Общественный строй в «Илиаде»

Гомер. Илиада.

Песнь II.

⁵⁰ ⁵⁵ ⁶⁰ ⁶⁵ ⁷⁰ ⁷⁵ ⁸⁰ ⁸⁵ ⁹⁰ ⁹⁵ ¹⁰⁰ ¹⁰⁵ ¹⁴⁵ ¹⁵⁰ ¹⁷⁰ ¹⁷⁵ ¹⁸⁰ ¹⁸⁵ ¹⁹⁰ ¹⁹⁵ ²⁰⁰ ²⁰⁵ ²¹⁰ ²¹⁵ ²²⁰ ²²⁵ ²³⁰ ²⁵⁵ ²⁴⁰ ²⁴⁵ ²⁵⁰ ²⁵⁵ ²⁶⁰ ²⁶⁵ ²⁷⁰ ²⁷⁵ ²⁸⁰ ³³⁵ ³⁴⁰ ³⁴⁵ ³⁶⁰ ³⁶⁵ ³⁷⁰ ³⁷⁵ ³⁸⁰ ³⁸⁵ ³⁹⁰ ³⁹⁵

Вестница утра, Заря, на великий Олимп восходила, Зевсу царю и другим небожителям свет возвещая; И Атрид повелел провозвестникам звонкоголосым Всех к собранию кликать ахейских сынов кудреглавых. Вестники подняли клич, – и ахейцы стекалися быстро. Прежде же он посадил на совет благодумных старейшин, Их пригласив к кораблю скиптроносного старца Нелида. Там Агамемнон, собравшимся, мудрый совет им устроил: «Други! объятому сном, в тишине амброзической ночи, Дивный явился мне сон, благородному сыну Нелея Образом, ростом и свойством Нестору чудно подобный! Стал над моей он главой и вещал мне ясные речи: – Спишь, Агамемнон, спишь, сын Атрея, смирителя коней! Ночи во сне провождать подобает ли мужу совета, Коему вверено столько народа и столько заботы! Быстро внимай, что реку я, тебе я Крониона вестник. Он и с высоких небес о тебе, милосердый, печется; В бой вести тебе он велит кудреглавых данаев Все ополчения: ныне, вещал, завоюешь троянский Град многолюдный; уже на Олимпе имущие домы Боги не мнят разномысленно: всех наконец согласила Гера мольбой, и над Троею носится гибель от Зевса. Слово мое сохрани ты на сердце. – И так произнесши, Он отлетел, и меня оставил сон благотворный. Други! помыслите, как ополчить кудреглавых данаев? Прежде я сам, как и следует, их испытаю словами; Я повелю им от Трои бежать на судах многовеслых, Вы же один одного от сего отклоняйте советом». Так произнес и воссел Атрейон, – и восстал между ними Нестор почтенный, песчаного Пилоса царь седовласый; Он, благомысленный, так говорил пред собраньем старейшин: «Други! вожди и правители мудрые храбрых данаев! Если б подобный сон возвещал нам другой от ахеян, Ложью почли б мы его и с презрением верно б отвергли, Видел же тот, кто слывет знаменитейшим в рати ахейской, Действуйте, други, помыслите, как ополчить нам ахеян». Так произнесши, первый из сонма старейшин он вышел. Все поднялись, покорились Атриду, владыке народов, Все скиптроносцы ахеян; народы же реяли к сонму. Словно как пчелы, из горных пещер вылетая роями, Мчатся густые, всечасно за купою новая купа; В образе гроздий они над цветами весенними вьются, Или то здесь, несчетной толпою, то там пролетают, – Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей, Вкруг по безмерному брегу, несчетные, к сонму тянулись Быстро толпа за толпой; и меж ними, пылая, летела Осса, их возбуждавшая, вестница Зевса; собрались; Бурно собор волновался; земля застонала под тьмами Седших народов; воздвигнулся шум, и меж оными девять Гласом гремящим глашатаев, говор мятежный смиряя, Звучно вопили, да внемлют царям, Зевеса питомцам. И едва лишь народ на местах учрежденных уселся, Говор унявши, как пастырь народа восстал Агамемнон, С царственным скиптром в руках, олимпийца Гефеста созданьем: Скиптр сей Гефест даровал молненосному Зевсу Крониду; Зевс передал возвестителю Гермесу, аргоубийце; Гермес вручил укротителю коней Пелопсу герою; Конник Пелопс передал властелину народов Атрею; Сей, умирая, стадами богатому предал Фиесту, И Фиест, наконец, Агамемнону в роды оставил, С властью над тьмой островов и над Аргосом, царством пространным. (Следует речь Агамемнона, в которой он притворно раскаивается в начале похода на Трою и предлагает ахейцам возвратиться домой.) Так говорил, – и ахеян сердца взволновал Агамемнон Всех в многолюдной толпе, и не слышавших речи советной. Встал, всколебался народ, как огромные волны морские, Если и Нот их и Эвр, на водах Икарийского понта, Вздуют, ударивши оба из облаков Зевса владыки; Или, как Зефир обширную ниву жестоко волнует, Вдруг налетев, и над нею бушующий клонит колосья; Так их собрание все взволиовалося; с криком ужасным Бросились все к кораблям; под стопами их прах, подымаясь, Облаком в воздухе стал; вопиют, убеждают друг друга Быстро суда захватить и спускать на широкое море; Рвы очищают; уже до небес подымалися крики Жаждущих в домы; уже кораблей вырывали подпоры. (Богиня Гера поручает Афине убедить ахейцев продолжить осаду Трои.) …Покорилась Афина владычице Гере: Бурно помчалась, с вершины Олимпа, высокого бросясь: Быстро достигла широких судов аргивян меднобронных; Там обрела Одиссея, советами равного Зевсу: Думен стоял и один доброснастного черного судна Он не касался: печаль в нем и сердце и душу пронзала. Став близ него, прорекла светлоокая дщерь Эгиоха; «Сын благородный Лаэрта, герой, Одиссей многоумный! Как? со срамом обратно, в любезную землю отчизны Вы ли отсель побежите, в суда многоместные реясь? Вы ли на славу Приаму, на радость троянам Елену Бросите, Аргоса дочь, за которую столько ахеян Здесь перед Троей погибло, далеко от родины милой? Шествуй немедля к народу ахейскому; ревностно действуй; Сладостью речи твоей убеждай ты каждого мужа В море для бегства не влечь кораблей обоюдувесельных. Так провещала; и голос гремящий познал он богини: Ринулся, сбросив и верхнюю ризу; но оную поднял Следом спешивший за ним Эврибат, итакийский глашатай. Сам Одиссей Лаэртид, на пути Агамемнона встретив, Взял от владыки отцовский вовеки не гибнущий скипетр; С оным скиптром пошел к кораблям аргивян меднобронных; Там, властелина или знаменитого мужа встречая, К каждому он подходил и удерживал кроткою речью: «Муж знаменитый! тебе ли, как робкому, страху вдаваться. Сядь, успокойся и сам, успокой и других меж народа; Ясно еще ты не знаешь намерений думы царевой; Ныне испытывал он, и немедля накажет ахеян; В сонме не всё мы слышали, что говорил Агамемнон; Если он гневен, жестоко, быть может, поступит с народом. Тягостен гнев царя, питомца Крониона Зевса, Честь скиптроносца от Зевса, к любит его промыслитель» Если ж кого-либо шумного он находил меж народа, Скиптром его поражал и обуздывал грозною речью: «Смолкни, несчастный, воссядь и других совещания слушай, Боле почтенных, как ты! Невоинственный муж и бессильный, Значащим ты никогда не бывал ни в бою, ни в советах. Всем не господствовать, всем здесь не царствовать нам, аргивянам! Нет в многовластии блага; да будет единый властитель, Царь нам да будет единый, которому Зевс прозорливый Скиптр даровал и законы: да царствует он над другими». Так он, господствуя, рать подчинял; и на площадь собраний Бросился паки народ, от своих кораблей и от кущей, С воплем: подобно как волны немолчношумяшего моря, В брег разбиваясь огромный, гремят; и ответствует понт им. Все успокоились, тихо в местах, учрежденных сидели; Только Терсит меж безмолвными каркал один, празднословный; В мыслях вращая всегда непристойные, дерзкие речи, Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность, Все позволяя себе, что казалось смешно для народа. Муж безобразнейший, он меж данаев пришел к Илиону; Был косоглаз, хромоног; совершенно горбатые сзади Плечи на персях сходились; глава у него подымалась Вверх острием, и была лишь редким усеяна пухом. Враг Одиссея и злейший еще ненавистник Пелида, Их он всегда порицал; но теперь скиптроносца Атрида С криком пронзительным он поносил; на него аргивяне Гневались страшно; уже восставал негодующих ропот; Он же, усиля свой крик, порицал Агамемнона, буйный: «Что, Агамемнон, ты сетуешь, чем ты еще недоволен? Кущи твои преисполнены меди, и множество пленниц В кущах твоих, которых тебе, аргивяне, избранных Первому в рати даем, когда города разоряем. Жаждешь ли злата еще, чтоб его кто-нибудь из троянских Конников славных принес для тебя, в искупление сына, Коего в узах я бы привел, как другой аргивянин? Хочешь ли новой жены, чтоб любовию с ней наслаждаться, В сень одному заключившися? Нет, недостойное дело, Бывши главою народа, в беды вовлекать нас, ахеян! Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы! В домы свои отплывем; а его мы оставим под Троей, Здесь насыщаться чужими наградами; пусть он узнает, Служим ли помощью в брани и мы для него иль не служим. Он Ахиллеса, его несравненно храбрейшего мужа, Днесь обесчестил: похитил награду и властвует ею! Мало в душе Ахиллесовой злобы; он слишком беспечен; Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!» Так говорил, оскорбляя Атрида, владыку народов, Буйный Терсит; но внезапно к нему Одиссей устремился. Гневно воззрел на него и воскликнул голосом грозным: «Смолкни, безумноречивый, хотя громогласный, вития! Смолкни, Терсит, и не смей ты один скиптроносцев порочить. Смертного боле презренного, нежели ты, я уверен, Нет меж ахеян, с сынами Атрея под Трою пришедших. Имени наших царей не вращай ты в устах, велереча! Их не дерзай порицать, ни речей уловлять о возврате! Знает ли кто достоверно, чем окончится дело? Счастливо или несчастливо мы возвратимся, ахейцы? Ты, безрассудный, Атрида, вождя и владыку народов, Сидя, злословишь, что слишком ему аргивяне герои Много дают, и обиды царю произносишь на сонме! Но тебе говорю я, и слово исполнено будет: Если еще я тебя безрассудным, как ныне, увижу, Пусть Одиссея глава на плечах могучих не будет, Пусть я от оного дня не зовуся отцом Телемаха, Если, схвативши тебя, не сорву я твоих одеяний, Хлены с рамен и хитона, и даже что стыд покрывает, И, навзрыд вопиющим, тебя к кораблям не пошлю я Вон из народного сонма, позорно избитого мною». Рек – и скиптром его по хребту и плечам он ударил. Сжался Терсит, из очей его брызнули крупные слезы; Вдруг по хребту полоса, под тяжестью скиптра златого, Вздулась багровая: сел он, от страха дрожа; и, от боли Вид безобразный наморщив, слезы отер на ланитах. Все, как ни были смутны, от сердца над ним рассмеялись; Так говорили иные, взирая один на другого: «Истинно, множество славных дел Одиссей совершает, К благу всегда и совет начиная, и брань учреждая. Ныне ж герой Лаэртид совершил знаменитейший подвиг Ныне ругателя буйного он обуздал велеречье! Верно, вперед не отважит его дерзновенное сердце Зевсу любезных царей оскорблять поносительной речью!» Так говорила толпа. Но восстал Одиссей градоборец, С скиптром в руках; и при нем светлоокая дева, Паллада, В образе вестника став, повелела умолкнуть народам, Чтоб и в ближних рядах, и в далеких данайские мужи Слышали речи его и постигнули разум совета. (Следует речь Одиссея, в которой он напоминает о знамении, предрекающем гибель Трои на десятый год.) Рек, – и ахеяне подняли крик; корабли и окрестность С страшным отгрянули гулом веселые крики ахеян, Речь возносящих хвалой Одиссея, подобного богу. Вскоре вещать меж ахейцами Нестор божественный начал: «Боги! в собрании мы разглагольствуем праздно, как дети Слабые, коим и думы о бранных делах незнакомы. Что и моленья наши, и клятвы священные будут? Или в огонь и советы пойдут, я заботы ахеян, Вин возлиянья и рук сочетанья на верность союзов? Мы лишь словами стязаемся праздными; помощи ж делу Мы изыскать не могли, долговременно здесь оставаясь. Светлый Атрид, и теперь, как и прежде, душою ты твердый, Властвуй, ахейских сынов предводи на кровавые битвы… Царь, предлагай ты совет, но внимай и другого совету. Мысль не презренная будет, какую тебе предложу я. Воев, Атрид, раздели ты на их племена и колена; Пусть помогает колено колену и племени племя. Если решиться на то я исполнить преклонишь ахеян, Скоро узнаешь, какой у тебя из вождей иль народов Робок иль мужествен: всяк за себя ратоборствовать будет; Вместе узнаешь, по воле ль бессмертных не рушишь ты града Или по слабости войск и неведенью ратного дела». Сыну Нелея немедля ответствовал царь Агамемнон: «Всех ты ахейских мужей побеждаешь, старец, советом! Если б, о Зевс отец, Аполлон и Афина Паллада, Десять таких у меня из ахеян советников было, Скоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама, Наших героев руками плененный и в прах обращенный! Но Кронид громовержец мне лишь беды посылает; В тщетную распрю меня, во вражду злополучную вводит. Я с Ахиллесом Пелидом стязался за пленную деву Спором враждебным; и я раздражаться, на горе мне, начал. Если же некогда мы съединимся с героем, уверен, Гибели грозной от Трои ничто ни на миг не отклонит! Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье. Каждый потщися и дрот изострить свой, и щит уготовить; Каждый кормом обильным коней напитай подъяремных, Вкруг осмотри колесницу, о брани одной помышляя. Будем целый мы день состязаться в ужасном убийстве: Отдыха ратным рядам ни на миг никакого не будет, Разве уж ночь наступившая воинов ярость разнимет. Потом зальется ремень на груди не единого воя, Щит всеобъемный держащий; рука на копье изнеможет, Потом покроется конь под своей колесницей блестящей. Если ж кого я увижу, хотящего вне ратоборства Возле судов крутоносых остаться, нигде уже после В стане ахейском ему не укрыться от псов и пернатых!» Рек, – и ахейцы вскричали ужасно; подобно как волны Воют при бреге высоком, прибитые Нотом порывным К встречной скале, от которой волна никогда не отходит, Каждым вздымался ветром, отсель и оттоль находящим. Встав, устремился народ, меж судами рассеялся быстро, Вдруг задымилися кущи, спешили обедать ахейцы.

ПесньXVIII.

(Бог Гефест изготовляет доспехи Ахиллу.)

⁴⁸⁰ ⁴⁸⁵ ⁴⁹⁰ ⁴⁹⁵ ⁵⁰⁰ ⁵⁰⁵ ⁵¹⁰ ⁵¹⁵ ⁵²⁰ ⁵²⁵ ⁵³⁰ ⁵³⁵ ⁵⁴⁰ ⁵⁴⁵ ⁵⁵⁰ ⁵⁵⁵ ⁵⁶⁰ ⁵⁶⁵ ⁵⁷⁰ ⁵⁷⁵ ⁵⁸⁰ ⁵⁸⁵ ⁵⁹⁰ ⁵⁹⁵ ⁶⁰⁰ ⁶⁰⁵

И вначале работал он щит и огромный и крепкий, Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый. Щит из пяти составил листов и на круге обширном Множество дивного бог по замыслам творческим сделал. Там представил он землю, представил и небо, и море, Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц, Все прекрасные звезды, какими венчается небо: Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона, Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый; Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона И единый чуждается мыться в волнах Океана. Там же два града представил он ясноречивых народов: В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись. Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске, Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают. Юноши хорами в плясках кружатся; меж них раздаются Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены Смотрят на них и дивуются, стоя на крыльцах воротных. Далее много народа толпится на торжище; шумный Спор там поднялся; спорили два человека о пене, Мзде за убийство; и клялся один, объявляя народу, Будто он все заплатил; а другой отрекался в приеме. Оба решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить. Граждане вкруг их кричат, своему доброхотствуя каждый; Вестники шумный их крик укрощают; а старцы градские Молча на тесаных камнях сидят средь священного круга; Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых; С ними встают и один за другим свой суд произносят. В круге пред ними лежат два таланта чистого злата, Мзда для того, кто из них справедливее право докажет. Город другой облежали две сильные рати народов, Страшно сверкая оружием. Рати двояко грозили: Или разрушить, иль граждане с ними должны разделиться Всеми богатствами, сколько цветущий их град заключает. Те не склонялись еще и готовились к тайной засаде. Стену стеречь по забралам супруг поставив любезных, Юных сынов и мужей, которых постигнула старость, Сами выходят, вождями их идут Арей и Паллада, Оба златые, одетые оба златою одеждой; Вид их прекрасен, в доспехах величествен, сущие боги! Всем отличны они; человеки далеко их ниже. К месту пришедшие, где им казалась удобной засада, К брегу речному, где выл водопой табунов разнородных, Там заседают они, прикрываясь блестящею медью. Два соглядатая их, отделясь, впереди заседают. Смотрят кругом, не узрят ли овец и волов подходящих. Скоро стада показалися; два пастуха за стадами, Тешась цевницею звонкой, идут, не предвидя коварства. Быстро, увидевши их, нападают засевшие мужи; Грабят и гонят рогатых волов и овец среброрунных: Целое стадо угнали и пастырей стада убили. В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде, Вои, на площади стражей стоящие, быстро на коней Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися. Строем становятся, битвою бьются по брегу речному, Колют друг друга, метая стремительно медные копья. Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними: Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит, Или убитого за ногу тело волочит по сече; Риза на персях ее обагровлена кровью людскою. В битве, как люди живые, они нападают и бьются, И один пред другим увлекают кровавые трупы. Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню, Рыхлый три раза распаханный пар, на нем землепашцы Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь; И всегда, как обратно к концу приближаются нивы, Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце, Муж подает, и они, по своим полосам обращаясь, Вновь поспешают дойти до конца глубобраздного пара. Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих, Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил. Далее выделал поле с высокими нивами; жатву Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая. Здесь полосой беспрерывною падают горстни густые; Там перевязчики их в снопы перевязлами вяжут. Три перевязчика ходят за жнущими; сзади их дети, Горстая быстро колосья, одни за другими в охапах Вяжущим их подают. Властелин между ними, безмолвно, С палицей в длани, стоит на бразде и душой веселится, Вестники одаль, под тению дуба, трапезу готовят; В жертву заклавши вола, вкруг него суетятся; а жены Белую сеют муку для сладостной вечери жнущим. Сделал на нем отягченный гроздием сад виноградный, Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись; И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах. Около саду и ров темно-синий, и белую стену Вывел из олова; к саду одна пролегала тропина, Коей носильщики ходят, когда виноград собирают. Там и девицы и юноши, с детской веселостью сердца, Сладостный плод носили в прекрасных плетеных корзинах. В круге их отрок прекрасный по звонкорокочущсй лире Сладко бряцал, припевая прекрасно под льняные струны Голосом тонким; они же, вокруг его пляшучи стройно, С пеньем, и с криком, и с топотом ног хороводом несутся. Там же и стадо представил волов, воздымающих роги: Их он из злата одних, а других из олова сделал. С ревом волы из оград вырываяся, мчатся на паству, К шумной реке, к камышу густому по влажному брегу. Следом за стадом и пастыри идут, четыре, златые, И за ними следуют девять псов быстроногих. Два густогривые льва на передних волов нападают, Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он, Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся, Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу, Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая. Псы их не слушают, львов трепеща, не берут их зубами. Близко подступят, залают на них и назад убегают. Далее – сделал роскошную паству Гефест знаменитый: В тихой долине прелестной несчетных овец среброрунных Стойла, под кровлей хлева, и смиренные пастырей кущи. Там же Гефест знаменитый извил хоровод разновидный, Оному равный, как древле в широкоустроенном Кносе Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой. Юноши тут и цветущие девы, желанные многим, Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками. Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют; Тех – венки из цветов прелестные всех украшают; Сих – золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых. Пляшут они, и ногами искусными то закружатся, Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной, Если скудельник его испытует, легко ли кружится; То разовьются и пляшут рядами, одни за другими. Купа селян окружает пленительный хор и сердечно Им восхищается; два среди круга их головоходы, Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине. Там и ужасную силу представил реки Океана, Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный. (Пер. Н. Гнедича)

Гомер. Илиада. Л., 1990.

А р и с т о к р а т и ч е с к и е ц е н н о с т и в « И л и а д е »

Х. Туманс

<31 32 333435 36 37 >

Дата добавления: 2021-12-14; просмотров: 348;