Этническое своеобразие культур

Вопрос, в чем состоит этническое своеобразие культур, не кажется на первый взгляд трудным, ведь ответ на него вроде бы очевиден: это совокупность специфических признаков, отличающих культуру каждого этноса от всех прочих.

Если рассуждать абстрактно, в такой формулировке все выглядит просто и понятно. Но при первой попытке наполнить ее конкретным теоретическим и культурно–историческим содержанием обнаруживается вся сложность проблемы. Во–первых, вплоть до настоящего времени понятие «этнос» не обрело однозначной теоретической интерпретации. Во–вторых, остается неясным, как определить необходимую и достаточную совокупность признаков, характеризующих этническое своеобразие той или иной культуры. В–третьих, нет ответа на вопросы, какими критериями руководствоваться при их отборе, являются ли они константными или изменчивыми, зависимыми от исторической ситуации, социальных, половозрастных и прочих аспектов?

Рассмотрим сначала те методологические подходы, которые используются учеными в интерпретации понятия «этнос». В отечественной науке до 90–х гг. ХХ в. не подвергался сомнению тезис, что этносы – это человеческие общности, возникшие первоначально как племена и соплеменности в период появления кроманьонского антропологического типа (т. е. того типа Homo sapiens, к которому принадлежат современные люди). Такой подход к определению этноса называется примордиальным – направленным на поиск объективной основы этнического разнообразия в природе или общественной жизни и культуре. Примордиалисты полагают, что те или иные этнические общности зарождаются, функционируют как относительно устойчивые группы, взаимодействуют между собой и со временем исчезают, уступая место новым этническим образованиям.

В рамках этого подхода на первый план выдвигался вопрос об этногенезе, что особенно отчетливо прослеживается в концепции российского этнолога Ю. Б. Бромлея.^[225] Ученый определял этнос как социально организованную, устойчивую человеческую общность, исторически сложившуюся на конкретной территории, говорящую на одном языке и обладающую относительно стабильными особенностями культуры и психического склада ее членов. Ю. Б. Бромлей подчеркивал, что членам таких общностей свойственно сознание своего социокультурного единства и отличия от иных этносов, выражающееся в самоназвании каждой этнической группы («чукчи», «русские», «шотландцы» и т. д.).

Важно подчеркнуть, что в теории Ю. Б. Бромлея присутствует и предельно широкое определение этноса – «этносоциальный организм». В таком определении этнос отождествлялся ученым с нацией – общностью, исторически характеризующейся территориальным, социально–экономическим, политическим и культурным единством.

В 90–х гг. ХХ в. традиция рассмотрения этноса в качестве социальной группы, органически сложившейся в ходе исторического развития, сохранилась.^[226] Однако сторонники примордиального подхода внесли в нее некоторые коррективы. Так, ученые отказались от интерпретации понятия «нация» в этническом смысле, поскольку определение «этносоциальный организм» не согласуется с фактом реального существования полиэтнических наций – например, российской, британской, канадской, американской, индийской, австралийской.

Кроме того, был учтен и факт безэтничности, характерный для некоторых наций или отдельных групп в составе тех или иных наций. К примеру, коренные жители одного из районов Новой Гвинеи не идентифицируют себя этнически,^[227] а население Доминиканской республики различается лишь в расовом, но не в этническом отношении (мулаты, чернокожие, белые). Такие факты заставили антропологов предположить, что этническая дифференциация не является изначальной, неотъемлемо присущей характеристикой человеческого социума, поскольку не каждое общество и не каждая нация и культура формируется в этническом измерении.

На современном этапе развития примордиального подхода к интерпретации понятия «этнос» исследователи, придерживающиеся данной позиции, подчеркивают два фактора: общую территорию происхождения этнической группы и самоидентификацию ее членов как носителей общей для них культуры. Некоторые примордиалисты предпочитают выделять разные уровни характеристик этноса: этнообразующие признаки (территория и эндогамия – внутригрупповые браки, воспроизводящие этническую общность в поколениях), этнодифференцирующие признаки (язык и культура), этническое самосознание (идентичность).

Особую позицию в теоретическом осмыслении понятия «этнос» занимал российский культуролог Л. Н. Гумилев, продолжатель идей евразийства. Он утверждал, что этнос – это

тот или иной коллектив людей (динамическая система), противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам («мы» и «немы»), имеющий свою особую внутреннюю структуру и оригинальный стереотип поведения.^[228]

Таким образом, признавая социальную природу и культурно–историческое существование этнической группы, Л. Н. Гумилев выдвигал на первый план именно психологические характеристики – самосознание (идентичность) и стереотип поведения, структурирующие отношения между индивидом и группой, а также между индивидами как членами группы.^[229]

Согласно Л. Н. Гумилеву, принадлежность к этносу не является врожденной. Членом этнической группы индивид становится в процессе социализации. Хотя стереотипы этнического поведения формируются у ребенка в первые годы жизни, влияние на этот процесс оказывает не только семейное воспитание, но и окружающая культурная среда.

Подчеркивая данное положение своей концепции, Л. Н. Гумилев иллюстрировал его на примере собственной матери – Анны Андреевны Ахматовой, которую воспитывала парижская гувернантка. Будущая прославленная поэтесса рано овладела французским языком как родным, усвоила от своей наставницы соответствующие манеры поведения. Но при этом культурная среда взросления Анны Андреевны оставалась русской, и, соответственно, Ахматова не могла сделаться француженкой, так как усваивала именно русские стереотипы поведения.

Л. Н. Гумилев указывал на необратимость этнокультурной социализации. Когда стереотипы поведения полностью сформировались, изменить этническую принадлежность, полагал он, невозможно. Человек, переселившись в другую страну, способен в совершенстве освоить чужой язык и культуру новой родины, но пережитый опыт социализации будет навсегда связывать его с той этнической группой, в которой прошло взросление.

В отечественной и зарубежной науке существует и еще одна психологическая концепция причин этнической дифференциации, согласно которой территориальный, хозяйственно–экономический языковой и культурный факторы становятся в процессе этногенеза вторичными, производными. Ученые, разделяющие такой взгляд, объясняют историческую этнодифференциацию только одной причиной – врожденной потребностью человека как «общественного животного» в устойчивой групповой организации жизнедеятельности.

В такой теоретической интерпретации язык и культура рассматриваются лишь в качестве инструментов социального группирования, а единственной сущностной характеристикой этноса объявляется самоидентификация людей как членов данной этнической группы.

В мировой этнологии утвердился и конструктивистский подход к исследованию этногенеза. По мнению его сторонников,^[230] человеческая общность, исторически связанная с конкретной территорией, говорящая на общем языке, обладающая единой культурной традицией и практикующая эндогамные браки, представляет собой не этнос как таковой, а культурно однородную группу. Шанс сделаться этносом, народом в полном смысле слова такая группа получает лишь в том случае, если в ее среде появляются политические лидеры, готовые всецело посвятить себя делу конструирования этноса на основе культурной однородности.

Политические деятели, заинтересованные в социально–историческом развитии своей культурно однородной группы, создают в союзе с литераторами, художниками, интеллектуалами образ этноса, привлекательный для самоидентификации членов этой группы. Отождествляясь с созданным этническим имиджем, группа обретает тем самым новую социальную идентичность. И затем на основе этнического самосознания формируется групповая солидарность – важнейшая сущностная черта народа.

По мнению исследователей, развивающих идеи об этногенезе как процессе направленного социально–политического конструирования, объективной предпосылкой к формированию этноса выступает потребность культурно однородной группы в обеспечении более комфортного существования, т. е. экономического, социально–политического и социокультурного развития.

Краткий обзор теоретических интерпретаций понятия «этнос» отчетливо демонстрирует радикальные различия между ними. Но одновременно при сопоставлении этих интерпретаций выявляется и то общее, что свойственно всем им, – признание культурной идентичности в качестве единственной или одной из нескольких сущностных характеристик этноса. А это, в свою очередь, означает, что члены этнической общности способны осознавать своеобразие и уникальность собственной культуры, отличать ее признаки от признаков иных культур.

В связи с этим неизбежно возникает вопрос: какие именно признаки ассоциируются в восприятии членов этнической группы со своей культурой? Многие поколения исследователей изучали эту проблему, пытаясь разработать исчерпывающий перечень характеристик, указывающих на этническую специфику культур. Но в конце концов для ученых сделалась очевидной бесплодность подобных попыток: создать такой список, который удовлетворял бы требованию необходимости и достаточности, оказалось невозможно.

Во–первых, признаками этнокультурного своеобразия могут выступать весьма «разнокалиберные» элементы культуры. Сюда относятся и нормы традиционного этикета, и особенности оформления внешности, и идеализированные гендерные представления (например, «подлинно русская женщина», «гордый вайнах», «щирая украинка», «чадолюбивая еврейская мать» и т. п.), и архаические народные верования и обычаи, и этнодифференцирующие поговорки (например, «что русскому здорово, то для немца – смерть», «и один в поле воин, если по–русски скроен»).

Специфическими этнокультурными признаками могут выступать мифы и эпические повествования об отчем крае, эстетические образчики этнической красоты, этнокулинария и этномедицина, представления о приемлемом и неприемлемом в сфере сексуальной жизни и многое другое, охватывающее весь континуум исторической памяти и феноменов культуры повседневности. Ни один из элементов этого бесконечного перечня не должен считаться несущественной деталью, поскольку важен не «калибр» признака, а его восприятие носителем культуры. То, что кажется «мелочью» постороннему, может восприниматься носителем культуры как важный символ ее этнического своеобразия.

Во–вторых, осознавание членами этноса особенностей собственной культуры является фактом общественной психологии, а не идеальным зеркальным отражением культурно–исторической реальности. Отождествление в восприятии и понимание признаков этнического своеобразия собственной культуры могут быть более или менее адекватными, искаженными или даже ложными. А кроме того, значение и роль тех либо иных признаков не есть нечто постоянное. И то и другое варьируется в зависимости от стадии этнической консолидации, от исторической ситуации, а также от социальных и половозрастных особенностей конкретной этнической среды.

Так, в исторической памяти двух или нескольких этносов одна и та же территория может ассоциироваться с сакральным образом земли отцов, т. е. каждый из этих народов может рассматривать данную территорию только как свою собственную отчизну. Такая уверенность, подкрепленная мифо–эпическими повествованиями, дает основание членам каждого этноса воспринимать эту территорию как символ собственного этнокультурного своеобразия. Разумеется, такое восприятие не отражает всей полноты исторической реальности.

А возможна и иная ситуация: этническое меньшинство, долгое время проживающее за границами своей исторической родины, стихийно формирует некий идеальный образ отчего края. Никакие реальные сведения не способны внести в такую этнокультурную утопию существенные коррективы, поскольку она служит смысловым ядром консолидации меньшинства, обитающего на чужбине.

Один и тот же признак этнического своеобразия культуры – например язык – по–разному воспринимается членами этноса в различных исторических ситуациях. В период консолидации народа родной язык приобретает особую ценность, что воплощается в расцвете литературного творчества, публицистики, в особом интересе членов этноса к истории родной словесности, к фольклору. Если же этнос ассимилируется (растворяется в иной этнической общности) или пребывает в упадке, то и язык деградирует, забывается. Значение и роль родного языка в восприятии членов этноса обесцениваются. Молодое поколение уже не стремится овладеть им в полном объеме, не считает родной язык и родную словесность значимой культурной ценностью.

По–разному воспринимают исторические свидетельства этнического своеобразия культуры члены этноса, принадлежащие к различным социальным группам, горожане и сельские жители. Так, потомственный житель мегаполиса, придя в этнографический музей, может вовсе не опознать предмет своей народно–бытовой культуры в качестве сколько–нибудь важного признака ее этнического своеобразия. И это неудивительно – ведь он никогда не пользовался подобной вещью и не видел ничего похожего в доме родителей. Но совершенно иначе этот же предмет воспримет житель сельской глубинки, частенько встречавший такие вещи в обиходе своих пожилых родственников и знакомых.

Восприятие этнической специфики своей культуры зависит и от образовательного уровня. Например, еще не получившая аттестат зрелости юная модница, увидев на фольклорном фестивале женский костюм, подобие которого носили ее прабабушки, недоуменно пожмет плечами: неужели кому–то приходило в голову все это надевать на себя? А для образованного дизайнера родная «этника» послужит источником творческого вдохновения, и он воплотит ее самобытную красоту в современных моделях одежды.

По мере модернизации культуры количество признаков ее этнической специфики неуклонно сокращается. Но если этнос продолжает существовать как консолидированная общность, то психологическое переживание уникальности родной культуры у членов этноса не утрачивается. Элементы этнокультурной самобытности, исчезнувшие из повседневности, компенсируются историческими, этнографическими и культурологическими знаниями, художественной литературой, профессиональным и самодеятельным искусством, апеллирующим к фольклорным корням.

Подводя итог сказанному, необходимо подчеркнуть, что в культурологии вопрос об этническом своеобразии культур может быть решен только конкретно – в комплексном культурологическом исследовании определенных социально–демографических групп, входящих в состав этноса, в изучении локальных этнокультурных общностей с учетом текущей исторической ситуации в ее ретроспективе и перспективном развитии.