Гендерные аспекты социальной работы с проблемой насилия

Гендерно чувствительная социальная работа для многих ассоциируется сегодня с социально-психологической и правовой поддержкой женщин, пострадавших от насилия. Такая форма работы подробно представлена в следующей главе. Сегодня помощь женщинам, оказавшимся в подобной ситуации, оказывают муниципальные центры семьи, негосударственные кризисные центры, а также телефоны доверия при государственных и общественных организациях. Модель женских неправительственных организаций, принятая в России сегодня, по сути является западной. Однако если за рубежом эти объединения созданы активистами, заинтересованными в разрешении проблемы, но не всегда профессионалами, и в основном деятельность таких организаций поддерживается волонтерским трудом, то в российских кризисных центрах чаще работают профессионалы, имеющие базовое психологическое и юридическое образование. В этих организациях также используется волонтерский труд, однако не так широко, как на Западе.

Работа подобного центра, как правило, строится в соответствии с феминистской и экосистемной моделью, поскольку специалисты ведут работу как на индивидуальном уровне, так и с окружением клиента. Надо сказать, что большинство современных моделей социальной работы испытало влияние теории и практики феминизма. Эмансипаторные ценности сегодня становятся неотъемлемыми признаками социальной работы во всем мире, когда речь идет о сопротивлении бедности, насилию против женщин и детей, жестокому обращению с детьми, семейных конфликтах, изоляции пожилых людей, преступности, ВИЧ-инфекции, СПИДе и проституции.

Многие из этих организаций применяют стратегию действий по предотвращению насилия, представляя себе данную проблему не индивидуальной, а политической. Такая стратегия подразумевает создание групп самопомощи, инициацию движений против насилия, образовательные программы для детей и молодежи, просветительскую работу с журналистами и другими профессионалами. Группы самопомощи женщин, переживших опыт насилия и помогающих друг другу выйти из кризисной ситуации, получили развитие на волне женского движения и на базе феминистской социальной работы в развитых странах Запада. Только общение в группе среди «таких же, как и ты» способно удовлетворить травмированную потребность в принятии и признании, усилить актуализацию внутренних ресурсов и социально подкрепить личностные достижения женщин. Кроме того, именно групповая форма работы позволяет женщине существенно улучшить самооценку, снять страх, переоценить значимость происходящих событий. Такая форма работы совмещает в себе одновременно и диагностику проблемы, и реальную помощь пострадавшим. Именно в группах самопомощи возможно реализовать принцип «личное есть политическое», который в связи с феминистской социальной работой соотносит индивидуальное поведение, ценности и убеждения личности с социальной политикой. Социальные движения, которые возникают в результате совместных действий людей, влияют на поведение личности. Указанные принципы используются как в практике социальной работы, так и в образовательных программах, а также в исследовании качества социальных услуг. Организация групп самопомощи может оказаться одной из функций социального работника в подобной организации.

Негосударственные кризисные центры сотрудничают с государственными и муниципальными учреждениями, например, с городским центром помощи женщинам, семье и детям, в задачи которого входит, в том числе, оказание помощи женщинам, подвергшимся насилию, и предоставление им социального общежития. Вместе с тем существуют определенные различия в позиции государственных и общественных организаций по отношению к насилию в семье.

В государственных центрах помощи женщинам «заказчиком» оказываемой помощи является государство, чья позиция может быть сформулирована следующим образом: «сделайте все, чтобы семья как ячейка общества была сохранена» и «не поднимайте шум». Закон РФ обязывает судей примирять стороны в делах, связанных с насилием, государство не считает актуальным наказание виновного, как и саму проблему, а руководители государственных социальных служб также исходят из убеждения, что «семья превыше всего». Что касается консультантов, работающих в общественных организациях, прошедших феминистские тренинги Ассоциации кризисных центров, то они видят свою главную задачу в изменении эмоционального состояния клиентов, их поддержке в принятии решений, выявлении и мобилизации их внутренних ресурсов. Такой подход позволяет активизировать собственную деятельность обратившегося человека и дать возможность использовать собственные внутренние и внешние ресурсы для решения возникающих проблем [69].

Упомянем еще одну проблему, которая касается нынешнего состояния российской системы социальных услуг, в частности услуг для семьи. Речь идет об отсутствии в системе социальной поддержки центров и даже отдельных специалистов в области семейной терапии. Дело в том, что не все случаи, с которыми приходится иметь дело сотрудникам кризисного центра, связаны с насилием. В 40 % случаев речь идет о различного рода конфликтах и других проблемах, при этом возможно разрешение противоречия при сохранении семьи. Очевидно, внутрисемейные конфликты, связанные с пьянством и грубостью в отношениях между супругами, в большинстве случаев остаются горем самой семьи, в первую очередь женщины и ребенка. Отсутствие специализированных услуг женщинам в этом случае оказывается камнем преткновения для руководителей и работников различных социальных служб, в чью компетенцию пока не входит семейное консультирование.

Отметим, что в России пока еще не созданы программы, аналогичные системе probation service в ряде европейских стран, где практикуется назначение принудительного прохождения обидчиком курсов групповой терапии. Кроме того, из внимания кризисных центров, фокусирующихся на помощи женщинам, практически выпадает задача помощи детям, ставшим свидетелями домашнего насилия. Решение указанных проблем возможно лишь при объединении ресурсов кризисного центра с возможностями социальных служб и других учреждений и организаций города.

Внешний контекст деятельности кризисного центра для женщин образован самим обществом, той системой социальных отношений и культурных смыслов, которые питают насилие или противодействуют ему. В современном российском обществе, где физическая сила играет роль важнейшего фактора социальной идентичности, а ненасильственные формы власти и авторитета оказываются маргинальными, социальные институты (институт семьи, государства, образования) устойчиво воспроизводят социальные практики, в том числе социальные действия, связанные с насилием. Насилие, ставшее частью нашей культуры, произрастает из разнообразных моделей идентификации – персонажей массовой культуры, родителей, кумиров уличных компаний.

Навыки выражения своих чувств и мыслей посредством физического насилия формируются в условиях, когда жестокость может восприниматься как игра, тренировка мужественности, необходимый ритуал, язык силы, понятный и одобряемый на многих уровнях. Образцы насилия воспроизводятся в нормах семейных отношений и способах воспитания, гендерной социализации, дисциплинарных практиках закрытых учреждений и армии, уличной повседневности. Будучи неотъемлемой чертой патриархатной культуры, насилие в семье поддерживается традицией, и хотя социальная структура современного общества допускает женщин в сферы принятия решений, многие россияне по-прежнему придерживаются унаследованных из прошлого норм поведения в приватном и публичном пространстве. Происходит это во многом и потому, что лица, осуществляющие насилие, чувствуют себя в безопасности ввиду отсутствия правовых механизмов как в самом законодательстве, так и в практиках исполнения и наказания [70].