Школа сравнительной мифологии

(А. Н. Афанасьев, О. Ф. Миллер, А. А. Котляревский)

Научная деятельность Буслаева продолжалась более полувека. Еще при его жизни мифологическая теория, с которой он так тесно был связан в 40-50-е годы, вынуждена была уступить место сначала теории широкого литературного общения между народами, затем антропологической и исторической. Считаясь с движением научной мысли, постоянно опиравшейся на огромный фактический материал, Буслаев не только не оставался чужд новым направлениям в науке, но и оказывал существенное влияние на их утверждение и развитие. Идеи Буслаева неизменно находили широкий отклик в научной среде, их подхватывали и развивали его многочисленные ученики, наиболее талантливые из которых впоследствии сами становились во главе новых школ и направлений.

Положения мифологической теории в том их виде, как они сложились в работах Буслаева 1840-50-х гг., хотя и охватывали довольно широкий круг проблем, в основном развивали идею о языке и мифе как двух важнейших формах проявлений народного сознания, определивших возникновение и последующее развитие всей народной культуры. Между тем уже в те годы перед учеными вставали вопросы о сущности самого мифа и его исторических судьбах. Разработка этих вопросов была осуществлена младшими мифологами. Наиболее ярким представителем школы младших мифологов был Александр Николаевич Афанасьев(1826—1871).

В историю науки Афанасьев вошел прежде всего как теоретик фольклора и издатель памятников народного поэтического творчества, хотя он много занимался и вопросами истории и истории литературы. Свою научную деятельность Афанасьев и начинал как историк — в конце 40-х — начале 50-х годов он публикует в «Современнике» и «Отечественных записках» ряд исторических сочинений в духе историко-юридической школы, с виднейшими представителями которой — К. Д. Кавелиным и С. М. Соловьевым — он был хорошо знаком еще по московскому университету. Из историко-литературных работ Афанасьева, с которыми он начал выступать со второй половины 50-х годов, наибольшее значение имеют статьи о русских сатирических журналах XVIII века, о Н. И. Новикове, Д. И. Фонвизине и другие. В 1859—1860 гг. Афанасьев издавал журнал «Библиографические записки».

К фольклорно-этнографической тематике Афанасьев обращается в начале 50-х годов. Его первая работа в этой области — «Дополнения и прибавления к собранию «Русских народных пословиц и притчей», изданному И. Снегиревым, еще не выходит за пределы проблематики историко-юридической школы: значение русских пословиц и поговорок Афанасьев видит прежде всего в том, что они дают богатейший материал для построения истории родового быта.

Важным этапом в формировании взглядов Афанасьева-мифолога явилась его работа над сборником «Народные русские сказки». В обширных комментариях к каждому сказочному тексту (в издании 1873 г. комментарии были выделены в особый, четвертый том) Афанасьев стремился раскрыть мифологическое содержание сказок, возводя их к предполагаемым доисторическим религиозным представлениям. Вот, например, как прокомментировал он сказку-предание «Вазуза и Волга»: «Здесь олицетворены две реки, которые спорят о старейшинстве и пускаются в перегонку. Олицетворение это — не пустая риторическая фигура, а остаток древнего мафического представления. Любопытно, что большая часть троп, не придуманных нарочно, а издавна составляющих неотъемлемую принадлежность языка, ведет свое начало от древних представлений народа и потому заключает в себе намеки на мифические сказания, хотя в позднейшее время намеки эти до того стерлись, что могут быть разгаданы только путем научных исследований». Вскрывая мифологическую основу другой сказки, Афанасьев пишет: «В шуме древесных листьев, свисте ветра, плеске волн, жужжании насекомых, крике и пении птиц, реве и мычании животных, в каждом звуке, рождающемся в природе, поселяне думают слышать таинственный разговор, доступный только чародейному велению колдуна».

Комментарии к сборнику «Народные русские сказки» вместе с ранними фольклорно-этнографическими работами Афанасьева явились основой его капитального трехтомного труда «Поэтические воззрения славян на природу», в котором мифологические концепции ученого получили свое законченное выражение.

Прежде всего Афанасьев ставит проблему происхождения мифа и методов его изучения. Проблема эта не была новой для русских мифологов, в частности для Буслаева. Однако Буслаев ставил ее в самом общем плане («основной закон языка, проявляющийся в наименовании предмета по впечатлению, им произведенному на человека, лежит в основе как грамматического построения, так и мифических преданий, зарождающихся сообща с языком»), не касаясь самого процесса мифотворчества. Между тем именно это становится предметом научных разысканий Афанасьева.

Возникновение мифов Афанасьев теснейшим образом связывает с историческим развитием языка. «Богатый и, можно сказать, единственный источник разнообразных мифических представлений есть живое слово человеческое, с его метафорическими и созвучными выражениями. Чтобы показать, как необходимо и естественно создаются мифы (басни), надо обратиться к истории языка». В истории же любого языка, говорит Афанасьев, различаются два периода: период образования, постепенного сложения (развития форм) и период упадка и расчленения (превращений). Язык начинается с образования корней или тех основных звуков, в которых первобытный человек обозначал свои впечатления, производимые на него предметами и явлениями природы. Такие корни и звуки выражали признаки и качества общие для многих предметов, поэтому употреблялись для обозначения каждого из них. Различные предметы, сходные по отдельным признакам, сближались в представлениях человека и получали одинаковые названия или названия, производные от одного корня. С другой стороны, каждый предмет мог вызывать многие впечатления и получал свое полное определение лишь во множестве синонимических выражений. Но каждый из этих синонимов мог обозначать какие-то качества других предметов и таким образом связывать их между софою. Именно здесь, по Афанасьеву, и кроется богатый родник метафорических выражений, которые впоследствии послужили поводом к созданию целого ряда мифических сказаний.

В своем историческом развитии мифы подвергались значительной переработке. Этот процесс представлялся Афанасьеву в следующем виде. Сначала идет раздробление мифических сказаний, вызванное географическими и бытовыми условиями, мешавшими близости и постоянству людских сношений. Следующий момент — низведение мифов на землю и прикрепление их к известной местности и историческим событиям. С утратой настоящего значения метафорического языка старинные мифы стали пониматься буквально, и, как пишет Афанасьев, «боги мало-помалу унизились до человеческих нужд, забот и увлечений и с высоты воздушных пространств стали низводиться на землю, на это широкое поприще народных подвигов и занятий». Низведенные на землю, воинственные боги утрачивают свою недоступность, нисходят на степень героев и смешиваются с давно усопшими историческими личностями. Миф и история в народном сознании сливаются. Последний этап в историческом развитии мифов — их нравственное мотивирование. С возникновением государственных центров происходит канонизация преданий, причем уже не в народной среде, а в кругу избранных жрецов, ученых и поэтов, которые приводят предания в хронологическую последовательность и связывают их в стройное учение о происхождении мира, его кончине и судьбах богов.

Большая часть мифических представлений индоевропейских народов восходит, по Афанасьеву, к отдаленному времени ариев. Выделяясь из общей массы родоначального племени и расселяясь по дальним землям, народы, вместе со словом, уносили с собой и самые воззрения и верования.

Отсюда необходимость их сравнительного изучения. Сравнительная филология открывает нам мир доисторический, дает надежное средство разгадать древнейшие нравы, обычаи и верования, и «свидетельства ее тем драгоценнее, что старина выражается и перед нами теми же самыми звуками, в каких некогда выражалась она первобытному народу». Только путем сравнительного изучения, подчеркивает Афанасьев, можно доискаться действительных корней слов и определить круг понятий и самый быт арийского народа, ибо «в слове заключена внутренняя история человека, его взгляд на самого себя и природу». Сравнительный метод «дает средства восстановить первоначальную форму преданий, а потому сообщает выводам ученого особенную прочность и служит для них необходимою поверкою». Таковы, по Афанасьеву, процесс образования мифов и метод их научного изучения. В своих основных чертах они были разработаны ученым уже в его первых фольклорно-этнографических статьях и заметках. Позднее Афанасьев познакомился с трудами западноевропейских ученых — М. Мюллера, Куна, Маннгардта, Шварца и других и, как он сам заявил об этом в послесловии к первому тому «Поэтических воззрений славян на природу», многое уточнил в своих построениях, приняв основные выводы названных исследователей.

Речь идет прежде всего о лингвистической теории мифа английского ученого Макса Мюллера, согласно которой причины возникновения мифов лежат в исторической жизни языка, точнее в процессе постепенного затемнения первоначального смысла слов, «болезни языка».

На первый взгляд, мифологическая концепция Афанасьева принципиально ничем не отличается от теории М. Мюллера. Английский ученый, так же как и Афанасьев, исходил из того, что древний человек мыслил вполне конкретно, называя отдельные предметы или явления по какому-нибудь одному признаку. Вследствие сходства отдельных признаков различные предметы или явления могли называться одинаково, отсюда развитие синонимии и метафоричности в языке. Со временем происходит забвение первоначального значения слов, что и вызывало появление мифов — фантастических представлений о явлениях природы. Между тем — и это было отмечено еще в дореволюционной историографии — между концепциями Афанасьева и М. Мюллера имеется существенное различие.

Афанасьев расходится с М. Мюллером во взгляде на характер поэтической метафоры. По Мюллеру, поэтическая метафора явилась вследствие лексической бедности древнего языка: не располагая достаточным запасом слов, язык вынужден был употреблять одинаковые термины и слова для обозначения различных предметов и впечатлений; по мнению же Афанасьева, «метафора произошла вследствие сближения между предметами, сходными по производимому впечатлению; она создавалась совершенно свободно, черпая из богатого источника, а не по нужде, не ради бедности языка». На принципиальный характер расхождений Афанасьева с М. Мюллером указывают и современные исследователи. М. К. Азадовский, например, отмечает, что Афанасьева «интересовал не процесс вырождения, как Мюллера, но процесс формирования «из едва уловимых зачатков мысли сложной системы народных верований». «Основной тезис М. Мюллера о мифологии как болезни языка уже заключал в себе идею о регрессивном процессе народной мысли».

Наряду с проблемой происхождения мифов Афанасьев ставит и другую важную проблему, а именно о сущности древних мифологических представлений. Он принимает так называемую «метеорологическую» теорию немецких ученых А. Куна и В. Шварца, согласно которой в основе большинства мифов лежит обожествление стихийных сил природы — грозы, грома, молнии, ветра, туч и т. д. Наиболее полно и последовательно «метеорологическая», или «грозовая», теория была разработана в трудах В. Шварца, ученика и последователя А. Куна. В своей книге «Происхождение мифологии по материалам греческих и немецких сказаний» (1860) Шварц, например, утверждал, что такие стихийные явления, как грозы, всегда оказывались важнейшим объектом содержания мифов. Именно эти явления, столь грозные и столь живые, встречаются в основе олицетворения сверхъестественных существ. Многие мифы, полагал Шварц, восходят к теме борьбы мрака и света: первобытный человек постоянно наблюдал, как тучи покрывают солнце, но потом оно «побеждает» их.

В русле этой теории идет и Афанасьев, анализируя сущность поэтических воззрений человека на природу.

Итак, и язык, и тесно связанный с ним образ мышления, и самая свежесть первоначальных впечатлений «необходимо влекли мысль человека к олицетворениям», сыгравшим такую значительную роль в образовании мифов. Олицетворение же именно небесных сил природы легло в основу самых разнообразных мифов, связанных не только с представлениями об огне и воде, но и с представлениями, сохранившимися в славянской демонологии. Эти древние мифы не пропали бесследно. Значение их в истории народной культуры было весьма велико. Не только суеверные представления, но и вообще все поэтическое творчество индоевропейских народов, полагал Афанасьев, развилось из древнейших мифов.

Однако Афанасьев, в отличие от Буслаева, не рассматривает самый процесс образования различных видов и жанров поэтического творчества из мифологии. Исходным для него является убеждение в том, что мифологические сказания лежат в основе всех произведений народной словесности — от богатырской былины до духовного стиха.

Следовательно, чтобы обнаружить истинный смысл того или иного поэтического произведения, необходимо вскрыть эти древние мифологические основы, освободив их от позднейших напластований.

Древнее мифическое сказание, утверждал он, лежит в основе эпических, богатырских песен. Влияние христианства и дальнейшей исторической жизни коснулось только их имен и обстановки, а не самого содержания.

Древнюю мифологическую основу обнаруживает Афанасьев и в народных сказках. Их сравнительное изучение, говорит он, приводит к двум заключениям: «во-первых, что сказки индоевропейских народов создались на мотивах, лежащих в основе древнейших воззрений арийского народа на природу, и во-вторых, что по всему вероятно, уже в эту древнюю арийскую эпоху были выработаны главные типы сказочного эпоса и потом разнесены разделившимися племенами в разные стороны — на места их новых поселений, сохранены же народной памятью — как и все поверья, обряды и мифические представления». Из народных лирических песен особенно важны для исследователя старины обрядовые, сохраняющие любопытные указания на старинные верования и давно отживший быт.

Обломки старинного метафорического языка сохранили для нас народные загадки.

Отголоски древних мифов обнаруживаются, далее, в заговоpax, приметах. Афанасьев различает приметы, выведенные из действительных наблюдений, и приметы суеверные, в основании которых лежит не опыт, а мифическое представление.

Таковы основные положения мифологической теории Афанасьева. Нетрудно заметить в построениях ученого известное сходство с концепциями основоположника русской мифологической школы Ф. И. Буслаева. Общим для них является убеждений в том, что возникновение мифологии самым тесным образом связано с историей языка и что мифологические представления лежат в основе всех памятников народной словесности. Оба они признавали важность сравнительного метода при исследовании памятников старины. Афанасьев во многом буквально повторяет Буслаева.

Афанасьев ведь и выступил как ученик Буслаева. Поэтому гораздо важнее выявить то новое, что он внес в мифологическую теорию, какими новыми идеями обогатил он русскую мифологическую школу. Как уже говорилось, Афанасьев впервые в русской науке поставил вопрос о происхождении древних мифических представлений в тесную связь с историческим развитием языка и мышления, создав стройную теорию происхождения мифологии. Важно отметить, что основные положения этой теории были сформулированы Афанасьевым самостоятельно, задолго до появления аналогичных теорий в западноевропейской науке. Афанасьев, далее, выдвинул проблему сущности мифов и их исторического развития и привлек для доказательства своих положений такой громадный фактический материал, что его книга сразу же стала значительным явлением не только в русской, но и в мировой науке.

А. А. Котляревский, например, упрекал Афанасьева за преувеличение роли народного предания и памяти в процессе создания поэтического произведения, отмечал как недостаток исследования именно стремление автора возвести к мифическому источнику и объяснить как природную метафору все даже мельчайшие частные черты былин.

Можно отметить и другие недостатки в теоретических построениях Афанасьева, например, недостаточное внимание к национальной специфике мифологических представлений, весьма субъективные лингвистические и мифологические сближения и т. д. И они, конечно, снижают научное значение книги Афанасьева. Громадный же фактический материал, содержащийся в ней, до сих пор сохраняет свою научную ценность, оказывая воздействие не только на развитие фольклористических изучений, но и на развитие художественной литературы.

Литература

1. Академические школы в русском литературоведении. – М., 1975.

2. Крупчанов, Л. М. Теория литературы [Электронный ресурс] : учебник / Л. М. Крупчанов. - М.: ФЛИНТА : Наука, 2012. - 360 с. http://www.litmir.me/br/?b=211013