МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА В РУССКОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

Русская мифологическая школа, сыгравшая значительную роль в становлении академической науки о литературе, прежде всего фольклористики как особой отрасли филологических изучений, сложилась на рубеже 40-50-х годов XIX века. К этому времени она заявила о себе рядом историко-литературных и фольклорно-этнографических работ, в которых была применена совершенно новая методика научного исследования. В основе этой методики лежали сравнительно-исторический метод изучения, установление органической связи языка, народной поэзии и народной мифологии, принцип коллективной природы творчества, т. е. те точки зрения и методы изучения, которые в начале XIX века были введены в науку о литературе и народной словесности Heмецкими учеными братьями Гриммами.

Признание связи русской мифологической школы с гриммовской школой в историографии стало традиционным. При этом русские ученые-мифологи до недавнего времени рассматривались лишь как прямые ученики и последователи немецкой школы. Между тем уже М. К. Азадонскний заметил, что подобные утверждения нуждаются в пересмотре и переоценке. Справедливо полагая, что русская мифологическая школа отличается от западноевропейской прежде всего своими общественными позициями, ученый писал: «Различны были и корни русской и западноевропейской, в частности германской, мифологической школы. Первая сложилась в процессе формирования русской передовой науки в 40-х годах, создавшейся под влиянием Белинского, Герцена, Грановского; вторая возникла в недрах немецкого романтизма и связана главным образом с деятельностью так называемого гейдельбергского кружка романтиков».

Рассматривая мифы как выражение народного мировоззрения, русские ученые ставили задачу определить творческие пути народа, раскрыть сущность его многовековой культуры.

По своему составу русская мифологическая школа была явлением довольно пестрым. Ее концепции разделяли ученые, принадлежавшие к самым различным идейным течениям и группировкам— от западников (в широком смысле этого термина) до поздних славянофилов. На мифологические теории опирались в своих исследованиях некоторые ученые революционно-демократического лагеря. В русской мифологической школе были широко представлены все основные мифологические концепции, которые возникали в недрах западноевропейской школы. Как особое научное направление в ней выделяется так называемая школа младших мифологов, или школа сравнительной мифологии.

Ф.И.Буслаев

Возникновение в России мифологической школы связано с именем крупнейшего русского ученого прошлого века Федора Ивановича Буслаева (1818-1897). Ему принадлежит выдающаяся роль в постановке научного изучения литературы и народной поэзии, древнерусского и византийского искусства, языкознания и археологии. Труды Буслаева в каждой из этих областей знания составили целый этап в развитии не только русской, но и мировой филологической науки.

Широту научных интересов ученого его современники отмечали прежде всего. А. И. Соболевский, например, перечисляя те области знания, в которые Буслаев внес наиболее значительный вклад, писал о нем как о блестящем знатоке не только древнерусской литературы, но и средневековой литературы Западной Европы.

Широкое распространение получает в это время мифологическая теория братьев Гриммов, в основе которой лежали идеи Шеллинга о национальном духе как основе материальных проявлений реальной жизни. Взгляд на мифологию как на создание «бессознательно творящего духа» и как выражение сущности народной жизни, получивший свое законченное выражение в капитальном труде Я. Гримма «Немецкая мифология» (1835), вскоре широко утверждается в западноевропейской науке.

На раннем этапе своей деятельности Буслаев выступает преимущественно как ученый-лингвист. Он стремится распространить методику сравнительно-исторического анализа, давшую столь блестящие результаты в работах немецких ученых, на изучение русского языка и его истории. С воодушевлением воспринимает он важнейшее положение лингвистической теории В. Гумбольдта и Гриммов об отражении в языке духовной жизни народа.

Уже в своей первой крупной работе «О преподавании отечественного языка» (1844), оказавшей большое влияние на развитие русского исторического языкознания, он рассматривает историю русского языка в неразрывной связи с историей русской культуры и народной поэзии. Буслаев стремится определить характерные особенности древнейшего мировоззрения людей, отразившиеся в их языке и в ряде очерков из истории русского литературного языка показывает, как в языке выражается «вся жизнь народа».

Рассматривая верования индоевропейских народов в тесной связи с народными преданиями, Буслаев показывает их прямое отношение к языку. Верования, говорит он далее, согласуются не только с воззрениями народа на природу, но и коренятся в обычаях, даже иногда и в домашней утвари, или каком-либо орудии: с верованием в молнию, например, согласуется древнейшее употребление молота вместо всякого оружия. Следовательно, история языка дает возможность восстановить материальный и юридический быт, культуру и верования народов в доисторическую, т. е. мифологическую, эпоху их жизни. И Буслаев из этого весьма ограниченного материала, который был в его распоряжении, с большим искусством извлекает указания на социальные отношения и культурные связи между славянскими и германскими народами.

Метод первоначально связанный с сравнением языков, установлением общих форм слов и возведением их к праязыку индоевропейских народов, впервые в русской науке был перенесен Буслаевым в фольклористику и применен для изучения мифологических преданий славян.

Таким образом, уже в ранний период своей деятельности Буслаев закладывает прочные основы исторического изучения русского языка, устанавливает родственные связи русского языка с другими индоевропейскими языками, а также исторические связи между языком письменных памятников и живыми народными говорами. Однако значение его лингвистических работ гораздо шире. В сущности, Буслаев сформулировал в них важнейшие положения своей мифологической теории — об органической связи языка и народного предания, о ближайшем родстве преданий и верований индоевропейских народов, в основе которого лежит единство воззрения этих народов на природу, т. е. их мифологические представления.

Важнейшие работы Буслаева по вопросам народной поэзии, древнерусской литературы и древнерусского искусства, над которыми он работал в 50-е годы, вошли в его двухтомный труд «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (1861). Статьи, опубликованные после выхода в свет этого издания, были собраны Буслаевым в двухтомном сборнике «Мои досуги» (1886) и сборнике «Народная поэзия» (1887).

В своей речи «О народной поэзии в древнерусской литературе», произнесенной в 1859 г. на торжественном акте в Московском университете, Буслаев говорил: «...ясное и полное уразумение основных начал нашей народности есть едва ли не самый существенный вопрос и науки, и русской жизни». Этот интерес ученого к проблеме народности в конечном счете и обусловил его обращение к изучению народной поэзии и книжной старины, в особенности той, которая находила доступ к широким слоям народа.

Важнейшим началом народности, ее «основным слоем» является для Буслаева язык, зарождение которого происходит в «неразрывном единстве с мифами, обычаями и обрядами» и относится к глубокой древности. Развивая сформулированные еще в 40-е годы положения о языке как «сокровищнице верований и преданий, Буслаев пишет: «Народ не помнит, чтоб когда-нибудь изобрел он свою мифологию, свой язык, свои законы, обычаи и обряды. Все эти национальные основы уже глубоко вошли в его нравственное бытие, как самая жизнь, пережитая им в течение многих доисторических веков, как прошедшее, на котором твердо покоится настоящий порядок вещей и все нравственные идеи для народа эпохи первобытной составляют его священное предание, великую родную старину, святой завет предков потомкам».

Мифы народа образовались тою же творческою силою, что и язык: «...основной закон языка, проявляющийся в наименовании предмета по впечатлению, им произведенному на человека, лежит в основе как грамматического построения, так и мифических преданий, зарождавшихся сообща с языком».

Таковы основные положения мифологической теории Буслаева. Уже из этого краткого ее обзора можно выделить то общее, что объединяет Буслаева с Гриммами: сравнительный метод исследования; установление связи языка, народной поэзии и народной мифологии; принцип коллективной природы творчества. Гриммы понимали мифологию как создание «бессознательно творящего духа» и как выражение сущности народной жизни, что также очень близко буслаевскому «народному сознанию природы и духа». Но этим, пожалуй, близость Буслаева к Гриммам и ограничивается. Усвоив метод исследования, Буслаев применил его при разработке совершенно нового материала.

У Буслаева можно найти нечто гораздо большее, чем простое повторение тезисов мифологической школы. Действительно, уже обращение Буслаева к памятникам русской старины, широкое сопоставление их с аналогичными явлениями духовной жизни других индоевропейских народов преследовало совершенно иные цели, нежели обращение Гриммов к изучению немецких древностей. Общественное значение мифологической теории заключалось, как известно, в утверждении идеи национальной культуры, истоки которой искали в мифологии.

С появлением же в 1859 г. знаменитой книги Т. Бенфея «Панчатантра» первоначально в европейской, а затем и в русской науке оформляется так называемая школа заимствования (иначе: странствующих сюжетов, миграционная), сыгравшая, как и мифологическая школа, выдающуюся роль в развитии литературоведения и фольклористики.

Основные положения новой теории, сформулированные Т. Бенфеем, сводились к следующему. Сходство сюжетов и образов в творчестве разных народов вызвано не единством мифологических представлений, уходящих своими корнями в доисторическую эпоху, а культурно-историческими связями, заимствованием одним народом произведений другого. Родина всех странствующих народных повестей, рассказов, сказок и песен — Индия. В Европу эти произведения шли тремя путями: с восточного побережья Средиземного моря в Испанию; с востока на запад через греческий архипелаг в Сицилию; из Передней и Малой Азии через Византию на Балканский полуостров и на Русь,

В России школа заимствования оформляется на рубеже 1860-1870-х годов. К этому времени мифологическая теория начинает рассматриваться как пройденный этап в науке, как своего рода анахронизм. «Мы так долго витали в романтическом тумане праарийских мифов, что с удовольствием спустимся к земле», — писал А. Н. Веселовский, предпринимая свое знаменитое исследование о Соломоне и Китоврасе. Устарелость мифологической теории становится очевидной и для Буслаева.

Мифологи ставили вопрос о происхождении фольклора, сторонники теории заимствования — об исторических судьбах его.

В 1870-е годы прежние выводы о заимствовании и наблюдения над преобразованием иноземного материала на русской почве получают у Буслаева теоретическое обоснование. Он исследует не ближайшие источники того или иного произведения нашей устной словесности и древней литературы, как это было в 40— 60-е годы, а в духе бенфеистской теории прослеживает движение, пути и способы перемещения сюжетов народной словесности и книжной назидательно-повествовательной литературы с Востока на Запад.

Высоко оценивая возможности теории заимствования в изучении истории народной словесности, Буслаев, однако, и в 70-е годы вопросы происхождения фольклора решает с позиций сравнительной мифологии.