СТРУКТУРА И ФУНКЦИИ ИММУННОЙ СИСТЕМЫ 1 глава

Иммунология — наука об иммунитете. В настоящее время есть официальная медицинская специальность «аллергология и иммунология». Тем не менее в иммунологии как науке и медицинской специальности до настоящего времени ещё не устоялись до однозначно понимаемых основные понятия и термины, начиная с первого, называющего собственно предмет данной науки — «иммунитет».

Главные события иммунитета происходят на молекулярном и клеточном уровне, который начал становиться доступным исследованиям, удовлетворяющим современные запросы науки в последние 25–30 лет. Самые эффективные гносеологические методы — генетический нокаут (knock–out) и трансгенные модели на животных — в воспроизводимом и широко применяемом варианте стали использовать в 90-х годах XX в.

Иммунология — наука преимущественно экспериментальная, но ответы на самые трудные для понимания вопросы все больше помогает найти клиника. Как нормативная наука иммунология начала складываться в конце XIX — начале XX в. Она связана с именами (в примерном хронологическом порядке) Л. Пастера, Э. Беринга, И.И. Мечникова, П. Эрлиха, Ш. Рише, Ж. Борде, К. Ландштайнера, Ф. Бёрнета, П. Медавара, Д. Эдельмана, Б. Бенацеррафа, Д. Снелла, Н. Йерне, С. Тонегавы, П. Дохерти, Р. Цинкернагеля и др. В соответствующих главах книги мы отметим конкретные открытия этих выдающихся учёных. За исключением Л. Пастера, названные имена — это имена лауреатов Нобелевской премии по физиологии и медицине. Мы не считаем, что не являются великими те работы, за которые не присуждают премий. Весьма вероятно, что как раз самые великие работы — среди не отмеченных премиями или даже среди незамеченных. Но есть основания полагать, что некоторые премии, например Нобелевскую, все же не присуждают за малозначимые труды хотя бы потому, что между датой присуждения премии и временем первых публикаций в большинстве случаев проходит около 20 лет. За эти годы и сами авторы, и многие исследователи в мире экспериментально подтверждают воспроизводимость и достоверность наблюдаемых феноменов, легших в основу сделанного открытия или теоретического обобщения.

Каждому, кто сам работает в науке, известно, что в основе выводов и обобщений, которые составляют формулы открытий, удостоенных Нобелевских премий, лежат клинические наблюдения, трудоемкие экспериментальные работы и идеи гораздо большего числа исследователей и врачей (десятков, сотен или больше) с менее известными именами, а также, безусловно, работы учёных древности, которые нередко читают не до, а после современных наблюдений и находят там старинные подтверждения своим новым открытиям.

Несмотря на перечисленные достижения, общей теории иммунитета в настоящее время нет, и в данном предмете (в отличие от многих медицинских специальностей, например анатомии) мы пребываем в периоде интенсивного накопления новой информации. Тем не менее медицинская практика нетерпелива и подчас смело вмешивается в организмы больных и здоровых людей иммунокорригирующей терапией и вакцинацией, не дожидаясь появления общей теории иммунитета. Теории иммунитета — такой, которая бы имела не предположительно-описательный характер (свойственный теориям иммунитета начала и середины века), а предсказательный, прогностический — в законченном виде нет, но мы уже очень близко подошли к ней. В наше время реальный спрос есть только на такую теорию, которая бы умела на основании знаний о предмете рассчитать последствия от иммунотропной терапии «на конце иглы», через сутки, месяцы, годы и пожизненно, причём не только для индивидуальной особи, но и для популяции или биологического вида в целом.

Есть и ещё ряд конкретных, исторически обусловленных причин, которые побуждают нас постараться привлечь новое внимание к иммунологии. Эти причины по крайней мере следующие.

Первая причина. Особенностью нашего времени является возникновение и эпидемическое распространение новых заразных болезней. Ретровирусные инфекции, к которым относят ВИЧ, а также прионные инфекции (к которым относят губчатый энцефалит) — примеры таких болезней.

В настоящее время их квалифицируют как не контролируемые медициной (т.е. неизлечимые) и при этом дебилитирующие (прогредиентно ослабляющие жизнеспособность) и смертельные. Понимание механизмов патогенеза этих болезней, возможностей диагностики является непосредственным предметом иммунологии.

Вторая причина. К концу XX–началу XXI в. заметно возрослае заболеваемость инфекционными болезнями, в том числе в развитых странах. В 1997 г. в мировом масштабе среди причин смертности от инфекций на первом месте был туберкулёз, на втором — лёгочные инфекции, на третьем — СПИД (в некоторых регионах планеты СПИД уже на первом месте среди причин смертности людей в возрасте 20–45 лет), на четвертом — малярия и т.д. Естественно, возникает желание понять, почему это происходит, и соответственно причинам, что с этим делать? Не претендуя на исчерпывающий анализ (что и невозможно), выскажем лишь несколько положений. Не исключено, что массовое, почти тотальное, применение антибактериальных и иных противоинфекционных лекарств за 5 десятилетий способствовало «уходу» из-под давления отбора организмов с ослабленной иммунной системой и, следовательно, накоплению в популяции большей доли иммунодефицитных генотипов. В то же время микроорганизмы эволюционируют настолько быстрее, чем люди синтезируют противоинфекционные препараты, что микробы в целом выигрывают это соревнование. Для распространения инфекционных болезней не могут не иметь значения и небывалая скученность населения в больших городах, связанные с этим проблемы санитарного состояния городских систем жизнеобеспечения, кроме того, конечно же, резко усилившиеся трансконтинентальные перемещения в связи с успехами транспортных технологий огромного числа людей, переносящих с собой и инфекции. Технологии массовой пищевой промышленности поставили все население Земли в зависимость от качества продуктов, которые оказались в коммерческой упаковке, включая инфекционную угрозу (например, говядина, заражённая возбудителем губчатого энцефалита, или молочные продукты от тех же заражённых коров и т.д.), т.е. человек в настоящее время практически не имеет возможности сам отвечать за свою пищевую безопасность.

Третья причина, по которой к иммунологии стоит привлечь новое внимание, обусловлена весьма значительным числом больных аллергиями. Аллергология — не синоним иммунологии, но это «сестринская» специальность, и более того, понять аллергологию немыслимо без опоры на знания, добытые фундаментальной иммунологией. В развитых странах, как и в больших городах России, до 20% населения, а местами и больше, страдают от аллергий. Нетрудно привести ряд аргументов, показывающих, что причины столь широкого распространения аллергий в значительной мере также антропогенны. Чтобы эти аргументы были понятны, мы приведём их в соответствующих специальных разделах учебника.

Четвертая причина необходимости внимательного отношения к иммунологии — упрощенное отношение к вакцинации, практически не изменившееся с XVII в., когда во всей Европе, включая Россию, начала распространяться практика инокуляции оспы против оспы. С тех пор принято думать, что от вакцинации одна только польза. Но это, к сожалению, не во всех случаях так, особенно в наше время, когда появились новые инфекции.

Пятая причина заключается в подчас неоправданно «лёгком» обращении с препаратами иммуностимулирующего или иммуномодулирующего действия. Современная иммунология не даёт оснований думать, что «чем больше иммунитета, тем лучше».

Шестая причина привлечь внимание к иммунологии состоит в следующем. Несмотря на то что иммунология — наука суть экспериментальная, тем не менее мы не знаем ни одного примера любой из (вплоть до самых узких клинических) медицинских специальностей, в которых бы не нашлось места иммунологическим идеям в понимании патогенеза конкретных нозологий или/и хотя бы иммунологическим методам в диагностике. Такое положение вполне объяснимо природной сутью иммунитета и базисными функциями иммунной системы в организме: она одна из интегрирующих систем общеорганизменного назначения (наряду с нервной, кровеносной и эндокринной системами) со своими особыми физиологическими задачами и способами их решения.

Первый научный периодический журнал по иммунологии «Journal of Immunology» издается в США с 1914 г. и по сей день. В настоящее время в более чем 50 международных рецензируемых научных журналах печатают оригинальные работы по иммунологии — по нескольку сот в месяц в мировом масштабе. Каждая из них сообщает какую-то новую фактическую информацию, т.е. по сравнению с другими медицинскими специальностями иммунология — быстроразвивающаяся дисциплина. Наша книга не ставит и не решает задачу как можно более широкого обзора самых современных данных по иммунологии. Это, как нам кажется, вовсе не книжная задача, а скорее задача компьютерных баз данных для тех, кого не устраивают библиотеки с научной периодикой. По нашему мнению, систематизация знаний, несмотря на их быстрое развитие, необходима хотя бы для того, чтобы оказать проясняющее и как следствие сдерживающее влияние в отношении энергичного и массового внедрения иммунотропных методов лечения во имя соблюдения первого врачебного принципа «не навреди». Вот для того, чтобы «не навредить» или сделать как можно меньшим риск непредсказуемых вредных последствий, имеющихся знаний уже хватает. Довести их до будущих врачей в систематизированном и понятном виде — главная задача этого учебника. В какой-то небольшой мере эта книга, как мы думаем, — вклад в приближение к общей теории иммунитета.

1.2. История иммунологии

Главная трудность в создании наших представлений об истории предмета иммунологии, как и любой другой истории, состоит в наличии, сохранности и доступности (для того, кто пишет историю) материальных носителей информации — письменных источников с подтверждениями достоверности. Но только история развития знаний о каком–либо предмете позволяет понимать этот предмет глубже, по существу и в динамике. Фактически описание истории предмета — это описание основных понятий данного предмета.

Ретроспектива по оси времени в прошлое ограничена всего 2–3 столетиями. И даже по материалам XIX–XX вв. история иммунологии не выстраивается в плавную последовательность событий, обнаруживаются удивительные «открытия в глухом лесу» (как мы увидим на примере открытия иммунологических функций лимфоцитов), по-видимому, в силу того, что люди, несмотря на свою социальность, — существа дискретные и всегда были и остаются разобщенными и территориально, и организационно, и по группам узких специальностей, и по множеству других обстоятельств. Мы рассмотрим больше историю идей и не будем претендовать на исчерпывающее упоминание имен учёных, не по причине неуважения, а потому, что нам интереснее именно история идей, а не вопросы личного вклада учёных, приоритетов и профессионального соревнования за первенство в науке.

Всякая биологическая наука изучает соотношения структуры и функции. Одну науку от другой отличают по тому, какие конкретно функции служат предметом изучения. Предметом изучения иммунологии, кратко говоря, является внутренняя защищённость организма от инфекций. Описания эпидемий заразных болезней сохранились в таких письменных источниках, как Вавилонский эпос о Гильгамеше (2000-й год до н.э.), в нескольких книгах Ветхого Завета (Книга Царств I 5:6; II 24; Исайя I 37:36, Исход 9:9). Древнегреческий историк Фукидид при описании эпидемии чумы в Афинах в 430 г. до н.э. подробно остановился на наблюдениях о том, что переболевшие и выжившие от чумы люди никогда не заражаются ею повторно. Другой историк времён римского императора Юстиниана — Прокопий, описывая эпидемию бубонной чумы в Риме, также обращал внимание на резистентность единожды переболевших людей к повторному заражению и называл это явление латинским термином «immunitas». Это никак не означает «первого упоминания». В X в. персидский врач Рази (Разес) дал клиническое описание дифференциального диагноза оспы, признаки отличия её от кори и других лихорадочных заболеваний с сыпью. При этом Рази также писал о том, что у выздоровевших от оспы людей остаётся пожизненная невосприимчивость к данному заболеванию. Рази объяснял развитие иммунитета к оспе по Гиппократу, который понимал всякую болезнь как нарушение равновесия между 4 жидкостями в организме — кровью, слизью, жёлтой жёлчью и черной жёлчью. Оспа по Рази — это процесс избавления организма от лишней влаги (через пустулы на коже). Рази заметил также, что оспой болеют преимущественно дети, гораздо реже взрослые и не болеют старики. Причастность Рази к иммунологии проявилась ещё и в том, что он по каким-то своим соображениям предлагал лечить людей, укушенных ядовитыми скорпионами, сывороткой ослов, покусанных теми же скорпионами (это серотерапия!).

В XI в. Авиценна выдвинул свою теорию приобрётенного иммунитета. Позже эту теорию развил итальянский врач Джироламо Фракасторо. Фракасторо полагал, что все болезни вызываются мелкими «семенами» («живое болезнетворное начало» — contagium vivum), которые переносятся от человека к человеку. Разные «семена заразы» имеют различное сродство к разным растениям и животным, а внутри организма — к различным органам и жидкостям тела. Фракасторо полагал, что иммунитет к оспе у взрослых объясняется тем, что, переболев оспой в детстве, организм уже выбросил из себя тот субстрат, на котором только и могут развиваться «семена оспы». Современник Фракасторо врач Йеронимус Меркуриалис обращал внимание на то, что невосприимчивость к повторному заболеванию оспой не распространяется на возможность заболеть другой экзематозной лихорадкой, например корью (это наблюдение специфичности иммунитета!).

По преданиям, практика профилактики заболевания черной оспой существовала в античном Китае. Там это делали так: здоровым детям в нос вдували через серебряную трубочку порошок, полученный из истолченных сухих корочек (струпьев) с оспенных язвочек больных оспой людей, причём мальчикам вдували через левую ноздрю, а девочкам — через правую. Похожая практика имела место в народной медицине многих стран Азии и Африки. С начала XVIII в. практика противооспенных прививок пришла и в Европу. Эту процедуру называли вариоляцией (от лат. variola — оспа). По сохранившимся документам в Константинополе начали прививать оспу с 1701 г. Прививки не всегда заканчивались добром, в 2–3% случаев от прививок оспы умирали. Но в случае пришествия дикой эпидемии смертность составляла до 15–20%. Кроме того, выжившие от оспы оставались с некрасивыми щербинами на коже, в том числе и на лице. Поэтому сторонники прививок уговаривали людей решаться на них хотя бы ради красоты лица своих дочерей (как, например, Вольтер в «Философских тетрадях» и Жан Жак Руссо в романе «Новая Элоиза»). В Англию идею и материал для прививки оспы в 1721 г. привезла жена английского посланника в Константинополе леди Мэри Монтегю. Она сделала вариоляцию своим сыну и дочери и убедила привить детей принцессу Уэльскую. Но прежде чем подвергнуть риску детей из королевской семьи, прививку сделали 6 заключенным, пообещав им освобождение, если они хорошо перенесут вариоляцию. Заключенные не заболели, и в 1722 г. принц и принцесса Уэльские привили оспу двум своим дочерям, чем подали монарший пример жителям Англии. В Лондоне в 1746 г. был открыт специальный госпиталь Сент–Панкрас, в котором желающим жителям прививали оспу. С 1756 г. практика вариоляции, также добровольная, имела место и в России. А вот практика карантинов на территориях, охваченных известными тогда заразными болезнями людей и сельскохозяйственных животных, в России была на протяжении нескольких столетий и отнюдь не добровольная, а весьма жёсткая. И в этом выражалась забота государства о здоровье ещё не заражённого населения и страны в целом.

Таким образом, как функция защищённости организма от заразных болезней иммунитет был известен людям с древности. Ну а соответствующие структуры — носители этой функции — человек получил возможность изучать только с появлением и развитием методов микроскопии, открытием микроорганизмов — возбудителей заразных болезней, с развитием методов биохимии, клеточной и молекулярной биологии, методов работы с клетками эукариот in vitro, в том числе живыми.

В XVII–XVIII вв. большинство врачей этиологию и патогенез заразных болезней объясняли теорией «врождённых семян». Томас Фулбр писал, например, что все люди и животные рождаются с предрасположенностью к определённым болезням, но эти болезни не развиваются, пока в организм не попадёт определённый инфекционный агент из внешней среды (с чем не поспоришь и сегодня!). Таким образом, Т. Фулбр осознавал специфичность этиологии заболевания и специфичность приобретаемого иммунитета.

Условно историю современной иммунологии начинают отслеживать обычно с работ английского врача Эдварда Дженнера, который в 1798 г. опубликовал статью, где описал свои испытания прививок коровьей оспы сначала 8–летнему мальчику и затем ещё 23 людям. Через 6 нед после прививки Дженнер рискнул привить испытуемым натуральную человеческую оспу — люди не заболели. Дженнер был врачом, но испытанный им метод придумал не он. Он обратил профессиональное внимание на практику отдельных английских фермеров. В документах осталось имя фермера Бенджамина Джести, который в 1774 г. попробовал вцарапывать вязальной иглой содержимое пустул оспы коров своей жене и ребенку с целью их защиты от заболевания черной оспой, основываясь на практических наблюдениях крестьян, свидетельствующих, что контакт человека с коровами, больными коровьей оспой (vaccinia) каким-то образом защищает от заболевания человеческой оспой. Дженнер разработал врачебную технику оспопрививания, которую он назвал вакцинацией (vaccus — корова по-латыни). Термин «дожил» до наших дней и давно получил расширительное толкование: вакцинацией называют любую искусственную иммунизацию с целью защиты от болезни.

В 1870–1890 гг. благодаря развитию методов микроскопии и методов культивирования микроорганизмов Луи Пастер (стафилококк), Роберт Кох (туберкулёзная палочка, холерный вибрион) и другие исследователи и врачи (А. Нейссер, Ф. Лёффлер, Г. Хансен, Э. Клебс, Т. Эшерих и др.) идентифицировали возбудителей более 35 заразных болезней. Имена первооткрывателей остались в названиях микроорганизмов — нейссерии (Neisseria), палочка Клебса–Лёффлера (Corynebacterium diphtheriae), клебсиелла (Klebsiella), эшерихии (Escherichia) и т.д. С этого времени развитие иммунологии связано с медицинской бактериологией. Р. Кох выделил возбудителей туберкулёза и холеры и много работал с возбудителем сибирской язвы (Bacillus anthracis). Он наблюдал и описал туберкулиновую реакцию, т.е. феномен кожной гиперчувствительности замедленного типа, и экспериментально показал специфичность иммунизации. Р. Кох сформулировал критерии диагностики инфекционных болезней, известные как постулаты Коха, или триада Генле–Коха: 1) микроб–возбудитель должен обнаруживаться при данном заболевании и отсутствовать у здоровых; 2) следует высеять чистую культуру целевого микроба; 3) чистая культура искомого микроба должна вызывать у экспериментальных животных симптомы, сходные с заболеванием человека. Р. Кох особо подчеркивал, что разные заболевания вызываются разными микроорганизмами (идея специфичности!).В науке метод «решает все». Р. Кох первым разработал методы выделения чистых культур бактерий на твёрдых питательных средах (клонирование микроорганизмов), первым использовал для окраски микробов анилиновые красители и усовершенствовал технику микроскопирования за счёт иммерсии объектива микроскопа. Р. Кох первым сделал микрофотографии бактерий под микроскопом.

Л. Пастер показал (сначала на шелковичных червях и винном брожении, затем на позвоночных животных), что заболевания можно экспериментально воспроизводимо вызывать путём введения в здоровые организмы определённых микробов. Л. Пастер вошел в историю как создатель вакцин против куриной холеры, сибирской язвы и бешенства и как автор метода аттенуации микроорганизмов — ослабления заразности микробов путём искусственных обработок в лаборатории. По преданию, аттенуацию Л. Пастер открыл случайно. Он (или лаборант) забыл пробирку с культурой холерного вибриона в термостате, культура перегрелась. Её, тем не менее, ввели подопытным курам, но те холерой не заболели. Побывавших в опыте кур из соображений экономии ресурса через какое-то время вновь использовали в экспериментах по заражению, но уже не испорченной, а свежей культурой холерного вибриона. Однако эти куры опять не заболели. Л. Пастер обратил на это внимание, подтвердил в других экспериментах (известен его успешный публичный опыт по прививке в мае 1881 г. 27 овцам сибиреязвенной вакцины), что предварительное введение в организм ослабленых (аттенуированных) микробов способно в будущем защитить от развития заболевания при заражении одноимённым, но вирулентным микробом. Пастер вместе с Эмилем Ру исследовал различные штаммы одного и того же микроорганизма. Они показали, что разные штаммы проявляют различную патогенность, т.е. вызывают клинические симптомы заметно разной степени тяжести. Л. Пастер и Э. Ру разрабатывали методы лабораторной аттенуации микроорганизмов и приготовили аттенуированные вакцинные штаммы возбудителей куриной холеры, бешенства и антракса. Вакцину от бешенства Пастер испытал на мальчике, которого укусила бешеная собака. Мальчик не заболел бешенством, что было расценено как выдающийся успех. В странах Европы и раньше всего в России (И.И. Мечников — в Одессе) стали открывать так называемые пастеровские станции, где людям, укушенным животными, делали прививки от бешенства.

В последовавшее столетие медицина энергично внедрила пастеровский принцип изоготовления вакцинирующих препаратов путём искусственной аттенуации диких микробов в глобальном размере. Но, как отмечают многие, не склонные к преувеличениям специалисты по прошествии века, фейерверк успехов пастеровской иммунизации закончился к 1910 г.

Л. Пастер полагал, что механизм защиты организма предварительной иммунизацией состоит в том, что при иммунизации микроб «выедает» специфические пищевые вещества в организме (по аналогии с культивированием микробов in vitro) и при повторном заражении одноимённым микробам уже нечем питаться. Однако вскоре Теобальд Смит показал, что иммунитет можно индуцировать введением не живых, а убитых микроорганизмов, которые уже не потребляют питательных веществ. А Э. Беринг и Ш. Китазато и вовсе иммунизировали животных супернатантами с культур дифтерийной палочки и столбнячного микроба и получили сыворотки, нейтрализующие каждая свой токсин. Эти прикладные работы не остались незамеченными, и учёные — врачи и бактериологи — будущие иммунологи принялись за изучение механизмов защиты от инфекционных болезней. «Первое открытие на этом пути сделали Эмиль фон Беринг и его коллеги Шибасабуро Китазато и Е. Вернике. В 1890 г. они опубликовали работу, в которой показали, что сыворотка крови, т.е. жидкая бесклеточная часть крови от людей, переболевших дифтерией или столбняком (или животных, которым вводили микробные токсины), способна инактивировать токсины. Они назвали этот феномен антитоксическими свойствами сыворотки и ввели термин «антитоксин» для обозначения той субстанции в жидкой части крови, которая появляется у контактировавших с дифтерийной бактерией организмов и способна инактивировать токсин. В 1891 г. термин «антитоксин» использовали итальянские исследователи Д. Тиццони и Д. Каттани применительно к неким факторам, которые появляются в сыворотке крови животного после введения ему несмертельных доз токсина столбняка. Эти факторы способны нейтрализовать постоянное действие токсина столбняка. Кроме феномена нейтрализации токсических свойств, эти исследователи эмпирическим путём нашли способ «дотронуться до антитоксинов руками»: они сумели осадить антитоксин из цельной сыворотки сульфатом магния. На основании этого биохимического свойства в первой же работе антитоксины правильно были отнесены к белкам и, более того, к белкам–глобулинам. И в наши дни самая первая и доступная методика по выделению иммуноглобулинов — осаждение солями серной кислоты (сульфатом аммония или сульфатом натрия).

Справедливости ради напомним, что факт существования противомикробных свойств у крови млекопитающих описан первыми микробиологами–микроскопистами, со времён изобретателя микроскопа А. Левенгука, наблюдавшими стерильность препаратов из крови здоровых животных и людей. Наблюдение того, что сыворотка животных способна убивать бактерий, опубликовал Нутьол в 1888 г. Он первым описал не только феномен антибактериальных свойств нормальной сыворотки, но и то, что эти свойства заметно возрастают после иммунизации. В 1891 г. в статье Пауля Эрлиха противомикробные вещества крови автор назвал термином «антитело « (по-немецки antikorper), так как бактерий в то время называли термином «korper» — микроскопические тельца. Но Эрлиха «посетило» глубокое теоретическое прозрение. Несмотря на то что факты того времени свидетельствовали, что в крови неконтактировавшего с конкретным микробом животного или человека не определяются антитела (АТ) против данного микроба, Эрлих каким-то образом осознал, что и до контакта с конкретным микробом в организме уже есть АТ в виде, который он назвал «боковыми цепями». Как теперь известно, это именно так, и «боковые цепи» Эрлиха — это подробно изученные в наше время Рц лимфоцитов для антигенов. Позже этот же образ мыслей Эрлих «применил» к фармакологии: в своей теории химиотерапии он предполагал предсуществование в организме Рц для лекарственных веществ. В 1908 г. Эрлиху вручили Нобелевскую премию за гуморальную теорию иммунитета. В 1899 г. Л. Детре (сотрудник И.И. Мечникова) ввёл термин «антиген» (Аг)для обозначения субстанций, в ответ на которые организм животных и человека способен вырабатывать АТ.

Одновременно с Эрлихом в 1908 г. Нобелевскую премию за клеточную теорию иммунитета получил великий русский учёный Илья Ильич Мечников. Современники Мечникова отзывались об его открытии как о мысли «гиппократовского масштаба». Сначала Мечников как зоолог экспериментально изучал морских беспозвоночных фауны Черного моря в Одессе и обратил внимание на то, что определённые клетки (целомоциты) этих животных поглощают инородные субстанции (твёрдые частицы и бактерий), проникшие во внутреннюю среду. Затем (1884 г.) он увидел аналогию между этим явлением и поглощением белыми клетками крови позвоночных животных микробных телец. Эти процессы наблюдали и до Мечникова другие микроскописты. Но только Мечников осознал, что это явление не есть процесс питания данной единичной клетки, а есть защитный процесс в интересах целого организма. Мечников первым рассматривал воспаление как защитное, а не разрушительное явление. Против теории Мечникова в начале XX в. были большинство патологов, так как они наблюдали фагоцитоз в очагах воспаления, т.е. в больных местах, и считали лейкоциты (гной) болезнетворными, а не защитными клетками. Более того, некоторые полагали, что фагоциты — разносчики бактерий по организму, ответственные за диссеминацию инфекций. Но идеи И.И. Мечникова устояли; учёный назвал действующие таким образом защитные клетки «пожирающими клетками». Его молодые французские коллеги предложили использовать греческие корни того же значения. Мечников принял этот вариант, и появился термин «фагоцит». Эти работы и теория Мечникова чрезвычайно понравились Л. Пастеру, и он пригласил Илью Ильича работать в свой институт в Париже.

Научный спор между клеточной (И.И. Мечников и его ученики) и гуморальной (П. Эрлих и его сторонники) теориями иммунитета длился более 30 лет и способствовал развитию иммунологии как науки. На протяжении всех этих 30 лет сторонников клеточной теории было намного меньше, чем сторонников гуморальной, по той простой причине, что методы работы с клетками во много раз более трудоемки, чем методы регистрации реакций Аг–АТ в растворах. Но в конечном счёте все пришли к тому осознанию, что всякий иммунный ответ есть клеточный. И.И. Мечников и его ученики не могли вербально парировать «видимые невооруженным глазом» аргументы «гуморалистов», но они работали экспериментально и публиковали статью за статьей, в которых показывали, что между наличием бактерицидных субстанций в крови и защищённостью организма от инфекционной болезни часто нет корреляции. Зато есть корреляции между резистентностью к болезни и способностью фагоцитов убивать бактерий (например, в случае anthrax). Ученики Мечникова поставили эксперимент с помещением бактерий в капсулу из фильтровальной бумаги, которая пропускала АТ и комплемент, но не допускала до бактерий фагоциты: в результате микробы остались вирулентными! Английские учёные А. Райт, С. Дуглас и Д. Сандерсон (Wright A.E., Douglas S.R., Sanderson J.B.) фактически объединили теории Мечникова и Эрлиха в своём исследовании феномена, который они назвали опсонизацией, состоящего в том, что в присутствии АТ фагоцитоз микробов существенно усиливается. Орspnein по-гречески — делать вкусным (АТ делают микробов «вкусными» для фагоцитов). Среди друзей А. Райта был Бернард Шоу, который в 1906 г. написал пьесу «Врач перед дилеммой» («The Doctor's Dilemma») по мотивам профессионального спора сторонников Мечникова и сторонников Эрлиха. Члены академии наук Швеции в 1908 г. обоим, И.И. Мечникову и П. Эрлиху, присудили высшую научную награду — Нобелевскую премию.

Первыми институтами, где работали первые иммунологи были институты микробиологии (Институт Пастера в Париже, Институт Коха в Берлине и др.). Первым специализированным иммунологическим институтом стал Институт Эрлиха во Франкфурте. Со времён первой мировой войны заинтересованные медики стали собирать международные конгрессы по медицине и гигиене. Первые научные журналы, публикующие статьи по нашему предмету, — Annales de l'Institut Pasteur во Франции, Zeitschrift fur Immunitätsforschung с 1908 г. в Германии, American Journal of Immunology с 1916 г. в США. В настоящее время международных рецензируемых научных периодических изданий со словом «иммунитет» или «иммунология» в названии не один десяток. В 1913 г. была организована Американская ассоциация иммунологов (American Association of Immunologists).