Отечественная историография в прошлом и настоящем

Историография… Если говорить об этимологии данного термина, то необходим отметить, что оно состоит из двух греческих слов: “история”, что означает повествование о прошлом”, “разведывание, исследование прошлого” и “графо” — пишу. Поэтому термин “историография” применялся раньше в том же смысле, в каком употребляется сегодня термин “история”. Под историографией понималось само описание исторических событий и явлений, а люди, занимавшиеся этим, соответственно назывались “историографами”. В России образца до 1917 года “историограф” — официальное звание, дававшееся правительством лицу, которому поручалось написать отечественную историю. Еще при Академии наук в 1725 г. искали за границей маститого историка, которого могли бы “облечь в звание историографа”. Первым историографом стал в 1725 г. Г.Ф. Миллер, до смерти которого на этом посту замещал князь М.М. Щербатов. Именным указом Александра I звание историографа было даровано в 1803 г. Н.М. Карамзину. Добивались получения этого звания М. П. Погодин, С.М. Соловьев, В.С. Иконников. Но в наше время термин “историография”, этимология которого проанализирована выше, в подобном значении почти не употребляется. Это слов приобрело иную смысловую нагрузку. Под историографией в современной науке понимается обычно совокупность работ, посвященных той или иной проблеме.

Приведем определение историографии как науки, которое имеет хождение в современной научно-справочной литературе.

Историография — наука о развитии исторического знания и о методах исторического исследования; совокупность исторических исследований, относящихся к какому-нибудь периоду, проблеме.

Историка — наука об историографии, ее методах и задачах. Что же является предметом науки историографии?

Определение предмета исследования, как правило, складывается и осмысливается не сразу. Для этого требуется накопление известного опыта и наличие устойчивого исследовательского интереса. В истории науки известны примеры, когда вновь возникшие отрасли знания какое-то время обходились без специальных названий. Если же дисциплина утверждает определенное наименование, фиксируется отчетливый круг изучаемых проблем — значит, данная отрасль науки прошла начальный “организационный” период и наступил более высокий уровень ее развития. Важность изучения истории возникновения, процесса выработки, развития и толкования определенных научных понятий очевидна и по отношению к изучению истории отечественной историографии. Тем более, что понимание предмета истории исторической науки менялись не только у различных историков на разных этапах развития исторической науки, но ив некоторых случаях наблюдалось изменение представления о содержании историографии у одного автора.

Наиболее полно сущность термина “историография” отражает понятие “история исторической науки”. Оно твердо вошло в научный оборот после выхода в свет первого тома “Очерков истории исторической науки”[23]. Но возникло приведенное выше понятие значительно раньше. В отечественной исторической литературе второй полвины XIX — начала XX вв. встречаются следующие варианты: “литература русской истории”, “литература науки русской истории”, “обозрение литературных изменений”, ‘историческое введение”, “течения исторической мысли”, “история русской истории”, “история работы русской мысли над русской историей”, “история истории”, “история исторической науки”. Как видно, круг мнений чрезвычайно широк, и большинство из них достаточно точно отражают сущность и содержание науки историографии. В лекционных курсах, а позднее в печатных работах по мере изложения конкретного материала, при наименовании внутренних параграфов или отдельных тем вместо этих сложных словосочетаний все чаще стало применяться как синоним более удобное и компактное слово — “историография”.

Историография, как новая научная дисциплина, не сразу получила признание за пределами учебных заведений. Многим она представлялась непонятной, излишне сложной. Чтобы пояснить необходимость новой отрасли знания, некоторые историки прибегали к образным объяснениям. Так, М.О. Коялович сравнивал необозримую массу исторических фактов с громадным, густым и темным лесом, в котором он искал тропинок и дорог, “проложенных и прокладываемых другими к изучению этого леса”. Историография для него оказалась той возвышенностью, “с которой можно было бы обозреть все ее пространство и узнать главнейшие ее части, изученные пот этим тропинкам и дорогам”. “Работа историографии, — писал В.О. Ключевский, — во многом напоминает работу землекопа. Отжитая жизнь лежит перед историком как ряд сложных слоев, скрывающихся один под другим. Историография начинает свое изучение с верхнего и постепенно углубляется внутрь. Умственная жизнь — один из наиболее сокровенных, глубоко лежащих слоев, и наша историческая литература едва коснулась ближе лежащих сфер, например, политического и юридического развития Руси”. П.Н. Милюков сравнивал историка науки с более утонченными интеллектуальными усилиями специалиста-нумизмата, который может только один определить по останкам чекана происхождение и первоначальную ценность каждой монеты, как бы она не истерлась от употребления.

Популярно разъясняя значимость изучения истории исторической науки, указанные историки не затрагивали вопроса о происхождении самого термина “историография”. Единственный опыт терминологического толкования содержится в рукописях А.С. Лаппо-Данилевского. Однако эта часть работы крупным отечественным ученым не была завершена. Но написанные А.С. Лаппо-Данилевским фрагменты представляют интерес и до сих пор не утратили своего значения. Тем более, что советские историки совершенно обошли вниманием эти вопросы. А.С. Лаппо-Данилевский подчеркивал, что он подходил к историографии с трех точек зрения — исторической, логической и феноменологической. Сделав глубокий экскурс в историю Западной Европы, ученый упомянул многие имена историографов, которые получали специальный чин государственного советника и состояли при дворе французских королей, начиная с Карла XII (то есть с XV в.), в том числе Расин, Буало, Вольтер. Однако термин “ историография”, как полагает А.С. Лаппо-Данилевский, утвердился не в французской, а в немецкой научно-исторической литературе и благодаря ей получил распространение.

Обобщая свои наблюдения, ученый писал: “История термина «историография» показывает, что он первоначально обозначал или сам процесс составления исторического сочинения, обыкновенно в национально-патриотическом, официальном духе, ил данную совокупность таких сочинений, рассматриваемую в данных пределах времени и пространства”, то есть с одной стороны, еще не отделение на определенном этапе историографии от писания истории, а с другой — уже сами исторические труды как объект изучения. Постепенно термин “историография” утратил прежний специальный смысл, обозначающий историческую науку вообще, и все больше стал включать в себя, по мнению А.С. Лаппо-Данилевского, “преимущественно сочинения, обнаружившие какую-либо цельную концепцию истории человечества: или целой страны, или нации и т. п.”.

Рассмотрев историю термина “историография”, А.С. Лаппо-Данилевский утверждал, что к нему можно подходить “в ином смысле: не в историческом, а в логическом или феноменологическом” (попутно разъясним, что феноменология в философии Гегеля обозначала учение о развитии сознания, духа). И дальше ученый пояснял: “С логической точки зрения «история»[24] представляется не совсем удобным потому, что он употребляется в двойном смысле: а) для обозначения бывшего; б) для обозначения нашего представления о бывшем или научного его построения, выраженного в каком-либо произведении. В последнем смысле можно употреблять термин «историография»”.С феноменологической точки зрения под “историографией” (в отличие от “исторического исследования”) А.С. Лаппо-Данилевский предлагал “разуметь более или менее цельную концепцию истории человечества, целой страны, нации, концепцию, получившую свое выражение в каком-либо произведении исторической литературы”. А.С. Лаппо-Данилевский видел здесь предмет историографии в изучении исторических концепций. Такое понимание предмета историографии представляется достаточно современным.

Свои историографические лекции в университете А.С. Лаппо-Данилевский называл “Главнейшие направления в русской историографии”, что давало ему возможность излагать историю исторической науки по школам, течениям и направлениям. Такие важные теоретические положения дореволюционной историографии утвердились в советской историографии. Правда без ссылки на разработки А.С. Лаппо-Данилевского, П.Н. Милюкова и др.

В советской исторической науке к определению предмета историографии обращались крупнейшие специалисты по отечественной и всеобщей истории: О.Л. Ванштейн, Н.Л. Рубинштейн, Л.В. Черепнин, Е.А. Косминский, М.В. Нечкина, С.О. Шмидт, И.Д. Ковальченко, А.М. Сахаров, Е.Н. Городецкий, Б.Г. Могильницкий и др[25]. Продолжая традиции XIX в., они, вместе с тем, значительно расширили определение предмета историографии и конкретизировали его содержание. Предмет историографии был ими определен как история исторической науки, то есть процесс формирования и развития научного знания прошлого, выраженный в общих и конкретных исторических концепциях. В него также входит изучение исторической науки как социального института, одного из видов научной деятельности, представленной в определенных формах организации, управления, распространения исторических знаний. В предмет историографии включается не только научное познание прошлого, основанное на анализе исторических источников, применении специально-научных методов исследования и теоретического осмысления истории, но и более широкий аспект исторического знания — история исторической мысли. Это предусматривает обращение к историко-социологическим и историософским представлениям общественных и государственных деятелей, ученых других специальностей, писателей, публицистов.

Думается, в данной связи можно в качестве обобщения о трактовке предмета историографии в советской исторической науке привести слова А.М. Сахарова: “Историческая наука в ее развитии — вот предмет изучения историографа. Конечно, для познания этого процесса историографу приходиться держать в поле зрения много различных форм исторического сознания (в широком смысле слова «историческими», конечно, по содержанию, могут быть названы и поэмы, и картины, и оперы, и устные рассказы, и труды ученых-исследователей и т.п.), но изучение их — не самоцель. Они средство для раскрытия основного: процесса развития исторической науки”.

Таким образом, приведенные выше суждения о предмете историографии показывают его сложность и многоаспектность. Они отражают только основные направления исследования, и каждое из них имеет свое внутренне содержание и задачи.

Разобравшись в предмете историографии, рассмотрим, что представляла история отечественной исторической науки в прошлом и настоящем. При этом мы будем исходить из того, что историографический анализ позволяет проследить развитие логики и уровень разработки исследуемых в исторической науке проблем, в том числе выявить важнейшие аспекты, основные тенденции, позитивные и негативные стороны исторического опыта. Историк А. Дж. Коллингвуд писал, что подлинная научная историография занимается не пассивным собирательством и склеиванием источников, а постановкой проблем, которые “наполняют картину новым смыслом содержанием”[26].

Создание первых исторических сочинений на Руси — летописей — относится к периоду существования древнерусского государства, а точнее, ко времени конца Х — начала XI в. Летописи как таковые не имели характера научных трудов, а представляли собой составленное в хронологической последовательности по годам (летам) описание важнейших исторических событий, жизни князей, отношений между ними и других фактов. Составлялись летописи, как правило, в монастырях, при дворах князей, а посему их авторы имели четко определенный социальный заказ, материал же носил зачастую достаточно субъективный характер. Это подметил в свое время еще крупный отечественный историк В.Н. Татищев. Он писал: “…летописцы и сказатели за страх некоторые весьма нужные обстоятельства несчастных времен принуждены умолчать или переменить другим видом изобразить…”[27] Отдельные летописи были объединены в летописные своды. Наиболее древним из дошедших до нас летописных сводов является “Повесть временных лет. Откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить, и как возникла Русская земля”[28]( ПВЛ). Этот свод был составлен в начале XII в. (1110 – 1113 гг.) монахом Киево-Печерского монастыря Нестором.

Однако большинство ученых полагает, что ПВЛ предшествовало несколько более ранних летописных сводов. В частности, Киевский свод 30 — 40-х гг. XI в., автором которого предположительно был монах Никон; относящийся к 50-м гг. XI в. Новгородский летописный свод и Киевские своды 70 — 90-х гг. этого же века. И хотя эти своды в оригинале до нас не дошли, исследователи фрагментарно восстанавливают, и небезуспешно, их содержание по более поздним источникам. Особенно велики заслуги в изучении и реконструкции древнерусских летописей академика А. Шахматова, работавшего в конце XIX — начале XX вв.

Летописание, как предшественник исторической науки, просуществовало до XVII в. Вершиной летописания явилось создание в 60 — 70-х гг. XVI в. огромного иллюстрированного летописного свода, объемом около 10 тыс. листов, составившего 12 томов и излагавшего события от “сотворения мира” до второй половины XVI в.

XVII век отличался активностью исторической мысли, развивающейся поступательно в направлении создания российской исторической науки.Для авторов этого времени было характерно стремление реалистически объяснять описываемые события, критически оценивать имеющиеся источники, устанавливать причинную связь исторических процессов и явлений. В 20 – 30-е гг. XVII в. в окружении родоначальника династии Романовых патриарха Филарета был создан труд, получивший название “Новый летописец”. Он был проникнут идеей незыблемости самодержавия, его божественного происхождения. В 1669 г. дьяк Приказа Казанского дворца Федор Грибоедов создал “Историю о царях и великих князьях земли Русской”. Данная работа представляла собой генеалогическое перечисление царствующих лиц с прибавлением витиеватых похвал их государственным заслугам. В 1678 г. появилось написанное боярским сыном Петром Золотаревым “Астраханское сказание”. Это произведение было основано на документах и посвящено событиям, связанным с именем Степана Разина. В 1692 г. царский стольник Андрей Лызлов написал “Скифскую историю”, посвященную анализу многовековой борьбы славян с татаро-турецкой агрессией. К проблемам образования древнерусского государства было обращено сочинение жившего в России хорвата Юрия Крижанича — “Политика”.

Безусловно, названные и другие труды XVII в. были далеки от уровня настоящих научных исследований. Однако первые попытки изучения и обобщения данных различных источников по истории нашего отечества, формулирования концептуальных положений были сделаны.

В XVIII в. исторические знания, накопленные в форме разрозненных сведений, начали систематизироваться, обобщаться и изучаться с точки зрения выявления наиболее общих закономерностей исторического развития на основе специально разработанной методологии. Начала складываться российская историческая наука как таковая. В своем поступательном развитии она прошла четыре больших этапа.

1. Дворянский(XVIII — сер. XIX в.). В XVIII — первой половине XIX в. дворянская историография практически господствовала в отечественной науке. Ее представителями на основе изучения широкого круга новых исторических документов был подготовлен большой массив фундаментальных научных трудов по истории нашего Отечества. Среди них: “Ядро Российской истории” в 7 томах русского дипломата А.И. Манкиева (? – 1723 гг.); “Розыск исторический” сподвижника Петра I, государственного и церковного деятеля Феофана Прокоповича (1681 – 1736 гг.); “История Российская с самых древних времен” активного участника петровских преобразований В.Н.Татищева (1686 – 1750 гг.); “Древняя Российская история” и “Краткий российский летописец” выдающегося сына России, ученого-энциклопедиста М.В. Ломоносова (1711 –1765 гг.); “История Российская от древнейших времен” князя М.М. Щербатова (1733 –1790 гг.); “История государства Российского” замечательного русского историка Н.М. Карамзина (1766 –1826 гг.), явившаяся высшим достижением дворянской школы в отечественной исторической науке; “Древнехранилище” академика М.П.Погодина (1800 –1875 гг.), сына крепостного крестьянина, и многие другие. Сущность концептуальных построений представителей дворянской историографии в основном сводилась к следующим тезисам:

— в основе исторического прогресса лежит борьба между невежеством и разумом, причем последний концентрируется и находит свое выражение в самодержавной власти;

— царская власть в России имеет высшее, божественное происхождение;

— история Российского государства представляет собой поступательный процесс развития самодержавной власти;

— российскому народу присущ своеобразный “русский дух”, определяющий отличие исторического развития России от Запада;

— история — политическая наука, имеющая целью воспитание человека.

Параллельно с существованием и господством дворянской историографии в первой половине XIX в. зарождалась и развивалась революционно-демократическая историческая мысль, в частности, участников декабристского движения. В дальнейшем их взгляды нашли свое логическое развитие в концепциях последующих поколений историков. Декабристы Н.А. Бестужев, А.О. Корнилович, Н.И. Тургенев, Н.М. Муравьев и другие впервые выдвинули такие идеи: о роли народных масс в истории; о значении социально-экономическом развитии; о русском вече как форме народовластия; об историческом регрессе самодержавия.

В целом, несмотря на свою историческую ограниченность, дворянские историки положили начало формированию российской исторической науки и обеспечили ее развитие на уровне мировой общественной мысли XVIII – первой половины XIX века.

2. Либеральный(XIX – начало ХХ в.). На данном этапе историческая наука начала зарождаться в соответствии с социально-экономическим и политическим развитием российского общества. У истоков буржуазной исторической мысли в России стояли С.Е. Десницкий, И.А.Третьяков, Н.И. Новиков и ряд других ученых. Либеральный этап развития исторической науки отличается от дворянского рядом особенностей:

— существенно расширилась источниковая база исторических исследований;

— исторические знания приобрели концептуальный, с научной точки зрения, характер;

— предметом исторических исследований стали не только громкие события и деяния венценосцев, но в первую очередь процессы и явления в экономической, социальной, политической жизни общества;

— история начала рассматриваться не как промысел Божий, а как результат человеческих деяний;

— главной задачей исторической науки стал поиск объективных законов истории.

Во второй половине XIX – начале XX в. либеральная экономическая наука в России достигла своего наивысшего расцвета. Данный период характеризовался существованием большого разнообразия исторических школ и научных концепций. Господствующим направлением в либеральной исторической науке была государственная или юридическая школа, наиболее яркими представителями которой были К.Д. Кавелин, А.А. Кизиветтер, А.И. Сергеевич, С.М. Соловьев, Б.Н.Чичерин и др. В центре исторических исследований — государство как таковое. Оно носит надсоциальный (или надклассовый) характер и является самостоятельной движущей силой русской истории. Необходимо отметить, что безусловной заслугой ученых государственной школы явился анализ исторического процесса развития всех сфер жизни общества.

Новый шаг в развитии российской исторической мысли сделал, вслед за представителями государственной школы, ученик С.М. Соловьева, замечательный историк буржуазно-либерального направления Василий Осипович Ключевский (1841 — 1911 гг.), который разработал теорию факторов. Своим главным научным трудом “Курс русской истории” он обогатил научную методологию исторического анализа комплексным изучением внутренних и внешних факторов развития России. причем решающее место в историческом прогрессе отводилось колонизации русским народом восточно-европейской равнины.

Многие из либеральных историков выдвинули самостоятельные и оригинальные концепции исторического развития России. В частности, украинский историк, один из руководителей Кирилло-Мефодиевского общества, профессор Н.И. Костомаров (1817 – 1885 гг.) обосновал теорию “двух начал”. Согласно ее, для украинского народа было характерно “вечевое”, то есть демократическое начало, а для русского — “самодержавное, иначе — деспотическое”. Борьба этих двух начал и составила основное содержание российской истории. Н.Н. Строков, К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский и некоторые другие историки разработали теорию культурно-исторического типа, широко используемую в идеологии славянофильства и панславизма. Отдельные ученые являлись приверженцами теории цикличности исторического процесса и явлений. В основе ее лежит идея о постоянном и периодическом прохождении различными, сосуществующими в пространстве и сменяющимися во времени, общественными образованиями аналогичных циклов зарождения, развития, упадка и гибели.

Одновременно с буржуазной исторической наукой развивалась и революционно-демократическая историческая мысль. Главной заслугой исторических изысканий В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского явилась формулировка идеи об активной роли народных масс в истории.

3. Послеоктябрьский этап развития российской исторической науки. Он характеризовался утверждением и господством в российской исторической науке формационного подхода. Первым из профессиональных русских историков широко стал применять в своих научных изысканиях формационный подход руководитель Института красной профессуры М.Н. Покровский (1868 – 1932 гг.). Основатель советской исторической школы, положив в основу своих исследований теорию марксизма и изучение социальной структуры общества и классовой борьбы в нем, рассматривал исторический процесс как последовательную смену первобытно-общинной, феодальной, капиталистической стадий развития. Формационный подход позволил российским историкам послеоктябрьского этапа преодолеть ряд ошибок предшествующих им поколений ученых. Так, было достигнуто диалектическое единство в определении соотношения внешних и внутренних факторов исторического развития России, совершен отход от абсолютизации роли личности в истории.

Политические и социальные изменения в стране в послевоенный период (50 – 70-е гг. XX в.) обусловили появление и других, немарксистских концепций исторического развития. Следует особо упомянуть о концепции этногенеза и теории пассионарности доктора исторических наук, доктора географических наук Л.Н.Гумилева, в корне отличающейся от формационного подхода. Данный историк принадлежал к так называемой “евразийской школе”, утверждающей изначальную общность исторических судеб России и Азии, в отличие от “врожденных” противоречий с Европой. Базой теоретических построений Л.Н.Гумилева являлась идея пассионарности этносов, то есть их способности совершать активные исторические действия и заражать этой активностью окружающие этносы, нации и народности. Иными словами, передавать им свою “историческую активность”.

По мнению ученого, зарождение пассионарности различных этносов (народов) в пространстве и во времени обусловливалось неравномерностью распространения по поверхности Земли космической энергии. Л.Н. Гумилев полагал, что исторический период существования этноса продолжается 1200 лет, в ходе которых этнос проходит последовательно фазы: пассионарный толчок; подъем; акматическая фаза; надлом; инерционная фаза; обскурация; гомеостаз; депопуляция. Для каждой фазы характерна определенная активность “исторического поведения” того или иного этноса. При этом важнейшей чертой исторического процесса считается способность этносов, зараженных пассионарностью, передавать на определенных фазах этногенеза часть своей энергии (пассионарности) другим этносам.

Можно по-разному относиться к взглядам Л.Н. Гумилева. Но они, безусловно, заслуживают изучения, хотя бы потому, что представляют сегодня один из немногих оригинальных подходов к изучению отечественной истории.

4. С середины 80-х годов начался этап утверждения цивилизационного подхода к истории. Представляется, что цивилизационный подход к познанию истории должен включать в свои рамки достижения всех школ мировой исторической науки. Это в полной мере относится и к научному потенциалу теории формационного развития.

Таким образом, отечественная историография прошла и продолжает проходить сложный путь познания исторической истины. Она — неотъемлемая часть всемирной историографии, имеющая между тем свою неповторимую индивидуальность.

Источники и литература

Бескровный Л.Г. Очерки военной историографии. М., 1952.

Блок М. Апология истории. М., 1986.

Болинброк Д. Письма об изучении и пользе истории. М., 1972.

Гегель Г.Ф. Философия истории. М. , 1988.

Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982.

Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993.

Ключевский В.О. Лекции по русской истории, читанные на Высших женских курсах в Москве 1872 – 1875 гг. М., 1997.

Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968.

Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987.

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории: Автобиография. М., 1980.

Лаппа-ДанилевсхийА.С. Методология истории. СПб., 1910-1913. Вып. 1-2.

Лихачев Д. Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет. Л., 1989.

Момджян К.X. Социум, общество, история. М., 1994.

Муравьев В.А., Мохначев М.П., Демин Л.И. История исторической науки в дореволюционной России. М., 1991.

Нечкина М.В. История истории (некоторые методологические вопросы истории исторической науки) // История истории. Историография истории СССР. М., 1965.

Очерки истории исторической науки: В 5 т. М., 1955 – 1985.

Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. М.,1982.

Сахаров А.М. Историография истории СССР. Досоветский период. М., 1978.

Сахаров А.М. Методология истории и историография. М., 1981.

Сборник материалов по истории исторической науки в СССР (конец XIX – начало XX вв.) / Под ред. И.Д. Ковальченко. М., 1985.

Тайны истории. М.П.Погодин, Н.И.Костомаров, С.М.Соловьев о пользе исторических знаний: Сборник. М., 1994.

Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1992.

Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989.

Черепнин Л.В. Исторические взгляды классиков русской литературы. Л., 1968.

Чернобаев А.А. «Профессор с пикой» или три жизни историка М.Н. Покровского. М., 1992.

Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993.