Сознание как функция

Дуалистический, идеалистический и материалистический подходы к изучению сознания не ограничиваются описанием проявлений сознания, а претендуют на выявление сущности этого феномена. В отличие от этих подходов функциональный анализ не ставит вопрос о сущности, но ограничивается описанием механизмов деятельности сознания. Другими словами, функциональный подход, исследуя феномен сознания, не ставит вопрос «Что такое сознание?», а вместо этого спрашивает «Как функционирует сознание?» и «Для чего оно нужно?».

В истории новейших философии и психологии существует несколько относительно независимых подходов к изучению психики и сознания в рамках функциональной парадигмы. Среди них, в частности, можно выделить следующие: 1) бихевиоризм, 2) феноменология, 3) исследования искусственного интеллекта в рамках аналитической философии.

Бихевиоризм

Бихевиоризм – это направление в психологии, которое ставит перед собой задачу объяснения наблюдаемого поведения животных и человека. Основоположник бихевиоризма американский психолог Джон Уотсон (1878 – 1958) в статье «Психология с точки зрения бихевиориста» высказал мысль, что психология должна быть одной из естественных наук. Следовательно, она как любая отрасль естествознания, должна описывать, объяснять и предсказывать эмпирически наблюдаемые факты поведения и не должна пользоваться методом интроспекции, так как данные получаемые на основе самонаблюдения, не могут быть однозначно интерпретированы. По словам Уотсона, вследствие использования метода интроспекции «мы так запутались в спекулятивных вопросах об элементах ума, о природе содержаний сознания…, что я как ученый-экспериментатор чувствую, что есть что-то ложное в самих предпосылках и проблемах, которые из них вытекают. Нет полной уверенности в том, что мы все имеем в виду одно и то же, когда используем термины, распространённые теперь в психологии. Возьмем, например, проблему ощущений. Ощущения определяются в терминах своих качеств. Один психолог устанавливает, что зрительные ощущения имеют следующие свойства: качество, протяженность, длительность и интенсивность. Другие добавляют к этому ясность, еще кто-то – упорядоченность. Я сомневаюсь, может ли хоть один психолог соотнести то, что он понимает под ощущением, с тем, что понимают под этим три других психолога, представляющие различные школы»^[84].

Приверженность психологии методу интроспекции Уотсон связывал с тем, что эта наука еще не полностью освободилась от философского представления о сознании, которое на самом деле есть ни что иное, как старое замаскированное религиозное представление о «душе». Поскольку при объективном изучении человека нельзя наблюдать ничего такого, что можно было бы назвать «сознанием», «чувствованием», «ощущением», «воображением», «волей», постольку нельзя считать, что эти термины указывают на какие-либо подлинные и научно значимые феномены.

По мнению Уотсона, настоящая, научная психология должна исходить из следующих соображений: 1) из наблюдаемого факта, что организмы, как человека, так и животного приспосабливаются к своему окружению посредством врожденного и приобретенного набора поведенческих актов; 2) из очевидного положения, что некоторые стимулы вызывают реакции организма. Таким образом, психология, с точки зрения бихевиоризма, должна быть наукой о наблюдаемом поведении, а не о сознании и связанных с ним ментальных состояниях, так как последние не даны объективно.

Согласно Уотсону, «наблюдения над поведением могут быть представлены в форме стимулов (С) и реакций (Р). Простая схема С – Р вполне пригодна в данном случае. Задача психологии поведения является разрешенной в том случае, если известны стимул и реакция. Подставим, например, в приведенной формуле вместо С прикосновение к роговой оболочке глаза, а вместо Р мигание. Задача бихевиориста решена, если эти данные являются результатом тщательно проверенных опытов»^[85]. Конечно, человеческое поведение включает в себя и более сложные феномены, чем моргание глаза, однако, по мнению Уотсона, в принципе любая человеческая реакция может быть описана в терминах «стимул-реакция».

Слабым местом в схеме, которую предложил Уотсон, было то, что при таком подходе целостный по своей сути акт поведения сводился к совокупности отдельных элементарных ответов на стимулы. Целостность поведения состоит в том, что последнее изначально представляет собой систему связанных единой целью элементарных реакции и поэтому не может быть сведено к простой сумме последних. Например, если я хочу осуществить такой «простой» поведенческий акт, как переход из одной комнаты в другую, то для того, чтобы его осуществить, у меня уже должен быть изначальный план действий, который и приведет к реализации намеченной цели. Все элементарные усилия и реакции моего тела уже изначально предопределены этой целью. В частности, все мышечные движения, которые я осуществляю в процессе реализации этого акта, возникают не случайно, а лишь как элементы в реализации заранее намеченной программы.

Эдвард Толмен (1886 – 1959), другой представитель бихевиористской школы в психологии, обратил внимание на подобные факты и в связи с этим уточнил бихевиористское представление о поведении. Он предположил, что между стимулом и ответной реакцией организма существует система внутренних процессов, в соответствие с которой и осуществляется реакция организма, а не прямо – как непосредственный ответ на стимул. В статье «Поведение как молярный феномен» Толмен, используя в качестве метафоры естественнонаучные понятия «молекулярность» и «молярность», с их помощью показал отличие своего понимания поведения от того, которого придерживался Уотсон. Концепцию поведения Уотсона Толмен назвал «молекулярной» в том смысле, что в её основе лежит представление об элементарных действиях, простых стимулах и реакциях, т.е. как бы «атомах», из которых строится поведение. Свою же теорию он назвал «молярной» в том смысле, что поведение изначально целостно или, как писал сам Толмен, «как свойства воды в мензурке не устанавливаются каким-либо путем до опыта из свойств отдельных молекул воды, так и никакие свойства актов поведения не выводимы прямо из свойств, лежащих в их основе и составляющих их физических и физиологических процессов»^[86].

По мнению Толмена, принцип поведения как «молярного» феномена может быть раскрыт через описание трех взаимосвязанных между собой факторов:

1) Поведение характеризуется направленностью на цель или исходит из целевой ситуации. Полное определение любого отдельного акта поведения требует отношения к некоторому специфическому объекту – цели или объектам, на которые этот акт направлен. Например, поведение крысы, заключающееся в «пробежках по лабиринту», имеет в качестве своей первой и, может быть, главной характеристики то, что оно направлено на пищу.

2) Поведение, направленное на цель или исходящее из нее, характеризуется не только направленностью на целевой объект, но также и специфической картиной обращения с вмешивающимися объектами, используемыми в качестве средств для достижения цели. Например, пробежка крысы направлена на получение пищи, что выражается в специфической картине пробежки по каким-то одним коридорам, а не по другим. Поведение человека состоит не только в факте возвращения со службы домой. Оно характеризуется также специфической картиной обращения с объектами, выступающими в качестве средств для достижения цели, например, машиной, дорогой и т. д.

3) Акт, направленный на специфический целевой объект или исходящий из него, вместе с использованием объектов в качестве средств характеризуется также селективностью, избирательностью, выражающейся в большей готовности выбирать средства, ведущие к цели более короткими путями. Например, если крысе даются два альтернативных объекта-средства, ведущих к данной цели, один более коротким, а другой более длинным путем, она будет в этих условиях выбирать тот, который ведет к цели более коротким путем. То, что справедливо для крыс, будет справедливо – и выступает более ясно – для более развитых животных, а также для человека. Когда животное встречается с альтернативами, оно всегда быстрее или медленнее приходит к выбору той из них, которая, в конце концов, приводит к целевому объекту или к его избеганию в соответствии с данной потребностью, причем более коротким путем.

Феноменология

Принципы феноменологии как направления в современной философии были сформулированы немецким философом Э. Гуссерлем. Основной задачей феноменологии является описание механизма функционирования сознания с точки зрения самого сознания^[87]. Ключевым понятием феноменологии является понятие об интенциональности или направленности сознания на предмет. Учение об интенциональности как специфической деятельности сознания направлено против представлений о нем как неком вместилище – будь то «tabula rasa» Локка или «res cogitans» Декарта – которое то ли наполняется представлениями из внешнего мира, то ли находит их в себе в уже готовом виде. Кроме того данное учение выступает против ассоцианизма, трактовавшего психические феномены подобно физическим^[88].

Понятие интенциональности было известно в философии уже ранее, в частности, им пользовались в Средние века, однако в истории новейшей философии к нему впервые обратился психолог и философ Ф. Брентано, который считал, что психология не должна ограничиваться изучением отдельных, изолированных явлений сознания, таких как, например, ощущения. Дело в том, что во времена Брентано в психологии было широко распространено представление, что феномены сознания необходимо изучать аналитически, т.е. для того, чтобы понять какое-либо сложное психическое явление, его следует разложить на более простые составляющие его части. Например, для того, чтобы понять восприятие, его надо разложить на отдельные ощущения, а для того чтобы понять сознание, его надо разделить на отдельные функции, такие, как память, мышление, волевые акты и т.д.

По мнению же Брентано, сознание изначально представляет собой некоторую целостность, а в основе его работы лежит деятельность по установлению определенных отношений или, как говорил Брентано, интенций. Интенциональность – это отношение сознания к своему предмету, направленность на него. Соответственно тому, каков тип отношения сознания к предмету, Брентано различал три основных класса психических феноменов: представления (предмет как бы является сознанию); суждения (предмет утверждается, если он истинен, и отрицается, если он ложен); чувства, стремления (связаны с желанием или нежеланием, обязательно отнесенным к какому-либо предмету).

Э. Гуссерль заимствовал понятие интенциональности сформулированное Брентано, однако уточнил его. В рамках понятия об интенциональности Гуссерль предложил чётко разделять имманентный сознанию интенциональным акт, который он назвал «ноэзой», и также имманентный[89] сознанию интенциональный предмет, «ноэму». Ноэтический момент интенциональности или ноэза есть осмысливающая направленность сознания на объект, который, в свою очередь, как носитель мыслимого содержания есть ноэма.

С точки зрения феноменологии, сознание не находит предметы мысли, а конструирует, или, как говорят феноменологи, конституирует их. Интенциональный акт – ноэза – это акт придания предмету определенного смысла. Смысл – это то значение или, другими словами, то содержание, которое имеется в виду. В частности, в случае формально-рационального мышления, которое рассматривается в логике, можно говорить о смысле понятия, суждения и умозаключения. Смысл понятия – это его содержание или мыслимые признаки. Например, смысл понятия «стол» раскрывает следующие мыслимые признаки: «предмет мебели в виде широкой горизонтальной доски на одной или нескольких ножках, на который кладут или ставят что-либо».

Один и тот же объект, например, город Российской Федерации «Санкт-Петербург» можно мыслить совершенно по-разному, думая об одних или других его признаках. В частности, его можно мыслить как «город, где находится Конституционный суд РФ», как «город, где расположен памятник «Медный всадник» скульптора Фальконе», как «место, где я учился», как «Северную столицу России», как «Некогда великий город ныне с провинциальной судьбой» и т.д. «Ноэмой» в данном примере будет понятие «город Российской Федерации «Санкт-Петербург» (т.е. то, что мы думаем именно об этом городе, а не, допустим, о Москве), а «ноэзой» – то, как именно мы о нем думаем, на какие именно признаки направлено наше внимание (думаем о городе в связи с Конституционным судом, «Медным всадником» и т.д.).

Смысл суждения состоит в утверждении или отрицании связи между его элементами – субъектом и предикатом. О процедуре интенционального конституирования смысла можно говорить не только в связи с формально-рациональной деятельностью сознания (логика), но также в связи с этико-эстетическими представлениями и оценками, категориальным аппаратом какой-либо сферы знания, а также в связи с картиной мира, в рамках какого-либо мировоззрения. В частности, в случае эстетического отношения конституируемый смысл выражается в таких оценках предмета созерцания, которые переживаются, допустим, как чувства «прекрасного» или «безобразного».

Хотя деятельность сознания интенциональна, однако, само оно может и не знать об этом. Если это так – значит, сознание находится в т.н. «естественной установке». Находится в естественной установке – значит воспринимать мир («мир», в данном случае, – это вообще всё, о чем можно знать что-либо) как нечто готовое, раз и навсегда установленное и поэтому кажущееся «объективным». С точки зрения феноменологии, естественная установка это наивный взгляд на мир, который верит, что вещи в их отношениях существуют вне нас как что-то готовое. Находится в естественной установке – значит думать, что все смыслы уже определены, что всё, в том числе, люди, общества, положения дел и т.д. уже существует как что-то известное и оно уже наделено соответствующими ценностными характеристиками.

Феноменология видит свою задачу в разоблачении наивности естественной установки, которая может быть осуществлена при помощи специфической процедуры, которая называется «феноменологической редукцией». Смысл этой процедуры состоит в том, что необходимо отказаться от некритического принятия готовых и еще не осознанных суждений о внешнем мире. «Внешний мир» – как мы уже говорили – это всё множество уже готовых, ранее сформулированных идей и способов интерпретации действительности.

Следует заметить, что феноменология вовсе не утверждает, что внешнего мира нет или, что уже готовые способы его интерпретации являются ложными. Она как раз не знает этого и поэтому предлагает воздержаться от принятия готовых суждений относительно мира, для того чтобы их проверить. Возможность проверки этих суждений связана с тем, что они являются продуктами деятельности других сознаний. Если это так, то тот, кто обладает собственным сознанием – тем орудием, которое и конституирует внешний мир готовых интерпретаций – вовсе не обязан соглашаться, брать на веру то, что создали другие, так как он сам может посредством своего сознания попробовать удостовериться, проверить, действительно ли дело обстоит так, как об этом говорят другие.

Цель феноменологической редукции можно разъяснить следующим образом. Допустим, в рамках теории права утверждается, что существуют т.н. «естественные права», а в рамках естественнонаучных представлений говорится, что существуют мельчайшие, далее неразложимые частицы материи. С точки зрения феноменологического подхода нельзя ни соглашаться, ни не соглашаться с этими утверждениями, но их надлежит проверить. Дело в том, что и концепция «естественного права» и теория о существовании мельчайших частиц – это определенные идеи, представления, которые были сформулированы человеческим умом. Процедура проверки этих представлений состоит в повторном осознании тех мысленных процедур, которые привели к их появлению. Ведь, с точки зрения феноменологии, как мы уже говорили, любые идеи и представления – это не то, что существовало всегда, но смыслы, которые создаются человеческим сознанием в процессе его деятельности. Если это так, то, следовательно, можно говорить о каких-то мотивах и других предпосылках, например, о других, возможно, более общих представлениях, которые и привели к формулировке тех идей, достоверность которых мы хотим проверить. Проверить эти представления – значит попытаться самому осуществить тот ход мысли, который был проделан ранее. В результате этой процедуры, возможно, мы поймем, как они возникли и решим, являются ли они истинными, но, возможно, будут обнаружены и ошибки^[90].