Эстетическое сознание. Искусство

В своей жизни человек постоянно сталкивается с окружающими его явлениями, с другими людьми, с разными социальными структурами и так или иначе, сознательно или неосознанно ("автоматически") оценивает их под призмой своих представлений о прекрасном, безобразном, комическом, трагическом.

Эстетическое сознание подразделяется на объективно‑эстетическое и субъективно‑эстетическое. Объективно‑эстетическое связано с гармонией свойств, симметрией, ритмом, целесообразностью, упорядоченностью, оптимальностью функционирования систем. Субъективно‑эстетическое предстает в форме эстетических вкусов, чувств, идеалов, суждений, взглядов, теорий. Духовный мир человека не безразличен ко всему, с чем он встречается в практической деятельности и с чем он взаимодействует в своем существовании. Сталкиваясь с прекрасным, как и с другими сторонами мира, он переживает его. Прекрасное вызывает в нем чувство удовольствия, радости, восторга, потрясения. Еще в античности видели очищающее действие, которое оказывает искусство на человека. С понятием катарсиса (очищения) было связано учение об очищающей психологической силе искусства, которое путем потрясения достигает эффекта сопереживания и эстетического удовлетворения. Эти идеи, прошедшие через века, вошли и в нашу трактовку эстетического. В «Социальной философии» Н. С. Савкина отмечается: эстетические чувства – это эмоциональные переживания удовольствия, наслаждения или неудовольствия, неприятия в зависимости от меры соответствия объекта восприятия идеалам субъекта. Процесс эстетических переживаний может иметь разную меру. В случае значительного превышения меры ожидаемого эстетическое чувство поднимается до высокого напряжения, которое можно охарактеризовать как достижение гармонии чувств через потрясение. Если созерцаемый объект более или менее отвечает эстетическому идеалу, возникает чувство удовольствия, умиротворенности, комфорта.

Эстетическое чувство – это просветленное чувство наслаждения красотой мира и отдельных его явлений.

Эстетический идеал – это представление людей о предельно совершенном, о высшей степени ценного или наилучшего, завершенном состоянии какого‑либо явления или объекта. Эстетическое сознание тесно переплетается с нравственным сознанием: безнравственные поступки, аморальное поведение никогда не получат оценки «красивых», а красивый внешне, но, скажем, безответственный или трусливый человек не будет признан нравственным.

Эстетическое восприятие мира связано, прежде всего, с деятельностью художников, представителей искусства. Но оно сопровождает также и другие виды деятельности – спорт, создание средств труда, предметов быта и многие другие, включая и естественные науки, в том числе и самые абстрактные. (Так, А. Эйнштейн указывал, что законы природы, симметрия и гармония природы оказывают на него сильное эстетическое воздействие: он восхищался красотой природы.)

Прекрасное является ведущим аспектом вещей, явлений, который входит в эстетическое сознание общества. Наряду с этим человек воспринимает и безобразное, которое входит в сферу эстетического не само по себе, а только потому, что берется в сопоставлении с прекрасным. Вот почему «прекрасное» есть центральное понятие «эстетического». С прекрасным под этим углом зрения просматриваются и другие феномены – возвышенное, гармоническое, комическое и трагическое.

Все эти феномены изучаются в эстетике (эстетика – от греческого слова aistetikos – ощущающий, чувствующий, чувственный). Приведем определения понятия «эстетика» (и "эстетическое"), которые используются в наши дни при характеристике эстетического сознания. Эстетическое сознание есть совокупность вкусов и идеалов, взглядов и представлений о прекрасном и безобразном, трагическом и комическом, возвышенном и низменном. Эстетика это наука, изучающая как сферу художественной деятельности людей, так и проявление ценностного отношения человека к действительности, открывающего в ней нечто прекрасное.

Эстетика – это отрасль философского знания, теоретически исследующая такое ценностное мироотношение, которое прежде всего характеризуется категорией «прекрасное». И, наконец, определение, содержащееся в "Новой философской энциклопедии". Эстетика – это наука о неутилитарном созерцательном или творческом отношении человека к действительности, изучающая специфический опыт ее освоения, в процессе (и в результате) которого человек ощущает, чувствует, переживает в состояниях духовно‑чувственной эйфории, восторга, неописуемой радости, блаженства, катарсиса, экстаза, духовного наслаждения свою органическую причастность к универсуму в единстве его духовно‑материальных основ, свою сущностную нераздельность с ним, часто и конкретнее – с его духовной Первопричиной, для верующих – с Богом; термин «эстетика» употребляется в современной научной литературе в обиходе и в ином смысле – для обозначения эстетической составляющей культуры; в этом смысле говорят об эстетике поведения, той или иной деятельности, церковного обряда, воинского ритуала, какого‑либо объекта и т. п.

Эстетика подразделяется на теоретическую и прикладную (музыкальная эстетика, техническая эстетика и т. п.).

В круг эстетики входят эстетические категории, эстетические теории, искусство, включая художественное творчество, и т. п.

Искусство занимает важное место в эстетике. В отличие от наук, изучающих отдельные виды искусства – театроведение, литературоведение, киноведение, музыковедение, и от искусствоведения как относительно самостоятельной дисциплины философская эстетика стремится постигнуть, как отмечает Л. Н. Столович, сущность и общие закономерности развития художественного творчества в целом, в том числе системную связь различных видов искусства, так называемую морфологию искусства. Эстетику интересует специфика искусства как такового, его связь с другими формами общественного сознания – наукой, моралью, идеологией, религией – и в то же время отличие от них. Эстетика исследует «атом» произведений искусства, присущий всем его видам, – художественный образ, его содержание и форму. Предметом эстетики являются взаимоотношение искусства с обществом в процессе исторического и современного развития, функции художественной деятельности, его значение для человеческой личности и общества, а также историческая типология методов, направлений, течений художественного творчества. Эстетика наряду с этим – и философия эстетических ценностей, в особенности красоты. Характеристика эстетики в качестве философии красоты и философии искусства обусловлена внутренней связью эстетики и философии; сначала ее понятия были инкарнорированы в ткань философских дисциплин, а затем с XVIII века она обрела самостоятельный статус, выступила уже как относительно самостоятельная философская дисциплина.

Искусство – это профессиональная сфера деятельности, в которой эстетическое сознание из сопутствующего элемента превращается в основную цель. Искусство – это творческая практически‑духовная деятельность, направленная на освоение эстетических ценностей. Искусство отражает не сам по себе мир, а отношение человека к нему, объективную реальность, преломленную в духовном мире человека. Оно обращено не только к чувствам человека, но и к его интеллекту, интуиции. Оно не только преобразует окружающую человека действительность, но и совершенствует самого человека, делая его чувства более глубокими, а его поведение и действия – гуманными, высоконравственными.

Даже в своем познавательном аспекте искусство неотделимо от чувств, переживаний человека, будь то сам художник или тот, кто соприкасается с его творениями.

Что отличает искусство (или эстетическое сознание) от других форм познавательной деятельности?

Прежде всего, личностный характер познания, настолько глубокий, что личностно‑эмоциональный компонент входит составным элементом в "объект отражения". Если в естественных науках такой компонент вообще стремятся элиминировать, уступая дорогу рационализму, то в художественном творчестве он выдвигается на первый план. Для художника как субъекта мыслительной деятельности объектом будут не только вне его находящееся вещественно‑субстратное образование или психика, движения души другого человека, но и его эмоциональное отношение к этим явлениями, его чувства и переживания, связанные с ними. Эмоции, конечно, в самом художнике, но они становятся объектом (как обычные восприятия и чувственные представления), когда на них направляется активность мышления этого художника. Именно такой объект осваивается мышлением, затем художник посредством творческой деятельности формирует художественный образ и транслирует его реципиенту с целью определенного воздействия на психику последнего.

Если в таком объекте абсолютизировать внешний объект и недооценить эмоции, переживания, то получится фактографизм (реализм), лишенный эстетическо‑эмоционального начала; если же, наоборот, свести на нет роль внешнего (даже в форме пускового фактора) и абсолютизировать значение эмоций, переживаний художника, то можно прийти к сугубо индивидуалистическому абстракционизму.

Природа искусства – отражательно‑выражательная.

Искусство – образное освоение действительности, здесь превалирует индивидуальное, единичное; естествознание – понятийная форма отражения, в нем преобладают обобщения разных уровней генерализации знания, в том числе в виде законов. Искусство тоже отражает общее, но это общее (типичное) представляется в конкретных, живых образах.

Искусство направлено на постижение эстетического в самой действительности. В искусстве велико значение синтетического начала. Если в естественных науках до сих пор преобладал элементаристский подход и лишь в последние десятилетия системный подход стал играть все большую роль, не претендуя, однако, на полное вытеснение первого, то в искусстве целостность постижения объектов – сознательная, неизменная установка художников. В силу особенностей восприятия мира художников, у которых преобладает синтетическое начало, оно от природы оказывается целостным; результатом их творчества оказываются синтетичные, целостные и, в идеале, гармоничные, эстетически ценные произведения.

Сопоставляя искусство и философию с наукой (естествознанием), русский философ второй половины XIX века Н. Я. Грот отмечал следующее. Поэтические (да и философские) произведения всегда удовлетворяют только известных лиц и в известные эпохи, а других не удовлетворяют – иначе сказать, и те и другие составляют дело вкуса, тогда как в науке о вкусах смешно было бы говорить. Отсюда известный круговорот и преемственность в преобладании различных школ музыки и живописи или известных видов и направлений в поэзии и изящной словесности вообще. Тем не менее, несмотря на разнообразие и переменчивость вкусов в отношении к произведениям музыки, живописи, поэзии (и философии), все они обладают в одинаковой мере способностью, если только они хороши, всегда вызывать в нас впечатление чего‑то великого или высокого, волновать нас чувством красоты и гармонии, хотя бы мы вовсе не разделяли общую их идею и не одобряли ее исполнение в частностях. Фидий, Софокл, Эврипид, Рафаэль, Моцарт и Шекспир во всяком человеке возбуждают изумление и уважение к своим творениям. Н. Я. Грот замечает: "Все творения художников и поэтов, да и философские системы, всегда остаются достоянием личности и неразрывно связаны с именем своего творца. Это – одно из последствий их субъективности, и нельзя не сравнивать с этим противоположную черту научных созданий, всегда безличных. Имена ученых связываются с известными теориями только при жизни их, а после смерти переходят в трактаты по истории наук… Притом почти всякое научное открытие связывается с именами нескольких тружеников… Зато когда мы скажем: "монадология Лейбница", "трансцендентальный идеализм Канта", ""Фауст" Гете", ""Гамлет" Шекспира", ""Реквием" Моцарта", ""Лоэнгрин" Вагнера", ""Мадонна" Рафаэля" и т. д., то всякий знает хорошо, что здесь спор и сомнения о творце невозможны". Творения Рембрандта, Бетховена и многих других художников, музыкантов, поэтов и произведения выдающихся философов прошлого всегда с нами, они всегда современны. Что же касается их научной или идеологической стороны, без которой порой невозможно обойтись, то отношение к ним определяется соответствующими движениями исторического процесса и уровнем духовного развития тех, кто их воспринимает.

Родственность философии и искусства и их взаимопроникновение вплоть до слияния демонстрируется еще тем фактом, что несомненно философские труды нередко обретали форму художественных произведений (к примеру, у Платона, Ф. Ницше, А. Камю), а многие выдающиеся поэты и писатели (А. С. Пушкин, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой) были философами‑мыслителями. Взаимосвязь эстетического и философского знания отражается, естественно, и на их функциях в обществе.

Функции искусства многообразны. Коренная созидательная функция искусства – это создавать прекрасное и учить его восприятию. Искусство несет нам и знания о жизни, передает опыт предшественников и современников, т. е. выполняет познавательную функцию. Формируя наше отношение к действительности, эстетические, как и нравственные, философские представления выполняют мировоззренческую функцию. Воспитательная функция искусства осуществляется путем развития в человеке душевной восприимчивости, воспитания в нем чувства прекрасного (к сожалению, сегодня мы видим использование искусства и для других целей: на экранах, в журналах и т. п.; но великие вековые традиции российского искусства позволяют надеяться на победу добра и человечности). Нельзя не добавить сюда и глубокого суждения А. Г. Спиркина о синтезирующей миссии искусства, которая проявляется и на уровне отдельной личности, скрепляя воедино все ее духовные силы, и на уровне каждого данного этапа общественного развития, обеспечивая целостное самовыражение народа, и на уровне исторической связи поколений, выражая единство поступательного прогресса культуры.

Идеология

Идеологическое сознание, или идеологию, иногда не отличают от политики, называя последнюю политическим сознанием. Однако если придерживаться тех признаков «общественного» и «сознания», которые были отмечены ранее, то окажется, что «политика» – более широкое понятие. В нее, например, входит уровень бессознательного, не относящийся к сознанию; наряду с этим может быть не общественная политика, а политика, допустим, одной личности по отношению к другой. Представляется более верным взгляд, согласно которому идеологическое сознание есть политика, взятая на ее высшем, теоретическом, уровне, в то время как вне идеологии остается политическая психология и политическая интуиция. Сочетание же слов "политическая идеология" может быть правомерным лишь при понимании идеологии как части политики.

Вопрос о политике есть прежде всего вопрос о государстве и власти; здесь немало представлений о конкретных структурах, механизмах действий, организационных формах, их субординации и координации и т. п.

Поскольку идеология все же есть политика, рассматриваемая на одном из ее уровней, то определения идеологии очень близки к определению понятия «политика». Таковым, к примеру, будет следующее: политическое знание (или сознание) – это совокупность идей, теорий, взглядов, выражающих отношение социальной общности к политической системе, государственному строю, организации экономики общества, власти, а также к другим социальным общностям, к партиям. "Политическая форма сознания, или политическая идеология, – это совокупность идей, которые выражают коренные интересы классов, наций и государств. Политическое умонастроение граждан определяется экономическим и государственным строем данного общества. Политическая идеология вырастает и реализуется в деятельности политических партий и государства".

На наш взгляд, более адекватным сути идеологии, отличающим ее от политики и в то же время охватывающим ее теоретический уровень, будет следующее определение: "Идеология – это некоторая совокупность идеалов, ценностей, целей и взглядов, посредством которых определенная общность людей выражает свое отношение к существующей социальной реальности, отдельным ее проблемам и конфликтам". Можно сказать проще: идеология – это отражение общественного бытия сквозь призму социально‑групповых или классовых интересов. Назначение идеологии, что отмечается в литературе, – в выработке систем ценностей, в обосновании того, что должно быть и чего не должно быть в социальном мире. Иногда расширяют определение, включая в объект идеологии не только социальную реальность, но и природу. В таком случае идеология понимается как отражение бытия, преломленное через социально‑групповые интересы (здесь, кстати, уже содержательный выход за пределы политики). Можно принять как первое, так и второе определение.

Идеология есть вид знания. В составе развитых идеологий имеются политические идеи и программы; здесь представлены помологические знания (о закономерностях в природе и обществе), знания структур, функций тех или иных системных образований, аксиологические знания (о потребностях, интересах и целях разных социальных групп и классов) и праксеологические знания (об эффективных способах реализации общих социальных целей). Последние часто выражаются в форме лозунгов, призывов, задач, призванных связать теоретический уровень идеологии с практикой, с воздействием теории на сознание людей. В этом своем качестве идеологическое знание оказывается повернутым своей действенно‑практической стороной и напоминает своего рода методические рекомендации научного знания.

Идеология в отличие от науки «заземлена» не столько на объекте познания, иначе говоря – не столько на объективном раскрытии существа материальных систем, сколько на интересах субъекта, взятого на социально‑групповом его уровне; ее теоретикам более важно выявить свое отношение к этим структурам, к процессам, событиям, раскрыть их значимость для социальных групп, и в первую очередь – для правящей социальной группы. Если ценность научного знания тем больше, чем полнее и глубже субъект познает объективные предметы (свойства и отношения), то ценность идеологии тем выше, чем полнее и глубже выражает она интересы соответствующей социальной группы.

Главный принцип идеологии – не принцип объективности, как в естественных науках, а принцип партийности. Принцип партийности есть не столько фиксирование факта принадлежности к какой‑то партии, не стремление во что бы то ни стало проводить "на деле" очередные установки ее центрального органа (между прочим, такое понимание данного принципа чрезвычайно распространено, и это понимание надо учитывать); принцип партийности есть, прежде всего, определенность социальной позиции субъекта. При такой трактовке принцип партийности, а соответственно, идеологичность имеется у каждого индивида, у каждой нации, а не только у партии и ее приверженцев.

Негативна не сама по себе идеология (партийность) – без нее нет и быть не может ни общества, ни человека; индивид – существо социальное и политическое, поскольку живет в обществе и поскольку так или иначе оценивает общество и его явления. Другое дело – какова эта идеология, каков характер партийности.

А они могут быть различны: демократические, авторитарно‑тоталитаристские, неразвито‑обыденные, интеллектуально‑теоретические, объективистские или субъективистские, монистические или плюралистские и т. п. Возможно достижение идеологией степени максимально объективного отражения социальной действительности и почти полное слияние интересов субъекта объективного знания с интересами субъекта партийности. В этом случае, достигаемом, видимо, только при высокоразвитом демократическом государственном устройстве, сама партийность как социальная установка части общества должна бесконечно расширяться до пределов «всеобщего», элиминироваться в конце концов и переходить в научность. Но, к сожалению, еще велики возможности «незакапсулированных» общественностью государственных устройств. Вот несколько фактов, почерпнутых из реальной жизни XX столетия.

В 30‑е годы некоторые биологи фашистской Германии Э. Леман, Л. Плате, Ф. Ленц и другие разрабатывали политизированные расистские теории. Высшая цель науки биологии, как заявлял Э. Леман, – это ковать оружие для дела Гитлера. А что это за «дело», мы знаем по поголовному истреблению «низших» рас.

В другом тоталитарном государстве (СССР, 1930 год) биолог С. Н. Ковалевский заявлял по поводу науки генетики: "Теория гена приводит к признанию «Творца» органического мира, т. е. Бога. Она как нельзя больше соответствует современному направлению западноевропейской (буржуазной) науки, стремящейся согласовать науку с религией в противовес большевизму… трудно понять, как марксизм может мириться с теорией гена… Неправильно генетику называть "дрозофильской наукой". Правильное ее название должно быть не наука, а "дрозофильская забава". Она создана пресытившейся жизнью золотой верхушкой американской буржуазии, нашедшей в выращивании уродцев дрозофилы новый источник нервного возбуждения. Если раньше денежная аристократия строила дворцы для любовниц и ради любовных утех, то импотентная в этом отношении указанная выше прослойка американской буржуазии строит дворцы для щекочущих нервы занятий с выведением дрозофильских уродцев. И если чистая наука признала эту забаву за науку, то это может только свидетельствовать об упадочном состоянии ее". Вот только два факта из истории тоталитаризированной идеологии, которые свидетельствуют, до какого маразма и вырождения может дойти личность, целиком погрязшая в античеловечных идеологемах.

Мы видим, что тоталитарная идеология всегда выражает интересы крайней узкой группы правителей и проводников этой идеологии. Такая идеология, действительно, навязывается лишь частью (part – часть) общества всему обществу. Она не просто отражает действительность; она вроде бы отражает, на самом же деле искажает. При этом знание о мире в целом, включаемое в идеологию, служит средством соединения парциальных политических интересов со «всеобщими», «родовыми» интересами человечества. Заинтересованность одной социальной группы в определенной общей картине мира перекрещивается в ряде моментов с подобной же заинтересованностью других слоев общества. Этого совпадения оказывается достаточно, чтобы часть выдать за целое, иллюзию – за реальность. Материальные и информационные условия жизни людей, в особенности идеологическая пропаганда, делают весьма вероятным усвоение индивидами взгляда на мир и социальную реальность, свойственного той или иной идеологии. Как отмечают исследователи идеологии, сама идеология есть тип познания, характеризующийся разрушением «всеобщего» в ситуациях, когда оно не является таковым, а именно – в обществе, расколотом на противоположные классы и социальные группы.

На основе фактов чрезмерной идеологизации сознания в некоторых странах и отрицательного воздействия политизации на развитие культуры в Западной Европе с конца 50‑х – 60‑х годов получила распространение концепция деидеологизации (Р. Арон, Д. Белл, Э. Шилc и др.). Считалось, по утверждению Т. Парсонса (1959), что основным критерием идеологии является ее отклонение от научной объективности. А раз так и поскольку идеология проникает в социологию и другие науки, то не может быть ни объективной социальной теории, ни объективного естествознания. Из этого следовало, что с господством идеологий нужно покончить.

Концепция деидеологизации опиралась на работы представителей социологии познания – К. Манхейма и М. Шелера. С точки зрения К. Манхейма, познание детерминировано как экзистенциально, так и социально. Преобладают социальные условия, в которых функционирует группа. Каждая группа, исходя из своего специфического положения в обществе, вырабатывает свою особую перспективу, в которой воспринимается и познается мир. Осознанно или неосознанно, но индивид вынужден соотносить свои высказывания с интересами социальной группы, выраженными в перспективе и в центре систематизации (системе категорий). Как трактовка группы, так и трактовка индивида односторонни, частичны и субъективны. Пример тому – понятие свободы у либерала и консерватора. Именно социальные условия формирования понятий "являются причиной того, что два человека, применяющие одни и те же правила формальной логики (закон противоречия или формулу силлогизма), не приходят к идентичному суждению об одном и том же предмете– более того, их суждения бывают часто совершенно различными". Само положение познающего индивида в социальной группе предписывает ему такое направление мышления, когда он принимает заблуждение за истину, ошибочно считая, что имеет дело с истиной. Идеология, таким образом, есть ложное сознание. И в этом плане, утверждает К. Манхейм, К. Маркс прав (начало социологии познания «положено марксистским учением об идеологии»).

Но обычно ложность идеологии видят не у себя, а у своего противника. На самом деле всякая идеология (в особенности у господствующей социальной группы) по К. Манхейму есть ложь. Чтобы избежать экспансии идеологии в другие сферы и уменьшить их узость и отход от истины, необходимо применить "социальные технологии" – систему научно обоснованных социально‑политических акций – к самим социальным группам, в первую очередь к политической элите. Сделать все это способны "социально свободно парящие интеллектуалы".

В концепции К. Манхейма, как и других представителей деидеологизации, много верного. Однако их стремление вообще перечеркнуть идеологическое сознание как необходимую сферу общественной жизни выглядит неубедительно. Наличие идеологий (классовых, государственных, национальных) – это реальность, с которой следует считаться. Дело, по‑видимому, не в ликвидации идеологии как таковой, а в создании условий, при которых она не выходила бы за пределы своего прямого предназначения и сферы действия. Важно, чтобы властвующая элита и руководители партий в своих идеологических установках опирались на принцип объективности (правды), принцип справедливости и принцип гуманистичности. Достижение такого состояния идеологий становится возможным при смягчении или даже элиминации из общественной жизни социально‑групповых антагонизмов, при усилении роли в обществе консенсусных отношений. Существование подобной тенденции последних десятилетий в ряде стран объясняет, в частности, тот факт, что на смену концепции деидеологизации еще с 70‑х годов пришла концепция реидеологизации, стремящаяся к преобразованию идеологического знания.

Правовое сознание

В правовое сознание (или правосознание) общества включают систему общеобязательных социальных норм, правил, установленных в законах, и систему взглядов людей (и социальных групп) на право, оценку ими существующих в государстве норм права как справедливых или несправедливых, а также оценку поведения граждан как правомерного или неправомерного. Правовое сознание определяется при этом как совокупность прав и обязанностей членов общества, убеждений, идей, теорий, понятий о правомерности или неправомерности поступков, о законном, должном и обязательном в отношениях между людьми данного общества. В правосознании различают его теоретический (или идеологический) и психологический уровни. Психологический аспект правосознания составляют привычки, чувства, эмоции людей в отношении правовых явлений. Важным его компонентом является не вообще оценка, а оценка, связанная с ориентацией на ценности – на справедливость, добро, долг, ответственность и т. п.

Русский философ и теоретик права И. А. Ильин указывает на глубинное основание правосознания, каковым, по его мнению, является общественная жизнь людей. Каждому человеку, как члену сообщества, присуще мировоззрение, частью которого выступает правосознание, исходящее из осознания, что на свете существуют другие люди, что устройство личной жизни человека зависит от его отношения к другим людям независимо от того, знает он об этом или не знает. Субъективно‑психологическим истоком права, закона, обычая, писал он, является основанное на здравом смысле "убеждение в том, что не все внешние деяния людей одинаково допустимы и «верны», что есть совсем «невыносимые» поступки и есть «справедливые» исходы и решения, – это убеждение, еще не знающее о различии «права» и «морали», лежит в основе всякого «закона» и «обычая» и генетически предшествует всякому правотворчеству". Внутреннее убеждение людей в существовании справедливого и несправедливого, законного и незаконного имеется объективно, независимо от внешней формы выражения и осуществления действительного права. Оно может быть представлено в виде правового чувства, инстинкта правоты или интуиции правоты и направлено на внешние отношения людей друг к другу. Раскрыть и описать содержание этого смутного инстинктивного чувства, перевести его из бессознательного чувства в план знания значит «положить начало зрелому естественному правосознанию». Сознательное развитие инстинктивного чувства права и есть естественное право, превращающееся в духовное основание жизни людей, в естественную правовую идею. Здесь у И. А. Ильина, как видим, показана тесная генетическая связь двух уровней правосознания. Но эта связь проступает и в том случае, когда берется один и тот же срез в развитии общества.

Общественное правосознание есть система правовой культуры общества (нации, государства). Индивидуальное же правосознание относится к правовой культуре индивидуумов. Между ними должно иметь место соответствие, и часто оно достигается. Законопослушный гражданин исполняет осознанно законы, принятые государством. Можно считать, что правовая культура того или иного общества высокая, когда государство в своих законодательных актах исходит из интересов большинства своих сограждан, защищает их безопасность и благополучие, а подавляющая часть граждан этого государства активно поддерживает правовые установления власти. Но даже при взаимном соответствии интересов государства и значительной части граждан возможны расхождения интересов части граждан и общества. Имеются преступники и просто нарушители правопорядка, к которым должны быть применены меры общественного или государственного воздействия. Возможен в целом и низкий правовой уровень культуры отдельных слоев общества или государства и большинства его населения. В условиях тоталитарного режима государство оказывается противостоящим естественным правам значительной части своего населения и «изолирует», а нередко и прибегает к геноциду по отношению к своему народу; политическое инакомыслие в таких условиях оценивается как «антиправовое», политическое преступление.

Право как система государственных установлений должно основываться на законе, выражающем интересы большинства членов общества, а закон обязателен для всех: для обычных граждан, для работников госаппарата, для всех учреждений, для высших властвующих лиц. Известный специалист по праву В. С. Нерсесянц указывает, что право – это нормативная форма выражения принципа формального равенства людей в общественных отношениях. Данный принцип и соответствующие ему форма общественного сознания, тип отношений, система норм отражают специфику права. Признание формального равенства фактически различных людей, отмечает В. С. Нерсесянц, подразумевает их свободу и независимость друг от друга; только свободные люди могут быть субъектами права, и там, где нет свободы, не может быть и права.

Если же некие установления в таком случае выдаются за правовые, то они есть формальные и проводятся в жизнь преимущественно с помощью государственного принуждения. Теоретическим обоснованием такого положения, когда право однолинейно связывалось с государством и государственным принуждением, были и определения понятия права в юридической и философской литературе 20‑х – 50‑х годов (они были сохранены вплоть до 80‑х годов XX столетия). Она ведет к произволу государственных лиц и органов. Пример "Философский словарь" 1980 года, где указывалось, что право – это "возведенная в закон воля господствующего класса" и что исполнение правовых норм обеспечивается принудительной силой государства. Точка зрения, согласно которой право – это установление официальной власти, а отличительный признак права – принудительность, является ошибочной. В. С. Нерсесянц верно замечает, что при такой ситуации неправовое становится правовым. "При таком подходе стирается всякое различие между правом и произволом, а сам закон из правового явления (формы выражения права) превращается в средство противоправного нормотворчества и инструмент насилия". Такое положение стало изменяться в нашей стране в последние десятилетия; ставился заслон на пути «творчества» и действий антиправового законодательства. Право, основанное на законе и на его общеобязательности, является одной из сторон развитой (или развивающейся) демократии. Все уровни и аспекты правосознания в таком обществе не должны находиться в антагонистических отношениях.

Право тесно связано с политикой, с государством. Только что отмеченные моменты (или ситуации) иллюстрируют, хотя и далеко не полно, такую связь.

Имеется также неразрывная связь права (правосознания) и морали. Вышеприведенные суждения И. А. Ильина уже касались этой стороны вопроса. Право базируется (или должно базироваться) на нормах нравственности. Говоря о соотношении нравственности и права, А. Г. Спиркин отмечает их различие и взаимосвязь: неограниченность чисто нравственных состояний и норм и ограниченность правовых требований; иначе говоря, далеко не все связанное с нравственностью закрепляется правом; право – это "минимум нравственности", который юридически оформлен в соответствующих законах. Истоки нравственного начала – в совести человека, в его доброй воле. Право есть принудительное требование реализации определенного минимума добра или порядка, не допускающего известных проявлений зла. Это обеспечивает достижение двух целей: личной свободы и общего блага. Надо согласиться с А. Г. Спиркиным и в том, что если высокий уровень нравственности и культуры правосознания необходим рядовому гражданину, то еще более высокий уровень составляет саму сущность государственной власти, ибо власть есть сила, уполномоченная народом к управлению другими, что предполагает и воспитующее воздействие на них. Законы государства, как и взаимоотношения между людьми, должны ориентироваться на исключение зла и несправедливости и утверждение добра и справедливых взаимоотношений в обществе. Нанесение ущерба личности, как и обществу, должно караться судом (в этом проявляется репрессивная функция права). Неотвратимость наказания, осознание этого – важное условие воспитания и самовоспитания членов общества (воспитательная функция права).

Вышеизложенное указывает, помимо прочего, на то, что у права (правосознания) имеется регулятивная функция; она является ведущей функцией, а воспитательная, репрессивная и другие функции – ей подчиненными, ее обеспечивающими или выступающими в качестве производной от нее. Правосознание регулирует отношения между отдельными людьми, социальными группами, между ними и государством. Право охраняет существующий строй (охранительно‑стабилизирующая функция) и способствует его разумному преобразованию или трансформации одной правовой системы в другую (социально‑трансформирующая функция).

Правовое сознание является предметом изучения философии права, составляющей часть философии; будучи таковой, оно в то же врем<