Эрозия Вестфальской модели мира
Большинство исследователей, изучающих современный миропорядок, соглашаются с тем, что в конце XX столетия мир переживает некий критический перелом, который они квалифицируют как «точку бифуркации» (раздвоения), «переходный возраст», эпоху неопределенности и т.д. В любом случае имеется в виду период неких качественных преобразований, меняющих суть и смысл самой политической структуризации мира. Один из главных аргументов в пользу данного утверждения — очевидные признаки разрушения основ Вестфальской мирной системы, просуществовавшей (с изменениями) три с половиной века.
На этот процесс обратили внимание, когда в мировую политику все активнее начали вмешиваться межправительственные организации — ООН, а затем сформированные в различных сферах (в торговле — ГАТТ*) и в регионах (в Европе — НАТО, ОВД, ОБСЕ) образования. Изначально предполагалось, что они явятся своеобразными проводниками политики государств-создателей. Однако постепенно стало очевидным: эти организации все увереннее играют вполне самостоятельную роль и уже сами воздействуют как на международные отношения в целом, так и на своих учредителей.
В конце XX в. были внесены еще более серьезные коррективы в мировой политический процесс — в него включились в качестве акторов очень активные неправительственные организации, такие как транснациональные корпорации, СМИ, экологические (вроде Гринпис), профессиональные (например, «Врачи без границ»), феминистские количество неправительственных организаций резко выросло до 40 тыс. (оценочно).
Самостоятельные действия предпринимают внутриполитические регионы*. Только один пример из многих: Шотландия и Гренландия заявили о своем стремлении войти в структуры ЕС на правах полноправных членов. Подобные регионы стали значимым фактором европейского строительства, что отражено в специальном понятии — Европа регионов.
Американские ученые Кеохейн и Най наглядно иллюстрируют это качественное изменение глобального политического процесса графически. Если ранее международные отношения ограничивались межгосударственными взаимодействиями {схема 2),то сегодня мир намного усложнился (схема 3).
Схема. 2. Модель мира, основанного на межгосударственных
взаимодействиях (по Кеохейну и Наю)
Вышеприведенные факты показывают, что миропорядок, построенный на взаимодействии исключительно таких акторов, как суверенные нации-государства, и на балансе их сил, серьезно подвергнут сомнению со стороны других субъектов международных отношений, настойчиво заявляющих о своих правах.
Есть и возражения мнениям об упадке Вестфальской модели мира: она сохраняется, ибо растет число суверенных государств, увеличиваются их возможности управления своими гражданами (в частности, через социальное обеспечение), они сами активно создают международные институты либо режимы; и вообще — государственные границы пока никто еще не отменял.
Однако если принять за «вестфальский суверенитет» (термин Краснера)принцип, согласно которому внешние факторы не воздействуют на внутреннюю политику государства или могут влиять, но очень ограниченно, то такой суверенитет действительно стал размываться, а вместе с ним и государственно-центристская модель мира.
Эрозия Вестфальской системы мира создает для человеческого сообщества целый ряд проблем. В противоречие входят изначальные нормы и принципы, когда процессы, связанные со все большей прозрачностью границ, еще не проявили себя в полной мере (в частности, сохраняется прежнее отношение к невмешательству во внутренние дела), и современнейшие требования с их растущим влиянием (например, принцип соблюдения прав человека в отношении гражданского населения, подвергнутого каким-либо испытаниям со стороны собственного государства). Это противоречие старых и новых, условно говоря, принципов ведет к серьезным последствиям.
С одной стороны, открытость границ и обусловленная ею взаимозависимость побуждают государства все активнее реагировать на события в других странах, особенно на конфликты. Вместе с тем любые, пусть далее оправданные, попытки вмешательства во внутренние дела извне (т.е. ограничения суверенитета) заставляют другие страны (даже те, против которых не применялось силовое воздействие) защищать свой суверенитет и противостоять ослаблению роли государства, не колеблясь в средствах, — пусть полицейские и даже военные меры, пусть авторитарные методы правления, вплоть до диктатуры. В результате образуются условия для появления агрессивных — в отношении и мира в целом, и своих народов — режимов, а также квазигосударств. Они, используя правовые гарантии, обусловленные суверенитетом, всячески стараются удержать власть, создавая тем самым зоны терроризма и нестабильности.
С другой стороны, размывание государственных границ толкает некоторые национальные движения к сепаратизму, что нередко выражается в открытых формах конфликтов. Нужно также иметь в виду, что большинство государств возникли лишь в XX в. Сегодня в мире немало национальных образований, которые только стремятся добиться статуса государства (англ. would-be-nations).
Обратите внимание На начало 2004 г. в ООН входило 191 государство. Вопреки распространенному мнению не все суверенные государства — члены этой авторитетной международной организации. Например, в ней не состоит Ватикан. Членом ООН с 1971 г. не является также Тайвань, де-факто воспринимаемый многими странами как суверенный, несмотря на протесты КНР. Швейцария, на территории которой после Второй мировой войны были размещены многие учреждения ООН, стала членом этой организации только в 2002 г. Внешнеполитические ведомства ряда государств, например США, которые признали в качестве суверенных 190 стран, составляют особый список таковых, куда по политическим мотивам не включают некоторые страны (вроде Тайваня). Однако в последнем издании «Т1ге World Almanac & Book of Facts, 2000» сочтены суверенными 192 государства. Этого же списка придерживается веб-сайт geography, about, com. Самый значительный рост числа образованных государств пришелся на 1990-е гг. — более 20. При всей неочевидности сохранения этой тенденции некоторые эксперты выступают со смелыми прогнозами о том, что в ближайшие десятилетия на политической карте Земли может появиться до 100 новых государств. |
Открытость границ ставит проблему идентичности*. В эпоху безраздельного господства Вестфальской модели мира идентификация* во многом основывалась на принадлежности к государству. Однако сегодня государства, по мнению английского политолога Сьюзен Стрендж (род. 1923), уже не могут требовать к себе от граждан такой лояльности (верности), которая бы превышала их лояльность к семье, фирме, какой-либо группе. Исключения составляют лишь некоторые государства вроде КНДР. Поэтому новая обстановка в мире (ее можно считать переходной в том числе для сознания человека) вызывает проблемы с идентичностью: появлением множественной либо неотчетливой самоидентификации, как следствие — попытками самоотождествления на этнической, религиозной или какой-то иной почве, что зачастую ведет к конфликтам.
Обратите внимание По данным Международного института исследования проблем мира в Осло (PRIO), в период с 1990 по 1995 г. 70 стран были вовлечены в 93 вооруженных конфликта, в которых погибло 5,5 млн человек. |
Распадение государственно-центристской модели мира серьезно воздействует на мировую политику, так как эта модель — ее многовековая основа. Данный процесс вызвал в конце XX в. кризис Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, который имеет и самостоятельное значение, ибо пока государства остаются главными акторами на мировой сцене.
Интерпретация По мнению Хантингтона, высказанному еще в 1989 г. в американском журнале «National Interest», завершение холодной войны не означает окончания борьбы за власть и влияние; возможно, это означает конец длительного мира. |
Крах биполярной схемы мироустройства, являвшейся несущей конструкцией Ялтинско-Потсдамской системы, произошел как бы естественным путем и не повлек за собой переговоров об изменении принципов организации международных отношений. Это порождает множество противоречий и осложнений в современном мире, которые особенно явно проявляются в ситуациях конфликтов (например, в конце 1990-х гг. на Балканах).
Варианты политической структуры мира XXI века
Явная устарелость Вестфальской модели мира и распад Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений заставили политиков и ученых строить прогнозы относительно будущего политического миропорядка. Их можно условно разделить на три группы.
По одним представлениям мир становится все более гомогенным, главным образом, вследствие развития процессов глобализации, которые охватывают очередные территории и влияют на новые составляющие экономического, социального, культурного, политического бытия человечества. В таких прогнозах глобализация обычно рассматривается как распространение западных моделей, ценностей, институтов и т.п. на весь мир. Установочными в этом плане принято считать работы Фукуямы, в частности «Новые размышления: Крайний» (1999). Одно из основных критических возражений на тезисы этого аналитика заключается в том, что нет оснований полагать, что мир становится все более однородным и в этом смысле упрощенным. Ярким тому свидетельством является противоречивость процесса глобализации.
Интерпретация Один из ведущих американских политаналитиков Томас Фридман в своей книге «Лексус и оливковое дерево: Постигая глобализацию» (1999) обращает внимание на то, что символами холодной войны были стена, разъединяющая миры, а также «горячая линия» между Москвой и Вашингтоном, позволявшая этим сверхдержавам до определенной степени контролировать развитие «разъединенного» мира. Символом конца XX в., как он считает, стал Интернет, при помощи которого все участники мирового сообщества «управляют» миром; вместе с тем никто не обладает функцией всеобщего контроля над ними. Так что если в эпоху холодной войны традиционный вопрос о могуществе сводился к тому, сколько и каких боеголовок имеет данное государство и его противник, то сегодня он звучит иначе: «Насколько быстро работает ваш модем?» |
Прямо противоположный прогноз относительно будущего мира дают те исследователи, которые пишут о цивилизационном расколе. Причем приводимые основания для такого раскола различны: обостряющееся разделение на западную, латиноамериканскую, африканскую, исламскую, конфуцианскую, индуистскую, православно-славянскую, японскую цивилизации — у Хантингтона, также цивилизационный разлом, но иного рода: на сельскохозяйственную, индустриальную и постиндустриальную — у Олеина Тоффлера (род. 1928); резкие перепады в степени профессионализма — у Владислава Иноземцева (род. 1968); уровень социально-экономического развития стран (высокий, средний и низкий, которым соответствуют центр, полупериферия, периферия мир-системы) — у Валлерстайна; образование шести пространственно-экономических зон (североатлантической, тихоокеанской, евразийской, «южной» и двух транснациональных пространств, выходящих за пределы привычной геокартографии) — у Александра Неклессы (род. 1949). В этих и других аналогичных концепциях, прогнозирующих дальнейшую дифференциацию мира, особо указывается на реальные или потенциальные конфликты, связанные с данным фактором.
Новый век, ...возможно, будет больше похож на пестрое и беспокойное средневековье, чем на статичный двадцатый век, но учтет уроки, извлеченные из того и другого. К. Бус, «Вызовы незнанию: теория международных отношений перед лицом будущего» |
Такого рода сценарии тоже подвергаются критике. Во-первых, раз ученые выделяют целый ряд оснований для раскола, то некое глобальное столкновение маловероятно, ибо многие из противоречий накладываются друг на друга, пересекаются (один и тот же человек может принадлежать сразу к нескольким группам — например, буддистской, высокопрофессиональной и т.п.). Во-вторых, акцентированный в данных подходах повышенный уровень конфликтности вряд ли можно рассматривать как основную черту у стоявшегося миропорядка — он присущ, скорее всего, именно процессу его перехода из одного состояния в новое. В третьей группе вариантов развития делаются попытки совместить обе современные тенденции — интеграцию и универсализацию мира, с одной стороны, и обособление его отдельных частей и областей человеческой активности — с другой. В начале 1990-х гг. обратил внимание на одновременное действие этих тенденций Бенджамин Барбер (род. 1939), а за ним и другие. Бывший директор Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI) Адам Ротфельд считает, что международные отношения определяются как центростремительными процессами (глобализацией или интеграцией), так и центробежными (фрагментацией, эрозией государств). Американский политолог Джеймс Розенау (род. 1924) сконструировал даже особый термин для того, чтобы отразить такое переплетение направлений развития — фрагмегративность (англ. fragmegrative — совмещение фрагментации и интеграции).
Развернулись дискуссии и в плане будущей структуры международных отношений. Популярнее всех две точки зрения: она будет четко одно-полярной (во главе с США вместе с «семеркой/восьмеркой» ведущих государств) либо многополярной (с ведущими центрами силы в различных регионах) (схемы 4 и 5):
Вместе с тем большинство ученых, описывающих будущее мироустройство с использованием понятия поляризации, исходят лишь из фактора держав (или их союзов как центров силы), а значит, недоучитывают реалии, связанные с активной деятельностью негосударственных акторов на мировой сцене. В отличие от них Розенау предполагает, что политическая структура мира XXI в. будет напоминать, видимо, особым образом организованную сеть — по подобию Интернета — с множеством узлов и переплетений. Но все-таки мир в начале третьего тысячелетия по-прежнему госу-дарственно-центричен, хотя появляются и негосударственные центры.
Обратите внимание Похоже, что современные технологии не только формируют новый мир, но и меняют наши представления о нем или образы миропорядка. Если раньше мир описывался метафорами, взятыми из классической механики, физики и химии, где ядро и некая периферия — главные структурные элементы, то для фиксации образующейся глобальной структуры подыскивают образы уже из сферы современнейших технологий — мир, в частности, выступает как сложная сетевая «паутина» вроде Интернета. |
Дата добавления: 2016-05-28; просмотров: 3922;