А. ШИРЯЕВЕЦ, П.В. ОРЕШИН и др.

Как поэтическая школа крестьянская поэзия сформировалась в XIX в. Революционно-демократическое течение ее было представлено прежде всего творчеством НА. Некрасова. Крупнейшими поэтами этой школы были А. Кольцов, И. Никитин, И. Суриков. Они писали о труде и быте русского крестьянина, драматических и трагических коллизиях его жизни. В их творчестве отразилась и радость слияния тружеников с миром природы, и чувство неприязни к жизни душного, шумного, чуждого живой природе города.

Эти традиционные темы и настроения в начале века отразились в творчестве очень популярного в демократической среде поэта, про­шедшего сложный жизненный путь,– Спиридона Дмитриевича Дрожжина (1848–1930). Родился он в семье крепостного, с 1860-х годов скитался по России, переменил множество профессий. В 70-х годах Начал печататься, вскоре стал известен как народный «поэт-самоучка», бытописатель русской деревни, певец душевности, природной чистоты, талантливости русского крестьянства. Дрожжин писал о мастеровых – выходцах из деревни, о нужде и горе народа, всю жизнь сохранял он веру в наступление дней равенства и свободы всех людей («Честньщ порывам дай волю свободную...» и другие стихотворения). Вслед за Некрасовым, в котором он видел идеал поэтического служения народу Дрожжин всегда утверждал гражданский долг искусства (сб. «Поэзия труда и горя», 1901; «Песни старого пахаря», 1913). О задушевных, по-народному напевных стихах его с сочувствием говорили Горький, Короленко, Шаляпин. Но, сохраняя традиции крестьянской поэзии XIX в., Дрожжин в 900-е годы уже по-иному пишет о думах русского крестьянина. В его стихах обостряется и все более напряженно звучит тоска по воле, свободе. Эти настроения с особенной силой проявились в его поэзии эпохи первой русской революции.

Ах, не люди ль, люди злые,

Тебя, волю, взяли –

И в тюрьме железной цепью

Крепко приковали? –

спрашивал поэт в стихотворении «Воля» (1905).

В 1903–1905-х годах крестьянские поэты объединяются в Суриковский литературно-музыкальный кружок. Кружок издавал сборники, альманахи. Видную роль в нем играли С. Дрожжин, М. Леонов, Ф. Шку­лев, Е. Нечаев.

В годы первой русской революции установились тесные связи суриковцев с пролетарскими поэтами. Некоторые участники кружка позже сотрудничали в большевистских изданиях.

В 1910-е годы в литературу входит новое поколение поэтов из крестьянской среды. В печати появляются книги стихов С. Клычкова, сборники Н. Клюева, первые произведения А. Ширяевца и П. Ореши­на. В 1916 г. выходит сборник стихов С. Есенина «Радуница». Эти поэты были встречены критикой как посланцы в литературу новой русской деревни, выразители ее поэтического самосознания.

Идейно-эстетические идеалы, наследуемые традиции, творческие судьбы этих поэтов были различными. Понятие «новокрестьянская поэзия 1910-х годов», вошедшее в историко-литературный обиход, объединяет названных поэтов условно и отражает только некоторые общие черты, присущие их миропониманию и поэтической манере. Единой творческой школы с единой идейной и поэтической програм­мой они не образовали.

Большое влияние на крестьянскую поэзию 1910-х годов оказали сложившиеся в литературе, но очень различные традиции изображения деревни, русской национальной жизни. Отношение крестьянских по­этов к национальным истокам было противоречивым, во многом обусловленным сложными обстоятельствами русской социальной жиз­ни и идейной борьбы предреволюционного десятилетия.

В годы мировой войны официальная печать, буржуазно-либераль­ная пресса выступила под знаменем «народности», активного национализма. Эти настроения нашли свое отражение в искусстве тех лет – в поэзии, живописи, архитектуре. Влияние националистических идей сказалось на творчестве Бальмонта, Сологуба, акмеистов (Городецкого, Любови Столицы). В среде либеральной художественной интеллиген­ции обострился интерес к «исконным» началам русской национальной жизни, ее «народной стихии». В литературно-художественных кружках и салонах обсуждались вопросы о национальных судьбах России, которые связывались с возрождением «религиозного духа» народной стихии. В этих кругах особое внимание уделялось сектантской литературе и поэзии, древней славянской и русской мифологии. Такие тенденции проявились в художественном творчестве и литературно-философских работах Мережковского, обработках фольклорных произведений Реми­зова, трактовке русской народной культуры в творчестве Городецкого, противопоставлявшего ее разрушительной городской современности (сб. «Русь. Песни и думы», 1910; сб. «Ива», 1913).

В этих условиях первые публикации стихов Николая Алексеевича Клюева (1884–1937) и появление поэта в литературных кружках и собраниях сразу же вызвали сочувственные отклики буржуазно-либе­ральной критики, которая усмотрела в его творчестве выражение стихийно-религиозных начал народного сознания, «глубин» нацио­нального духа.

В поэзии Клюева, как и во всей новокрестьянской поэзии тех лет, отразились объективные противоречия крестьянского миропонима­ния: наивность крестьянской массы, ее патриархальные настроения, желание «уйти от мира». Религиозные мотивы поэзии Клюева и других новокрестьянских поэтов имели объективное основание в особенно­стях крестьянского патриархального миропонимания, одной из черт которого был мистицизм. Но для поэтических произведений Клюева, в отличие от других поэтов течения, была характерна и наигранная подчеркнутость «народности», рассчитанная на запросы тех литератур­ных кругов, в которых он оказался, попав в Петербург.

В 1912 г. поэт выпустил книгу стихов «Сосен перезвон». Это были стихи о Руси, о русском народе, благостном и кротком. Русская деревня в стихах Клюева рисовалась «избяным раем»; думы крестьян–о нездешнем и неземном, в «перезвоне» сосен им слышатся перезвоны Церковных колоколов, зовущие в «жилище ангелов».

Мотивы народного гнева и горя, прозвучавшие в стихах Клюева 1905–1906 гг. («Народное горе», «Где вы, порывы кипучие...»), испол­ненных демократических настроений, сменяются мотивами, заимст­вованными из религиозной старообрядческой книжности, духовных стихов. Клюев резко противопоставляет современному «миру железа» патриархальную деревенскую «глухомань», идеализирует вымышлен­ную старую благостную, сытую деревню, ее «избяной» быт с распис­ными ендовами, бахромчатыми платами селян, лаковыми празднич­ными санями. Для него «изба – святилище земли//с запечной тайною и раем».

Стихи второй книги Клюева – «Братские песни» (1912) – постро­ены на мотивах и образах, взятых из сектантских духовных песнопений. Это песни, сочиненные для «братьев по духу».

В бытописи Клюева нет примет реальной жизни новой деревни, разбуженной революцией 1905–1907 гг., общественных помыслов и дум русского крестьянства. Описания деревенского быта, народных обрядов, обычаев, мифологические мотивы, часто развернутые в тему целого стихотворения, существуют в его поэзии вне современности. Защита национальных начал народной жизни от наступающей на Россию бездушной «железной» городской культуры проявляется в стихах Клю­ева как осваивание вековых устоев древнего религиозного миропони­мания, в конечном счете – неприятие социального прогресса:

...чует древесная сила,

Провидя судьбу наперед,

Что скоро железная жила

Ей хвойную ризу прошьет,

Зовут эту жилу чугункой,–

С ней лихо и гибель во мгле...

(«Пушистые, теплые тучи...»)

Или:

...заломила черемуха руки,

К норке путает след горностай...

Сын железа и каменной скуки

Попирает берестяный рай.

(«Обозвал тишину глухоманью...»)

По стилю, образности стихи Клюева этого периода близки духов­ным песням. Недаром Есенин назовет Клюева «ладожским дьячком».

В историю русской поэзии начала века Клюев вошел, однако, прежде всего как поэт русской природы. Эти стихи сам поэт выделял в особые циклы, подчеркивая их связь с традицией народной поэзии (см. сб. «Мирские думы», 1916). Цикл «Лесные были» открывается характерным стихотворением:

Пашни буры, межи зелены,

Спит за елями закат,

Камней мшистые расщелины

Влагу вешнюю таят.

Хороша лесная родина:

Глушь да поймища кругом!..

Прослезилася смородина,

Травный слушая псалом. <...>

В этих стихах Клюев виртуозно использует образы, приемы фоль­клорного творчества, богатство и многоцветие русского народного языка. Но примечательно, что в устном народном творчестве наиболее близкими ему оказываются самые древние традиции – народных по­верий, обрядовой поэзии. В стихах Клюева, опиравшихся на народную поэтику (в построении образов, композиции, широком использовании приема психологического параллелизма, песенной символики), одна­ко, ощущался привкус нарочитости, стилизации. Часто поэт терял чувство меры, нагнетая «народные» элементы, диалектизмы. Кроме того, «социальные, трудовые и нравственные стороны жизни совре­менной деревни Клюеву словно бы неизвестны. Многовековой патри­архальный уклад, нашедший эстетическое выражение в народной поэзии, разрушался, сам Клюев был «продуктом» этого распада, а в поэзии его картинно пела, любила и страдала Русь, поэтизировались языческие поверья»[177].

Основные приемы клюевской метафоризации, черты его поэтиче­ской лексики выразились в широкоизвестном в свое время стихотво­рении цикла «Лесные были»:

Галка-староверка ходит в черной ряске,

В лапотках с оборой, в сизой подпояске.

Голубь в однорядке, воробей в сибирке,

Курица ж в салопе – клевание дырки.

Гусь в дубленой шубе, утке ж на задворках

Щеголять далося в дедовских опорках.

В галочьи потемки, взгромоздясь на жердки,

Спят, нахохлив зобы, курицы-молодки,

Лишь петух-кудесник, запахнувшись в саван,

Числит звездный бисер, чует травный ладан.

На погосте свечкой теплятся гнилушки,

Доплетает леший лапоть на опушке,

Верезжит в осоке проклятый младенчик...

Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик. <...>

(«Галка-староверка»)

Национальный колорит поэзии Клюева, богатство использованных поэтом народных художественных элементов привлекали внимание С. Есенина, который одно время принял поэтическую позицию Клюева за подлинно народную.

В начале 1910-х годов появились стихи другого крестьянского поэта – Сергея Антоновича Клычкова (псевд., наст. фам. –Лешенков, 1889– 1941). Основными темами его сборников «Песни» (1911) и «Потаенный сад» (1913) была русская природа, сельские пейзажи. Клычков, как и Клюев, испытал влияние поэтики Блока и раннего Городецкого. Через восприятие символистской и акмеистической поэзии и осваивались им традиции народного поэтического творчества.

Сюжеты, пейзажи стихов Клычкова обычно условны, стилизованы декоративны. Образность их связана с поэтической символикой ел? вянской мифологии.

Встал в овраге леший старый,

Оживают кочки, пни...

Вон с очей его огни

Сыпятся по яру...

Лист пробился на осине,

В мох уходит лапоток,

А у ног его поток,

Сумрак синий-синий!..

(«Встал в овраге леший старый...»)

Воссоздаваемый поэтом мир сельской жизни, как правило, не имеет связей с реальными социальными обстоятельствами своего времени. В одном из писем к Клычкову Блок очень точно подметил отвлечен­ность его поэзии от насущной реальности: «Поется вам легко, но я не вижу насущного».

Большинство стихов Клычкова представляет собой обработку сла­вянских мифов и легенд о Ладе – богине весны и плодородия, сестре ее Купаве, Деде, который правит жизнью природы. Поэта интересует прежде всего эстетическое содержание сюжетов и образов мифов, таящийся в них загадочный, «потаенный» смысл. Это стихи о челове­ческой душе, таинственном, уединенном, скрытом от других людей.

В то же время в каждом стихотворении Клычкова – неиссякаемая любовь к родному краю, нежность к природе, человеку, зверю, расте­нию. Все стихи поэта – в песенной стихии, он буквально жил народ­ной песней.

Я все пою – ведь я певец,

Не вывожу пером строки.

Брожу в лесу, пасу овец

В тумане раннем у реки,–

писал он в стихотворении «Пастух».

«Все его песни, – сказал о стихах Клычкова В. Львов-Рогачевский,–подслушаны в родной деревне. Много в них чуткости, тонко­сти, стыдливой влюбленности в природу. Богатый русский язык, оригинальные эпитеты...»[178]. В «Песнях» передано бодрое настроение, «чувствовалось, что в полях и лесах стаивает снег и сквозь печаль полей пробивается юная радость. Голубым подснежником казался этот сбор­ник, воплотивший в нежно звучащие песни, как свирель пастуха на заре, любимые народные образы»[179].

С. Есенин в «Ключах Марии» (1918) назвал Клычкова истинно прекрасным народным поэтом.

Жизнелюбием, связью с современностью проникнуто творчество А. Ширяевца (псевд., наст, имя – Александр Васильевич Абрамов; 1887–1924)–поэта, очень близкого по искренности лирического чувства, непосредственности поэтического восприятия мира С. Есени­ну, который всегда испытывал к Ширяевцу самое доверительное расположение и любил его стихи. Ширяевец писал о деревне, русской старине, широко пользовался образами народных песен и сказаний, сам сочинял песни по типу народных. Основной пафос его поэзии – приятие жизни, стремление к воле, любование раздольем русских просторов. Мотив жизнелюбия, вольности Ширяевец вносил и в обработки фольклорных тем («Метелица», «Ванька-Ключник» и др.). Демократическая настроенность поэзии, подчеркнутое стремление вложить современное содержание в фольклорную традицию сообщает фольклоризму Ширяевца иное, чем у Клюева или Клычкова, звучание. В далях старины он видел стремление человека к свободной, вольной жизни, наделял прошлое чертами современности. Из всей группы новокрестьянских поэтов 1910-х годов Ширяевец наиболее глубоко воспринял поэтические традиции А. Кольцова.

В традициях А. Кольцова и Н. Никитина в те годы начал писать о жизни родной деревни Петр Васильевич Орешин (1887–1943), ранние стихи которого были собраны в книге «Зарева» (1918). Орешину, как и Ширяевцу, свойствен интерес к жизни современной деревни, облик которой всегда проступал и в мифологических, и в фольклорных образах его поэзии. В стихах Орешина ощутима традиция поэзии Некрасова. На пейзажную лирику Орешина, поэтическую образность его стиха, особенности восприятия фольклорных мотивов оказало влияние творчество Есенина. В рецензии на сборник «Зарева» Есенин отметил близкий ему «тон красок» стихов Орешина, «простоту» и «теплоту» его слов; он процитировал четверостишие, явно навеянное Орешину его, есенинскими стихами:

Месяц ушел в облака

За туманный плетень,

Синие чешет бока

За лачугами день.

Знание крестьянского быта, устного поэтического творчества на­рода, глубоко национальное ощущение близости к родной природе составляют сильную сторону лирики новокрестьянских поэтов. Но их представления о путях развития народной жизни были далеки от реальной современности. Истинно народное виделось в прошлом. Недаром и в устном народном творчестве эти поэты искали отражение давно ушедших в прошлое обычаев и настроений, не разграничивая подчас консервативных и прогрессивных начал ни в народной жизни, ни в народном искусстве.