Модель субъектного взаимодействия
Как мы уже отмечали, экономическую систему надо рассматривать через межсубъектное взаимодействие. Причины этого лежат в специфике экономики, которая представляет собой сферу жизнедеятельности отдельных людей и социальных групп. Социальными психологами доказан субъектный характер социальных групп, основанный на наличии таких отличных от индивидуальных, но создающих согласованное групповое поведение и психоэмоциональное содержание группы характеристик, как характер, сознание, стереотипы, установки и т.д. Причем субъекты являются разноуровневыми, так как люди, включенные в группу, одновременно являются и субъектами в случаях, когда они субъективно «отвечают за себя» (т.е. исходят из своих индивидуальных интересов), и элементами, когда они субъективно самоотождествляются с членами группы.
Механизм отождествления построен на социальных (экономических) ролях, которые выступают в качестве базовых институциональных механизмов экономической действительности, за счет чего и происходит ограничение рациональности (на этом вопросе мы остановимся ниже). В основе последнего лежат противоречия, с одной стороны, в ролевом наборе, с другой – между ролью и индивидуальностью (первая всегда упрощает вторую). Таким образом, всегда существует конфликт социальных установок: между собой и с реальным поведением.
Социальные установки являются механизмами группового восприятия (восприятия индивидом групповых норм на внутреннем уровне) и таким образом сковывают личную рациональность, подчиняя ее групповым интересам. В психологии существует понятие субъективной вероятности, т.е. численного выражения уверенности конкретного лица в том, что данное событие в действительности произойдет[68]. Таким образом, субъективная вероятность является не столько характеристикой самих событий, сколько характеристикой человека, производящего классификацию этих событий. Установлено, что различные ошибки в оценивании частоты событий часто связаны с эмоциями[69]. Так, эксперименты показали, что обычно субъективные оценки вероятностей изменяются в том же направлении, что и при вычислении их по правилу Байеса, но не достигают теоретических значений. Это свидетельствует о том, что люди обычно не могут полностью извлечь всю информацию из полученных сведений и изменить апостериорные вероятности в соответствии с данными наблюдений. Существует «определенный “консерватизм вывода”, т.е. люди склонны не придавать фактам их полного значения»[70]. Таким образом, субъективные вероятности выступают эмоционально окрашенными предположениями относительно социальной ситуации. По нашему мнению, качественную характеристику данных эмоциональных предположений можно выразить через дихотомию «доверие-недоверие».
В качестве подтверждения нашего вывода можно привести концепции социологов Э. Гидденса и Ф. Фукуямы. Например, у Э. Гидденса именно доверие выступает нерациональной основой, направляющей социальное поведение. Исследователь, в частности, утверждает, что «доверие (trust) связано с отсутствием во времени и пространстве, недостатком информации, непредопределенностью последствий. Доверием облекаются не только личности, но и “абстрактные системы”»[71].
Сам феномен, по мнению английского ученого, можно определить как «уверенность в надежности некоторой личности или системы относительно данного комплекса последствий или событий, где эта уверенность выражает веру в честность или любовь другого лица или в правильность абстрактных принципов»[72]. Оно опосредуется исчислением опасностей и шансов, однако рациональный расчет не устраняет фундаментальную неопределенность, характеризующую жизнь в «средах риска», поэтому всякое доверие неизбежно является до некоторой степени «слепой верой» и поэтому внерационально. Рациональный расчет, опирающийся на знание, определяет «приемлемый риск», однако само рисковое действие направляется решимостью, основанной на авансированном доверии.
Таким образом, этот психологический феномен выступает в концепции Гидденса как интегральная установка практического сознания, организующая и направляющая действия людей в «обществе риска», а механизмы доверия, по мнению исследователя, становятся основным средством формирования чувства онтологической безопасности в эпоху модерна[73]. По мнению некоторых отечественных ученых, доверие представляет собой динамическую характеристику взаимоотношений различных субъектов, которые основаны на выгодности результатов взаимодействия и на уверенности в добросовестности друг друга[74]. На наш взгляд, в качестве интеграции вышеозначенных точек зрения можно заключить, что доверие есть совокупное выражение субъективных вероятностей, или, точнее, эмоциональное принятие или непринятие субъективных вероятностей как достоверных (доверие к себе) и ситуации как стабильной (доверие к среде и ее элементам).
Более того, продолжая мысли Э. Гидденса, можно сказать, что доверие выступает в качестве одного из элементов развития субъектности, поскольку позволяет ориентироваться в многообразном и неструктурированном мире, собственно и осуществляя первичную структуризацию оного. Или, говоря словами самого ученого, «практическое сознание, вплетенное в рутины повседневности, в когнитивном и эмоциональном планах является основным генератором того чувства онтологической безопасности (ontological security), которое обычно испытывается людьми и антонимом которого является экзистенциальный ужас, рождаемый столкновением с хаосом (Angst в смысле Кьеркегора и Хайдеггера)»[75]. Надо сказать, что практически в том же значении доверие понимается американским социологом Ф. Фукуямой[76], прежде всего в рамках его концепции социального капитала.
Таким образом, можно считать обоснованным положение, согласно которому, именно благодаря инструменту, который можно обозначить как доверие, формируется и поддерживается рутинизация человеческого поведения.
Наши выводы подтверждаются и исследованиями психологов[77], в которых доверие в обобщенном виде определялось как особая форма веры, проявляющаяся в виде социально-психологической установки личности по отношению к миру (в том числе к другим людям) и к себе. При этом фактор доверия, по мнению Т.П. Скрипкиной, проявляется в наличии отношения-установки к собственной субъектности как значимой для личности. В числе прочего Т.П. Скрипкина отмечает его значимость для самоорганизации личностью своей жизнедеятельности, как необходимое условие становления личности в качестве субъекта своей жизни.
Таким образом, в современной науке можно считать относительно доказанным, что взаимодействие субъекта с окружающей средой строится на основании особого отношения, обозначаемого термином «доверие», ответственного за неосознаваемый отбор из всего многообразия вариантов развития событий, наиболее безопасных с точки зрения субъекта. Вышеозначенное, по нашему мнению, позволяет считать обоснованным обозначение контекстной плоскости нашей модели взаимодействия, как плоскости доверия.
Вербальную (знаковую) плоскость, на наш взгляд, можно выразить через несколько более устоявшийся в современной науке параметр «ответственность». Как известно, ответственность – категория, отражающая особое социальное и морально-правовое отношение личности к обществу, которое характеризуется выполнением своего нравственного долга и правовых норм. Ответственность определяет степень вины или заслуг, показывает обязательность, надежность личности и даже подчеркивает значительность поста, занимаемого ею[78], и соответственно выступает второй характеристикой социальной позиции. Не случайно М. Вебер связывает ответственность прежде всего с результатом – со способностью индивида предвидеть и учесть его в своих действиях. А психологом Л.И. Дементий теоретически выделено и эмпирически доказано, что именно ответственность детерминирует прогнозирование будущего, степень целостности восприятия жизненного пути, убеждения личности о возможности и способности управлять собственной жизнью, смысл жизни и степень удовлетворенности ею[79]. Надо сказать, что ответственность выступает порождением феномена решения, возникая как его неизбежный спутник. Принимая решение, элемент системы автоматически несет ответственность как за отказ от других альтернатив, так и за последствия данного отказа. С точки зрения темы данного исследования и материалов, изложенных ранее, мы должны особо отметить, что постановка цели представляет собой вариант решения. Более того, с экономической точки зрения именно категория ответственности выступает основой для возникновения издержек и прибыли, а с более комплексных позиций – существование любых результатов экономической деятельности, и права на их присвоение[80]. Таким образом, ответственность выступает одним из тех феноменов (возможно основным), которые сопровождают субъектность.
Исследователи выделяют два вида ответственности как свойства личности. Один характеризует ее склонность придерживаться в своем поведении общепринятых правил, социальных норм, выполнять различные ролевые обязанности и именуется обычно как «социальная ответственность личности». Другой вид ответственности связан с локусом контроля личностью своей судьбы, своих действий и их результатов. Локус контроля отражает общую склонность человека «приписывать ответственность за события, происходящие в его жизни, себе, собственному поведению, способностям (интерналы); либо окружению, случаю, судьбе, обстоятельствам, т.е. силам, неподвластным его управлению (экстерналы)»[81]. Анализируя понятие ответственности, К. Муздыбаев пишет: «все виды ответственности объединяет то, что они представляют собой формы контроля за деятельностью субъекта»[82] со стороны общества или его самого. Контроль, как известно, носит исключительно дискретный характер и возможен только на основе знаковой системы (системы индикаторов).
Вышеозначенные виды представляют функционально разные формы контроля на разных этапах деятельности, характеризуя ответственность либо с позиции общества, либо с позиции внутреннего мира субъекта. В первом случае ответственность отражает подотчетность социального субъекта за реализацию требований общества (или его институтов) с последующим применением санкций в зависимости от степени вины или заслуг, т.е. выступает как средство внешнего контроля и внешней регуляции деятельности, и может быть определена как объектность. Во втором случае понятие ответственности отражает отношение к должному самого субъекта, его предрасположенность, готовность осуществить должное, т.е. выступает как средство внутреннего контроля (самоконтроля) и внутренней регуляции (саморегуляции) деятельности, поскольку субъект выполняет должное по своему усмотрению, сознательно и добровольно.
Таким образом, именно ответственность определяет социальную позицию как субъектную (в случае если доминирует внутренняя ее составляющая), или объектную (если доминирует социальная составляющая).
Подтверждением этого выступают результаты исследований, проведенных Л.И. Дементий, в которых среди прочего выявлено, что личность с адекватной ответственностью примет ее на себя только в тех ситуациях, в которых способна что-либо изменить, т.е. ответственность появляется только у субъектов как участников ситуации, способных к ее изменению. В то же время Л.И. Дементий выделяет и такое свойство личности, как способность нести ответственность там, где она реально ничего сделать не может, и как антитезу этого – способность не нести ответственность за изменения там, где она их осуществляет, делегируя ее другим. Последние два случая, по мнению омского ученого, не адекватны. Мы не будем касаться вопросов адекватности ответственности, укажем лишь на то, что она выступает проявлением субъективной позиции, причем не важно – реальной или воображаемой. Не случайно и то, что исследователи определяют ее как субъективную форму активности, проявляющуюся, прежде всего, «в тех видах жизнедеятельности, в которых человек волен самостоятельно определять для себя меру субъектной включенности и меру собственного творчества в постановке целей, их реализации, проявлении себя и т.п.»[83], или, говоря другими словами, только в тех ситуациях, в которых личность выступает как субъект.
Однакопредлагаемая нами модель взаимодействия (см. рис. 2) объемна, т.е. содержит некую третью характеристику, выступающую ее осью. По нашему мнению, таковой является активность субъекта, как одно из важнейших свойств последнего, его родовой характеристикой.
Как известно, активность – характеристика организма, рассматриваемая как источник преобразования или поддержания им жизненно значимых связей с окружающим миром. Активность – это присущая организму способность к самостоятельной силе реагирования[84]. В психологии активность выступает в соотношении с деятельностью, проявляясь как динамическое условие ее становления, реализации и видоизменения. Она характеризуется:
- обусловленностью производимых действий спецификой внутренних состояний субъекта непосредственно в момент действования (в отличие от реактивности, когда действия обусловливаются предшествующей ситуацией);
- произвольностью, т.е. обусловленностью наличной целью субъекта (в отличие от полезависимости, когда субъект импульсивно откликается на стимулы, обладающие для него побудительной силой, вне влияния заранее принятой цели);
- надситуативностью, т.е. выходом за пределы исходных целей (в отличие от приспособительности как ограничения действий субъекта узкими рамками заданного);
- значительной устойчивостью деятельности в отношении принятой цели (в отличие от пассивного уподобления предметам, с которыми предстоит встретиться субъекту при осуществлении им деятельности)[85].
Все вышеозначенное позволяет отнести активность, вслед за доверием и ответственностью, к неотъемлемым характеристикам как социальной позиции, так и самого субъекта.
Если исходить из объяснения феномена активности, данного классиком отечественной психологии Я.А. Пономаревым, то она «может быть понята как эффект аккумулированных взаимодействий»[86]. Именно поэтому она и выступает в нашей модели в качестве оси, центрального движущегося звена взаимодействия. Действительно, вращение поля субъектности вокруг оси задается взаимодействиями с другими субъектами и в таком понимании ось – это аккумулированная энергия взаимодействия. С другой стороны, благодаря активности сохраняется целостность поля субъекта, что также подтверждается целым рядом исследований индивидуальных и групповых субъектов.
Модель субъектного взаимодействия мы представили на рис. 3.
Рис. 3. Модель субъектного взаимодействия
Однако мы уже отмечали, что взаимодействие целесообразно рассматривать как процесс, а не как статическую модель. Для этого необходимо добавить в данную модель время как некую субстанцию цикличности. Учитывая тот факт, что психолог Э. Берн называет «поглаживанием»[87] любой акт, предполагающий признание присутствия другого человека, и то, что обмен поглаживаниями, по его мнению, составляет трансакцию, которую в свою очередь можно определить как единицу взаимодействия, будем считать, что именно трансакция – это один оборот вокруг оси в данной модели, и соответственно – единица времени (психического и социального). Тогда предложенная модель приобретет вид, представленный на рис. 4.
Рис. 4. Динамическая модель субъектного взаимодействия
Пространство модели мы назовем полем субъектности. Внешней средой, в которой осуществляется взаимодействие, выступает социальное поле, выделенное и детально проанализированное в работах современного французского социолога П. Бурдье[88]. Согласно теории данного ученого, поля синхронически выступают как структурированные пространства позиций (или точек), свойства которых определяются их расположением в этих пространствах и которые можно анализировать независимо от характеристик тех, кто их занимает (и кто отчасти определяется этими позициями). Для них, по мнению П. Бурдье, характерны некоторые общие правила:
1. борьбу, для которой каждый раз необходимо понять ее специфические формы: между новичками, пытающимся разрушить препятствия, предполагаемые правом входа, и доминирующими, пытающимися защитить монополию и исключить конкуренцию;
2. определение ставок игры и специфических интересов, не сводимых к ставкам и интересам, свойственным другим полям (невозможно заставить философа участвовать в гонке со ставками географии) и воспринимаемых только теми, кто самой судьбой был предназначен для вхождения в это поле. Каждая категория интереса предполагает безразличие в отношении других интересов и других инвестиций, обреченных таким образом на то, чтобы восприниматься как абсурдные и безумные или как возвышенные и незаинтересованные. Чтобы такое поле функционировало, необходимо наличие ставок и индивидов, готовых играть в эту игру, а также обладающих субъектной позицией, содержащей в себе знание и признание имманентных правил игры, ставок и т.п.;
3. структура поля – это состояние соотношения сил между агентами или институтами, вовлеченными в борьбу, или распределение специфического капитала, который, являясь результатом предшествующей борьбы, направляет последующие стратегии. Эта структура, лежащая в основании стратегий, направленных на ее трансформацию, сама постоянно вовлечена в игру. Основной ставкой борьбы, местом которой является поле, выступает монополия на легитимное насилие (специфическую власть), которая является отличительным свойством рассматриваемого поля. То есть, в конечном счете, основной ставкой борьбы служит сохранение или разрушение структуры распределения специфического капитала. (Говорить о специфическом капитале — значит утверждать, что капитал имеет ценность, лишь находясь в отношении с некоторым полем, а следовательно, в пределах этого поля, и что лишь при определенных условиях он обратим в другой тип капитала);
4. те, кто в определенной системе соотношения сил монополизирует (более или менее полно) специфический капитал, основу власти или специфического авторитета, свойственного полю, склонны к стратегиям сохранения — стратегиям, которые в полях производства культурных благ стремятся к защите ортодоксии, в то время как держатели, наделенные меньшим капиталом (часто являющиеся новичками, и, как следствие, в большинстве своем самые молодые) склонны к стратегиям разрушения, т.е «стратегиям ереси». Эта ересь, гетеродоксия, понимаемая как критический разрыв с доксой, часто связанный с кризисом, выводит доминирующих из состояния молчания и вынуждает их выступать в защиту ортодоксии, мышления здравого (pensée droite) и с права (de droite), для восстановления молчаливого согласия с доксой;
5. все субъекты, вовлеченные в поле, объединены некоторым общим набором фундаментальных интересов, а именно тех, что связаны с существованием самого поля. Отсюда следует объективное соучастие, подразумеваемое в любом противостоянии.
Теория полей П. Бурдье позволяет нам выделить особую субстанцию, в которой происходит диффузия субъектности, – поле и перейти от психологических феноменов к экономической категории капитала.
Касательно первого мы считаем, что диффузия происходит в рамках того или иного поля, доступ к которому аналогичен признанию определенной системы координат субъектного взаимодействия и равен добровольному (хотя быть может и не осознаваемому) вхождению в некую систему. Мы здесь, по сути, утверждаем равенство между «полем» П. Бурдье и полисубъектной системой. Очевидно, что именно продуктом такой системы будут институты, в том значении этого слова, которое характерно для современного институционализма.
Мы также утверждаем, что по мере повышения институционализации поля (т.е. по мере роста его упорядоченности), система за счет делегирования ответственности и при достижении определенного уровня доверия вызывает к жизни некий центр притяжения, «сверхсубъект», который становится элементом субъектности и приводит на следующей стадии развития к появлению нового субъекта более высокого порядка.
Экономическая категория капитала требует самостоятельного исследования, к которому мы обратимся в других работах.
Подводя итог первой главе, необходимо заметить, что субъект представляет собой в определенном смысле результат социального взаимодействия. Поэтому представленную модель можно назвать пространством субъекта. Тогда возникает вопрос о границах данных плоскостей. Действительно, есть ли они? Этот вопрос (как, впрочем, и вся модель), безусловно, нуждается в проверке, но предварительно можно заметить, что выделение общеизвестных понятий – самотрансценденция (т.е. выход за пределы себя) и самоактуализация (т.е. полная реализация себя) – указывает на существование таких границ. Ведь если нет границ, то за них нельзя и выйти, тогда невозможны сами эти феномены.
Резюмируя вышесказанное, еще раз остановимся на ключевых моментах:
1. Современная социально-экономическая ситуация со всей очевидностью демонстрирует перенос акцента общественного развития с преобразования среды жизнедеятельности на интрасубъектные процессы. В подобных условиях на авансцену научных исследований неизбежно выходят вопросы, связанные с определением как механизмов субъектного развития, так и межсубъектного взаимодействия;
2. Субъект – это не только личность, это любая сложная социальная система, активно действующая и познающая, обладающая способностью ставить и корректировать цели, осознавать мотивы, самостоятельно выстраивать действия и оценивать их соответствие задуманному, выстраивать планы деятельности;
3. Социальная позиция субъекта может быть определена как набор диспозиций, предшествующий новой ситуации взаимодействия и определяющий последующую направленность деятельности и постановку целей субъекта;
4. У субъекта существует набор различных социальных позиций в зависимости от встречающихся ситуаций, однако некая из них относится к несколько более широкому спектру социальных ситуаций, чем другие. Такую позицию, по нашему мнению, можно определить как доминирующую социальную позицию субъекта;
5. Так как социальная позиция предшествует деятельности, то на уровне субъекта должны выделяться характеристики, позволяющие определить цели в новой деятельности. По нашему мнению, в качестве таковых должны выступать некие образования, которые позволяют субъекту предварять деятельность, выступая при этом квинтэссенцией опыта предыдущих взаимодействий;
6. Взаимодействие выступает, с одной стороны, основой для формирования социальной позиции субъекта, с другой – его характер напрямую зависит от доминирующей социальной позиции субъекта (точнее, от наличия или отсутствия противоречий в позициях субъектов-участников взаимодействия). Ни в коей мере не оспаривая существующих моделей взаимодействия, мы считаем, что выделение трех плоскостей взаимодействия (коммуникативной, перцептивной и интерактивной) несколько затрудняет его эмпирическое изучение. Ведь если рассматривать коммуникативную плоскость как обмен вербальной информацией (а последняя носит дискретный характер, так как представляет собой совокупность знаков или символов), перцептивную как создание чувственного образа (обмен эмоциями, которые в свою очередь носят непрерывный, контекстный характер), то выделение интерактивной плоскости (т.е. плоскости взаимодействия) является излишним. Поэтому мы предлагаем выделить две плоскости – вербальную (знаковую) и контекстную, по характеру обмена информацией. Первая основана на мышлении и обмене знаками и символами (т.е. абстракциями), вторая – на обмене эмоциями;
7. В качестве единиц социальной позиции с контекстной стороны выступают субъективные вероятности, являющиеся эмоционально окрашенными предположениями относительно социальной ситуации. По нашему мнению, качественную характеристику данных предположений можно назвать дихотомией «доверие-недоверие». При этом под доверием понимается динамическая характеристика взаимоотношений различных субъектов, которая основана на выгодности результатов взаимодействия и на уверенности в добросовестности друг друга. Можно предположить, что доверие есть эмоциональное принятие или непринятие субъективных вероятностей, как достоверных (доверие к себе) и ситуации как стабильной (доверие к среде и ее элементам), которое отвечает за готовность субъекта к восприятию контекста;
8. Единицей знаковой стороны может выступать ответственность – категория, отражающая особое социальное и морально-правовое отношение личности к обществу, которое характеризуется выполнением своего нравственного долга и правовых норм. Именно ответственность – компонент социальной позиции, предающий ей субъектный или объектный характер. Так цель, поставленная субъектом самостоятельно оценивается по внутренним индикаторам (локус контроля), а поставленная извне – по внешним (социальная ответственность).
Осью модели взаимодействия выступает активность субъекта, т.е. присущая организму способность к самостоятельной силе реагирования, выступающая в соотношении с деятельностью, проявляясь как динамическое условие ее становления, реализации и видоизменения. Она характеризуется обусловленностью производимых действий, спецификой внутренних состояний субъекта непосредственно в момент действования, произвольностью, т.е. обусловленностью наличной целью субъекта; надситуативностью, т.е. выходом за пределы исходных целей; значительной устойчивостью деятельности в отношении принятой. И, таким образом, также выступает неотъемлемой характеристикой социальной позиции.
Кроме того, в рамках всей главы настоящей работы мы подспудно затрагивали такую характеристику субъекта, как время: во-первых, как часть субъекта, во-вторых, как элемент формирования субъектности, в-третьих, как среду существования предложенной нами модели. Более того, мы выдвинули предположение о том, что единицу времени можно определить как акт взаимодействия и обозначить как трансакцию. Обоснованию данных положений будет посвящена следующая глава работы.
Дата добавления: 2020-11-18; просмотров: 485;