С.А. ЕСЕНИН (1895–1925)

В 1910-е годы в среде новокрестьянских поэтов начался творческий путь С. Есенина. «Крестьянская тема» в его творчестве стала темой национальных судеб, образы деревни – образом России, Родины. Поэтический горизонт Есенина отличался от кругозора Клюева или Клычкова, замкнувших мир своей поэзии в эстетизированной архаике старой деревни,– он был неизмеримо большим. Революцию поэт встретил, по его собственному признанию, «с крестьянским уклоном», но смысл «крестьянского» восприятия им Октября был иным, чем восприятие революции Клюевым.

Родился Сергей Александрович Есенин в крестьянской семье на Рязанщине, окончил сначала земское училище, затем учительскую школу. В 1912 г. жил в Москве, служил конторщиком, позже – помощником корректора в типографии издательского товарищества И.Д. Сытина, где впервые познакомился с рабочими и революционной интеллигенцией. Есенин посещал публичные лекции в университете А.Л. Шанявского, в котором читали прогрессивно настроенные про­фессора. Тогда же он сблизился с участниками Суриковского литера­турно-музыкального кружка. В 1914 г., бросив службу, целиком отдался поэтическому творчеству.

В это время поэтический мир Есенина еще ограничен картинами детства, проведенного в рязанской деревне. Многие стихи раннего Есенина проникнуты ощущением неразрывной связи с жизнью при­роды («...Родился я с песнями в травном одеяле.//3ори меня вешние в радугу свивали»). Характер его поэтических образов, чувственно-кон­кретных олицетворений явлений окружающего мира связан с таким мировосприятием:

Улыбнулись сонные березки,

Растрепали шелковые косы,

Шелестят зеленые сережки.

Горький отметил это, рассказывая позже о встрече с поэтом в Берлине, о чтении Есениным «Песни о собаке»: «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое – более всего иного – заслужено человеком»[180].

Природа у Есенина антропоморфна: березки уподобляются девуш­ке, месяц – ягненку, который «гуляет в голубой траве», и т. д. Вместе с тем образ природы строится в его стихах на ассоциациях из деревен­ского крестьянского быта («синий плат небес», «страна березового ситца»), а мир человека раскрывается обычно через ассоциации с жизнью природы.

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда.

С алым соком ягоды на коже,

Нежная, красивая, была

На закат ты розовый похожа

И, как снег, лучиста и светла.

Зерна глаз твои осыпались, завяли,

Имя тонкое растаяло, как звук,

Но остался в складках смятой шали

Запах меда от невинных рук.

В тихий час, когда заря на крыше,

Как котенок, моет лапкой рот,

Говор кроткий о тебе я слышу

Водяных поющих с ветром сот. <...>

(«Не бродить, не мять в кустах багряных...»)

Поэтика раннего Есенина связана прежде всего с традициями народного творчества. Свой творческий путь поэт и начал с подражания фольклору. В автобиографии он вспоминал: «Стихи начал писать, подражая частушкам. К стихам расположили песни, которые я слышал кругом себя...»[181]. В это время поэтический образ Есенина предельно прост, ясен, чувственно-конкретен:

Ты поила коня из горстей в поводу,

Отражаясь, березы ломались в пруду. <...>

Или:

Сыплет черемуха снегом,

Зелень в цвету и росе.

В поле, склоняясь к побегам,

Ходят грачи в полосе. <.. >

Есенинская метафора в стихах тех лет также основана прежде всего на фольклорной метафоризации. Черты стиля поэта проявились в стихах «Подражание песне», «Хороша была Танюша, краше не было в селе...» и др. С устной народной поэзией связана и поэма Есенина «Песнь о Евпатии Коловрате».

Восприятие жизни природы роднит Есенина и с народной, и с классической поэтической традицией XIX в. Картины природы уже в ранних стихах поэта сливались в единый образ России, воплотивший его национальное патриотическое чувство, которое в эпоху творческой зрелости Есенина станет чувством глубоко гражданским. Широко обобщенный смысл в стихах поэта обретает образ деревни. Это вся деревенская Русь с ее радостями и печалями, красотой природы, мужицкой нищетой и горем:

<...> Воют в сумерки долгие, зимние

Волки грозные с тощих полей.

По дворам в догорающем инее

Над застрехами храп лошадей. <...>

(«Русь»)

Но патриотическое чувство поэта было в то время стихийным, идейно не осознанным. Поэтому, попав в 1915 г. в Петрограде в литературные круги, в которых его хотели представить выразителем «исконно рус­ских» начал в современной поэзии, он оказался незащищенным против влияний, чуждых и его миропониманию, и его таланту.

В символистских салонах Есенин охотно стилизовал свое поведение под «крестьянскую экзотику», которой от него ждали, но внутренне относился к этому маскараду с явной насмешкой. В письмах к друзьям он ядовито отзывался о вечерах у Мережковских. Несколько позже, в 1917 г., как бы оглядываясь на этот период своей литературной жизни, Есенин писал Ширяевцу, что сближение с Мережковским для него было невозможно, и иронически описывал сцену представления его 3. Гиппиус[182].

В 1915 г. С. Городецкий и А. Ремизов попытались объединить крестьянских писателей в поэтическую группу «Краса». В нее вошли Н. Клюев, С. Есенин, С. Клычков, А. Ширяевец. Начинающий Есенин почувствовал в поэтическом мышлении Клюева родственное, о чем сразу же сказал ему. Но характерна оговорка, которую он сделал в первом же письме Клюеву: «...у нас,– писал Есенин,– есть с Вами много общего. Я тоже крестьянин и пишу так же, как Вы, но только на своем рязанском языке». Эта оговорка («на своем... языке») приме­чательна. Позже, в автобиографии, вспоминая о дружбе с Клюевым, Есенин упомянул и о «внутренней распре» с ним. Очевидно, истоки этой «распри» были очень глубокими, начиналась она еще с первых дней их поэтического содружества, и причина ее... в «своем», есенин­ском восприятии мира, отличном от мировосприятия Клюева.

Следствием сближения с Клюевым в 1915–1916 гг. была определенная усложненность религиозной символики стихов Есенина тех лет. Религиозная образность была присуща и юношеским произведениям поэта, что сам Есенин объяснял «дедовским воспитанием». В дед познакомил его с церковной книжностью, читал ему старообрядческие книги, бабушка водила по окрестным монастырям. Но, как потом писал Есенин, он «в бога верил мало». Религиозная символика привлекала его тогда своей поэтической образностью. Теперь же из-под его пера появляются стихи иной тональности, в них религиозный символ становится источником поэтического образа. Если раньше сравнения и олицетворения поэта (ива-монашка, стога-церкви и др.) не имели ничего общего с религиозным восприятием мира («У лесного аналоя воробей псалтырь читает», «Закалили дымом над росою рощи»), то теперь в стихах Есенина (от которых он позже хотел бы, как говорил сам, отказаться) описания живой природы часто подменяются условной религиозной символикой. Образ теряет пред­метность, становится абстрактным, очень усложненным символом («Скупались звезды в невидимом бреде...», «Алый мрак в небесной черни...» и др.). Усложняется есенинская метафора, обычно наглядно прозрачная:

И придем мы по равнинам

К правде сошьего креста

Светом книга голубиной

Напоить свои уста.

Само название первой книги стихов Есенина – «Радуница» – было взято из религиозного календаря. В композиции книги, подборе стихов первого ее раздела – «Русь» –явно чувствовалась рука Клюева, уча­ствовавшего в подготовке издания. (Примечательно, что в последую­щих изданиях Есенин решительно изменил структуру цикла.) Лирическим героем некоторых стихов Есенина того периода стал странник, идущий на богомолье, «смиренный инок», «ласковый по­слушник».

Под влиянием Мережковских, с которыми свел Есенина Клюев, их мистических взглядов на судьбы России и русского народа, поэт и создавал такие стихи, как «Я странник убогий...», «Тебе одной плету венок...». Есенинское восприятие России в последнем явно навеяно мистиками-символистами:

... И хоть сгоняет твой туман

Поток ветров, крылато дующих,

Но вся ты –смирна и ливан

Волхвов, потайственно волхвующих

Однако эти мотивы не поглотили таланта поэта, который напряженно искал свою позицию в жизни и искусстве. Связи поэта с живой Реальностью не разрываются, наоборот, в творчестве его все чаще ^Звучат гражданские мотивы борьбы за свободу:

Верю, родина, я знаю,

Что легка твоя стопа,

Не одна ведет нас к раю

Богомольная тропа

Там настроены палаты

Из церковных кирпичей;

Те палаты-казематы

Да железный звон цепей.

Не ищи меня ты в боге,

Не зови любить и жить..

Я пойду по той дороге

Буйну голову сложить

(«Наша вера не погасла...»)

Одним из первых оценил талант Есенина, его лирическую поэтич­ность А. Блок. Он принял горячее участие в литературной судьбе поэта. Есенин учился у Блока «лиричности», он осваивал блоковские прин­ципы образного выражения эмоционального состояния лирического героя. Несмотря на то, что дореволюционная поэзия Есенина была ограничена рамками чисто лирического восприятия мира и лишена, в отличие от поэзии Блока, широких социально-философских обобще­ний, по своему пафосу она близка поэзии Блока. И прежде всего в решении главной темы – России, Родины. Идеал Есенина не «избяной рай» патриархального смиренного благолепия. Его Россия –нищая, неустроенная, но не смиренная, а мятежная, ищущая. В стихах Есенина о России всегда звучат мотивы тревожного ожидания, нарастающего острого протеста, решительного душевного разлада со всем старым. Основание этого нарастающего духовного конфликта в поэзии Есенина было более глубоким, чем противоречие между городом и деревней, которое усматривала в его творчестве критика. В нем своеобразно отразился общий социальный конфликт, который определил развитие русской жизни этой эпохи. В ранних поэмах Есенина («Песнь о Евпатии Коловрате», «Марфа Посадница»), несмотря на определенную стилизацию древних мотивов, пробивалось ощущение рождения в русской современной истории чего-то нового. Недаром на поэтической системе этих произведений лежит печать настроений и образов «Слова о полку Игореве». Горький предполагал опубликовать «Марфу Посад­ницу» в журнале «Летопись», но поэма не прошла цензуру. Горького привлекало в ней резкое осуждение поэтом деспотизма московского царя, восторженное прославление новгородской вольницы.

Дореволюционное творчество Есенина при всех его противоречиях развивалось в идейном русле общедемократического движения, но окрашенного крестьянскими идеалами и мотивами. Это был пролог к послеоктябрьскому творчеству поэта, когда он, трагически переживая судьбы России, станет великим национальным поэтом.