XII. Истерический характер — 1

В главах IX–XI мы обсудили два типа характера, которые можно рассматривать как структуры со слабым Я. Они заслуживают такое название тем, что движение энергетического маятника, которое создает основу Я-восприятия, ограничено и он не закреплен в мозговом и генитальном функционировании. Эти типы характера можно назвать импульсивными, в противоположность типам характера, в которых преобладает блокировка аффекта. Кроме того, поскольку количество продуцируемой энергии в целом превышает способность к разрядке в работе или в сексе, оба этих типа часто испытывают приступы тревоги. В этой главе мне бы хотелось поговорить о другом типе характера, который отличается малой тревожностью, более или менее выраженным аффективным блоком и Я-структурой, закрепленной в установившейся генитальной функции.

Хотя концепция истерического характера была разработана в психоанализе позже, с истерией и ее симптомами работал еще Фрейд, и именно они привели его к созданию психоаналитического метода. Было бы интересно и ценно связать динамику истерии с биоэнергетической основой истерической структуры характера. Для этого прежде всего необходимо проанализировать психологию и биологию этой структуры.

Фенихел описывает проблему следующим образом: «Рассматривая механизмы истерии, следует иметь в виду, что ее особенности отражают конфликты между интенсивным страхом сексуальности и не менее интенсивным, но подавленным сексуальным влечением» (Fenichel 1945, р. 527). К этому надо добавить ряд особенностей, которые встречаются не только в случаях истерии, но и у других типов. «Истерический характер — это личность, склонная сексуализировать все несексуальные отношения, ей свойственна суггестивность, иррациональные эмоциональные вспышки, хаотичное, драматизированное и театрализованное поведение и даже обман, вплоть до экстремальной формы- истерических фантазий».

Что касается анализа характера на психоаналитическом уровне, то значительный вклад в понимание природы этого феномена внес Райх. Вот что он говорит об истерическом характере: «Самая выраженная его особенность — это явно сексуальное поведение в сочетании со специфической телесной подвижностью, которая носит отчетливый оттенок сексуальности. Связь японской истерии с сексуальностью известна давно. Женщин с такой структурой характера легко заметить по скрытому или не прикрытому кокетству походки, взгляда и речи». Основу этого характера «составляет фиксация на генитальной фазе инфантильного развития ее инцестуозной привязанностью». Райх классически интерпретировал это чрезмерно развитое сексуальное поведение: «Истерическому характеру свойственно сильное и неудовлетворенное сексуальное стремление, которое сдерживается генитальной тревожностью; он чувствует постоянное присутствие опасности, которая соответствует его инфантильным страхам. Изначальное инфантильное сексуальное стремление позже утилизируется, чтобы прочувствовать, как и прежде, природу и величину грозящих опасностей» (Reich 1949, pp. 189–191).

Те аналитики, которые хорошо знакомы с теорией и техниками Райха, легко различают этот тип. Однако, если динамика структуры не будет полностью проработана психологически или биоэнергетически, достичь глубинных изменений в структуре и функционировании невозможно. Позвольте мне подчеркнуть одну тонкость. Поведение истерического характера описано на основе исследований, проведенных двадцать, тридцать и более лет тому назад. Кроме того, европейская культура во многих отношениях отличается от американской. Кокетство, флирт, обольщение для нас нетипичны. Истерия, в том виде, в каком ее знали в 1890–1900 годах, когда Фрейд исследовал ее механизм, сегодня встречается крайне редко. Значительные перемены в нашей сексуальной морали изменили внешние проявления этого типа[8]. То есть ту структуру характера, которая была хорошо изучена в культуре, породившей психоанализ, нечасто можно встретить в нынешней практике. Речь идет о компульсивном типе, подробно описанном в психоаналитической литературе. Но если внешние особенности истерической структуры характера стали менее явными, то структура либидо, в сущности, осталась прежней. Рассмотрим конкретный случай.

Ко мне обратилась за помощью молодая женщина в возрасте чуть менее тридцати лет. Она жаловалась на то, что ее любовные отношения не развиваются. Она была замужем за молодым человеком, которого знала много лет, но их брак распался меньше чем за год. В последующие годы она предприняла немало попыток установить любовные отношения, но по тем или иным причинам все они потерпели неудачу. Один претендент оказался импотентом, другой был слишком молод, третий материально зависел от своей семьи и т. д. Она понимала, что здесь что-то не так, и по совету друга обратилась за профессиональной помощью. У нее была хорошая работа, она увлекалась танцами и не испытывала физического недомогания. Действительно, у пациентки не было явных симптомов, и ее жалобы носили общий характер.

Осмотр пациентки дал несколько интересных наблюдений. Больше всего бросалось в глаза, что средняя часть лица — нос и скулы — будто омертвели. Кожа, довольно туго натянутая и сухая, выглядела неживой. Глаза смотрели испуганно. Рот — узкий, губы выпячены. Плечи высоко поднятые, прямые и одеревенелые. Тонкие руки придавали плечам костлявый вид. Верхняя часть тела (выше таза) — узкая и сильно зажатая. Грудь — мягкая, но спина — очень ригидная. Цвет кожи этой части тела — белый. Нижняя часть (ниже таза), напротив, была мягкой и полной. Кожа здесь имела смуглый оттенок, а ноги были сильно волосатыми.

Строение тела позволяло сделать некоторые биоэнергетические интерпретации. Из-за диссонанса между верхней и нижней частью создавалось впечатление, что детский торс сидит на женском тазе. Нижняя часть выглядела сексуальной и зрелой, а верхняя была ригидной и зажатой. Шея и голова выражали глубокий испуг. Тонкие руки и костлявые плечи выглядели беспомощными, и это впечатление усиливалось, если пациентку просили сделать агрессивное движение, например что-нибудь взять или ударить по кушетке. Все это позволило предположить причину ее неудач в любовных отношениях. Отсутствие агрессии в верхней части тела говорило о том, что ее сексуальное поведение отличалось покорностью; она надеялась завоевать любовь мужчины и в то же время избежать того страха, который выражал ее взгляд. Такая установка никогда не позволяет реализовать надежду, не составляет исключения и данный случай. Пациентка поняла это сразу же, как только я об этом сказал, но ничего не изменилось. Она призналась, что в ее отношениях с людьми на работе тоже отсутствует агрессия и что она боится постоять за свои права.

При половом акте пациентка обычно достигала высшей точки, и, хотя степень удовольствия варьировалась в зависимости от обстоятельств, неудовлетворенности она не испытывала. Это связано с отсутствием тревожности и противоположно чувствам мазохистского характера. Она не хныкала и не жаловалась на свое состояние, только заметила, что часто устает после рабочего дня.

Общую картину дополняет анамнез. Пациентка была единственным ребенком в семье. Ее отец умер от туберкулеза еще до рождения дочери. Мать кормила ее грудью, но вынуждена была пойти на службу и отняла девочку от груди. Ребенок проплакал весь день, но на следующий начал с осать из соски без дальнейших протестов. Она некоторое время прожила с тетей, а затем мать забрала ее. В возрасте двух лет девочка переболела пневмонией. В три года ее отдали в католический монастырь. К этому периоду относится воспоминание о собаке, убитой вилами. Дисциплина в монастыре была очень строгой. Она много раз рассказывала мне о монахине, которая пыталась удушить ее, засунув во время купания ее голову под воду. Ей было одиноко, она тосковала по матери и часто болела.

Когда ей исполнилось семь лет, мать вновь вышла замуж и взяла девочку к себе. Моя пациентка боялась строгого и сурового отчима. Однажды в подростковом возрасте мать оставила ее с отчимом и уехала на лето. Девочка должна была вести хозяйство и ухаживать за отчимом. Пациентка рассказала, что он настоял на том, чтобы она спала с ним в одной кровати. Он не приставал к ней, хотя старался прижать ее к себе. Кузина обучила ее мастурбации. Она рассказала об этом матери, и та предупредила ее, что это ведет к пороку и безумию. После этого пациентка мастурбировала только после тщетных попыток бороться с собой и испытывая при этом сильную тревожность.

Домашняя жизнь не была счастливой. Мать часто ссорилась с отчимом, чаще всего из-за денег, но кроме того, из-за того, что ему хотелось собственных детей, а их не было. Однажды мать попыталась покончить с собой. Девочка боялась отчима и, хотя симпатизировала матери, всегда старалась завоевать именно его любовь и быть такой хорошей девочкой, какой хотелось ему ее видеть. В основном это проявлялось в необходимости во что бы то ни стало его умиротворить. Район, в котором она жила, отличался суровыми нравами, и девочка плохо уживалась с другими детьми. Не один раз случались ссоры с ними, ее били, и она не пыталась оказать сопротивление. Чувствуя, что бороться бесполезно, она всегда во время драки закрывала глаза и никогда не наносила удара.

Пациентка рассказала, что в подростковом возрасте у нее был период, когда она пыталась достичь некоторой независимости. Она была серьезной и тихой, почти не шутила и не гуляла с мальчиками. Ей хотелось стать актрисой, но, окончив школу, она решила найти постоянную работу, полагая, что способна сама заработать на жизнь. В последующие годы она успешно работала, но постоянная потребность в любовных отношениях, которые могли бы принести ей удовлетворение, тяготила ее все больше и больше. Первый половой акт, которого она очень боялась, произошел двадцать лет с юношей спустя один год после их знакомства. Больше всего ей хотелось быть любимой и оберегаемой. Ее сексуальность предназначалась мужчинам, которые могли бы на ней жениться. Как мы уже говорили, она вышла замуж, но брак быстро распался. Все остальные увлечения также принесли разочарование.

Из этой краткой истории видно, сколь глубок страх пациентки. У нее преобладали два эмоциональных состояния; испуг и одиночество. Аналитическая терапия, направленная на изменение глубинного паттерна покорности, должна была быть динамической. Я приступил к ней одновременно с двух сторон, сочетая анализ характера с работой с мускулатурой. Мне бы хотелось кратко рассказать о лечении, чтобы лучше раскрыть природу данной проблемы.

Первые занятия были направлены на то, чтобы мобилизовать энергию и преодолеть неподвижность плеч и безжизненность лица. Проблем с дыханием у пациентки не было, но шея и спина не поддавались воздействию. Глядя на то, как легко двигалась грудь, я не ожидал, что высвобождение напряженности вызовет затруднения, но оказалось, что я недооценил экспрессию, которая была столь характерной. Кроме того, спина была чрезвычайно ригидна. Тем не менее уже после первых двух-трех месяцев работы во внешнем облике пациентки произошли заметные изменения. Мышцы лица несколько расслабились, особенно когда они подвергались мягкому воздействию, кожа лица приобрела более естественный цвет и выглядела гораздо более живой. Пациентка осознала, что она высоко поднимает плечи, и пыталась самостоятельно, вне терапии, опускать их. Надавливание на напряженные мышцы причиняло слишком сильную боль, и от него пришлось отказаться. Моя подопечная чувствовала себя лучше. Хоть и не намного, но она стала более агрессивной.

Вслед за этим начальным периодом последовали девять или десять месяцев, которые не принесли заметного изменения в состоянии пациентки. Сначала я удивлялся отсутствию результатов; мне казалось, что они должны были бы быть. Это не означает, что терапия оказалась непродуктивной. Разрешались некоторые внешние проблемы, и шло проникновение вглубь. Продолжался анализ внешнего вида и движений, который сочетался с общим анализом характера. Одновременно прорабатывались мышечные напряжения, а двигательная активность мобилизовывала энергию. Некоторое улучшение все же наблюдалось. Иногда оно даже было довольно заметным, но оказывалось всего лишь временным и несущественным. Если бы оно сохранилось, положение бы изменилось к лучшему, но на это нельзя было рассчитывать. Эта фаза терапии окончилась, когда структура характера и в психологическом, и в биологическом выражении полностью раскрылась в своем подлинном виде как центральное нарушение организма. В этот момент и я, и моя пациентка поняли способ ее существования и функционирования, то есть структуру характера. Только теперь появилась конкретная возможность достичь тех глубоких изменений, на которые надеялась эта женщина.

В данном случае каждое усилие на протяжении этих девяти месяцев приносило энергию в голову пациентки[9]. Когда пациентка протягивала руки и наносила удары по кушетке, плечи становились подвижными. В ответ на это напряжение в шее, особенно в тыльной стороне, усиливалось. Напряжения в шее и плечах составляли основной блок верхней части тела. Очевидно, что, если бы энергия смогла пройти через шею в голову, ощущение омертвелости исчезло бы. Работа с этими напряжениями вызвала у моей пациентки пронзительный крик и рыдание. Она почувствовала сильнейшую потребность и желание закричать, но на этой фазе терапии крики не переживались как приносящее удовлетворение облегчение. Мы оба видели, что существовало нечто большее, но не могли добраться до него.

Напряжение тыльной стороны шеи захватывало и основание черепа. Чувствовалось, что пациентка держалась «за свою драгоценную жизнь». Челюсть тоже была довольно напряжена. Работа с мышцами этой области вызывала столь сильную боль, что снизить напряжение было практически невозможно. Глаза были тусклыми; это тоже производило впечатление безжизненности. Когда она широко открывала их, то переживала сильный испуг, но не осознавала ни того, что его вызывает, ни того, что это действие вызывает непроизвольный крик ужаса. Ужас присутствовал, но в этот момент он был недосягаем.

Как я уже говорил выше, наряду с интенсивной телесной терапией, обеспечивавшей приток энергии, я провел экстенсивный анализ характера пациентки. Раньше мы говорили об интерпретации структуры тела в целом. Здесь помимо безжизненного выражения лица важную роль играла экспрессия рта. Я не мог избавиться от впечатления, что он похож на рот рыбки, когда она втягивает в себя воду. Это и впрямь было сосательное движение, но его надо было проинтерпретировать в характере пациентки. Я провел следующую параллель. Это была рыбка, которая хотела, чтобы ее поймали, но боялась этого. Таково типичное поведение человека истерической структурой характера, особенно в сексуальных отношениях. Райх описывал это так: «Когда сексуальное поведение приближается к достижению цели, истерический характер неизменно отступает или занимает пассивную, тревожную позицию».

Все это ярко проявилось во время одного занятия, когда мое раздражение позицией пациентки заставило меня, обращаясь к ней, резко высказаться. Я указал на то, что ее эмоциональная жизнь омертвела. Она хотела любить и быть любимой, но, что бы она ни делала, всегда занимала пассивную позицию. Она хотела уважения, но не отстаивала своих прав. Я рассмотрел различные ситуации в ее жизни, чтобы показать ей, как она боится всего того, чего ей хочется. Она действительно была бедной рыбкой!

Пациентка сделала несколько слабых попыток защититься. Она не разозлилась, как я надеялся, а съежилась на кушетке в позе смирения. Это было выражением ее обычной покорности и типичной реакцией в ситуации переноса. Здесь становится очевидным, что то, что мы называем сопротивлением психоаналитической интерпретации или переносом в отношениях между пациентом и терапевтом, есть не что иное, как специфическая установка характера пациентки, детерминированная его структурой. В этот момент можно было пробить брешь в бесчувственности пациентки, но она не смогла или не захотела закричать. Несмотря на это, я не мог смягчить свое отношение к ней. Разумеется, она не заплакала. Она ушла с этого занятия в состоянии шока.

Ближайшие события показали, что такое сильное действие и возможно, и необходимо. Оно позволяет выявить глубоко укоренившееся эмоциональное заболевание. В этом отношении терапевт похож на хирурга, он рискует, как хирург. Если есть показания, а симптомы установлены правильно, такое действие может сохранить жизнь.

Во время следующей встречи, неделей позже, я попытался несколько облегчить воздействие. Пожалуй, безжизненность, которая проявлялась на лице, проникла глубже. Я продолжил прежнюю работу с мышцами. Когда я увидел пациентку неделей позже, она посерела. Я встревожился. Пациентка сказала мне, что хотя и взялась за новый проект, но совсем не чувствует энтузиазма. Тем не менее она пришла к важному пониманию. Она теперь знала, что ее позиция выражалась следующим образом: «Лучше я умру, чем окажу сопротивление». Я надеялся, что это понимание может стать решающим в борьбе с панцирем характера, и не ошибся. Однако в тот момент перед нами стояла проблема преодоления реального умирания пациентки. Что касается меня, то я понял, что недооценил проблему. Безжизненность пациентки была гораздо глубже, чем мне представлялось. Экспрессия лица и головы была далеко не полным проявлением этого процесса.

Я располагал несколькими техниками, способными остановить и повернуть тенденцию к умиранию вспять. Одно обстоятельство, с которым я столкнулся, когда пациентка осознала проблему, могло мобилизовать ее силы. Наиболее важным в этих техниках было использование рвотного рефлекса. По прежнему опыту я знал, что он может быть очень ценным. Кроме того, энергию мобилизовывала работа продольных мышц спины, особенно в области диафрагмы, которая непосредственно связана с энергетическим центром тела. Мышечная работа с напряжениями шеи, основания черепа и верхней части грудной клетки обычно вызывает позитивные чувства. Спастичность мышц в основании черепа особенно вызывает чувство безнадежности. Я продолжал эту работу несколько недель, и состояние пациентки постепенно улучшилось. Это была тяжелая борьба, но мы добивались успеха.

В это время у пациентки возникли первые спонтанные движения. Они появились в результате работы с лестничными мышцами и представляли собой волну, придвигающуюся от груди к животу, где она замирала. Это была попытка соединить верхнюю и нижнюю части тела, разъединенность которых являлась важным фактором в ее структуре характера. Мне удалось глубже понять и другую грань этой проблемы. Многие движения и действия моей пациентки выглядели механическими. У меня возникло глубокое впечатление, что эта женщина заставляет себя «продираться» через ежедневную рутину жизни, в том числе и через терапию. Внутренние импульсы ее действий были слабыми. Хотя такое «насилие над собой» было и оставалось необходимым, поскольку спонтанное течение энергии наружу блокировалось, но оно само по себе являлось частью блока. Механические, вынужденные движения выдавали внутреннюю позицию изоляции, отсутствия контакта с жизнью и миром, эмоциональную безжизненность. Тем не менее я очень ободрился, увидев искру спонтанности у моей пациентки.

Несмотря на опыт последних недель, я все еще чувствовал, что мне необходимо лучше понять панцирь характера пациентки, чтобы добиться ощутимого прогресса. Я отказался от непосредственного надавливания на мышцы, поскольку это вызывало у нее сильную боль. Ее тело, особенно спина и плечи, выглядели такими хрупкими, что, казалось, могли не выдержать, если применить силу. Каким же образом я мог дать ей возможность попытаться перенести более сильную боль, если воздействовать на крайне напряженные и зажатые области можно было только мягко? В некоторой степени боль была связана со страхом, который можно было уменьшить аналитическим путем. Если бы мне удалось дать ей почувствовать, что необходимо принять боль как часть терапии, достичь можно было бы многого.

В основу новой интерпретации лег элемент хрупкости. Она боялась, что ей сделают больно, потому что чувствовала, что любая обида может сломить ее. Что-то, казалось, делало ее стеклянной.

Другим аспектом ее характера было ощущение изоляции, отсутствия контакта с жизнью. Это проявлялось в способе движения, которое, хотя и было приспособлено к реальности, но лишено эмоционального контакта с ней. Я уже говорил, что оно было механическим, автоматическим и безжизненным. Казалось, она двигалась в вакууме.

Выражением своего рта она напоминала мне рыбку. Здесь был двойной смысл. С одной стороны, она тянулась к жизни, а с другой стороны, очень боялась, что ее поймают. Теперь можно было соединить все эти аспекты в единый портрет. Моя пациентка была рыбкой в стеклянном стакане. Когда эта мысль пришла ко мне, я увидел, что она объясняет все: хрупкость, изолированность, безжизненность, несмотря на то что она двигалась и жила, состояние пойманности и страх. Чтобы разбить стеклянный стакан, который изолировал ее от жизни, надо было сделать ей больно, и она должна была принять боль. Тут я осознал, какой мучительный страх скрывается за этой болью. Пациентка согласилась, что, когда ей предстоит какая-то реальная физическая боль, она реагирует на это гримасой страха.

Эта интерпретация для нее была наполнена смыслом. Однако драматического эффекта, которого я ожидал, не последовало. Она согласилась, что боль представляла собой «какую-то необходимость», но продолжал существовать барьер. Со своей стороны, я вспомнил замечание Достоевского из эпилога к «Преступлению и наказанию»: «Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достанется, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…» Чтобы пациентка захотела принять сильную, почти на грани физической возможности боль, я стал говорить о грехе и его искуплении. Я высказал предположение, что пациентка грешила, и сразу же столкнулся с реакцией злости. Почему я назвал ее грешницей? Что она сделала? Я ответил, что идти по земле без любви, не проявляя свою любовь, — это грех. Разве это не величайший из всех грехов? Ее реакция была бурной. Горько плача, она сказала, что годами жила в предчувствии греха. Она с трудом освободилась от этого бремени, а я теперь заставляю ее вернуться к прошлому. Несмотря на протест, вызванный моими словами, она не могла не признать, что они справедливы, и долго и глубоко плакала.

Разрешите мне подробнее остановиться на общей идее, которая здесь заложена. Если ребенок хоть раз мучительно переживает в трудной детской ситуации, когда он, по существу, умирает, никто не может обвинить его. Без сомнения, детская ситуация моей пациентки была такова, что подобной реакции следовало ожидать. При таких обстоятельствах подобное действие рационально. Однако, как только достигнута независимость подросткового возраста и невыносимая ситуация больше реально не существует, каждое усилие должно быть направлено на то, чтобы преодолеть это нарушение. Чтобы это сделать, надо повернуть процесс вспять, вернуться к той мучительной ситуации, еще раз пережить ее и разрешить по-иному. Конечно, пациент будет страдать, но это страдание необходимо и рационально. Это тот жар, который расплавит ригидность и позволит возродить новое Я.

После такой аналитической работы я постарался высвободить больше энергии и снова начал работать с мышцами шеи и основания черепа. Затем я продвинулся вперед, к подбородку. Когда я массировал подбородочные мышцы, я слегка поддел подбородок. Это вызвало взрыв рыданий, которые стали теперь гораздо сильнее. Поток энергии прошел через шею. На лице и в глазах появилось выражение глубокого оскорбления, и я ощутил то мучительное переживание, которое скрывалось за безжизненностью лица. Через некоторое время рыдания затихли, и я стал успокаивать пациентку. По мере того как она приходила в себя, с ней происходили драматические изменения. Все лицо оживало: кожа, глаза, рот и т. д. Появилось выражение радости, которого я никогда не видел раньше. Пациентка ощущала излучение света. Я и не ждал, что эффект продлится больше двадцати четырех часов. Тем не менее дальнейший путь был намечен.

Благодаря успешным занятиям произошло значительное расширение сознания тела и его функций. Физическая боль и ощущение хрупкости постепенно исчезали. Пациентка сама старалась приложить больше усилий, чтобы мобилизовать энергию с помощью ударов по кушетке и других движений. Руки ее стали сильнее, плечи тоже. Плач стал легче, но глубинные напряжения «сдавались» медленно. С этого времени начался период значительного, продолжительного улучшения состояния пациентки. Ей стала более доступна агрессия. Ситуация на работе существенно улучшилась. У нее сложились любовные отношения с молодым человеком, в которых она больше не использовала сексуальную покорность как способ получить любовь мужчины.

Терапия продолжалась еще около года и закончилась, когда состоялась ее помолвка. Она почувствовала, что может сама безопасно существовать с новым ощущением силы и смелости. Мне довелось встретиться с ней несколькими годами позже. Она была замужем и родила ребенка. Несмотря на проблемы, которые обязательно возникают вместе с новой ответственностью, эта пациентка сохранила все, чего достигла в процессе аналитической работы.

На основе нашей работы с этой пациенткой можно выделить важные характеристики истерической структуры, которые затем мы можем соотнести с другими наблюдениями и случаями. Как мы уже знаем, Райх отмечал, что «наиболее важной чертой» этой структуры является «явно сексуальное поведение в сочетании со специфической телесной подвижностью» (Reich 1949, р.189). Он строил свое заключение на примерах пациенток, которые жили в начале столетия. Сегодня такая установка не представляет собой обычное явление. Но если явно сексуальное поведение, связанное с флиртом или кокетством, теперь встречается редко, то использование сексуальной активности в качестве защиты против сексуальности или любви по-прежнему имеет место. Если флирт сейчас выполняет функцию «прочувствовать, как и прежде, природу и величину грозящих опасностей» (там же, р. 191), то и сексуальная покорность современного истерического характера подлежит такой же интерпретации.

Мы интерпретировали сексуальное поведение пациентки как покорность с целью завоевать расположение и любовь мужчины. Биоэнергетическое значение структуры тела было таким же. Хотя нижняя его часть была мягкой и податливой, верхняя была ригидной и зажатой. Гениталии давали согласие, а сердце говорило «нет». Однако вы можете спросить: «Где же грозящая опасность? Чего боится пациентка в половом акте?» Грозящая опасность-это глубокая эмоциональная вовлеченность. Как только сердце изливает сильные чувства в генитальный аппарат, в нем возникает сильная тревожность. Истерическому характеру присуща генитальная ригидность, или спастичность, позволяющая разрядиться только небольшому количеству энергии. Психоанализ объясняет это «фиксацией на генитальной фазе инфантильного развития с ее инцестуозной привязанностью» (там же, р. 190). До тех пор пока эта привязанность не исчезнет, любовь расщеплена на два несовместимых чувства; нежность и чувственность. Истерический характер не способен соединить их в единое чувство по отношению к одному человеку.

Фенихел считал, что в основе истерического характера лежат те же конфликты, что и в основе истерии: «Рассматривая механизмы истерии, следует иметь в виду, что ее особенности отражают конфликты между интенсивным страхом сексуальности и не менее интенсивным, но подавленным сексуальным влечением» (Fenichel 1945, р. 527). Чем отличается этот тип структуры характера от орального или мазохистского характера? У последних конфликт между сексуальным влечением и сексуальным страхом гораздо сильнее; мазохист, например, может временами впадать в состояние паники. При истерическом характере сексуальные влечения подавлены, то есть в значительной степени бессознательны. Желания мазохиста вполне осознанны, но сдержаны и подавлены; то есть он не осознает, что сам сдерживает сексуальные чувства. Мазохистское сжимание, скручивание и проталкивание, направленные на то, чтобы добиться разрядки, не воспринимаются им как способ преодолеть сопротивление. Он удивится, если ему указать на зажатость; человек с истерическим характером удивится, если указать ему на сексуальный смысл его действий.

Посмотрим на это по-другому. Мазохист приходит к терапевту потому, что хочет стать свободным; он идентифицируется со своими побуждениями. Женщина с истерическим характером обращается за помощью, потому что что-то вышло из-под контроля. Она хочет восстановить этот контроль. Разве не ту же фундаментальную проблему представляли собой истерические симптомы, с которыми имел дело Фрейд в начале своей деятельности? Теперь зададим вопрос: каким образом истерический характер сознательно идентифицируется с сопротивлением и контролем, а мазохист — с побуждением и свободой экспрессии? Ответить на него можно на нескольких уровнях. Я бы сравнил эту проблему с проблемой, затрагивающей целые народы и нации. Богатые люди всегда законопослушны и отстаивают порядок, бедняки- всегда революционно настроены. Истерический характер — это генитальная структура, а оральный и мазохистский характеры — догенитальные. Поскольку генитальная функция установлена достаточно прочно, организм обладает взрослой организацией энергии. Энергетический маятник, движение которого представляет собой принцип реальности и создает основу Я-восприятия, «заякорен» в обоих концах тела: мозге и гениталиях. Представим, что при весьма необычных обстоятельствах происходит регрессия. Однако, пока сохраняются эти «два якоря», организм способен регулировать баланс между количеством выработанной и количеством разряженной энергии. И пока истерический характер поддерживает этот баланс, он способен избежать тревожности, сохранять контроль и контактировать с реальностью.

Чуть раньше я говорил, что женщина с истерическим характером обращается за помощью потому, что что-то вышло из-под контроля. Это означает, что возникла тревога. Невротический механизм регуляции отказал. Можно спросить: почему это произошло? При каких обстоятельствах такое случается? Прежде чем ответить на эти вопросы, я бы хотел подчеркнуть, что сегодня пациент с истерическим характером может обратиться к терапевту-аналитику из-за того, что контроль слишком эффективен. Продуцирование энергии и формирование импульсов может снизиться до такой точки, когда нормальное функционирование в современных условиях жизни становится невозможным. Наше конкурентное общество требует высокой степени агрессии. В передовых кругах оно также ожидает от женщины способности наслаждаться сексуальным переживанием. Это новые культурные факторы, которые изменили психоаналитическую картину неврозов и послужили, по крайней мере отчасти, распространению идей психоанализа. Вернемся теперь к нашим вопросам.

Два фактора нарушают баланс между продуцированием энергии и ее разрядкой. Если поток энергии увеличивается, а разрядка остается прежней, возникает тревожность. Так часто случается с молодыми девушками в начале подросткового возраста. То же самое происходит и в процессе аналитической терапии, когда высвобождение подавленных аффектов увеличивает продуцирование энергии прежде, чем достигнуто изменение в способности к разрядке. Так бывает, когда уровень эмоциональной заряженности достигает очень высокой точки, например в начале любовных отношений, когда немедленная разрядка невозможна. Это нормальная любовная тревожность; она может стать патологической, если вызывает у пациента конфликт с репрессивными силами. Проблема истерии относится к такому процессу. С другой стороны, любое заметное снижение разрядки энергии без соответствующего изменения ее количества вызывает тревожность. Еще в 1894 году, обсуждая неврозы страха, Фрейд подчеркивал, что недостаточное удовлетворение при половом акте, включая прерванный коитус, всегда порождает тревожность. Точно так же любая помеха в нормальной половой жизни, когда нет возможности для разрядки меняющихся количеств энергии, может стать причиной тяжелой соматической тревожности.

Проблема истерии и истерических приступов связана с первым состоянием. Внезапное резкое возрастание количества продуцируемой энергии, вызванное высвобождением вытесненного аффекта, проявляется в усилении тревожности. Эта тревожность превращается в соматический симптом, и конфликт переходит на психический уровень. Истерический приступ — это психический дубликат попытки подавить состояние сильной тревожности. Именно это имел в виду Фрейд, утверждая, что «все становится ясным, если предположить, что невроз страха в действительности есть соматический дубликат истерии» (Freud 1894а, р. 105). Это специфическое условие относится, однако, только к данному типу характера. Тревожность — это обычное переживание при мазохизме, но оно скорее приводит к возбуждению и разрядке или же заканчивается стагнацией мазохистского болота. У орального характера тревожность влечет за собой уход. Ни в одной из этих структур ситуация не становится эксплозивной. Плавность энергетических процессов, отсутствие «якорей» и ригидности предохраняют от развития взрывоопасной ситуации.

Приступ истерии — это эксплозивный феномен. Внезапно возникающий избыток энергии может захлестнуть Я в так называемой истерической вспышке, или же эта энергия может перетечь в ту или иную часть тела и изолироваться, продуцируя истерическую телесную симптоматику. Иммоби лизация может проявиться в поразительной картине истерического паралича. Если энергию невозможно эффективно связать, возникают непроизвольные движения (клонусы, тики и т. д.). О проблеме истерии я буду много говорить в другом контексте. Важным в этом процессе представляется тот факт, что эксплозивность ситуации зависит от накопления силы внутри закрытой, ригидной системы, или резервуара. Как раз такая ригидность и составляет неотъемлемую природу истерической структуры характера. Это не просто специфическое напряжение или спастичность, присущие оральной или мазохистской структуре; ригидность истерического характера охватывает все телесные процессы, сковывая организм словно панцирем. Раньше я описывал истерический характер как относящийся к ригидным типам. Теперь можно сказать, что это еще и панцирный тип структуры.

Понятие панциря ввел Райх, описывая состояние, при котором тревожность «сковывает» человека, действуя как защитный механизм, который преследует определенную практическую цель, «с одной стороны, защищая от стимулов внешнего мира, а с другой- от внутренних либидинозных стремлений». Это сразу наводит на мысль о рыцарских доспехах, выполнявших функцию защиты от определенных внешних сил. Позже Райх показал, что у панциря характера есть соматический дубликат — мышечный панцирь, выполняющий на биоэнергетическом уровне ту же функцию, которую панцирь характера выполняет на психологическом. Хотя мы и используем термин «панцирь характера» как синоним сопротивления характера, не следует путать панцирь с характером, как таковым. Каждый невротик пытается защититься с помощью панциря от опасностей и угроз внешнего и внутреннего мира. В действительности оральный и мазохистский характеры добиваются успеха в лучшем случае лишь отчасти. И тот и другой подвержены приступам тревожности и развивают иные механизмы, чтобы с ней справиться. Оральный характер уходит от реальности в фантазии или в депрессию; мазохист ретируется и отсиживается в уединении. Это, по сути, беспанцирные типы, и поэтому они очень чувствительны к своему окружению. Способностью образовывать панцирь обладают только структуры характера, основанные на генитальной функции.

В случае, представленном в данной главе, панцирь характера напоминал стеклянный стакан, в котором плавала рыбка. Он обеспечивал защиту, но вместе с тем изолировал и о<