ПРОГРЕСС КАК ПРОБЛЕМА

Широко распространено мнение (в том числе среди студентов), будто понятие прогресса «марксистское», чисто идеологическое, применявшееся с целью дезориентировать людей при сравнении «социализма» и «капитализма», и что ныне нужно это понятие отбросить как социально вредное.

Однако понятие прогресса не Марксом придумано, оно существовало и до него; с его именем связана лишь особая его трактовка.

Русский социолог П. А. Сорокин отмечал: "Проблема прогресса представляет собой одну из наиболее сложных, трудных и неясных научных проблем. Принимая различные названия в течение истории… она уже давно привлекла к себе внимание человеческой мысли и давно уже стала предметом исследования".

Понятие прогресса оказывается нужным науке в первую очередь истории, социологии, философии, и нужным по ряду соображений. Одно из таких пояснений мы встречаем в работах известного историка Н. И. Кареева (1850–1931). Он спрашивал: какое значение имеет понятие прогресса? И отвечал: понятие прогресса должно дать идеальную мерку для оценки хода истории, без каковой оценки невозможен суд над действительной историей, невозможно отыскание ее смысла. "Нет ничего абсолютно совершенного, – писал он, – есть только именно такие относительные и сравнительные совершенства, а их мы можем расположить в известном порядке… по степени их удаления от несовершенного и приближения к совершенному с нашей точки зрения… Применяя этот идеальный порядок к последовательности исторических фактов, мы оцениваем ход истории как совпадающий или не совпадающий с этим идеальным порядком, т. е. как прогрессивный или регрессивный, и, подводя общий итог, высказываем свой суд над целым действительной истории, определяем его смысл".

Следует принять констатацию этим историком (кстати, он не марксист; до революции 1917 года – активный деятель партии кадетов) того исторического факта, что сама идея прогресса зародилась еще в античное время. В психологическом плане, подчеркивал Н. И. Кареев, у идеи прогресса "было два источника: наблюдения над действительностью и чаяния лучшего будущего". Раньше всего идея эта вытекала из наблюдений, причем прежде всего над умственной сферой. Об умственном прогрессе писали философы и ученые древности, отцы церкви и сектанты, схоласты и гуманисты. Все были согласны в том, что такой прогресс сводится к расширению и углублению знаний, к выработке более правильных понятий, к увеличению власти над природой. Наряду с этим прогресс в нравственной сфере или игнорировался, или отрицался; некоторые даже доказывали нравственный регресс. Но возникновение христианства положило начало новой, все усиливавшейся тенденции. «Христианство явилось как моральное обновление мира с верою в нравственный прогресс… писатели этой эпохи создали два разных представления о прогрессе: одно ограничивалось только внутренним миром человека, другое соединено было с мечтаниями о наступлении царства Бо‑жия на земле и в нем новых общественных порядков. Прогресс общественный рассматривался как естественное и необходимое требование морального идеала».

Итак, уже много столетий назад начала формироваться идея прогресса. На заре развития человеческой цивилизации обозначились контуры двух направлений в трактовке прогресса – одно, если говорить современным языком, сциентистское, констатирующее, описательное и другое – аксиологическое, ценностное. В первом констатация умственного прогресса была дополнена в дальнейшем констатацией прогресса в органической природе, в экономике, в технических приспособлениях и т. п.

В середине XVIII столетия выступлениях французского философа и экономиста А. Р. Ж. Тюрго оба названных направления слились воедино. Тюрго характеризовал прогрессы в экономике, политических структурах, в науке, в духовной сфере. Между прочим, он указал на три стадии культурного прогресса: религиозную, спекулятивную, научную (эта идея впоследствии была развита основоположником позитивизма О. Контом). Политический оптимизм идеологов буржуазии проявился достаточно ярко в этой идее прогресса, которую разделяли также Ж.‑А. Кондорсе, Ж.‑Ж. Руссо и другие просветители второй половины того столетия В их трудах указывались и противоречия прогресса социального характера, несовместимость с ним, прежде всего, феодальных режимов. "Тирания, – отмечал Тюрго, – подавляет умы тяжестью своего режима". По Руссо, прогресс противоречив в том плане, что разрушает целостность и гармоничность человеческой личности и превращает человека в односторонность, в человека‑функцию. Французская буржуазная революция конца XVIII века совершалась под флагом борьбы за прогресс.

В XIX столетии усилились факторы, воздействовавшие на то направление в концепции прогресса, которое стремилось «беспристрастно» описывать, или констатировать, объективные явления. Таковой в сфере познания живой природы стала эволюционная теория. Первое направление все больше превращалось в сциентизированное направление прогресса, свободное от ценностей, идеалов, «субъективизма». Наряду с ним философизировалось второе направление, внутри которого стала разрабатываться теория ценностей. Один из виднейших представителей неокантианства Г. Риккерт настаивал на ценностном характере прогресса, отвергая возможность прогресса в природе. Он подчеркивал положение о том, что понятие прогресса имеет ценностный характер, а понятие эволюции дает индифферентный к ценности ряд изменений.

Оригинальной концепцией прогресса, в которой неразрывно были связаны оба подхода, явилась теория русского писателя и философа второй половины XIX в. К. Н. Леонтьева. С одной стороны, он исходил из необходимости борьбы с ростом энтропии, провозглашал важность процессов, ведущих к разнообразию, на этой основе – к единениям, а с другой – не мыслил прогресс без эстетического аспекта, без контрастности человеческих чувств (добра и зла, красоты и уродства и т. п.). Равенство, подчеркивал он, есть путь к небытию; стремление к равенству, единообразию гибельно. Между тем, такого рода прогресс многим по душе. Этот эгалитарный прогресс есть прогресс уравнительный, смешивающий многоцветие жизни в монотонности, однообразии, усредненности существования, вкусов и потребностей. Эгалитарный прогресс возвращает человечество к его исходной точке – к зоологической борьбе за равное право победить другого, за равное право на зависть, ненависть, разрушение. Противоположностью равенства, т. е. однообразия, выступает единство многообразия. С точки зрения устойчивости организации, сохранения жизни, государства, всякое удержание разнообразия, мно‑гоцветия, неравенства живительны для них. Сам Бог хочет неравенства, контраста, разнообразия. К. Н. Леонтьев открывает как бы предустановленную гармонию законов природы и законов эстетики, т. е. признает эстетический смысл природной жизни. Он считает, что прогрессу в природе соответствует и основная мысль эстетики: единство в разнообразии, так называемая гармония, в сущности, не только не исключающие борьбы и страданий, но даже требующие их. В прогресс, по мнению К. Н. Леонтьева, надо верить, но не как в улучшение непременно, а как в новое перерождение тягостей жизни, в новые виды страданий и стеснений человеческих. Правильная вера в прогресс должна быть пессимистической, неблагодушной, все ожидающей какой‑то весны. В целом прогресс – это постепенное восхождение к сложнейшему, постепенный ход от бесцветности, от простоты к оригинальности и разнообразию, увеличению богатства внутреннего. Высшая точка развития есть высшая степень сложности, объединенной неким внутренним деспотическим единством. Спасение мира – в расширении и упрочении разнообразия.

К началу XX века понятие прогресса уже глубоко вошло в науку, особенно в социологию, историю, философию. Со времени Кондорсе и О. Конта сделалось своего рода правилом (констатировал П. А. Сорокин), чтобы каждый социолог давал свой ответ на вопрос: что такое прогресс? Многие социологические доктрины почти исчерпываются теорией прогресса. "Но не только в сфере научного исследования социальных явлений посчастливилось термину прогресса; не менее популярен он, – указывает П. А. Сорокин, – и в области обычной житейской практики. Кто только не говорит теперь о прогрессе и кто только не ссылается на прогресс! Государственный муж, посылающий на виселицу десятки людей, гражданин, протестующий против подобных актов, защитник существующих устоев и революционер, разрушающий их, – все они в конце концов ссылаются на прогресс и оправдывают свои действия "требованиями и интересами прогресса". Каждый из них дает свою «формулу» прогресса и наряжает его по своему собственному вкусу. При таком положении дела не мудрено, что число «теорий» прогресса возросло до невероятности". С обзором основных теорий прогресса, сложившихся в науке к началу XX века, можно познакомиться по сборнику статей «Новые идеи в социологии. Сб. 3. Что такое прогресс». СПб., 1914 (здесь помещены статьи: П. А. Сорокин. «Обзор теорий и основных проблем прогресса», Е. В. де Роберти. «Идея прогресса», П. Колле. «Общественный прогресс», Ф. Бюссон. «К вопросу о политическом прогрессе» и др.).

Несмотря на растущее число теорий, и в XX столетии можно все‑таки видеть два основных направления разработки проблемы: сциентистское и аксиологическое; в некоторых из концепций предпринимаются попытки синтезировать направления; есть теории, ставящие под сомнение саму идею прогресса или даже отвергающие ее.

Имеются концепции, которые лишь на первый взгляд отвергают наличие прогресса, но которые оказываются фактически направленными лишь против упрощенных представлений о прогрессе и раскрывающими новые стороны и уровни этого явления. Одна из таких концепций представлена в трудах С. Л. Франка.

Он отмечает, что имеется ложный тип философии истории (или философии прогресса), заключающийся в попытке понять последнюю цель исторического развития, то конечное состояние, к которому она должна привести и ради которого творится вся история; все прошедшее и настоящее, все многообразие исторического развития рассматривается здесь лишь как средство и путь к этой конечной цели. Человечество, согласно этому воззрению, беспрерывно идет вперед, к какой‑то конечной цели, к последнему идеально завершенному состоянию, и все сменяющиеся исторические эпохи суть лишь последовательные этапы на пути продвижения к этой цели. В таком воззрении конечное идеальное состояние есть произвольная фантазия, утопия, даже если в них отражены устремления целой эпохи. С. Л. Франк пишет: "Если присмотреться к истолкованиям истории такого рода, то не будет карикатурой сказать, что в своем пределе их понимание истории сводится едва ли не всегда на такое ее деление: 1) от Адама до моего дедушки – период варварства и первых зачатков культуры; 2) от моего дедушки до меня – период подготовки великих достижений, которые должно осуществить в мое время; 3) я и задачи моего времени, в которых завершается и окончательно осуществляется цель всемирной истории. Но не только в этом заключается несостоятельность этой философии истории. "Если даже допустить, – считает С. Л. Франк, – что человечество действительно идет к определенной конечной цели и что мы в состоянии ее определить, само представление, что смысл истории заключается в достижении этой цели, в сущности, лишает всю полноту конкретного исторического процесса всякого внутреннего, самодовлеющего значения. Упования и подвиги, жертвы и страдания, культурные и общественные достижения всех прошедших поколений рассматриваются здесь просто как удобрение, нужное для урожая будущего, который пойдет на пользу последних, единственных избранников мировой истории. Ни морально, ни научно, – заключает С. Л. Франк, – нельзя примириться с таким представлением".

В отношении общества следует применять, с нашей точки зрения, комплексный критерий прогресса. Фактически каждая сфера общества требует своего специфического критерия, и только в своей совокупности эти критерии способны наиболее полно охарактеризовать ту или иную общественную систему, степень ее прогрессивности по сравнению с другими общественными системами.

Важную роль играет производство, уровень развития производительных сил, степень информатизации общества.

Но производство, как мы знаем, связано и с отношениями между людьми, с обменом информацией. Производительность труда во многом определяется человеческим элементом производительных сил. Без человека не может осуществляться ни роботизация, ни автоматизация производственных процессов. Подобным же образом, если не в большей мере, производство обусловливается информатизацией и компьютеризацией общества, что тоже тесно связано с человеком, с его физическим и интеллектуальным трудом. Однобоко ориентированная экономика в ущерб развитию человека, его духовных потенций отрицательно влияет на развитие страны. Свободный труд есть характеристика производственных отношений, и степень свободы труда должна приниматься в расчет при характеристике степени совершенства общественной системы.

Социальное развитие идет в конечном итоге в направлении гармонизации интересов общества и интересов индивида. Общество и индивид одновременно могут и должны выступать друг для друга средством и целью. Немецкий философ‑просветитель второй половины XVIII века И. Г. Гердер говорил: "Человечность есть цель человеческой природы". Не может быть прогрессивной система, подавляющая интересы людей, не позволяющая развернуться их духовным способностям.

Все прогрессы – реакционны,

Если рушится человек.

Гармоничное развитие индивидов, их способностей к творчеству (что имеет место даже вопреки явлениям отчуждения) наращивает духовный, общекультурный потенциал общества, ведет к ускорению нравственного и культурного прогресса общества.

В философской и религиозно‑христианской традиции большое место занимало представление как о нравственном усовершенствовании человека, так и о росте добра, об увеличении счастья в мире. Американский социолог второй половины XIX – начала XX веков Л. Ф. Уорд писал: "Так как конечную цель человеческих усилий составляет счастье, то истинный прогресс непременно должен быть к нему направлен. Поэтому прогресс состоит в увеличении человеческого счастья, или, с отрицательной стороны, в уменьшении человеческих страданий". Русский философ XX столетия Н. А. Бердяев считал, что сущность общественного прогресса – увеличение добра и уменьшение зла. П. А. Сорокин указывал как на недопустимость игнорирования счастья, так и на преувеличение его значимости в составе прогресса. Если считать этот принцип единственным, писал он, то социальное развитие будет иметь целью выращивание самодовольных и счастливых свиней; а может быть, им предпочесть страдающих мудрецов? Касаясь безоценочных критериев прогресса (дифференциации и интеграции, принципа экономии и сохранения сил, роста социальной солидарности и др.), П. А. Сорокин показывал, что без принципа счастья они не позволяют уловить реального совершенствования общества; введение же принципа счастья в состав критериев прогресса должно внести поправки, или коррективы, в остальные критерии и дать целостный их синтез. «Все критерии прогресса, какими бы разнообразными они ни были, – подчеркивал он, – так или иначе подразумевают и должны включать в себя принцип счастья».

Итак, одним из критериев общественного прогресса является увеличение в обществе счастья и добра (т. е. уменьшение страдания и зла).

Мы приходим теперь к общему выводу относительно критериев общественного прогресса. Такими критериями являются:

1) степень информатизации, компьютеризации, электронизации, медиатизации общественной системы;

2) темы роста производства товаров и средств производства, в том числе компьютеров;

3) темпы роста услуг, в особенности в гуманитарной области (главным образом в здравоохранении, образовании и социальном обслуживании), а также в профессионально‑технической области;

4) степень свободы индивидов, занятых во всех сферах общества;

5) уровень демократизации общественной системы;

6) степень реальных возможностей для всестороннего развития индивидов и для проявления творческих потенций человека;

7) увеличение человеческого счастья и добра.

Удельный вес тех или иных критериев в общем их комплексе неодинаков на разных этапах социального развития по отношению к одной и той же стране: на каких‑то этапах на первый план может выступать, допустим, экономический критерий или политический. В настоящее время, как известно, в промышленно развитых странах темпы роста производства все больше оказываются в зависимости от экологической ситуации; стоит вопрос о пределах роста производства; этот критерий должен все больше уступать место другим критериям (например, при углублении процессов информатизации может встать проблема сдерживания экономического производства). В любом случае для более прогрессивной общественной системы характерна будет ориентация, прежде всего, на обеспечение человеческого счастья в обществе. Такая ориентация, причинно воздействуя на другие стороны общественного развития (экономическую, политическую в том числе), может дать гармонично развивающуюся систему.

Поскольку в общем комплексе критериев общественного прогресса ведущее место занимает гуманитарный вектор, постольку этот комплекс в целом может быть назван гуманитарным критерием.

В подтверждение правильности такого вывода приведем соображения компетентных специалистов. А. И. Ракитов отмечает, что найти инвариантные ценности, способные послужить, так сказать, транзитивным основанием критерия социально‑исторического прогресса, оказывается совсем не простой задачей, ибо такого рода ценности не лежат на поверхности, и, будучи действительно общезначимыми по своему существу, по имплицитной вмонтированности в историю человечества, могут оказаться не только не общепринятыми, но даже и не вполне осознанными. И все же анализ истории сменяющихся культур и цивилизаций показывает, что такие ценности существуют. И наиболее фундаментальными из них являются свобода и возможность самореализации, или, точнее, свобода как условие такой самореализации. Именно свобода как высшее проявление человечности есть та, быть может, никогда во всей своей абсолютной полноте не достижимая ценность, стремление к которой и возрастание которой составляют подлинное историческое содержание и меру социального прогресса, по отношению к которому технологический, интеллектуальный и экономический прогресс составляет лишь его условия, моменты и предпосылки.

Иначе говоря, можно считать, что гуманитарный критерий есть не только сторона (или вектор) каждого из вышеперечисленных критериев, но и ведущий самостоятельный критерий, по отношению к которому все остальные есть либо его конкретизация, либо условия и предпосылки.

Залогом прогресса, подчеркивают А. В. Иванов, И. В. Фотиева и М. Ю. Шишин (2001), может и должен стать переход от современной техногенно‑потребительской цивилизации (которую авторы справедливо называют "тупиковой") к духовно‑экологической, или ноосферной, цивилизации.

Существо этой цивилизации состоит в том, что научно‑технический прогресс, производство материальных товаров и услуг, политические и финансово‑экономические интересы должны быть не целью, а всего лишь средством гармонизации отношений между обществом и природой, подспорьем для утверждения высших идеалов человеческого существования: бесконечного познания, всестороннего творческого развития и нравственного совершенствования. В фундаменте духовно‑экологической цивилизации должны будут лежать, по крайней мере, три общечеловеческие ценности: во‑первых, признание безусловной значимости и необходимости защиты всех национальных идеалов и святынь, отвечающих только одному условию: они не должны оскорблять идеалы и святыни других культур; во‑вторых, постепенный переход антропоцентристской морали в природоцентристскую – т. е. взгляд на любые формы естественной природной эволюции (от минералов до биогеоценозов) не столько как на ресурс, сколько как на сокровище, вверенное человеку для сохранения и творческого приумножения; в‑третьих, понимание человека как духовно‑космического деятеля, имеющего не только безграничные возможности для роста сознания и духа и актуализации резервов своей телесно‑физиологической организации, но и несущего нравственную ответственность за эволюционные процессы на Земле и в Космосе; человек – это ключевая сила мирового бытия, духовно‑материальная сила.

Достижение устойчивого прогресса (на основе информатизации всего общества) будет служить важным, хотя и не единственным средством преодоления основных форм отчуждения (что мы уже рассматривали в специальной главе) и превращения человека из «одномерного» существа во всесторонне ("многомерно") гармонично развитую творческую Личность.

* * *

От критериев и целей прогресса вернемся, однако, к его общей характеристике. Для настоящего времени, как и для прошлых эпох, важное значение имеют диссонансы и противоречия прогресса. Э. Фромм отмечал один из противоречивых моментов социального прогресса: "Технически мы живем в атомном веке, в то время как большинство людей эмоционально живет в каменном веке, включая большинство тех, кто находится у власти".

Хотя прогресс и связывается в нашем представлении с гармоничным развитием, однако, в нем есть и дисгармонии, и конфликты, и отчуждение.

Прогресс всегда относителен. Для определения того, подчинены ли изменения той или иной подсистемы или системы в целом прогрессу, нужно устанавливать систему отсчета, ставить вопрос: по отношению к чему рассматривается ряд изменений? В результате одно и то же явление может быть одновременно и прогрессивным, и регрессивным: прогрессивным в одном отношении, регрессивным в другом.

Прогресс не абстрактен, но всегда конкретен, для его выявления требуется конкретный анализ. Прогресс связан с регрессом. И не только в том плане, что восходящая ветвь развития материальных систем рано или поздно переходит в нисходящую ветвь. Помимо этого, сама прогрессивная ветвь может совмещаться с временными отступлениями назад (как в случае контрреволюции в социальной области) или иметь возвраты на более высокой ступени развития (во всех случаях проявления спиралевидной формы развития). Прогресс связан с регрессом еще и вертикально, когда общий прогресс системы включает в себя регресс отдельных элементов, структур, функций. Диалектика реального такова, что каждый шаг в осуществлении возможностей, расширяя их диапазон в одних направлениях, закрывает возможности в других.

Из изложенного видно, что нет чистого, т. е. никак не связанного с регрессом, прогресса (как нет и чистой ветви нисходящего развития).

Прогресс всегда связан также с круговоротами (элементов, условий), с механическими движениями; не исключает реальный прогресс и хаотичности в отдельных сторонах материальных систем. Однако в прогрессе все эти изменения и образования подчинены главной тенденции развития материальной системы. В свою очередь, прогресс одной материальной системы, включенной в систему большего масштаба, может оказаться лишь стороной нисходящей ветви развития или круговорота системы большего порядка.

Существует множество концепций социального развития. Вкратце рассмотрим антропологическую, равновесно‑интеграционную, конфликтную и политизированную концепции. Антропологической модели развития присуща антисциентистская направленность – не в том плане, что отрицается значение науки вообще (как и техника), особенно для развития производства, но в том, что наука подвергается критике за рационалистическо‑негативное воздействие на духовность человека. Один из виднейших представителей экзистенциализма Ж.‑П. Сартр считает, что природа и техника есть сферы действия аналитического разума, в них действует механистичность. Диалектика – только в тотальности человеческого духа, в его противоречивом динамизме. Диалектическая необходимость связана с такими экзистенциальными измерениями бытия, как цель, выбор, проект, свобода, ответственность. Диалектика синтетична, природа (и техника) аналитична. Хотя явления природы и могут быть внутренне противоречивыми, их нельзя рассматривать как целостности. Подлинная диалектика – в человеческих отношениях и в отношениях людей к природе. Диалектика, по Ж.‑П. Сартру, включает, исходя из идеи целостности, глубокую понятность и самопросвечивание. В книге "Критика диалектического разума" он пишет: "Диалектику нужно искать в отношениях людей с природой, с "исходными условиями" и в отношениях людей между собой. Именно здесь ее источник как результирующей силы столкновения проектов". Человеческое бытие полностью раскрыто для диалектического разума; для него здесь нет никаких тайн. Отсюда и история общества интеллигибельна (т. е. постигаемая разумом или интеллектуальной интуицией, – в отличие от объекта, постигаемого при помощи чувств). Ж.‑П. Сартр подчеркивает, что диалектика не в природе, а в человеческих отношениях: «Единственная возможная интеллигибельность человеческих отношений диалектична… Наша История интеллигибельна для нас потому, что она диалектична».

Равновесно‑интеграционная концепция развития начала складываться с XVII века в целях объяснения общества. Ее главной идеей было представление об обществе как равновесной системе, все части которой сбалансированы между собой. Сначала общество уподоблялось физической равновесной системе, подчиняющейся третьему закону Ньютона, говорящему о равенстве и противоположной направленности действия двух тел друг на друга. Затем физикалистский редукционизм сменился биологическим (во второй половине XIX века), и общество стало рассматриваться преимущественно по аналогии с живым организмом, саморегулирующимся и устойчиво равновесным. В настоящее время в теорию равновесия включаются данные кибернетики, ее принципы. Наиболее видными представителями теории равновесия были Г. Спенсер, Ле Дантек, Л. Ф. Уорд. В последние десятилетия в западных странах она получила распространение благодаря трудам представителей школы структурно‑функционального анализа. Некоторые из них провозглашают порядок и устойчивость в обществе (кстати, небезосновательно) как гарантию успешности социальных изменений, возлагая надежду на преодоление социальных конфликтов и напряженностей на власть.

Основные положения теории равновесия (в ее классическом виде). 1. Равновесие абсолютно (в том смысле, что оно является преобладающим состоянием систем); борьба относительна. 2. Равновесие лишено противоречий; это положительное состояние; противоречия и борьба негативны, вредны для системы; 3. Нарушение равновесия происходит под воздействием внешних сил (или главным образом этих сил). 4. Преодоление противоречий осуществляется за счет приспособления системы к внешней среде (или ее элемента к ему противоположному), что обеспечивает нейтрализацию противоположностей и новое равновесие. 5. Развитие идет по формуле: Равновесие, – Неравновесие Равновесие.

В рассматриваемой теории абсолютизируется значение равновесного состояния систем. Такие системы действительно широко распространены в постиндустриальных странах. Но нужно отметить, что равновесие является необходимым моментом развивающихся систем и в природе. Для сложных систем с обратной связью характерна динамическая устойчивость, гомеостатичность. В общественной жизни равновесные состояния тоже не редкость, в том числе в сфере отношений между стратами, в сфере социально‑групповых межгосударственных отношений.

Недостаток теории равновесия прежде всего в том, что она рассматривает равновесные состояния как лишенные противоречий. Она прикрывает столкновение социальных сил там, где гармонии нет. Между тем во Франции первой половины XVII века, в России в октябре 1905 года и в период двоевластия с конца февраля до июля 1917 года хотя и наблюдалось равновесие, происходили классовые столкновения, свидетельствовавшие о наличии острых противоречий в социальной системе. Даже гармоничные отношения, как известно, есть не что иное, как единство противоположностей, т. е. форма, состояние противоречий.

Не соответствует действительности положение теории равновесия о том, что противоречия (конфликты) негативны, в принципе губительны для системы. Есть, конечно, противоречия, которые ведут к застою, к регрессу, к гибели системы. Но немало конфликтов и позитивных. Значение конфликтов для прогресса социальной системы может быть различным.

В современной западной социологии существует так называемая теория конфликта, абсолютизирующая конфликтность. В этой теории речь идет прежде всего о конфликтах поколений, наций, этнических, профессиональных групп и так далее, которые объявляются вечными. Главным источником конфликтов, по Р. Дарендорфу, является неизбежная в обществе система управления с ее господством и подчинением, с диалектикой власти и авторитета, порождающая столкновение интересов. Конфликт – неотвратимый процесс. Он ускоряется или замедляется благодаря ряду опосредующих структурных условий. Решение конфликта в какой‑то момент времени создает такое состояние структуры, которое при определенных условиях с неизбежностью приводит к дальнейшим конфликтам противоборствующих сил. "Вся социальная жизнь в целом есть конфликт", – утверждает Р. Дарендорф. По его мнению, не только в социальной жизни, но и везде, где есть жизнь вообще, наличествуют конфликты. Понятие «конфликт» становится центральным понятием философии. Конфликт существует для того, считает он, чтобы удовлетворять потребности системы в изменениях.

Другой представитель этой концепции – Л. Козер – критикует Р. Дарендорфа за то, что тот не придает должного значения позитивным функциям конфликта. С его точки зрения, многие процессы, которые, как обычно считается, разрушают систему, при определенных условиях укрепляют основы интеграции системы, а также ее приспособляемость к окружающим условиям. В любой социальной системе, полагает он, обнаруживаются отсутствие равновесия, конфликты, делающие социальную систему более гибкой; благодаря конфликтам усиливается способность системы избавляться от грозящих ей в будущем нарушений равновесия, т. е. от еще более острых конфликтов.

И тот, и другой абсолютизируют конфликты в социальном развитии. Они обосновывают такую схему развития: Кфл – Рвс – Кфл. Эта схема развития внешне противоположна схеме развития теории равновесия. Однако по существу они сходны. И та и другая разрывают единство и борьбу в процессе развития (хотя в первой абсолютизируется единство, во второй – борьба). Источник развития либо полностью, либо преимущественно выводится за пределы системы, неверно трактуется и разрешение противоречий, что искажает картину развития. К тому же конфликты конфликтам рознь. Они могут иметь разное значение для развития системы.

Единство противоположностей относительно – как равнодействие, равновесие, т. е. в количественном отношении. В качественном же аспекте, как взаимодополняемость и связь в составе целостной системы, единство противоположностей абсолютно. Итак, единство противоположностей и относительно, и абсолютно.

К числу наиболее значительных концепций развития XX века относится, несомненно, диалектико‑материалистическая концепция. Она сложилась еще в 40‑х годах прошлого столетия, и ее основоположниками являются К. Маркс и Ф. Энгельс. Молодой К. Маркс глубоко высветил проблему отчуждения человека, раскрыл новые его формы, причины, наметил основные пути его преодоления в обществе; он связал воедино индивидуальное и родовое, общечеловеческое. В центре его помыслов находился человек, духовный мир человека. Этот гуманистически направленный материализм сменился в дальнейшем политизированным материализмом, и проблема человека как индивида (и в родовой его сущности) была отодвинута на задний план; классовая партийность вела к ее устранению из философии вообще. Этот недостаток марксовой философии отмечают многие современные философы. Так, Ж.‑П. Сартр, высоко оценивая политэкономию К. Маркса (т. е. марксизм в собственном смысле слова) и создание К. Марксом материалистического учения об обществе, справедливо отмечал, что марксова диалектика не в состоянии разрешить диалектическую проблему соотношения единичного и общего в истории, что она исключает особенное, конкретное, единичное в угоду всеобщему и превращает людей в пассивные инструменты своего класса.

В трактовке всеобщих законов развития можно заметить некоторые акценты, навеянные, по‑видимому, "пролетарской партийностью" и, что уже отмечалось, крайне негативным отношением к частной собственности. К. Маркс считал, что такая собственность как основа буржуазного общества должна быть уничтожена. В "Манифесте коммунистической партии", написанном совместно с Ф. Энгельсом, заявлялось: "Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности". В «Капитале» аналогичный вывод сделан, между прочим, со ссылкой на диалектику, на закон отрицания отрицания как на закон диалектики.

Сопоставим эту установку на отрицание как уничтожение структуры одной из ступеней социального развития с общим пониманием характера поступательного развития и с сутью закона отрицания отрицания. Гегель так характеризовал поступательность развития: поступательное движение состоит в том, что "оно начинается с простых определенностей и что последующие определенности становятся все богаче и конкретнее. Ибо результат содержит в себе свое начало, и дальнейшее движение этого начала обогатило его (начало) новой определенностью… на каждой ступени дальнейшего определения всеобщее поднимает выше всю массу своего предыдущего содержания и ничего не теряет вследствие своего диалектического поступательного движения… но уносит с собой все приобретенное и уплотняется внутри себя". Само развитие, по Гегелю, триадично, связано с отрицанием‑снятием и синтезом. Главное в законе отрицания отрицания вовсе не уничтожение, а синтез, т. е. объединение всего того, что было на предыдущих этапах, и повтор на высшей ступени характерных черт, структуры исходной ступени (об этом см. наш учебник «Философия», главу XXV, 2). Этот момент связан с механизмом смены структур в прогрессивном развитии (см. главу XXV, 3). Применительно к политической практике, к социально‑экономическим структурам, где имеются лишь две последовательные их формы и возможность их синтезирования, диалектический подход должен был привести к установкам на объединение частной и общественной собственности при ведущей роли общественной.

В законе перехода количества в качество акцент был сделан в марксистской концепции на скачках‑взрывах (в содержании же его они соразмерны с постепенными скачками). У В. И. Ленина развитие "скачкообразное, катастрофическое, революционное"; другого типа скачки, во всяком случае явно, не учтены. И. В. Сталин постулирует в диалектике скачки‑взрывы еще более категорично; диалектика, указывает он, рассматривает развитие как такое, "которое переходит от незначительных и скрытых количественных изменений к изменениям открытым, к изменениям коренным, к изменениям качественным, где качественные изменения наступают не постепенно, а быстро, внезапно". Выдвижение на первый план скачков взрывного характера связано с абсолютизацией роли социальных революций.

С такой трактовкой закона перехода количества в качество связано и несколько своеобразное истолкование закона единства и борьбы противоположностей – в этой концепции чувствуется идея конфликтности, ныне разрабатываемая в конфликтной модели диалектики. Акцент делается на <