается Зевс. «Они, как смертные, не переносят твоего вида, Зевс», — без обиняков объясняет ему Эрот.

В явно «сниженном» виде представлены отношения Зевса и ревнивой Геры. Выясняется, что Зевс совершенно охладел к су­пруге. Но если раньше Зевс ходил «налево», спускаясь на зем­лю к смертным женщинам, то теперь занимается подобным «непотребством» уже на Олимпе. С этой целью он привел в чертоги богов красивого юношу Ганимеда, которого назначил виночерпием на пирах. Между ним и Зевсом устанавливаются недвусмысленные отношения на глазах у Геры, выговариваю­щей мужу: «...Ты не принимаешь от него кубка иначе как поце­ловав его на глазах у всех, и этот поцелуй для тебя слаще некта­ра; поэтому ты часто требуешь питья, совсем не чувствуя жажды». Она называет Ганимеда «женоподобным, изнеженным варваром», готова разрешить мужу «хоть жениться на нем», но просит избавить ее от прилюдных унижений.

Оправдываясь, Зевс приводит такой аргумент: «Любовь — большая сила и владеет не только людьми, но иногда и нами». На это Гера отвечает: «Тобой любовь, действительно, владеет и водит, как говорится, за нос, куда захочет, и ты идешь, куда ни приведет тебя... Ты настоящий раб и игрушка любви». Ссора божественных Зевса и Геры напоминает обычную супружескую «разборку» в рядовой эллинской семье.

Почему же Лукиан столь откровенно «дискредитирует» бо­гов? Он творил в такое время, когда кризисные явления, охва­тившие все стороны жизни, затронули и мифологическое миро­воззрение. Сама жизненная практика вызывала сомнение во всесилии богов, в том, что прежде казалось непогрешимым, чуть ли не святым.

Конечно, кризис мифологического мировоззрения — явление, характерное для разных народов. Пример тому — древние скандинавы. Этот вопрос, напри­мер, рассматривается в курсе «Зарубежная литература средних веков и эпохи Возрождения». В песне «Словесная распря Локи», входящей в древнесканди­навский мифологический сборник «Эдда», боги предстают в весьма непригляд­ном виде. Локи, бог огня и раздоров, на пиру обнажает весьма неприглядную подноготную своих «коллег» по скандинавскому Олимпу; он характеризует их как трусов, лицемеров, прелюбодеев. В литературе XX в. мы станем свидетеля­ми того, как в тоталитарных государствах возведенные на пьедестал всеведения и могущества общественные вожди и диктаторы после своей смерти или па­дения меркнут, предстают в негативном, даже комическом свете: таков, напри­мер, Большой Брат в антиутопии Оруэлла «1984».

«РАЗГОВОРЫ ГЕТЕР». Во многих лукиановских сочинениях чувствуется дыхание реальной, повседневной жизни. Сатирик верен принципу: оставаться серьезным и насмешливым одно­временно. «Лучше всего писать о том, что сам видел и наблю­дал, — формулирует он свое писательское кредо. — Я один из многих, из туши народа», — добавляет Лукиан. Не случайно его называют «газетчиком», «журналистом», «фельетонистом» ан­тичного мира. В