Источник как явление культуры

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ разработка концепционных
положений источниковедения особенно усилилась, когда в Ис-
торико-архивный институт в 1943 г. пришел А.И. Андреев, вско-
ре возглавивший кафедру вспомогательных исторических дисци-
плин. В 1940 г. вышел в свет его выдающийся источниковедче-
ский труд - монография «Очерки по источниковедению Сиби-
ри»⁵¹. В этом труде реализованы принципиальные положения
методологии источниковедения петербургской школы: подход к
историческим источникам как к явлениям культуры, рассмотре-
ние вещественной и знаковой сторон источников, разработка
видовых методов тончайшего критического исследования рус-
ских картографических, письменных, изобразительных и других
источников в сравнительной перспективе. А.И. Андрееву уда-
лось привлечь к разработке проблем методологии источникове-
дения и концепции курса значительные творческие научные си-
лы, создать оптимальную структуру общего курса источниковеде-
ния. Вместе с В.К. Яцунским он занялся проблемой взаимодейст-
вия естественно-научных и гуманитарных аспектов в исследова-
нии и преподавании источниковедения и исторической геогра-
фии. Особенно важное значение имела разработка курса источ-
никоведения отечественной истории новейшего времени, нача-
тая по инициативе А.И. Андреева и М.Н. Черноморского, а так-
же курсов и семинаров по дипломатике (актовое источниковеде-
ние), проведенная А.А. Зиминым, курса Л.В. Черепнина по ис-
точниковедению.

В это время изменялись сложившиеся стереотипы массового
сознания. Технократические перспективы прогресса мировой
цивилизации воспринимались более критично, нежели ранее,
яснее вырисовывались опасные тенденции дегуманизации науки
и развития общества в целом. Накопление нового социального
опыта, введение в научный оборот источников, ранее не привле-
кавших к себе внимания профессиональных историков, изме-
нившиеся представления о роли исторического знания и роли
историка в процессе исследования - все эти новые проблемы на-
стоятельно требовали теоретического обобщения, широкого об-
суждения. Методологические дискуссии, развернувшиеся на За-
паде после выхода в свет книг М. Блока «Апология истории» и
Р. Дж. Коллингвуда «Идея истории», огромный общественный
интерес к работам об историческом познании, к новаторским
трудам историков школы «Анналов» - свидетельства возраста-
ния историзма общественного сознания.

Окончание второй мировой войны изменило общую полити-
ческую и культурную ситуацию в мире, позволило историкам по-
иному осмыслить предмет и методы своей науки. В центре мето-
дологических дискуссий конца 40 - начала 50-х годов оказались
вопросы исследования современной цивилизации. Сравнитель-
ный анализ различных подходов, приемов исследования, воз-
можностей междисциплинарных контактов осознавался как ре-
зультативный путь формирования новой социальной науки. В
этих обстоятельствах жизнь за «железным занавесом» в искусст-
венной изоляции от мировой культуры прошлого и современно-
сти воспринималась русским источниковедением особенно ост-
ро. Ученые всячески стремились выйти из сложившейся
ситуации. Например, Л.И. Андреев, знакомя студентов Истори-
ко-архивного института с работами А.С. Лаппо-Данилевского, от-
крыто утверждал, что наука неделима и что необходимо знать
новые достижения западных ученых.

В условиях нарастающего идеологического давления А.И. Ан-
дреев отстаивал свои научные убеждения, боролся против изоля-
ции отечественной науки. Он публиковал труды, в которых рас-
сматривал традиционные научные связи России и Запада, ис-
пользовал новые данные об этом в педагогической работе. По
его предложению кафедра включила в свои планы серию докла-
дов о трудах западноевропейских и американских ученых, пред-
ставлявших интерес для изучения источниковедения и вспомога-
тельных исторических дисциплин. Кафедра даже решила про-
сить дирекцию об установлении контактов с соответствующими
по профилю западноевропейскими и американскими научными
учреждениями.

А.И. Андреев оставался тверд в отстаивании своих научных
и нравственных приоритетов. Позднее его борьба за свободу на-
учной мысли в современной историографии вполне справедли-
во сравнивалась с борьбой, которую в те же годы в области есте-
ствознания, биологии, генетики самоотверженно вели В.И. Вер-
надский, Н.И. Вавилов, Н.В. Тимофеев-Ресовский. Лишенный
возможности работать на кафедре, А.И. Андреев был вынужден
уехать из Москвы. Вслед за ним кафедру оставил Л.В. Черепнин,
а позднее В.К. Яцунский.

Обсуждение методологических проблем в России конца 40-х
годов носило, по понятным причинам, односторонний, идеоло-
гизированный характер. Но это не должно полностью увести
нас от существа обсуждаемых проблем и достигнутых результа-
тов. Теоретические проблемы источниковедения и конце 40 -
начале 50-х годов подробно рассмотрены в ряде трудов Л.В. Че-
репнина. Чтение курсов источниковедения в Историко-архив-

ном институте, разработка концепции источниковедения и про-
граммы курса, создание учебных пособий по палеографии и дру-
гим историческим дисциплинам позволили ученому обратиться
к проблемам теории. Для русского источниковедения традици-
онным был сравнительный подход к проблемам теории и мето-
дологии исторического исследования. Как указывалось выше,
еще К.Н. Бестужев-Рюмин в полемике с английским историком
В. Фрименом изложил свою точку зрения на необходимость
цельного подхода к изучению источников. А.С. Лаппо-Данилев-
ский противопоставил концепцию методологии источниковеде-
ния «как цельного, систематического учения» идеям Ш. Ланглуа
и Ш. Сеньобоса, Э. Фримена, Э. Бернгейма. Он фактически во-
влекал в научный спор всю методологическую философскую ли-
тературу по проблемам исторического познания.

Л.В. Черепнин развивал свои представления об источникове-
дении и, особенно, об историческом источнике в полемике с
идеями Л.С. Лаппо-Данилевского. Черепнин, по существу, также
исходит из концепции источниковедения как целостного и сис-
тематического учения. Он принимает и основные идеи общего
метода критики, интерпретации, источниковедческого синтеза.
Основные возражения он высказывал по вопросу о природе ис-
торического источника, который основатель данной методоло-
гии определял как «реализованный продукт человеческой психи-
ки». Черепнин определял источник как явление культуры. Но он
существенно дополнил представление о природе источника, оп-
ределяя его как историческое явление, как продукт обществен-
ной борьбы и социальных противоречий эпохи. Источник реа-
лизуется не таким, каким человеческая психика его замыслила,
но несущим на себе отпечаток среды его возникновения. Не слу-
чайно и главный труд - «Русские феодальные архивы» Черепни-
на основан на том корпусе источников, которые ему вслед за ав-
тором «Очерков русской дипломатики частных актов» тоже
представлялись наиболее перспективными как источники, а
именно на государственно-правовых и частноправовых актах
XIV-XVI вв. Видовые методы их исследования разработаны им в
соответствии с теоретико-методологическими концепциями, со-
зданными русским источниковедением⁵².

Бесспорным свидетельством развития источниковедения в
20-50-е годы является то, что в это время продолжали создавать-
ся учебные пособия, дававшие обобщенную картину источников
целых исторических эпох. Учебники М.Н. Тихомирова и
С.А. Никитина, как уже отмечалось, стали своего рода образцом
издания, совмещавшего высокий профессионализм и четкость
критериев отбора источников, ясность изложения. Данное на-
4 4463

правление находит свое продолжение. А.Д. Люблинская подго-
товила учебник «Источниковедение истории средних веков»⁵³.
При А.И, Андрееве в Историко-архивном институте был задуман
и позже реализован проект - учебник по источниковедению ис-
тории советского периода, изменивший само отношение к пре-
подаванию данного курса. Освоение источников нового и новей-
шего времени началось в 20-е годы с. источников революционно-
го и политического движения в России и на Западе.

Одной из первостепенных задач в работе А.И. Андреева на
кафедре было развитие источниковедения истории советского
общества как особого направления, а также соответствующего
лекционного курса, в котором можно было бы широко использо-
вать документы современности. Он пригласил на кафедру специ-
алиста в области советской статистики М.Н. Черноморского.

Заложенное в новой концепции единство подхода к источни-
кам ранних эпох и современности открыло возможности обра-
щения к нетрадиционной проблематике. Тем самым преодолева-
лась привычная для менталитета историков временная дистан-
ция, якобы необходимая для изучения событий современности,
а с нею представление об истории как науке о прошлом. Доку-
менты, еще не вышедшие из политической, социальной, культур-
ной жизни и практики, уже могли интерпретироваться как ис-
точники, требующие критического анализа и верификации. Для
идеологизированного общества 30-50-х годов обращение к руко-
водящим политическим документам как к историческим источ-
никам было открытием. В этом имплицитно содержалась идея
возможности критического отношения к этим документам, вок-
руг них исчезал ореол вневременности и абсолютности.

С началом «оттепели» в середине 50-х годов обращение к во-
просам источниковедения новейшего времени стало достояни-
ем научной общественности. В 1957 г. состоялась научная дис-
куссия в Историко-архивном институте, посвященная вопросам
критики исторических источников. В центре внимания оказал-
ся, как и следовало предполагать, прежде всего принципиаль-
ный вопрос - о правомерности применения к источникам со-
ветского периода методов научной критики и интерпретации.
Вызвавшая поначалу психологический шок у идеологизирован-
ной аудитории, привыкшей к апологетической, вневременной,
абсолютизированной трактовке любого советского документа,
новая постановка вопроса в условиях ослабления идеологиче-
ских запретов постепенно осваивалась в обществе. Большой ин-
терес в этой связи вызвала работа В.П. Данилова и С.И. Якубов-
ской, посвященная теории источниковедения новейшего
времени.

В последующие годы предмет, задачи источниковедения но-
вого и новейшего времени, специфика источников (например,
можно ли считать мемуары историческим источником) обсужда-
лись более конкретно. Проблеме преподавания источниковеде-
ния новейшего времени посвящались дискуссии в ведущих исто-
рических изданиях начала 60-х годов.

Накапливался материал о приемах источниковедческого ана-
лиза новейших документов, о принципах их научной критики,
об основах классификации. Русские источниковеды долгое вре-
мя были лишены возможности свободно использовать традиции
источниковедческой мысли, открыто дискутировать по пробле-
мам своей науки. Между тем известно: сопоставление позиций
пробуждает мысль, позволяет яснее высказать то новое, что ви-
дит ученый, под иным углом рассматривая проблемы своей про-
фессиональной деятельности. Ведь именно в полемике с догма-
ми позитивистской методологии истории утверждал свое виде-
ние исторического метода Л. Февр. В свою очередь, и его пози-
ция, и суждения Ланглуа и Сеньобоса стали предметом сравни-
тельного изучения для следующего поколения, открывшего у
Ланглуа и Сеньобоса немало ценного. В споре с позитивистски-
ми методами «плохого детектива» утвердил Марру свое предста-
вление о месте историка в процессе познания.

Сравнительный подход к изучению теоретико-методологиче-
ских проблем источниковедения стал более успешно развивать-
ся с начала 60-х годов, когда появилась возможность обсуждения
идей и положений русских методологов прошлого и современ-
ных западных ученых.

От исторического источниковедения
к методологии гуманитарного
исследования: проблемы теории

В 60-70-х ГОДАХ сформировалось особое напра-
вление, в центре внимания которого находились теоретические
проблемы источниковедения. В настоящее время оно представ-

лено рядом монографических исследований, учебных пособий,
научных публикаций. Это направление отличает междисципли-
нарный подход (природа исторического источника рассматрива-
ется в трудах историков, исследователей истории науки и техни-
ки, философов, социологов, исследователей материальной куль-
туры и др.). Характерно также применение сравнительного под-
хода при анализе проблем теории, истории и методов источни-
коведения (труды Г.М. Иванова, Б.Г. Литвака, О.М. Медушев-
ской, А.П. Пронштейна, Л.Н. Пушкарева, А.Т. Николаевой,
В.И. Стрельского, С.O. Шмидта и других ученых). В центре дис-
куссии - методы исторического исследования в их сравнитель-
но-историческом развитии и в современном состоянии, природа
исторического источника, соотношение источника и социаль-
ной реальности, диалектика субъективного и объективного в
процессе социального познания.

В последующие десятилетия сопоставительный подход все
шире использовался учеными для разработки проблем истории
источниковедения XVIII-XIX вв., анализа развития перспектив
современного источниковедения, классификации исторических
источников, приемов источниковедческого анализа и синтеза.
Современное исследование теоретических проблем источнико-
ведения опирается на метод сравнительного анализа подходов к
проблемам соотношения субъекта и объекта в историческом по-
знании, анализа западной новой исторической школы в контек-
сте реалий социального развития и гуманитарной мысли XX в,
Долгое время развивавшиеся в условиях изоляции и противосто-
яния русская и западная мысль обрели к концу XX в. возможно-
сти интеграции.

После первой мировой войны общественный статус истори-
ческой науки и престиж ученого гуманитарного профиля пре-
терпели резкие изменения, что было связано с разочарованием
в прогнозирующих возможностях исторической науки и соци-
альных наук в целом. На этом фоне негативного отношения масс
к духовным ценностям исторического прошлого профессиона-
лы-гуманитарии обратились к критическому переосмыслению
традиционного исторического метода, неэффективного, по
крайней мере так казалось тогда, для адекватного восприятия со-
временного процесса с его ошеломляющими социальными сдви-
гами глобального масштаба. Естественно поэтому, что переос-
мыслению и критической переоценке в первую очередь подвер-
глись традиционные представления об историческом документе,
путях достижения исторической истины, упрощенные суждения
о соотношении исторического источника и факта социальной
действительности.

Борьба выдающихся французских историков, основателей
школы «Анналов» Л. Февра и М. Блока за расширение проблема-
тики исследований, обновление понятийного аппарата истори-
ческой науки, против сухой описательности «историзирующей
истории» сопровождалась нападками на эрудитскую историогра-
фию и ее жесткие и требовательные принципы изощренной вну-
тренней и внешней критики средневековых текстов. Знамени-
тая формулировка Ланглуа и Сеньобоса о том, что «история пи-
шется по документам», подверглась пересмотру, прежде всего с
позиции того, что историк должен опираться на более широкую
базу источников, отнюдь не только письменных, использовать
данные других наук. Он должен, как писал Февр, уметь «исполь-
зовать все, что было у человека, зависело от человека, было при-
думано или обработано им, свидетельствует о его присутствии,
пристрастиях, образе жизни человека»⁵⁴.

Новые проблемы требовали новых подходов, обращения к
сложным социальным фактам. Если позитивистские приемы вы-
рабатывались в ходе анализа событийных фактов, деятельности
выдающихся исторических личностей, внешнего хода политиче-
ской истории, то история нового типа требовала анализа и обоб-
щения фактов, не находящих непосредственного отражения в
источниках, связанных с изменениями общественного сознания,
крупными социальными конфликтами, глубинными мотивами
человеческого познания. «Исторический метод, филологиче-
ский метод, критический метод - все это превосходные точные
инструменты. Они делают честь как их создателям, так и тем по-
колениям тружеников, которые получили их от своих предшест-
венников и сумели усовершенствовать в процессе труда»⁵⁵, - пи-
сал Л. Февр позднее, после окончания второй мировой войны,
призывая историков новых поколений идти дальше, - не только
уметь пользоваться этими методами, но проникаться общечело-
веческой сутью истории, разбираться в сокровенном смысле че-
ловеческих судеб. Основатели школы «Анналов» в своей крити-
ке позитивистского подхода стремились побудить историков к
отказу от устаревшего, догматичного, сохранив в то же время
высочайший профессионализм. К сожалению, для историков бо-
лее молодого поколения, обратившихся к занятиям историей в
20-е годы, этот насмешливый негативизм по отношению к специ-
алистам, «восседающим на исполинской груде старинных бумаг»
или «просто переписывающим источники», мог означать вовсе
не переход к новому уровню исторического познания, а более
простой путь: отказ от столь трудоемкого академического про-
фессионализма. В 20-30-е годы утрата академического професси-
онализма, «академической выучки» оказалась вполне реальной,

Недооценка профессионализма самым непосредственным обра-
зом сочеталась с призывами к актуализации проблематики исто-
рических исследований обращением к истории современности,
отстранением прежней университетской профессуры от препо-
давательской и исследовательской научной работы.

Глобальный кризис духовной культуры 30-40-х годов поста-
вил историческую науку на грань выживания. Под сомнением
оказалась ее необходимость для общества, ее место в образова-
нии, сам смысл ее существования. Если в конце XIX в. вопрос о
том, необходима ли история, представлялся Ш. Сеньобосу
«праздным» ввиду полной очевидности ответа, то в годы второй
мировой войны М. Блок начал свою знаменитую «Апологию ис-
тории» именно с этого актуального вопроса: зачем история?
Нужна ли она в столь тяжкое время? Таким образом формирует-
ся исследовательская проблематика, охватывающая «всего» (то-
тального) человека, «все стороны жизни человека и общества, в
том числе и такие, которые, казалось бы, не имеют или почти
не имеют истории... Речь идет о ментальных, демографических
структурах, технологических приемах».

Но обогащение исследовательской проблематики - только
одна сторона проблемы взаимодействия наук. При этом не сни-
маются методологические трудности, а скорее добавляются к
ним новые. Дело в том, что науки, такие как антропология и со-
циология, использующие методы полевых исследований, боль-
шое внимание уделяют интеракциональному взаимодействию.
Вряд ли возможно избежать влияния наблюдателя на ход бесе-
ды, достигнуть желаемого уровня достоверности полученных
данных. Историк, проецируя на материал своих источников ак-
туальную для науки о человеке проблематику, оказывается вовле-
ченным и в соответствующие интерпретационные рефлексии.
Между тем данные методологические рефлексии по существу вы-
ходят за пределы его профессионального опыта. Анализируя
сложный и противоречивый процесс формирования новой нау-
ки о человеке и раскрывая возможности истории в междисцип-
линарных контактах и взаимодействиях, исследователи справед-
ливо задаются вопросом: «Каким образом история может, заим-
ствуя их (других паук) приемы и методы, обогащаясь за их счет,
привлекая их на свою сторону, не утратить своей специфики, ос-
таться наукой исторической?» Сама постановка подобного воп-
роса ясно указывает на уже осознанную потребность обратиться
к проблематике методологии истории.

В полемике, нашедшей свое отражение на страницах науч-
ной печати, историки-профессионалы не смогли выдвинуть
принципиально новых идей в методологии исторического ис-

следования. Более того, некоторые из них прямо утверждали,
что, негативно относясь к новым интерпретационным методам
для понимания прошлого, видят опасность утраты позиций объ-
ективности исторического познания, в вопросах достоверности
научного знания солидарны с позитивистскими методологами.
Таким образом, к середине XX в. разрыв между профессиональ-
ной исторической наукой и философией истории сохранялся.
Вопрос о том, что, собственно, выступает в качестве реального
объекта исторического познания, имеют ли исторические ис-
точники какие-либо объективные свойства, в каких направлени-
ях можно совершенствовать методологию исторического иссле-
дования, в рамках неокантианской методологии остается откры-
тым. Между тем для решения новых задач глобальной истории
наука остро нуждается в притоке новых данных.

Дефицит эмпирического материала новая историческая нау-
ка, функционируя в рамках неокантианской концепции, предпо-
лагает получить, так сказать, в готовом виде, из других гумани-
тарных и даже негуманитарных наук. С середины XX в. на рас-
ширение временных, региональных, и прежде всего культуроло-
гических, горизонтов гуманитарного знания влияют антрополо-
гия и этнология. «В 60-е годы социальная антропология, приоб-
ретшая широкую известность благодаря трудам Леви-Строса,
бросила историкам форменный вызов», - вспоминает Ж. Дюби.
Антропология открыла свои пути к отысканию общих законов
функционирования человеческого разума, культуры, свободных
от сословных или этнических ограничений. Под ее влиянием
расширилась проблематика изучения традиционных типов не
только первобытных, но и европейских культур, семьи и дома,
крестьянского быта, празднеств, народных ремесел и искусства.
Углубляя взаимодействие с антропологией, этнологией, социо-
логией, историческая наука расширяет свою проблематику,

Как уже отмечалось, в процессе преодоления позитивист-
ской парадигмы, ориентированной на эмпирическую данность
объекта, историческая наука XX в. испытала сильнейшее воздей-
ствие парадигмы неокантианской. Именно в ней виделась воз-
можность достижения нового качественного уровня: проблема-
тика исторических исследований расширялась прежде всего бла-
годаря мощному интеллектуальному прорыву, преодолевающему
и неизученность тематики, и пробелы в источниках. «Анналы»
перевернули историографию сочетанием трех основных идей:
критикой отношения между историком, историческим памятни-
ком и историческим фактом»⁵⁶. Нельзя, однако, рассматривая
развитие исторической науки вплоть до настоящего времени, не
отметить, что методологические рефлексии о природе истори-

ческого познания отнюдь не были в центре внимания истори-
ков-профессионалов. Весьма долгое время они пребывали в убе-
ждении, что данная проблематика прямого отношения к ним не
имеет. В свое время А.И. Марру обращался к историкам с призы-
вом изживать позитивистское предубеждение против проблема-
тики философии истории. Он сравнивал профессионала, не ин-
тересующегося методологией исторического знания, с рабочим,
который не в состоянии ни починить, ни усовершенствовать
свой станок. Правоту этих слов профессиональные историки
оценили далеко не сразу.

Междисциплинарная проблематика
источниковедения: источник, текст,
произведение, автор

В 1988-1989 гг. на страницах журнала «Анналы»
развернулась широкая дискуссия о проблемах метода историче-
ского познания. Начало ей положила редакционная статья под
названием «История и социальные науки: переломный этап».
Корни кризиса социальных наук авторы видели в утрате влия-
ния таких, ранее интегрировавших науки методологий, как мар-
ксизм, структурализм и клиометрия. В качестве наиболее заслу-
живающих обсуждения вопросов были названы: адекватность
знаний о прошлом реальности прошлого; смысл междисципли-
нарного синтеза, пути к пониманию внутренней целостности
изучаемых обществ. Иначе говоря, была констатирована необхо-
димость безотлагательного обсуждения основных аспектов эпи-
стемологии исторического (и шире гуманитарного) познания.
Подчеркнем, что в рамках неокантианской парадигмы, ориенти-
рованной на предельную активизацию интеллектуальных воз-
можностей субъекта (исследователя), с одной стороны, возмож-
ны научные результаты конкретного исследования, однако, с
другой стороны, нельзя не видеть, что именно данная методоло-
гическая установка ограничивает возможности достижения ис-
торического синтеза (поскольку синтез остается, как сказал ко-
гда-то Л.П. Карсавин, «всегда делом историка»). Итак, остаются
нерешенными проблемы общезначимого исторического синте-
за, «смысла» междисциплинарного подхода, поскольку, в прин-
ципе, междисциплинарный подход результативен при четком
определении объекта, на который данный подход направлен. Но
в неокантианской парадигме объект научного изучения не опре-
делен.

Особый интерес для гуманитарного знания в XX в. представ-
ляет ситуация в литературоведении и обозначившийся относи-
тельно недавно взаимный интерес исторической науки и литера-
туроведения. Надо отметить, что филология и историческая на-
ука изначально имеют общие истоки, и долгое время они разви-
вались во взаимодействии. Литературоведение и историческую
науку сближает общий интерес к исследованию реальных объек-
тов, произведений культуры. В России со времени возникнове-
ния источниковедческой парадигмы методологии истории (ко-
нец XIX - начало XX в.) прослеживается живое творческое об-
щение историков и филологов. Обращенность к изучению кон-
кретных произведений характерна для методологии гуманитар-
ного познания А.С. Лаппо-Данилевского и других представите-
лей данного культурологического направления (С.Ф. Ольден-
бург, И.М. Гревс, А.А. Шахматов), разделявших принцип «при-
знание чужой одушевленности» как системообразующий в гума-
нитарном познании и исследовании культуры.

Литературоведение XX в., в отличие от исторической науки,
характеризуется пристальным вниманием к проблемам методо-
логии гуманитарного познания. От изучения произведений в их
жанровой типологии исходит поворот к более глубокому анали-
зу текста, передаче устной речи в письме и к исследованию вос-
приятия текста его читателем. Французский литературовед, ис-
следователь языков культуры Р. Барт (1915-1980), работавший на
стыке литературы, лингвистики, семиотики, глубоко проанали-
зировал письмо как знаковую систему и отношение между субъе-
ктом письма и языком. Литературоведение, опираясь на дости-
жения лингвистического анализа, обратилось к более глубокому
исследованию межличностного, межсубъективного общения. В
процессе коммуникации сообщение говорящего субъекта и его
восприятие собеседником не адекватны. Р. Барт в данной связи
отмечает значения лингвистических идей для анализа литера-
турного дискурса. Более углубленный и тонкий анализ существа
взаимодействия между произведением, текстом, читателем мо-
жет быть осуществлен при условии междисциплинарных иссле-
дований, использующих приемы различных наук. «Работа идет
па стыке дисциплин, давая и новый взгляд на понятие произве-
дения», - писал Р. Барт в одном из своих ключевых произведе-
ний⁵⁷.

Исследование отношения писателя с читателем проблема не
только исключительно литературоведческая. Историк, работаю-
щий с источником, всегда предполагает наличие определенного
разрыва, несовпадения смысла суждения автора источника и его
современного восприятия. Достаточно вспомнить, что в методо-

логии позитивистского источниковедения интерпретации уделя-
ется очень большое значение. Интерпретация в контексте тако-
го анализа есть установление смысла, который вкладывает автор
источника в свое произведение, в каждое свое суждение. Проб-
лема состоит не в том, что историк не знает этой дистанции ме-
жду ним и автором сообщения, поступающего к нему из другого
времени и другой культуры. Она заключается в том, что, отказав-
шись от методологической рефлексии по поводу своего исследо-
вательского метода, историческая наука XX в. не продвинулась в
данном направлении, не выработала нового языка, понятийного
аппарата, специально не рассматривала вопросов методологии.
Результатом стало сложившееся ныне положение. Надо поста-
раться лучше понять, что именно возможно взять из достиже-
ний современного литературоведения и в то же время не менее
важно понять и то, в чем цели интерпретации исторического
текста (для нужд историка) отличаются от целей интерпретации
смыслового общения читателя литературного произведения и
его автора.

Обращаясь к собственно литературоведческим аспектам про-
блемы текста и его восприятия (и в то же время, конечно, куль-
турологическим, междисциплинарным), следует особо отметить
то огромное, первостепенное значение, которое в рамках данно-
го направления придается феномену языка. В поисках цельного
видения культуры, которое является для современного гумани-
тарного знания наиболее сложной проблемой, язык может пред-
ставляться едва ли не единственной связующей людей нитью.
Достижения современной гуманитаристики в области изучения
языка, значений и, шире, языков культуры оказались особенно
интересны и перспективны. Историческая наука и другие напра-
вления гуманитаристики - это взаимодействующие и не отделен-
ные друг от друга сферы деятельности. Поставив в центр внима-
ния феномен текста и его восприятия читателем, лингвистиче-
ское направление вышло за пределы исследования собственно
литературных текстов и обратилось к более широким исследова-
ниям всего пространства современной культуры.

Важно отметить такую особенность литературоведения, ко-
торая дала данному направлению возможность выйти на уровень
феноменологического подхода к исследованию отношения субъ-
екта и объекта гуманитарного познания. Для феноменологии
Э. Гуссерля важна не эмпирическая данность объекта (как для
позитивизма) и не познавательная деятельность субъекта, в соз-
нании которого возникает цельность, отсутствующая в тех фраг-
ментах реальности, которые он переживает в своем сознании
(как для неокантианской философии). Для феноменолога им-

пульс должен исходить от объекта, и главное внимание данная
философская парадигма придает проблеме взаимодействия,
предметного мышления, осмысления свойств объекта в познава-
тельной деятельности исследователя. Для гуманитарных наук са-
модостаточность объекта принципиально важна. У литературо-
ведения изначальным преимуществом является то, что оно ори-
ентировано на объект-произведение (литературы прежде всего).
В дальнейшем от произведения литературоведение обратилось
(под влиянием лингвистики и психоанализа) к тексту, к его бо-
лее глубокому прочтению. Соотношение произведения и текста
есть ключевая проблема, поскольку соотношение «текст-произ-
ведение» не утрачивается, не растворяется в сознании субъекта,
а все более глубоко исследуется.

Деррида говорит о тексте, но по существу область его иссле-
дования - это область соотношения произведения и текста. Оп-
ределяя собственный подход как феноменологический, Деррида
вполне точно очерчивает то исследовательское поле, ту эписте-
мологическую ситуацию, которые включают объект исследова-
ния, и рассматривает прежде всего сам процесс интеллектуаль-
ного импульса, который генерирует новое знание об объекте.
Мы видели, говоря о феноменологическом подходе к произведе-
ниям (источникам) в источниковедческой парадигме методоло-
гии истории, данную исследовательскую, эпистемологическую
ситуацию. «На первом этапе я действовал как феноменолог, - пи-
шет Деррида, - исходной концепцией для меня было понятие
«идеального объекта», т. е. объекта, обладающего особым интен-
циональным измерением, что дает возможность повторяться, не
утрачивая своей специфичности, в ряде различных действий и
форм». Ученый видит в качестве изучаемого объекта текст, при-
чем понимаемый достаточно широко. Один и тот же лингвисти-
ческий феномен может рассматриваться как литературный и в
то же время как нелитературный текст - все зависит от того, в
каком историческом, институциональном условном контексте
он оказывается. Говорить о том, что существуют тексты по суще-
ству литературные, что есть суть литературы, считает он, мето-
дологически неверно. Столь же неверно, как четкое разграниче-
ние исторических и неисторических событий. Столь широкое
понимание лингвистического текста, как объекта научного ис-
следования, которое обосновывает Деррида, представляется
весьма близким к пониманию феномена исторического источни-
ка, данного в свое время в методологии источниковедческой фе-
номенологической парадигмы.

Данное сближение исследовательских представлений об объ-
екте гуманитарного познания объясняется сущностной приро-

дой человеческой деятельности. Развивая данный подход, впол-
не логично считать, что любое человеческое произведение (со-
зданное целенаправленно и в этом смысле творчески) несет в се-
бе для другого человека сообщение, которое может быть воспри-
нято. Вероятно, именно это объективное свойство произведе-
ний (изделий), созданных человеком и воспринимаемых другим
человеком, осмысливается и рассматривается литературоведени-
ем в широком смысле как «текст». Так, Деррида утверждает:
«Для меня текст - безграничен. Это абсолютная тотальность:
«нет ничего вне текста». Допустим, этот стол для меня - текст.
То, как я воспринимаю этот стол - долингвистическое воспри-
ятие, - уже само по себе для меня - текст»⁵⁸. Таким образом, ис-
торик, осмысливающий природу социальной информации, кото-
рую он воспринимает через исторический источник, и, с другой
стороны, литературовед, исследующий природу информации,
воспринимаемой через посредство литературного текста, выхо-
дят за пределы узкопрофессиональных исследовательских целей
и задач, обращаясь к проблематике эпистемологии гуманитарно-
го познания как такового. С данной точки зрения нынешнее
сближение историко-источниковедческого и современного лите-
ратуроведческого исследовательских подходов представляется
весьма перспективным. Поставив вопрос таким образом, можно
лучше понять, что историческая наука, и особенно ее источни-
коведческое (и отчасти историографическое) направление, на-
копила весьма значительный конкретный опыт общегуманитар-
ного эпистемологического значения. Достаточно вспомнить, на-
пример, дискуссии отечественных историков о том, являются ли
художественные произведения историческим источником и ка-
кую именно информацию несут они, будучи исследованными в
этом качестве. На данном направлении междисциплинарных ис-
следований источниковедов и искусствоведов ждут весьма пер-
спективные эпистемологические открытия.

Источник как антропологический ориентир
гуманитарного знания

При всем различии философского содержания,
конкретного наполнения самого понятия «текст» в современном
литературоведении и в исторической науке прошлого нельзя,
однако, не заметить, что девиз «Нет ничего вне текста» стран-
ным образом, при всей своей эпатирующей новизне и своеобра-
зии повой инт