Исследования искусственного интеллекта

Исследования искусственного интеллекта возникли в связи с появлением электронных вычислительных машин, т.е. устройств, которые способны самостоятельно, в автоматическом режиме, обрабатывать передаваемую на них информацию. Философский интерес к проблеме искусственного интеллекта связан с тем, что изучение модели функционирования компьютера может способствовать прояснению того, что собственно подразумевается под интеллектом как когнитивной способностью. Дело в том, что механизмы функционирования компьютера понятны гораздо в большей степени, чем механизмы функционирования сознания человека. Достаточно сказать, что в настоящее время психология и физиология высшей нервной деятельности являются практически независимыми друг от друга направлениями исследования и даже сейчас не вполне понятно как именно психические феномены связаны с соответствующими отделами головного мозга. В отличие от этого, связь между software (программным обеспечением) и hardware (аппаратным устройством) понятна несравненно лучше – ведь последние не просто «поняты», но, собственно говоря, созданы, на основе определенного понимания и реализованы в форме реально функционирующих устройств. Соответственно, вполне естественным выглядит стремление попытаться интерпретировать не вполне ясное по образу и подобию хорошо изученного, т.е. попытаться описать деятельность сознания по образу и подобию функционирования электронных вычислительных машин.

Одним из первых, кто предпринял попытку философского осмысления искусственно интеллекта, был английский математик Алан Тьюринг (1912 – 1954). Тьюринг опубликовал статью «Computing Machinery and Intelligence», которая в нашей стране издана в виде брошюры под названием «Могут ли машины мыслить?». В этой статье был предложен тест – теперь известный как «тест Тьюринга», – на основании прохождения которого предлагается дать ответ на следующие вопросы: 1) Обладает ли машина интеллектом? 2) Тождественен или нет интеллект машины и человека?

Тест Тьюринга состоит в следующем. Человек взаимодействует с одним компьютером и одним человеком. На основании ответов на вопросы он должен определить, с кем именно он разговаривает: с человеком или компьютерной программой. Задача компьютерной программы – ввести человека в заблуждение, заставив сделать неверный выбор. Все участники теста не видят друг друга, и беседа ведется в режиме «только текст», например, с помощью клавиатуры. Если человек не может сказать определенно, кто из его собеседников является человеком, то считается, что машина прошла тест. До настоящего времени ни одна компьютерная программа пока не прошла этот тест, на основании чего, однако, нельзя сделать вывод, что такие программы не появятся в будущем. Когда такая программа появится, факт её существования можно интерпретировать как положительный ответ на сформулированные выше вопросы. При этом следует понимать, что под тождественностью интеллекта человека и машины понимается не их физическая однородность – мозг человека состоит из высокомолекулярного органического вещества, а компьютер из неорганического, – а функциональный изоморфизм.

Необходимо заметить, что далеко не все согласны с предложенными Тьюрингом критериями для решения вопроса о тождественности человеческого и машинного интеллекта. В частности, американский философ Джон Сёрль (род. 1932) в статье «Разум, мозг и программы» выдвинул аргумент против теста Тьюринга, известный как мысленный эксперимент «Китайская комната». По мнению Сёрля, компьютерная программа обрабатывает информацию совсем по другому, нежели человек. Различие состоит в том, что программа в отличие от человека просто манипулирует символами и не понимает их значения, поэтому её нельзя назвать разумной в человеческом смысле этого слова. Вот как сам Сёрль описывает эксперимент «Китайская комната» в одной из своих статей. «Возьмём, например, какой-нибудь язык, которого вы не понимаете. Для меня таким языком является китайский. Текст, написанный по-китайски, я воспринимаю как набор бессмысленных каракулей. Теперь предположим, что меня поместили в комнату, в которой расставлены корзинки, полные китайских иероглифов. Предположим также, что мне дали учебник на английском языке, в котором приводятся правила сочетания символов китайского языка, причём правила эти можно применять, зная лишь форму символов, понимать значение символов совсем необязательно. Например, правила могут гласить: «Возьмите такой-то иероглиф из корзинки номер один и поместите его рядом с таким-то иероглифом из корзинки номер два». Представим себе, что находящиеся за дверью комнаты люди, понимающие китайский язык, передают в комнату наборы символов и что в ответ я манипулирую символами согласно правилам и передаю обратно другие наборы символов. В данном случае книга правил есть не что иное, как «компьютерная программа». Люди, написавшие её, – «программисты», а я играю роль «компьютера». Корзинки, наполненные символами, – это «база данных»; наборы символов, передаваемых в комнату, это «вопросы», а наборы, выходящие из комнаты, это «ответы». Предположим далее, что книга правил написана так, что мои «ответы» на «вопросы» не отличаются от ответов человека, свободно владеющего китайским языком. Например, люди, находящиеся снаружи, могут передать непонятные мне символы, означающие «Какой цвет вам больше всего нравится?» В ответ, выполнив предписанные правилами манипуляции, я выдам символы, к сожалению, мне также непонятные и означающие, что мой любимый цвет синий, но мне также очень нравится зелёный. Таким образом, я выдержу тест Тьюринга на понимание китайского языка. Но все же на самом деле я не понимаю ни слова по-китайски. К тому же я никак не могу научиться этому языку в рассматриваемой системе, поскольку не существует никакого способа, с помощью которого я мог бы узнать смысл хотя бы одного символа. Подобно компьютеру, я манипулирую символами, но не могу придать им какого бы то ни было смысла»^[91].

Для того чтобы определить, кто прав: Тьюринг или Сёрль, необходимо предварительно определить, что такое «понимание значения» и решить, нельзя ли последнее представить как вид «манипуляции символами».

Для функционального анализа психики и сознания характерно не только буквальное, непосредственное сопоставление человека и машины – как это делается в тесте Тьюринга, – но с ним связан и более широкий методологический подход, основанный на принципе «машинной метафоры», когда человек, его тело, психика и сознание, понимаются как сложная целесообразно устроенная и взаимосогласованная система. С позиции данного подхода не имеет значения, что из себя представляет человек как субстрат: состоит ли он из души и тела или, допустим, из швейцарского сыра, ибо главным в анализе является совсем другое, а именно выяснение того, почему и зачем существуют те или другие психические или соматические реакции организма как сложной целесообразно устроенной системы. Подобными вопросами задается, в частности, современный американский логик и философ Хилари Патнэм (род. 1926).

В статье «Природа ментальных состояний» Патнэм пытается ответить на вопрос: какое значение для организма имеет факт переживания определенного ментального состояния, в частности, боли. По мнению Патнэма, феномен боли как ментальное состояние, т.е. как определенное переживание, может быть понят, если его рассмотреть как определенное функциональное состояние всего организма. При этом он отвергает взгляд, что ментальные состояния по сути своей тождественны сопровождающим их физическим реакциям, как полагал, например, К. Гемпель. Субъективное переживание определенного ментального состояния значимо для организма, так как через факт переживания того или иного состояния до организма доводится определенная значимая для него информация, побуждая его реагировать соответствующим образом. В частности, переживание боли существует для того, что бы организм на основе этого переживания мог отличить то, что для него благоприятно от того, что ему следует избегать.

Определенные субъективные переживания – если смотреть на них с функциональной точки зрения – подобны определенным датчикам или алгоритмам, которые информируют систему о её внутренних и внешних состояниях. То есть, если, например, возникает ощущение голода или жажды, то, значит, организм нуждается в питании и жидкости. Если бы этих субъективных переживаний не было, то и соответствующие им объективные, физико-биологические факторы не подверглись бы изменениям в том направлении, которое было бы полезно для организма как целого.