Вопрос 2. Мотивация «экономического человека».

Нельзя сказать, что ос­новоположники экономической теории не видели проблемы много­образия реальных хозяйственных мотивов. Напротив, они не раз подчеркивали, что невозможно свести их к голому экономическо­му интересу. Вот один из многих характерных выводов: «Из всего сказанного нами следует, что отдавать свое сочувствие другим и забывать самого себя, ограничивать, насколько возможно, личный эгоизм, и отдаваться сладостной, снисходительной симпатии к другим представляет высшую степень нравственного совершенст­ва, к какой только способна человеческая природа». Трудно пове­рить, что эти слова принадлежат родоначальнику экономической теории. А между тем таково одно из принципиальных заключений А. Смита, сделанных им в «Теории нравственных чувств» — объ­емном труде, забытом после выхода в свет «Богатства народов». Лидер австрийской школы К. Менгер также прекрасно понимает, что кроме своекорыстия в хозяйственной жизни немало других побудительных мотивов — любовь к ближнему, обычай, правовое чувство. Наконец, А. Маршалл полностью отдает себе отчет в том, что приобретательство не является единственной целью человека, что религия, например, оказывает на него даже более сильное и глубокое воздействие, нежели экономика, и что строгой линии, отграничивающей экономические мотивы от неэкономических в реальной жизни провести не удастся.

Так в чем же дело? Почему в итоге «экономический человек» оказывается своекорыстен и автономен, т.е. свободен от принуждения и социальных норм? Более того, он ведь еще и всеведущ, т.е. знает собственные потребности, выстраивает их в иерархичес­ком порядке и удовлетворяет самым рациональным способом, пере­ходя от более важных к менее важным.

Не будем торопиться, обвиняя основоположников экономи­ческой науки в том, что они нарисовали карикатуру на живого человека. Просто живому хозяйствующему субъекту сознательно противопоставлена сконструированная абстрактная модель. Так, по мнению К. Менгера, если мы будем пытаться охватить челове­ческое действие во всем многообразии его характеристик, то мы никогда не получим никаких законов, и «национальная эконо­мия» как теоретическая дисциплина окажется обречена. Для того чтобы выделить желанную причинную связь и выявить экономи­ческие законы, нужно взять один главный мотив и очистить его от наслоений. На эту роль и претендует своекорыстие, эгоизм.

Почему из всего многообразия мотивов хозяйствующего субъ­екта экономистами выбирается эгоизм? Дело в том, что по бытую­щему и по сей день мнению, альтруизм по сравнению с эгоиз­мом - чувство крайне непостоянное. Экономическая же теория отбирает «нормальные» формы хозяйственных действий, которые отождествляются с их устойчивыми формами. В свою очередь, ус­тойчивость и повторяемость нужны для того, чтобы наблюдать и, главное, измерять исследуемые явления. А то, что не поддается измерению (любовь и долг, нравственные и политические ориен­тации человека) оставляется за рамками предмета — это сфера догадок, удел философов.

Таким образом, «экономический человек» появился на свет как, сознательная абстракция, без которой, казалось, становление экономической теории как науки было бы невозможно.

Для преодоления противоречий вводится особый персонаж «рассудительного практика», в роли которого очень скоро оказы­вается так называемый «простой человек». Способен ли послед­ний на сложные соображения, необходимые для рационального сле­дования собственной выгоде? По мнению австрийцев, вполне спо­собен. К тому же в сложных калькуляциях нет особой нужды. На помощь спешат свой и чужой опыт, память подсказывает готовые решения, разделение труда снимает весомую часть обязанностей.

Внезапно выясняется, что абстракция «экономического чело­века» соответствует некоему «здравому смыслу». Утверждается, что «простой народ» и без всякой теории умеет неплохо улавливать собственные экономические интересы и следовать им на практике (теория тем самым только фиксирует «нормальное» состояние дел). Отсюда уже недалеко до следующего шага: «экономический чело­век» ведет себя как фактический «средний» (нормальный) чело­век. Редукция завершена. И если великие экономисты помнили о совершенной логической операции, и их не оставляла смутная тяга к последующей «реабилитации» человека, то многие их последо­ватели предпочитали «забывать» об этом, совершая произвольные подстановки графических линий на место полнокровного субъекта.

Экономические взгляды на природу интереса эволюциониро­вали и порою разбегались с течением времени. Условные логичес­кие этапы можно представить следующим образом.

1. В классической политической экономии интерес индивида реализуется в его эгоистических побуждениях. Индивид достигает общей пользы путем преследования собственной выгоды, состоя­щей в получении наслаждения и избегании страданий.

2. В неоклассической парадигме происходит вымывание гедо­нистического элемента. В основе эгоистического интереса оказы­вается рациональность, понимаемая как максимизация полезнос­ти компетентным субъектом в условиях ограниченности ресурсов (вариант австрийской школы). При этом рационализм постепенно выдвигается на роль ключевой поведенческой характеристики, ото­двигающей своекорыстие (А. Маршалл).

3. Оптимизация полезности объявляется необязательным при­знаком реализации интереса, ограниченного более скромными рамками. Например, в концепции «выявленных предпочтений» рационализм экономического действия предстает как осуществле­ние последовательного (непротиворечивого) выбора, являющего устойчивость предпочтений (П. Самуэльсон).

4. Возникает сомнение в информированности «экономическо­го человека» относительно содержания собственных интересов и путей их реализации. Вводится фактор неопределенности, при­дающий рациональным решениям вероятностный характер (И. Фи­шер, Ф. Найт). Разделяются «объективная» рациональность ин­формированного наблюдателя и «субъективная» рациональность хозяйствующего субъекта (Ф. Хайек, Й. Шумпетер).

5. Подвергается сомнению интеллектуальная и волевая спо­собность «экономического человека» к последовательно рациональ­ным действиям. Принимается бихевиористская предпосылка «ог­раниченной рациональности» (ЪоипсЫ гагюпаШу), рисующая че­ловека, который просто ищет некий первый удовлетворительный для него вариант экономического поведения, а потом бросает вся­кие поиски (Г. Саймон). Предлагается концепция «переменной рациональности», учитывающая физиологические стремления че­ловека к экономии собственных усилий (X. Лайбенстайн). Экспе­риментально показываются системные отклонения от рациональ­ных расчетов в человеческом выборе (Д. Канеман, А. Тверски).

6. Наряду с рационально преследуемым интересом вводятся дополнительные (вспомогательные) мотивационные переменные, связанные с существованием социальных норм и принуждения (М. Олсон, А. Сен, Ю. Эльстер). Одновременно понятие рацио­нальности выводится за пределы максимизации полезности. Вся­кое последовательное (согласованное) действие интерпретируется как рациональное, и следование принуждению или социальным нормам тоже подводится под рациональные схемы. Одновремен­но это служит неплохим способом раздвижения границ экономичес­кого подхода и вторжения в ранее недоступные для него области.