УРОВНИ НОМИНАТИВНОСТИ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН В ЯЗЫКОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ И РЕЧЕВОМ ВЫМЫСЛЕ

В.И. Мозговой

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет»

(Донецк)

Одной из не выявленных до конца проблем прав человека на всем постсоветском пространстве является некорректная номинация объектов, вовлеченных в социально-хозяйственную деятельность, и связанное с ней неправомочное функционирование собственных имен (СИ). Не случайно научные споры об их статусе, функциях и значении, способах фиксации, принципах именования и переименования разгораются тем сильнее, чем активнее в них участвуют специалисты из разных областей знаний.

Исходя из этого, главной задачей статьи является определение уровней номинативности, исключающих смешение норм реальных СИ с речевыми (Александр // Саша), неофициальными (Днепропетровск // Днепр), вымышленными (Чацкий, Глупово), условными (Гастроном, Продукты) и ложными (кафедра «Иностранные языки», Красный Партизан // Бетманово).

Основной текст. В отечественной ономастике о проблемах неадекватной передачи информации об объектах номинации впервые заговорили еще в первой половине ХIХ в., акцентируя их иноязычный контекст: «Географические учебники, по большей части переделываемые с немецких, наполнены искажениями имен городов и местечек славянских; если бы хоть в скобках ставили настоящее имя, как оно произносится там славянскими туземцами, например, Лемберг (Львов), Аграм (Загреб), Эссек (Осек) и т.д., но и того нет! Славянский мир, начинающий занимать любопытство всей Европы, остается совершенно неизвестным нашему юношеству, поучающемуся из учебных книжек всякого рода ошибкам историческим и географическим» [2, с.619].

Позже искажениями в трактовке СИ заинтересовались лингвисты, связав их с правописанием. Языковой аспект «освятил» сам Николай І, принимавший непосредственное участие в создании Русского географического общества. Вот как пишет об этом известный филолог-востоковед того времени В. В. Григорьев: «…§-ом 87-м Высочайше утвержденного окончательного Устава Общества, состоящему при Совете редакционному комитету вменяется в обязанность… наблюдение за сохранением в изданиях Общества единства правописания в собственных именах географических» [1, с.175]. И, развивая мысль, продолжает: «…Формула, которую бы я предложил для действий редакционного комитета по рассматриваемому предмету, была бы такова: «писать иностранные географические имена как можно ближе к их туземному произношению, но с уважением к освященым уже вековым употреблением русским формам их и к законам языка нашего, руководствуясь: в первом случае – историческими памятниками отечественной словесности, в последнем – трудами наших ученых» [1, с.210].

Практический взгляд на СИ приобрел с тех пор столь мощное звучание, что трансформировался в новое направление науки об именах – прикладную ономастику, занимающуюся «…транскрипцией и транслитерацией иноязычных имен, установлением традиционных (по произношению и написанию), переводимых и непереводимых имен, созданием инструкций по передаче «чужих» имен, образованием производимых от иноязычных имен, вопросами наименования и переименования» [3, с.347].

Лингвистические аспекты ономастических исследований, среди которых главенствующее место занял метод практической транскрипции, стали всеобъемлющими, что, однако, не упростило, а усложнило проблему их нормативной направленности. Запутанность правил привела к тому, что даже обыватель начал связывать их с манипуляциями общественным сознанием. Собственник уже не мог мириться с «уродливой» номинацией и актами переименования. Возникающие в таких случаях варианты оценивались им как парадоксы, изменяющие его жизнь и правовой статус в обществе. Споры о речевой вариативности охватили самые широкие слои населения, которые постоянно сталкивались с произволом законодательной и исполнительной власти, считающей, что только ей позволено решать «судьбу» имени в документах.

Своеобразным катализатором этих споров стали «знания» об именах, полученные в школе. Они сформировали стойкие убеждения о возможности административного контроля над нормами. Призыв Я. К. Грота к тому, что «…учение географии приобрело бы несравненно боле смысла и интереса, если бы встречающиеся в ней названия мест и урочищ были бы более нежели до сих пор делалось, освещены филологией, то есть, по мере возможности объяснимы и переводимы» [2, с.617], воспринятый буквально, привел к выводу о прикладном характере ономастики и преувеличенному вниманию к орфографической составляющей СИ.

В свою очередь, продолжающаяся неадекватность передачи имен и названий на основе классического правописания все настойчивей подталкивала ученых к решению проблемы их сущности. СИ, воспринимаемые как данность, для которой достаточно описать частные случаи ее фиксации на письме, стали осознаваться как творение собственника (ономатета), невооруженного знанием о теоретических основах номинативной деятельности.

Все большему количеству исследователей стало понятно, что без осмысления универсальных законов функционирования СИ проблема сохранения онимного фонда, постоянно расширяющегося в условиях неконтролируемой фиксации новых и новых объектов хозяйственной или культурной деятельности, не может быть и речи. Стало ясно и другое: имеющиеся работы в области ономастики, не выходящие за рамки языкознания, не позволяют выполнять юридическую миссию – языковые инструкции по «переводу» СИ, опирающиеся на «традицию» их употребления в речи (Анна – Ганна, Горловка – Горлiвка), не способны нейтрализовать правовые и социальные коллизии. Единичность и случайность отбора номинаций для их «лексической обработки» (отождествление СИ со словами), неосознанная модель управления онимными процессами, грозящая разрушением всей ноосферы, вновь, как и в ХIХ в., возвращает исследователей к вопросу о принципах передачи имен и названий в правовой реальности [5].

Этот вывод стал закономерным итогом всей предыдущей истории ономастики: громоздкая структура онимной классификации, опирающаяся исключительно на языковые особенности ее разрядов, денотативную соотнесенность или коннотации, не способна обеспечить юридическую фиксацию СИ. Максимальная «свобода» в онимотворчестве в этих случаях рождает вполне объяснимую для такого процесса условность: языковые, а тем более речевые возможности образования имен становятся непредсказуемей и изощренней (Л’Этуаль, МясоЕШЬка, Fast-food «Обжорка», Гуляй-хата, Тридодыр, Строй Материалы, Бра Во!, ВостОПТика, БодряКофф, Колбик, Блин-Даш и т.п.).

Может быть, поэтому орфография продолжает фиксировать ошибки в СИ, объясняя их юридической неприкосновенностью авторов номинаций (стадион Донбасс Арена, Документ Центр, кафе «Чай-Кофф», магазин «Сыроколбасный») и оправдывая действия чиновников, произвольно трактующих сущность номинативности: Дяченко // Дьяченко, Екатерина // Катерина, Государственная организация высшего профессионального образования «Донецкий национальный университет экономики и торговли им. М. Туган-Барановского», Муниципальное общеобразовательное учреждение «ЛИЦЕЙ «КОЛЛЕЖ» ДНР».

Нормы обычной орфографии, переведенные на язык классификации онимов, исходя из их соотнесенности с денотатом (топонимы, антропонимы, ойконимы, эргонимы и т.п.) или употреблений в речи (коннотонимы, поэтонимы), так или иначе смешивают реальные номинации с ложными. Правовой принцип игнорируется, несмотря на то что естественное вычленение разрядов онимосферы из огромной массы номинаций связано с фиксированием собственника и освоенного им пространства в имущественно-хозяйственной или культурно-исторической реальности.

Таким образом, классификация СИ должна базироваться на уровне номинативности единиц соответствующего класса:

1. Класс реальных собственных имен. Оперируя категориями единичности, он объединяет номинации, утратившие лексическое значение и ставшие предметом правовой ономастики, призванной регистрировать право собственника на точную идентификацию своих имен, исходя из уровня их номинативности:

А.Индивидуального (высшего) уровня. Он указывает на конкретного собственника, жизнедеятельность которого осуществляется в обусловленной субъектными отношениями антропонимосфере. СИ вычленяются из классической парадигмы языка и превращаются в имманентную сущность обладателя [5], которую нельзя отождествлять с внешними «интерпретациями». Михеил, например, не может регистрироваться как Михайло, а Бiлоусенко Микита Миколович (отец Микола) записываться в украинском контексте как Бiлоусенко Микита Миколайович (отец Миколай?) или в русском – как Белоусенко Никита Николаевич.

Личный антропонимикон (фамилия, имя, отчество) должен стать исключительным достоянием собственника: в одном документе не могут поэтому «уживаться» Дмитрий и Дмитро или Олейников и Алейников. Варианты в написании могут охватывать лишь уровень языковых соответствий, не изменяющих адресную функцию и не выходящих за рамки права на имя:

- формальных, за которыми «скрываются» фононимы, графонимы и морфонимы [4]: русск. Таисия, Юрьевич, Шевченко Тараса > укр. Таїсія, Юрiйович, Шевченка Тараса и т.п.;

- социальных, превращающих стилистически окрашенные прозвища в закрепленные законом псевдонимы, например: Джугашвили – Сталин, Сергеев – Артем, Арсен Павлов – Моторола.

Б. Представительского (избирательного) уровня, гибридной языковой структурой указывающего на юридическую уникальность объекта (адресная функция) и на представление о нем (информативная функция). Гибридность объединяет номенклатурные термины (они фиксируются строчными буквами и переводятся) и онимную основу, выделяющую объект из серии подобных: не Ялта, а город (мiсто) Ялта; не Локомотив, а стадион «Локомотив»; не Москва, а гастроном «Москва»; не генерал Антонов, а ул. (вул.) Генерала Антонова;не жасмин, а одеколон «Жасмин»; не донецкий университет, а Донецкий национальный университет (Donetsk National University) и т.п.

Двойственная структура объектной номинации предполагающая языковую презентацию ее онимных элементов методами правовой ономастики, регламентирует:

а) возможности онимного перевода:

- при международной информативности он обязателен для уяснения смысла СИ в любых языковых культурах (даже в закавыченных названиях): Cхiдноєвропейський нацiональний унiверситет – Восточноевропейский национальный университет, майдан Незалежностi – площадь Независимости, Советский Союз – англ. Union of Soviet Socialist Republics), роман «Война и мир» – англ. «War and Peace»;

- при межъязыковой актуальности перевод важен для контактных языков, формирующих общий онимный фонд: Днепр – Днiпро, ул. Горная – вул. Гiрська (Карпаты), но Гiрнича (Донбасс);

- при индивидуальной (национальной) значимости перевод запрещен: Червоногвардiйський район – Червоногвардейский район, шахта «Восточная» – шахта «Восточна», ул. Советская – вул. Совєтська, студия «Inkanti» // студия «Инканти»;

б) принципы именований, переименований и восстановлений, которые должны исключать субъективную политическую конъюнктуру, но соблюдать право первичного или исторически сложившегося собственника на имя с сохранением его социально-правовой значимости (см. об этом: [6];

в) употребление прописной буквы как сигнального знака, фиксирующего адресную функцию собственника (президент компании – Президент России, жизнь – роман «Жизнь и судьба», памятник «Золотые ворота» – станция «Золотые Ворота»);

г) употребление кавычек как знаков ассоциативной (ненастоящей) информации о конкретном объекте, которые превращают название в своеобразный бренд, не поддающийся переводу: кафе «Город», фирма «Adidas» («Адидас») и т.п.;

2. Класс условно собственных имен,отдельные единицы которого связаны двумя уровнями номинативности:

А. Ситуативным (нулевым) уровнем. В нем акцентируется денотат (Салон красоты, Кинотеатр), рекламируются товары или услуги (Ткани, Бытовая техника), но нет самой номинации (ср. их с формами Детская одежда «Киря», Butique salon «Губы», в которых особым образом выделяется адресная функция).

Тяготея, таким образом, к именам нарицательным (наличию лексического значения, нивелированию конкретности), они подвержены переводу и акцентируют внимание потенциального клиента на объекте при помощи заглавных или прописных букв: «Мастерская по ремонту обуви», РЕСТОРАН, ПИВБАР и т.п.

Впрочем, ситуативность может превращать единственный магазин в деревне в эргоним, который вряд ли стоит переводить (МАГАЗИН), а учебное заведение – в лженоминацию при дублировании графики рекламной вывески в школьной тетради, например: МУНИЦИПАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ «Специализированная школа с улублённым изучением иностранных языков № 115 города Донецка» (но такие «СИ» есть!).

Б. Авторским уровнем, отмеченным интерпретациями реального СИ в речи «внешних» пользователей или вымыслом художника (Андрей > Андрюшка, Андрейчик, Андрюха, Андрий, Ондр, Ондрик, Андреа; Органчик, Лилипутия, Леший, Гобсек).

Но интерпретации нельзя считать исключительным явлением ономастики – у авторов нет и не может быть единства в восприятии, и отсутствует согласие на него у собственника (он, попросту говоря, находится за пределами авторского воображения). Вариативность, связанная с коннотациями имени, опирается на авторские нормы и является предметом речевой ономастики: Сергей > Сергий, Серж, Сережа, Серый; остановка «Улица Марии Ульяновой» > «Мария Ульянова», «Мария»; Донецкая консерватория > «Конса»; Екатерининская верста > «Катькин столб») или поэтонимологии, опирающейся на стилистику поэтонима (Собакевич, Евгений Онегин, Обломов).

Впрочем, коннотативные имена и поэтонимы, став объектом нейминга, при перенесении одного из речевых вариантов на реальные объекты (чаще эргонимы), могут превратиться в реальные СИ, «выросшие» на почве правовой ономастики (Парикмахерская «Ксюша», Кафе «У Иваныча», «Котофейня», теплоход «Тихий Дон», проспект Ильича, ресторан «Три Толстяка»).

3. Класс ложных номинаций. Он связан как с неосознанным перемещением реальных собственных имен в ситуацию политического нейминга, так и с осознанным стремлением авторов узаконить не принадлежащую им собственность при помощи изменения условий функционирования номинативной лексики:

а) статусных, обусловленных непониманием сущности СИ при переводе или выделении прописными буквами и кавычками их особой «важности»: ул. Советская – вул. Радянська; кафедра «Русский язык, литература и лингвокриминалистика» (г. Тольятти, ТГУ), Заместитель Министра (ДНР);

б) фонетико-графических – при использовании обычной орфографии и грамматики в межонимном (русско-украинском) контексте (Одесса – Одеса, Ласточкино Гнездо – Ластiвчине Гнiздо, Пески – Пiски, Юрьевич – Юр’євич);

в) политико-идеологических – при выпячивании уникальности «нового» собственника в массовых переименованиях или «корректировке» исторически сложившегося онимного фонда: Елена – Олена, Антонов – Вiнтонiв; Кировоград – Кропивницький; Донецкий национальный университет – ГВУЗ «Донецкий национальный университет» имени Васыля Стуса, г. Винница – ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», г. Донецк.

Выводы. В современном обществе культура обращения с СИ выходит за рамки языка и превращается в общецивилизационную ценность, страдающую от попыток изменить онимосферу ложными номинациями.

Основанные якобы на идее национального единства, они способны разрушить его духовную основу путем внедрения в личностный процесс именования идеологических рычагов контроля над гуманитарными процессами. В связи с этим наука о номинациях превращается в отдельную отрасль, призванную решать проблемы СИ методами правовой, речевой и художественной ономастики. Их самостоятельность позволяет расширить номинативную деятельность до масштабов разработки принципов именования, восстановления и переименования, исключающих возможности манипуляций общественным сознанием.

Литература

1. Григорьев В. В. О правописании в деле русской номенклатуры чужеземных местностей и народов. // Географичекие известия, 1850, вып. 2. – С. 175-201.

2. Грот Я. К. Заметка о топографических названиях вообще. // Журнал Министерства народного просвещения, 1867, ч. СХХХVI, ноябрь, отд. 2. – С. 617-668.

3. Лингвистический энциклопедический словарь. / Гл. ред. В.Н.Ярцева. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – 685 с.

4. Мозговий В. I. Фононіми, морфоніми, графоніми, або методика передачі власних назв засобами спорідненої мови. // Функциональная лингвистика: Сб. научн. работ. / Крымский республиканский институт последипломного образования; научн. ред. А. Н. Рудяков. – Симферополь, 2010. – Том 2. – С. 102–104.

5. Мозговой В. И. Имена собственные и не собственные. Принципы выделения и классификации. // Гуманитарно-педагогическое образование. Психология. Педагогика. Филология. Искусствоведение. Культурология. Научн. журнал. – Т.3, №3. – Севастополь: СГУ, 2017. – С.44-51.

6. Мозговой В. И. Причины и следствия ложной активации культурно-исторической реальности в правовой ономастике. // Гуманитарно-педагогическое образование. Психология. Педагогика. Филология. Искусствоведение. Культурология. Научный журнал. – Т.3, №4 – Севастополь: СГУ, 2017. – С.55-

[1] Впервые такой пути прошли еще в начале ІІІ ст. до нашей эры стоики, объединив все номинации в классы имен собственных (впечатление об одном и том же предмете) и имен нарицательных (сумма впечатлений о разных объектах одного класса) (см. [Столяров А.А. Стоя и стоицизм. М., 1995.- 445 с. ISBN 5-86187-023-3].

[2]Это утверждение не относится к случаям межъязыковой информативности СИ: русск.: СССР, Южный автовокзал, бульвар Шахтостроителей, ул. Малая (Большая) Арнаутская, ул. Горная – укр.: СРСР, Південний автовокзал, бульвар Шахтобудівельників, вул. Мала (Велика) Арнаутськая, вул. Гірська в Карпатах, но вул. Гірнича в Донбассе[9]).

[3] Одной из таких норм наименования, закрепленных в общественно-правовом сознании, являются формы типа Севастопольский государственный университет, искаженные невежественной номинацией – Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Севастопольский государственный университет». Во втором случае юридически значимая информация покрывается вуалью кавычек и университет превращается в неизвестное учреждение высшего образования. Сравни логику уставных формулировок: Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования – это «Севастопольский государственный университет» и Севастопольский государственный университет – это федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования.

[4] Дословно это звучит таким образом: «Первосознание погружено в субъект как первореальность, или, вернее, в нем дано тождество субъекта и объекта… Я это выразил недавно в парадоксе: субъективное объективно, объективное же субъективно, ибо субъект есть создание Бога, объект же есть создание субъекта. Субъект есть нумен, объект же есть феномен» [1, с.116].