РАЗВИТИЕ ИМПЕРИАЛИЗМА В ГЕРМАНИИ В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX В. 11 глава

Решающую роль в столь быстром развитии японской экономи­ки Нлгра~л1Т'^_особо выгодные условия производства прибавочной стоимости. В 1950—1970 гг. рост национального продукта в Япо­нии опережал рост средней заработной платы в 1,8 раза, тогда как в США — в 1,4 раза. Труд японского рабочего оплачивался в конце 50-х гг. в 7 раз дешевле, чем труд американца. К концу следующего десятилетия заработная плата в Японии была в 4 раза ниже, а норма эксплуатации в 2 раза выше, чем в США.

Столь интенсивная эксплуатация наемного труда создала ус­ловия для беспрецедентных темпов накопления капитала. По размерам ежегодных вложений в экономику Япония в 1950— 1970 гг. опережала Англию, Францию и ФРГ в 2,6 раза, США — в 4 раза. Доля инвестиций в основной капитал непрерывно рос­ла и достигла к 1969 г. 35,2% (в США— 14,1%, в Англии— 17,4, в Италии — 20,5, в ФРГ — 24,3 и во Франции — 25,4%). Это озна­чало, что по масштабам обновления производственного аппарата японские капиталисты сумели значительно обойти своих конку­рентов.

Невысокие военные расходы Японии (менее 1 % ВНП) позволяли сочетать ускоренные темпы модернизации основного капи­тала с высокой эффективностью его использования. Производи­тельность труда в японской промышленности росла в 1963— 1970 гг. ежегодно на 11% (в США, ФРГ и Франции соответствен­но на 1,6; 5,5; 6,0%). Не последнюю роль в этом сыграло массо­вое использование импортных патентов и лицензий. Всего за 1950—1970 гг. их было внедрено более 15 тыс. За счет внедрения достижений мировой науки и техники Япония сэкономила огром­ные материальные и финансовые ресурсы, а главное — время, так как сумела совершить скачок от уровня оснащенности в про­мышленности конца 20—30-х гг. к современному уровню.

Эффективность производства, а значит, и быстрые темпы эко­номического роста обеспечивались также перемещением трудо­вых ресурсов из отраслей низкой производительности труда (сельское и лесное хозяйство, горнодобывающая промышлен­ность) в отрасли с высокой производительностью (обрабатываю­щая промышленность, строительство). Сдвиги в обрабатываю­щей промышленности Японии вместе с импортом «ноу-хау» как раз и составили технологическую базу ее «экономического рывка».

Массовое переоснащение японской индустрии началось уже во второй половине 50-х гг. До этого рост производства обеспе­чивался главным образом за счет более полной загрузки старого оборудования. После непродолжительного спада, вызванного окончанием войны в Корее, наступил период промышленного подъема. В 1958 г. в связи с мировым экономическим кризисом темпы индустриального развития несколько замедлились, а за­тем снова возросли. В среднем в 1955—1960 гг. они составили 16,1%.

Все эти годы происходило широкомасштабное расширение ос­новного капитала. В короткий срок были значительно увеличены мощности в черной металлургии, электротехнике, химической, текстильной, пищевой промышленности. Бурно развивались ра­диоэлектроника, приборостроение, изготовление пластмасс, ис­кусственного каучука, химических волокон. Повысилось потреб­ление нефти, высококачественных сплавов, синтетических мате­риалов. Преодоление технической отсталости сочеталось с освое­нием все более полной номенклатуры изделий, известных миро­вой индустрии.

К концу 50-х гг. доля Японии в мировом промышленном про­изводстве почти достигла довоенного уровня. В выплавке стали страна вплотную приблизилась к Англии, а в производстве элек­троэнергии— к ФРГ. По выпуску теле- и радиоприемников, син­тетических смол и волокон она уступала только США. По тон­нажу построенных судов и их экспорту японское судостроение уже в 1956 г. вышло на первое место в мире. Однако зарубеж­ные конкуренты Японии еще сохраняли значительные преимуще­ства в уровне концентрации производства и производительности труда. Недостаточная конкурентоспособность японских товаров порождала стойкий дефицит торгового баланса. Эти внутренние слабости стимулировали дальнейшую промышленную экспансию.

В этом отношении период 60-х гг. характеризовался заверше­нием структурной перестройки, активным приспособлением к НТР, преобладанием интенсивных факторов роста. Если в 1955— 1961 гг. доля ассигнований на интенсификацию производства в обрабатывающей промышленности Японии составляла лишь 30,9% их общего объема, то в 1961—1964 гг. —уже 77,3%. Иностранные патенты и технологии внедрялись, как правило, лишь после их существенного усовершенствования. На этой ос­нове быстро росло производство бытовой техники и оптики. На­ряду с улучшением прежней номенклатуры развернулся выпуск цветных телевизоров, видеомагнитофонов, кондиционеров. К 1970 г. Япония вышла на второе место в мире по числу внед­ренных ЭВМ.

В черной металлургии завершился переход от мартеновского к кислородно-конвертерному способу выплавки стали с ее после­дующей непрерывной разливкой. Широко внедрялись домны по­вышенного объема, методы электрометаллургии, автоматизация литья и прокатаТ Ускоренными темпами развивалась и нефтехи­мия, производство кузнечно-прессового оборудования, дорожных и строительных машин. В станкостроении наблюдался переход от изготовления универсальных к производству специализированных станков, часто автоматов и полуавтоматов.

Единственной новой отраслью, созданной по существу впер­вые в 60-е гг., стало массовое производство легковых автомоби­лей. За 1959—1969 гг.- их выпуск увеличился в 33 раза. В итоге Япония превратилась во вторую автомобилестроительную держа­ву мира.

Перестройка японской промышленности характеризовалась заметным «утяжелением» ее структуры. Удельный вес металлургии, машиностроения и химии, обеспечивающих в 1960 г. Около 1/2 всего промышленного выпуска, поднялся в 1970 г. до 2/3. При этом комплекс отраслей машиностроения по своему удельному весу вырос более чем в полтора раза. Соответственно доля тек- стильной и пищевой промышленности снизилась с 22 до 15%.Форсированный рост отраслей, определявших технический прогресс, во многом способствовал выходу Японии на второе место в индустрии мирового капитализма.

Бурный рост промышленного производства сопровождался усилением позиций монополий. Основой могущества финансового капитала в Японии стали финансово-промышленные группы,, объединявшие крупнейшие банки, страховые компании, отрасле­вые концерны и торговые фирмы. Раньше других —уже к 1954 г. — сформировалась группа Мицубиси. Затем закончилось образование монополистических объединений Мицуи и Суми-томо.

Хотя финансовыми центрами этих групп стали банки бывших дзайбацу, структура их значительно изменилась. Место семей­ных концернов, основанных на строгом контроле головной держательской компании, заняли комплексы корпораций не имев­ших единого управляющего центра. Их экономический союз ос­новывался теперь на кооперационных поставках, техническом со­трудничестве, преимущественном финансировании «своим» бан­ком, подкреплялся взаимным владением акциями, регулярными контактами руководства, обменом информацией и т. д.

На этой ее основе к середине 60-х гг. вокруг крупнейших ком­мерческих банков сгруппировались «молодые» финансовые груп­пы Фудзи, Даити, Санва, а также группа Японского промышлен­ного банка (долгосрочного кредита). Названные объединения заняли доминирующее- положение в японской экономике. При этом «зрелые» группы «большой тройки» (Мицубиси, Мицуи, Су-митомо) продолжали лидировать. К концу 60-х гг. их доля в ак­тивах корпораций первого класса превысила 40%.

Монополизация японской экономики проходила тем не менее "отнюдь не прямолинейно. Она сопровождалась резким отстава­нием концентрации производства от концентрации капитала. В 1957—1968 гг. крупные промышленные предприятия (более 1 тыс. занятых) сосредоточивали только 16—17% рабочей силы и производили 28—30% продукции. По этим показателям Япо­ния значительно уступала другим развитым капиталистическим странам. И наоборот, мелкие и средние предприятия даже к кон­цу 60-х гг. выпускали около 50% продукции промышленности и обеспечивали работой 2/3 занятых.

Главной формой развитие мелкого и среднего предпринима­тельства в Японии было не традиционное быстрое вымывание, а подчинение монополистическому капиталу через систему субпод­рядов. Головные высокомеханизированные заводы монополий об­растали целыми созвездиями ремесленных и надомных мастер­ских, небольших частнокапиталистических фабрик, использую­щих отнюдь не самую производительную технику. В 1969 г. производительность труда на мелких предприятиях с числом за­нятых от 10 до 29 человек составляла всего 35,6% от производи­тельности крупных предприятий. Для следующей категории за­ведений (30—99 занятых) этот показатель был равен 49,3% и для заведений с числом занятых от 100 до 299—60,6%. Двой­ственная структура японской экономики (разрыв в уровнях про­изводительности на крупных и мелких предприятиях) наглядно подтверждала, что быстрый рост капитализма не исключает тен­денцию к загниванию, застою.

Другим анклавом экономической и технической отсталости в послевоенной Японии оставался ее аграрный сектор. Норма на­делов, установленная земельной реформой, не превышала 3 га (для Хоккайдо—12 га). Это вело к парцелляризации сельского хозяйства. В 50-е гг. здесь господствовали ручные методы обра­ботки земли. Только с -1960 г. началось интенсивное внедрение мини-тракторов и другой техники, приспособленной к малозе­мелью и чересполосице. Постепенно наметился переход к меха­низации основной отрасли земледелия — рисоводства. Однако полностью технический переворот завершен не был. Фондовоору­женность в сельском хозяйстве Японии оставалась на 43% ниже» чем в обрабатывающей промышленности (в США —на 20% выше).

Г* Структурные слабости в экономике, стремление крупного ка­питала поддержать быстрый рост привели к интенсификации ме­тодов государственно-монополистического регулирования. Их зна­чение особенно возросло с 1960 г., когда была принята долго­срочная программа «удвоения национального дохода» (план Икэда).

Государственно-монополистический капитализм в Японии ха­рактеризовался относительно небольшими размерами государ­ственной собственности. Поэтому особое значение приобрело здесь манипулирование ставками процента, налоговыми скидка­ми. В 60-е гг. окончательно сложились методы так называемого «административного • руководства». Суть их заключалась в ис­пользовании государственной бюрократией разнообразных при­емов (от советов и намеков до финансовых санкций) с целью за­ставить частные фирмы следовать выработанному курсу.

Большую роль в формировании такого курса играли все японские объединения руководителей монополистических корпо­раций. Крупнейшим из них стало общество «Кэйданрен». Этот генеральный штаб большого бизнеса Японии осуществлял функ­ции связующего звена между государством и финансово-промыш­ленными группами, концернами. Без консультации с «Кэй-₁ данреном» правительство не принимало ни одного важного ре­шения.

Тесная связь государства и корпораций не означала возник­новения единого «акционерного общества Японии», как уверяли апологеты «японской исключительности». Государственный кон­троль над экономикой не смог сделать ее плановой. Быстрый рост был' одновременно крайне неравномерным, прерывался спа­дами (в 1958, 1962, 1965 гг.). Он сопровождался серьезными дис­пропорциями накопления, инфляцией. Буржуазное регулирова­ние не избавило страну от «двойственной структуры», низкой производительности аграрного сектора, социальных антаго­низмов.

Буржуазное государство заботилось не о японском народе, а об интересах крупного капитала. Доказательством тому служит эволюция его внешнеэкономической политики. В 50-х гг. экспорт не играл для Японии значительной роли. Большинство товаров сбывалось на внутреннем рынке. Это обусловило курс жесткого протекционизма, серьезных ограничений на ввоз иностранного капитала. Но с середины 60-х гг. экспортные рынки приобрели, для японских монополий жизненно важное значение. В этом сказалась их возросшая конкурентоспособность. Поскольку мо­нополии не нуждались больше в протекционистских подпорках, правительство взяло курс на «либерализацию» внешнеэкономи­ческих связей. В 60-е гг. окончательно сложилась специфическая «внешнеторговая модель» Японии. В ее вывозе абсолютно преоб­ладали готовые продукты тяжелой промышленности, а в им­порте—минеральное сырье и нефть. В 1968 г. собственная гор­норудная промышленность удовлетворяла потребности страны всего лишь на 26,4% (в 1960 г. — на 48,3%). Односторонняя ориентация на дешевое привозное топливо и сырье стимулиро­вала экономический рост. Но вместе с тем она таила в себе опасности будущих кризисных потрясений.

3. Усиление неустойчивости японского капитализма. В 70-е гг. японский капитализм вступил в новую полосу развития, харак­теризующуюся переходом от высоких темпов экономического ро­ста к кризису, а затем к умеренным темпам.

В годы мирового экономического кризиса 1974—1975 гг. в Японии в тяжелое положение попали практически все отрасли хозяйства, особенно переработка нефти, химическая промышлен­ность, металлургия, судостроение. Впервые за послевоенный пе­риод наблюдалось снижение индекса ВНП на годовом уровне (1974 г.—1,3%). В условиях низкого спроса происходило резкое повышение оптовых и розничных цен. Пик спада был пройден в феврале 1975 г. В низшей точке падение производства составило 22,8%. К этому моменту в обрабатывающей промышленности бездействовало примерно 2/5 мощностей. Предкризисный уровень был восстановлен только в сентябре 1977 г.

Особенно остро воздействовал на Японию энергетический кризис. Его основой стали накопившиеся диспропорции в топ­ливном балансе. Привозная нефть покрывала 3/4 потребностей Японии в источниках энергии. Резкое увеличение цен на нее (с сентября 1973 по январь 1974 г. — в 4 раза) вызвало настоя­щий «нефтяной шок».

Переплетение циклических и структурных факторов измени­ло всю динамику экономического развития Японии. Уже в пер­вую половину 70-х гг. среднегодовые темпы роста промышлен­ной продукции понизились до 5,4%, а ВНП —до 6,1%. В 1976— 1980 гг., вопреки прогнозам, валовой внутренний продукт про­должал увеличиваться умеренными темпами (5,7%).

По размерам доли в мировом экспорте Япония обошла Ан­глию и заняла третье место в мире после США и ФРГ. Но внеш­неэкономическая экспансия японского капитализма встретила нарастающее сопротивление. В 70-е гг. еще резче обозначились противоречия трех центров межимпериалистического соперниче­ства. К концу десятилетия Япония сбывала в США и Западной Европе свыше 40% товарного вывоза. Только на американском рынке ежегодно продавалось около 2 млн. японских автомоби­лей. И напротив, на японском рынке реализовывалось чуть боль­ше 10% экспорта данных регионов. Нарастание дефицита в тор­говле развитых капиталистических стран с Японией неоднократ­но вызывало с их стороны чрезвычайные меры, вплоть до торго­вых войн. Под давлением извне Япония была вынуждена, начи­ная с 1971 г., несколько раз пересматривать выгодный для нее курс иены. Ревальвация национальной валюты снижала конку­рентоспособность японских товаров.

Капиталисты Южной Кореи, Сингапура, опираясь на деше­визну рабочих рук и импорт зарубежной технологии, стали тес­нить японцев на внешних и внутренних рынках текстиля, одеж­ды, бытовой техники, электротоваров. Непрерывно обострялась «нефтяная проблема». С 1970 по 1979 г. цены на ввозимое жид­кое топливо увеличились, по некоторым оценкам, в 9 раз.

Весь этот узел противоречий и проблем заставил правящие круги Японии пересмотреть общую экономическую стратегию. На рубеже 70—80-х гг. недвусмысленный выбор был сделан в пользу приоритетного роста новейших, наукоемких отраслей: ро­ботостроения, производства ЭВМ, тонких химических соединений, станков с программным оборудованием, очистных сооружений' оборудования связи, атомных станций и т. д. В связи с этим рез­ко возросли затраты на науку и конструкторские разработки (до 3% ВНП).

Намечалось также частично свернуть материалоемкие и энер­гоемкие отрасли, в том числе те, что в свое время принесли Японии мировую известность (металлургию, нефтехимию, судо­строение). Ослабления энергетического кризиса предполагалось достичь путем интенсивных вложений в нефтедобывающую про­мышленность развивающихся стран.

К такому выбору японских капиталистов подтолкнул также мировой экономический кризис 1980—1982 гг. От него особенно пострадали «больные отрасли» японской экономики (нефтепере­рабатывающая, целлюлозно-бумажное производство, производ­ство искусственных волокон, цветная металлургия). В этих от­раслях коэффициент загрузки оборудования с 1974 г. не подни­мался выше 70%. В 1982 г. мощности по производству этилена были загружены на 2/3, в алюминиевой промышленности — на 1/3. В том же году выплавка стали впервые за последние 10 лет упала ниже уровня 100 млн. т и составила 99,5 млн.

Но в целом Япония пострадала от кризиса 1980—1982 гг. меньше других индустриально развитых капиталистических стран. Показатели роста ВНП в 1981 и 1982 гг. составили здесь соответственно 2,8 и 2,5%. Это достигалось благодаря росту но­вейших отраслей, особенно микроэлектроники, биотехнологии, производства средств автоматизации.

Как и прежде, наиболее острые проблемы японский империа­лизм решает за счет трудящихся. Для них период 70-х гг. в сравнении с предыдущими десятилетиями оказался во многих отношениях более трудным. Это выразилось в снижении темпов роста реальных доходов, в общем ухудшении условий труда и жизни. Особенно тяжелым было положение пролетариата на мелких и средних предприятиях, где уровень заработной платы даже в начале 80-х гг. едва достиг 70% среднего заработка ра­бочих на крупных предприятиях. Работники мелких и средних предприятий, как правило, первыми испытывали на себе удары кризисов, попадали в ряды безработных. Что же касается круп­ных предприятий, то здесь для постоянного персонала по-преж­нему бытовала система «пожизненного найма», когда общий за­работок существенно зависел от стажа работы в данной фирме. Это помогало крупному капиталу теснее привязывать к себе ра­бочих, создавать иллюзию «социального партнерства» и вместе с тем паразитировать на таких качествах японского пролетариата, как любовь к труду, добросовестность, стремление к самосовер­шенствованию.

В 70-е гг. японскому пролетариату путем упорной борьбы удалось ликвидировать разрыв в уровнях реальных доходов, традиционно отделявший его от трудящихся индустриально раз­витых стран Западной Европы. Сократился разрыв и по отноше­нию к рабочему классу США. В этом сказывались итоги эконо­мической борьбы в рамках традиционных «весенних наступле­ний» трудящихся. Но одновременно резко повышалась интенси­фикация труда японцев. В середине 70-х гг. более 2/3 опрошен­ных рабочих и служащих высказывали жалобы на чрезмерные физические и нервные перегрузки. Одной из самых острых проб­лем оставалась проблема жилья и городского транспорта. В на­чале десятилетия на одного японца в среднем приходилось

4,5 кв. м жилой площади. В Токийской префектуре место жи­тельства большинства трудящихся было удалено от места рабо­ты на 50—60 км. На социальные расходы в Японии тратилось в 2—3 раза меньше, чем в других развитых капиталистических странах.

Подлинным бичом японских трудящихся является экологиче­ский кризис. В настоящее время он превратился в главную фор­му загнивания японского империализма. Особенно серьезная си­туация сложилась в так называемом тихоокеанском «промыш­ленном поясе» Японии. По данным на начало 70-х гг., в двух об­следованных районах 65% жителей жаловались на потерю обо­няния, 57% страдали от раздражения дыхательных путей и 29% —от постоянного кашля.

Вопросы социального развития Японии выдвигаются теперь на передний план в ходе классовой борьбы. Не случайно, что и правящие классы вынуждены включить их в сферу государ­ственно-монополистического регулирования экономики. Об этом говорит принятие особых «планов» — «реконструкции японского архипелага» (1972 г.), «жизненного цикла» (1975 г.), нацелен­ных на децентрализацию производительных сил, смягчение «со­циальных диспропорций». Несоответствие этих программ ограни­ченным возможностям ГМК уже доказано прогрессивной общест­венной мыслью Японии.

В последнее время японские империалисты взяли курс на перемещение комплекса «ресурсопотребляющих» отраслей за ру­беж, особенно в развивающиеся страны. В 70-х гг. на эти цели расходовалось 42,3% прямых частных зарубежных инвестиций. Практика «экологического неоколониализма» свидетельствует о том, что японский империализм стремится переложить бремя своих пороков не только на собственных, но и на иностранных трудящихся.

Глава 38

ЭКОНОМИКА ФРГ В ПОСЛЕВОЕННЫЙ ПЕРИОД

1. Экономические последствия второй мировой войны (1939— 1945 гг.). Вторая мировая война, подготовленная силами между­народной реакции и развязанная фашистской Германией, яви­лась величайшей трагедией для всего человечества. Но она пре­поднесла жестокий урок и немецкому народу. Людские потери Германии (только убитыми) составили 7 млн. человек. Кроме того, сотни тысяч коммунистов, представителей левого крыла гер­манской социал-демократии и беспартийных патриотов, мужест­венно сражавшихся в рядах героических борцов сопротивления фашизму, были зверски замучены в гитлеровских застенках. А из 2 млн. военнослужащих и гражданских лиц, ставших инва­лидами войны, свыше 1,5 млн. человек так никогда и не смогли больше вернуться к активной трудовой деятельности.

Разрушение трудовых ресурсов дополнялось всеобщим фи­нансовым истощением, порожденным непомерными военными расходами, которые поглощали ежегодно 120—150 млрд. марок. Огромные суммы выкачиваемых из населения налогов (42,7 млрд. марок в 1943 г.) оказывались не в состоянии запол­нять всевозрастающую брешь в расходной части военного бюд­жета. Нацистское руководство Германии широко использовало в этих целях систему внутренних займов и кредитов, что в свою очередь увеличивало и без того громадный государственный долг. Так, если в 1939 г. он составлял 30 млрд., в 1943 г. — 195 млрд., то уже в 1945 г. достиг 390 млрд. марок и тем самым почти в 5 раз превысил величину национального дохода 1938 г. В то же время покрытие растущей государственной задолженности осу­ществлялось главным образом за счет эмиссии бумажных де­нег. За годы войны их было выпущено в обращение на общую сумму в 39,2 млрд. марок. Однако подобные меры разрушаю­щим образом воздействовали не только на финансовую систему, но и на всю экономику страны в целом. Война неумолимо погло­щала ранее созданные запасы стратегического сырья, топлива, продовольствия, казна пустела, а инфляция стремительно при­ближалась к 600% по отношению к своему довоенному уровню.

Будучи наиболее законченным выражением агрессивной при­роды германского империализма вообще и фашизма в частности,, война 1939—1945 гг. сопровождалась дальнейшим усилением диктатуры монополий. Так, уже весной 1942 г. они спровоциро­вали новую волну насильственной концентрации и централиза­ции как производства, так и капитала. Затем последовала реор­ганизация имперской системы управления военным производ­ством, «тотальные мобилизации» и «чрезвычайные программы», которые завершили процесс передачи экономики страны на раз­грабление монополий. Всю тяжесть военного бремени монополии постарались возложить на плечи трудящихся. Продолжитель­ность рабочего дня увеличилась за годы войны до 16 и более ча­сов в сутки, тогда как заработная плата оставалась неизменной с октября 1940 г. Фискальный грабеж приобрел невиданные раз­меры. Только доходы от прямого обложения заработной платы рабочего класса выросли с 2,1 млрд. марок в 1938—1939 гг. до 4,5 млрд. марок в 1942—1943 гг. и 5 млрд. марок в 1943—1944 гг. За три бюджетных года (1941/42—1943/44) трудящиеся Герма­нии были ограблены (только по этой статье) на 13 763 млн. ма­рок. Между тем монополии ухитрились за тот же период переве­сти в бюджет в форме налога на сверхприбыль лишь 1043 млн. марок, или в 13 раз меньше. Общая сумма косвенных налогов к 1942 г. достигла .11,8 млрд. марок и продолжала не­уклонно расти. Отрицательное воздействие на жизненный уро­вень трудящихся оказывала инфляция, быстрый рост розничных цен. Начиная с 1943/44 г. резко обостряется продовольственная проблема.

С расширением масштабов военных действий, ростом потерь в живой силе и технике экономика Германии все более начинает сталкиваться с неразрешимыми для себя противоречиями. Воз­никает острая напряженность на рынке труда. Промышленность и сельское хозяйство не выдержали возложенного на них бреме­ни военных расходов. С осени 1944 г. началось окончательное крушение фашистской экономики. Дезорганизация захлестнула транспорт. Внутренние водные артерии оказались блокированны­ми, а железные дороги задыхались от систематической нехватки вагонов и подвижного состава. Рушились традиционные хозяйст­венные связи, прекратилась подача топлива, сырья, материалов к центрам их переработки. Происходило затоваривание готовой продукции. Многие предприятия прекратили работу. Государ­ственные задания по выпуску танков, самолетов, автомобилей, боеприпасов и военных судов всех типов, установленные на ян­варь 1945 г., не были выполнены, а затем их производство и во­все прекратилось. В апреле 1945 г. военно-экономическая маши­на фашистской Германии рухнула под ударами объединенных сил антигитлеровской коалиции. Советские войска штурмом овладели г. Берлином и вынудили главнокомандование вермахта подписать 8 мая 1945 г. акт о безоговорочной капитуляции. С тя­желым грузом совершенного преступления страна вступала в свою новую послевоенную историю.

2. Послевоенная реконструкция экономической и политической жизни Германии. Основополагающие принципы послевоенного переустройства Германии на демократических началах были раз­работаны еще в ходе второй мировой войны главами трех вели­ких держав — СССР, США и Великобритании, а затем оконча­тельно согласованы на конференции в Потсдаме. В соответствии с решениями последней Германия была разделена на четыре зо­ны оккупации.

Политические цели оккупации предусматривали полное разо­ружение и демилитаризацию Германии. Военные преступники подлежали суду Международного военного трибунала.

В экономической области была определена система мер, на­правленных на ликвидацию военно-промышленного потенциала, существовавшей ранее концентрации экономической силы в виде картелей, синдикатов, трестов и иных монополистических объ­единений. Основу послевоенной экономики Германии должны были составлять исключительно мирные отрасли промышленно­сти и сельского хозяйства. При этом, разумеется, она лишалась всех ранее захваченных территорий и в порядке частичного воз­мещения убытков обязывалась выплатить странам антигитлеров­ской коалиции 20 млрд. долл. Взимание репараций предусматри­валось производить в натуре путем изъятия оборудования, которое не могло служить целям мирного строительства. Советское командование незамедлительно приступило в своей зоне к выпол­нению согласованных решений, благодаря чему трудящиеся Вос­точной Германии навсегда порвали с прошлым и встали на путь строительства новой жизни.

Однако уже первые шаги западных оккупационных властей заставили серьезно усомниться в искренности их намерений. Бо­лее того, во всех их действиях отчетливо просматривалось явное пренебрежение к нуждам экономики подконтрольных им терри­торий. В 1946 г. производственные мощности американской зоны все еще использовались только на 26%, а во французской — на 15—20%. В свою очередь в английской зоне, куда входил про­мышленный район Рура с его колоссальными производственными мощностями и богатейшими угольными запасами, добыча камен­ного угля не превышала 39%, производство чугуна — 13, ста­ли—14 и проката—11% от уровня довоенного 1938 г. Правда, западные державы осуществили некоторые меры по декартели­зации немецкой промышленности. Но при этом управление ими не было передано в руки немецкого народа, а оставалось преро­гативой оккупационных властей, под прикрытием которых дей­ствовали бывшие владельцы капиталов, управляющие и дирек­тора банков. Попирая согласованные решения, английская ад­министрация уже в декабре 1945 г. взяла под свою юрисдикцию угольные шахты Рура, а затем с августа 1946 г. и всю металлур­гическую промышленность. 2 декабря 1946 г. заключается согла­шение «Бирнса—Бевина» об образовании так называемой Бизо­ний, т. е. объединения оккупационных зон США и Англии. Это сепаратное соглашение вступило в силу с 1 января 1947 г., а в феврале 1948 г. к нему присоединилась и Франция. Тем самым было положено начало политическому расколу Германии, офици­альное оформление которого проходило в условиях «холодной войны», развязанной США. Основными ее инструментами яви­лись «доктрина Трумэна» и «план Маршалла», утвержденные конгрессом США соответственно 12 марта 1947 г. и 2 апреля 1948 г. Крупный немецкий капитал получает свободу действий. 18 июня 1948 г. было принято решение о проведении в Западной Германии сепаратной денежной реформы. И наконец, завершаю­щим звеном в этой цепи стала отмена каких-либо ограничений в области цен, провозглашенная 24 июня 1948 г. Монополистиче­ская буржуазия Западной Германии активизирует свою пред­принимательскую деятельность.

Особую роль в этом играл «план Маршалла», в систему ко­торого Западная Германия была "включена в июле 1948 г. Его цель состояла в том, чтобы экономически и политически подчи­нить Западную Германию диктату США и тем самым превратить ее в передовой форпост борьбы с коммунизмом в Европе. В те­чение 1948—1949 гг. Западная Германия получила от США в виде помощи 1,4 млрд. долл., тогда как остальные 15 из приняв­ших его стран, вместе взятые, довольствовались суммой в 2,6 млрд. долл. Располагая такими средствами, западногерман­ская промышленность уверенно начала восстанавливать свое производство. И если еще в 1946 г. его общий объем не превы­шал 1/3 от уровня 1936 г., то к концу 1949 г. он уже вплотную приблизился к нему. Особенно заметные сдвиги происходили в тяжелой промышленности, главным образом в каменноугольной, металлургической и нефтяной, а также электроэнергетике. Одно­временно увеличивалась и доля Западной Германии в мировом капиталистическом производстве промышленной продукции: в 1948 г. она составляла 4,3%, в 1949 г. —6,1% (вся Германия в 1937 г. давала 9%). Однако процесс восстановления промышлен­ности не был еще до конца завершен.