История изучения времени

Ключевым методологическим базисом для построения любой концепции развития социально-экономической сферы жизнедеятельности выступает содержание понятия «время». Вызвано это несколькими моментами.

С одной стороны, любая периодизация неизбежно содержит в своем основании некий признак членения на этапы и соответственно подразумевает определенное понимание времени. В условиях кардинальной смены самой среды этот признак обязан подвергнуться самому пристальному вниманию. Поэтому нельзя отнести к случайностям факт резкого повышения интереса научного сообщества к проблеме изучения времени, совпавший с началом ХХ века, и стабильно значительное место занимаемое ею в современной науке[89]. Если до двадцатого века проблема времени в основном занимала умы философов, то после докладов А. Пуанкаре (1906) и Г. Минковского (1908), и особенно после разработки А. Эйнштейном частной и общей теории относительности (1905, 1906-1917) понятие времени осознается как узловой пункт в физико-математических исследованиях. Затем проблема времени начинает проникать в психологию и экономику. Так, Г. Рейхенбах в своей работе «Философия пространства и времени» анализирует такие важные методологические проблемы современной науки и философии, как отношение между теорией и наблюдениями, между топологическими и метрическими свойствами пространства и времени, поднимает психологическую проблему возможности наглядного представления неевклидовых структур. Причем, если в экономике оно принимает вид изучения циклов, то в психологии и философии – вид рассмотрения причин самого феномена. Развитие психологической науки в начале ХХ века позволяет дополнить исследования времени рассмотрением особенностей его восприятия человеческим сознанием.

В итоге на современном этапе развития науки имеет место попытка замещения вечности как трансцендентально-трансцендентной области, сложившейся в классической метафизике, вновь открытым феноменом времени. Феномен времени «принимает на себя основные системные свойства и функции “структур вечного”, что приводит к подмене не только содержания понятия времени и его функции в культуре, но и содержания и системных функций вечности как культурного конструирования, что не может не влиять на содержание современной социальной и индивидуальной реальности»[90]. Итак, одна сторона необходимости рассмотрения понятия времени в настоящей работе – ключевая роль этого феномена в общественном развитии.

С другой стороны, согласно современному философскому пониманию субъекта, именно он является одновременно порождением времени и элементом, порождающим его[91]. Говоря словами С.В. Комарова, «понятие субъективности, начиная с И. Канта, целиком должно быть понято как временной синтез, временение, развертывание времени»[92], т.е. время – это обязательное условие существования времени (ниже мы остановимся на данном постулате подробнее).

Таким образом, без рассмотрения времени никак нельзя обойтись при анализе экономико-психологических факторов общественного развития. Этот факт подкрепляется тем, что «в новом отношении к времени, в новой остроте человеческого самоощущения и времяощущения заключается специфика проблемы времени нашей динамической эпохи»[93]. Рассмотрение проблемы актуализируется и тем, что, несмотря на то, что за последние несколько десятилетий проблема времени «по числу посвященных ей исследований и публикаций вышла на одно из первых мест в мировой научной литературе, а по своему мировоззренческому значению занимает, пожалуй, ведущее место в философских исследованиях современности»[94], на начало XXI века в науке отсутствует единая концептуальная модель, раскрывающая «соотношение биологического, психологического, социального и культурного времени, отсутствует представление о соотношении психологического, личностного, жизненного времени, единая теория их многообразия»[95].

В качестве попытки построения подобной модели можно отметить лишь работы отечественного психолога К.А. Абульхановой и философа Г.П. Аксенова[96]. Однако очевидно, что такого незначительного количества работ, интегрирующих вышеозначенные типы времени, явно недостаточно для всестороннего изучения данной проблемы. Поэтому позволим себе, несмотря на обилие работ, посвященных времени, остановиться на данном аспекте достаточно подробно, тем более что он выступает ключевым в нашем дальнейшем исследовании.

Начнем с базового, философского понимания времени. Надо заметить, что оно не однозначно и ведет свою историю еще с античности. Так, согласно воззрениям стоиков, время существует параллельно процессу периодического сгорания/возрождения космоса (это подтверждает отчасти универсальность и неизбежный характер космических законов), являясь мерой распространения движения в пространстве. Сообразно времени все возникает, завершается и существует. В отличие от телесно сущего, время (как и пространство с пустотой) делимо до бесконечности. В учении о причине время и пространство также исключаются из числа причин, и называются необходимыми условиями. Любое событие происходит в пространстве, а время необходимо для выявления последовательности[97].

Платон, в свою очередь видел богом единство трех ипостасей – единого, ума, души, и считал мир сотворенным во времени, полагая, что начало творения, совпадает с его началом.

Рассмотрение сущности времени получило свое дальнейшее развитие в средние века. Например, в рамках философии Б. Спинозы адекватная идея любой конечной вещи выражает стремление к ее существованию и продлению этого состояния. Это означает, что, во-первых, такая идея выражает ее наличное состояние (настоящее), предшествующее состояние (прошлое), а также неопределенную возможность последующего существования (будущее). Эти модусы времени адекватно даны в чувственности, наслаждении и воображении, а потому есть лишь модификации влечения (стремления, воли). Иначе говоря, в воображении Спиноза обнаруживает время как механизм самоаффектации конечного сущего. Поскольку всякая вещь стремится продлить свое существование, постольку же она обнаруживает свою временность и свою конечность[98].

Большую роль, как это подчеркивали Августин и Лейбниц, играет время как способ существования человека, в котором он необходимо должен переживать настоящее, прошедшее и будущее, поэтому время можно рассматривать как безусловную предпосылку бытия человека. Согласно М. Хайдеггеру[99], времени нет ни в субъекте, ни в объекте, ни «внутри», ни «вовне», оно «есть» раньше любой субъективности и объективности, ибо оно является условием самой возможности для этого «раньше». Согласно И. Канту, время является формальным априорным условием всех явлений вообще. Кроме того, в фундаментальном труде Г.П. Аксенова относительно темпоральных воззрений немецкого философа справедливо указывается, что в его понимании: «Время есть нечто, прибавляющееся к акту познания, придание определенной формы пониманию внешних вещей. Познание И. Кант расценивает как научную деятельность. Уже любое геометрическое построение с помощью пространственно-временных параметров в любом анализе есть построение траектории движения путем кинематики точки. И если вдумываться в этот акт, то он и есть освоение действительности, и более того – создание ее»[100]. А. Бергсон еще глубже осознает эту творящую, преобразующую потенцию, понимая познание как неожиданное, изобретательное изготовление действительности, инновацию. Таким образом, И. Кант и А. Бергсон показывают особую взаимосвязь феноменов времени и субъектности, впрочем не упоминая о ней напрямую.

Пройдя длительный путь, проблема времени, присутствующая в трудах практически всех философов[101], в настоящее время получила следующее звучание. Современные философы считают, что объективное время, измеряемое отрезками пути небесных тел, необходимо отличать от субъективного, которое основано на осознании времени[102]. Последнее зависит от содержания переживаний и является главным образом возможностью что-то делать, переживать и т.п.

Так, выражение «на это у меня нет времени» означает, что «подходящее ко мне», т.е. будущее, образует непрерывную цепь из связанных по времени действий, переживаний и т.д. Оно означает также, что «для меня» является невозможным в этом течении времени передвинуть один из этих членов назад или вперед таким образом, чтобы осуществлялась дальнейшая деятельность. Выражение «еще рано» означает, что время еще не наступило (возможности еще нет), «уже поздно», – что возможности больше нет. Только «теперь» означает, что есть «время и возможность»; «теперь» находится между «еще рано» и «уже поздно» и должно «восприниматься», замечаться, пониматься для того, чтобы вообще что-нибудь можно было делать. Будущее, настоящее, прошедшее – суть абстракции от этого естественного понятия времени, в которых частицы «еще» и «уже» являются знаками выражения существования как заботы. Следовательно, отмечавшаяся нами в начале работы область достижимости задается и ограничивается временем.

В отличие от философии, современная физика считает, что объективного времени нет вообще, а то, что считается таковым, представляет собой на самом деле лишь координату в четырехмерном континууме. В частности: эпоха так называемого «исторического времени» охватывает приблизительно 6 тыс. лет; предысторического – несколько сот тысячелетий; геологического – несколько миллиардов лет; космическое время – бесконечно.

Действительно, время как элемент физического описания, как одна из координат некоторой движущейся точки и время как определенного рода величина и мера человеческой жизни, как мера человеческой экзистенции жизни – не одно и то же время. Реальность одного и другого – не одна и та же реальность. В одном случае это физическая реальность, а в другом – реальность социально-исторического бытия человека.

Говоря несколько другими словами, время естественнонаучного описания и время человеческого существования не есть одна и та же величина. «Если величина первого есть, прежде всего, величина измерения, то величина второго есть в своей основе величина изменения. В сущности, одна предстает перед нами как величина деления и счета, тогда как другая – как величина определения и связи»[103]. Сущность времени в его человеческом смысле не может быть сведена к физике и к каким-либо иным частным естественнонаучным определениям. «Время как мера социально-исторического бытия, мера социально-исторической связи и последовательности может быть измерено в тех или иных единицах, как-то: год, месяц, час и т.д. Но оно всегда есть нечто иное и большее, чем этот счет и это измерение. Оно есть мера человеческой жизни и человеческого ее определения. Время не есть только форма деления, но есть, прежде всего, форма связи и определения. Оно не есть только мера измерения того или иного события, но, прежде всего, мера его изменения и становления. А если говорить о времени людей, есть мера человеческого становления»[104].

Обширный обзор литературы по проблеме времени позволяет философу В.Ю. Кузнецову обобщить основные направления исследований социального времени и соответствующие концептуальные тезисы. Одно направление изучения времени, по его мнению, связано с изучением процесса формирования представлений о времени у человека. В рамках другого направления время анализируется в качестве социального смысла, т.е. как часть общественной системы, структурирующая социальные действия. Речь идет о конкретных видах и формах темпорального, образах и представлениях о времени. Третье направление представлено исследованиями влияния представлений о времени на поведение человека.

Причем во всех названных направлениях можно выделить несколько базовых характеристик времени. Прежде всего к ним относится тот факт, что к настоящему моменту большинство исследователей исходит из предпосылки, что понятие времени зависит от придаваемого ему смысла (значения) и при любых условиях предлагает некое видение, представление о времени, независимо от той конкретной символической формы, которую оно имеет в разных культурах. Так, еще в начале XX века французский социолог А. Юбер определял время как символическую структуру, которая выражает организацию общества через временные ритмы.

Символически выраженное время всегда формулируется (конструируется) коллективно, и представления о нем являются продуктом коллективного сознания. Данный тезис впервые выдвинул в конце XIX века американский психолог У. Джеймс. Он отстаивал принцип социальной обусловленности психологии индивида, в том числе и восприятия времени. В дальнейшем эту идею развил Э. Дюркгейм, подчеркнув, что время является продуктом коллективного сознания – социальной категорией мышления, творением общества, объектом коллективных представлений.

Существует большое разнообразие типов представлений о времени и знаковых символов самого времени. Помимо типов, в этнологических исследованиях содержатся примеры различных форм представлений о времени и знаковых систем его выражения: календарей самого причудливого вида, недель различной длины, неординарного структурирования времени суток. Это позволяет утверждать, что представления о времени как продукте коллективного сознания являются не только социально, но и культурно обусловленными.

Перечисленные базовые характеристики социального времени (его символический характер, коллективная основа формирования и их культурная обусловленность) выделялись на основе этнологических исследований, относившихся к обществам со слабо дифференцированной структурой. Применительно к таким обществам можно говорить о наличии у них единого социального времени (единых коллективных представлений, соответствующих культуре данного общества). В более сложных общественных системах с развитой социальной дифференциацией, как следует из целого ряда работ, существует не одно, а целый набор социальных времен или комплексов представлений о времени[105].

Для исследователей важным вопросом является влияние представлений о времени на социальное поведение. Одним из первых идею о взаимосвязи социальной структуры с различными типами восприятия времени выдвинул французский социолог Ж. Гурвич. Он предложил типологию восьми видов времени человека: длящееся, обманчивое, неустойчивое, циклическое, замедленное, переменное, идущее вперед, взрывчатое. Соответственно общество может быть структурировано по группам, характеризующимся доминированием одного из восьми перечисленных типов восприятия времени.

Практически одновременно с выходом в свет работы Ж. Гурвича аналогичная идея была обоснована американскими социологами Р. и Л. Козеровыми. Они, в свою очередь, выделили четыре типа социального поведения: индивидуалистическое и активное; коллективное и активное; коллективное и пассивное; индивидуалистическое и пассивное.

По их мнению, принадлежность к определенному социальному типу определяет соответствующее представление о времени: первое – конформистское; второе – ориентированное на будущее (в том числе как индивидуальное, так и коллективное); третье – холистическое (например, детское восприятие); четвертое – гедонистическое (жить сегодняшним днем). Каждый тип восприятия времени соответствующим образом определяет социальную активность.

Считается, что время как часть социальной системы, как определенная сумма коллективных представлений является фактором, воздействующим на поведение человека. Основы этого подхода были сформулированы в свое время Э. Дюркгеймом. В соответствии с его теорией органической солидарности, время как продукт коллективного сознания подчиняет себе время (а тем самым и действие) отдельных индивидов, входящих в данное сообщество. Социальное действие структурируется во времени в форме моральных обязательств и взаимных услуг. Временные условия, задаваемые определенными процедурами и обрядовыми ритуалами, обеспечивают координацию социальных действий. Позднее эта тема была развита в работах П. Сорокина, который пытался конкретизировать роль представлений о времени в общественной жизни. Он считал, что оценка событий зависит от их времяположения в той или иной структуре восприятия времени, и показал, что время само структурирует социальную активность. В частности, П. Сорокин выделял такие функции «социокультурного времени», как синхронизация и координация социокультурных явлений, а также организация временной структуры, позволяющей ориентироваться во времени.

Американский социолог У. Мур, развивая идеи П. Сорокина, выделил три составляющие социального времени: последовательность, синхронизация и темп (скорость). Последовательность является важным элементом социального структурирования общества, например в установке приоритетности событий. Она также может характеризовать социальную иерархию и дистанцию. Синхронизация относится к необходимости координации последовательности человеческой деятельности и связана с упорядочением этих действий. Наконец, темп, или скорость, описывает и задает интенсивность событий в определенный период времени.

Несмотря на все вышесказанное, по мнению В.Ю. Кузнецова, «рассмотрение времени как параметра, структурирующего социальную реальность, не подразумевает ее однозначную трактовку только как продукта коллективных представлений, но позволяет учитывать и роль индивидуального темпорального сознания человека»[106]. Исследования времени позволяет говорить о его индивидуальной субъективности, с одной стороны, и социальной объективности – с другой.

Действительно, наиболее проблемной стороной изучения времени выступает определение соотношения социального, психологического и астрономического времен. Об их связи писали не только философы[107] и вышеозначенные социологи, но и отечественные психологи[108]. Так, П.К. Анохин считал предвосхищение идеальной формой репрезентации будущего. А В.И. Ковалев разработал понятие трансспективы как некоей способности соединять настоящее, перспективу (будущее) и ретроспективу (прошлое).

Отечественный философ В.Н. Муравьев, концепция которого во многом сходна с нашим пониманием данной категории, разделяя время на свободное, т.е. то, которое определяется человеком, и принудительное, исходил из принципа системности. Он отмечал, что если множество разных систем не связаны друг с другом общим действием, то они выступают по отношению друг к другу как ограничивающие, принудительные, требующие подчинения. Внутреннее время любой системы (в отличие от принудительного внешнего) возникает из множества ее составляющих, объединенных общим взаимодействием. Но специфика человека и его времени, связанная с наличием у него сознания, заключается в том, что «сознание рождает новый фокус жизни»[109]. Степень осознанности, т.е. понимания себя как разумно действующей причины, дает критерий для субъектности действия или определяет деятеля. Причем объем субъекта, по В.Н. Муравьеву, строго пропорционален кругу сознания. Роль сознания собирательная, оно способно сосредотачивать или центрировать действие. Однако, перефразируя его идею, можно сказать, что сознание не только выполняет функцию концентрации действия, но способно вбирать в себя объекты и претворять их в субъекты, делать чуждые вещи частью самого себя. Тем самым вскрывается внутренний механизм человеческого времени. Согласно В.Н. Муравьеву, существуют, по крайней мере, еще две его характеристики. Во-первых, длительность как существование объединяющего центра, способного выстраивать собственные временные последовательности, порядок вещей. Во-вторых, способность воспроизводить прошлое, повторяя уже совершенное[110].

Фактически В.Н. Муравьев, идентифицируя субъекта с его сознанием, приходит к выводу, что сознание управляет внешним временем. Этот вывод совпадает с феноменологическими данными исследования, проведенного под руководством К.А. Абульхановой[111]. Выдающийся отечественный психолог С.Л. Рубинштейн также признавал регулирующую роль сознания по отношению к бытию, т.е. не только зависимость сознания от бытия, но и обратную зависимость. Кроме того, он утверждал антропоцентрический (или эпицентрический) статус субъекта в бытии. Субъект, по С.Л. Рубинштейну, центр реорганизации бытия, источник активности по его преобразованию. Следовательно, социальное время – это время культуры, истории, материального производства и т.д., это время, созданное человеком, а не только время физической материи.

Многие исследователи[112] подчеркивают представленность будущего в сознании. Там оно находится в виде образа воображения. Опережающие образы сами становятся причиной изменения настоящего. Будущее – это, во-первых, зародыши, предпосылки, зачатки грядущего в настоящем; во-вторых, «целое» будущее, которое впереди по времени, которое следует за настоящим; в-третьих, мыслимое будущее в виде форм опережающего отражения действительности.

Так, Л.А. Регуш считает, что временным компонентом самосознания являются цели, которые ставит человек и на которые он ориентируется в организации своей жизни. Временная перспектива целей, их содержание, значимость этих целей, удовлетворенность результатами достижения составляет временное поле человека[113].

Подводя итог обзору современных научных воззрений можно сказать, что время – это как раз та субстанция, которая задает процесс развития. Развитие возможно только во времени, вне времени его нет. Учитывая, что развитие – есть комплекс направленных изменений, а оные продуцируются только субъектами, то время есть порождение субъекта в самом широком смысле, о чем и утверждается в западной философии Нового времени.