Дело дьяка Висковатого и начало упадка церковного искусства.

Через два года после Стоглавого Собора возникло дело дьяка Висковатого.

Причиной выступления дьяка и его спора с митрополитом Макарием послужили новые иконы, написанные псковскими мастерами после Московского пожара 1547 года для Благовещенского Собора, а также роспись Царской палаты.

Осмотрев Благовещенский Собор дьякон увидел неполадки, о которых заявил Стоглавый собор, что иконы написаны по плотскому разумению и воображению, а не по образу и подобию древнему. Иконы, в которые входили сюжеты, смутившие Висковатого и вызвавшие его протест, представляли собой новые символические композиции: Символ Веры, Троица в деяниях, Предвечный Совет и четырехчастная икона Благовещенского Собора, которая до сих пор в нем находится: "почи Бог в день седьмый", "Единородный Сыне...", "Приидите, людие, Триипостасному Божеству поклонимся" и "Во гробе плотски". Сюжеты, входившие сюда, Висковатый называет самосмышлением и латинским мудрованием. И написал это в письме митрополиту Макарию. Митрополит ему довольно резко, в том смысле, что это не его дело. Но дьяк не успокоился и снова принес ему "Список" - "О мудровании и о своем мнении о святых иконах", прося рассмотреть его на Соборе, который в это время проходил в Москве

И, как сказано в древних текстах, "три года вопил об этом", но его никто не слушал. Наконец собрался Собор, на котором все это дело стало рассматриваться. Но сам митрополит Макарий благословил эту аллегорическую картину - по всей видимости потому, что гимнография рассматривалась как часть Св. Писания. И казалось возможным Макарию писать иконы на аллегорические сюжеты, сюжеты гимнографических текстов. Макарий считал это возможным, плохо зная учение древней Церкви. Он был совершенно неправ.

Висковатый выступает против изображений Бога Отца и проводит резкую грань между видениями Божества в пророческих прозрениях и Откровениями, совершившимися в воплощениях, ссылаясь на 82 правило Шестого Собора, на Седьмой Вселенский Собор, Синодик Торжества Православия и писания Иоанна Дамаскина.

Так же как изображение невоплотившегося Бога Отца, "мудрованием" является для Висковатого и изображение Сына Божия иначе, чем в человеческом образе, так, говорит дьяк, умаляется слава "плотьского образования Господа нашего Иисуса Христа".

В представлении Висковатого икона, чтобы быть достоверным свидетельством, должна быть иконографически определенной и узнаваемой. В то время как художники вырывают пророческие образы из контекста и применяют к другим контекстам по своему домыслу, и поэтому свидетельство их теряет свою достоверность.

Митрополит находит на все аргументы дьяка свои аргументы, которые не оправдываются церковным Преданием, в полном разрыве со святоотеческой традицией.

Если Висковатый пытается выяснить смысл изображения, замысел новых икон как соответствие или несоответствие православному Преданию, то митрополита удовлетворяют внешние приметы их соответствия словам из Св. Писания. Поскольку Висковатого не удовлетворяет такой способ обоснования, то митрополит решил сам его обвинить в "самомышлении".

Иногда митрополит и Собор соглашаются с Висковатым и одну из икон было велено переписать.

Также смущение дьяка вызвал образ Спасителя с неуместным соседством "тутож близко Него написана жонка, спустя рукава кабы пляшет...", то что образ Спаса тонет в неуместных аллегориях и иносказаниях.

Диакон, конечно, был не прав в том, что он задолго до Собора "вопил на народе" о неправильности новых икон, а не обратился сразу к митрополиту, что ему тоже было поставлено на вид.

В результате Собор 1553-54 гг. принял решение, прямо противоположное решениям Стоглава - эти аллегорические композиции были разрешены, а писания Висковатого названы "развратными и хульными". Митрополит искренне не понимал существа затронутых дьяком вопросов. После этого процесс упадка в иконописи убыстряется, потому что иконописцы начинают писать то, что им заказывают. Богословское и духовное уступает место интеллектуализму и мастерству. Этот сдвиг, происходящий в церковном искусстве и его понимании, находит защитника и идеолога в лице митрополита Макария и санкционируется им и Собором, и создает благоприятную почву для западных влияний.

Типы свящ. Изображений. Иконы и "притчи".

На Стоглавом Соборе вводится очень важное различие между образами для поклонения и образами для научения, для возведения к высшему разуму. Это очень важное различие нигде не прослежено. Т.е. во времена Стоглава выделяются два вида живописи. Одна живопись чисто церковная, литургическое искусство, о которой мы все время говорим, а другой вид живописи - притча, рассчитанная на возведение к высшему разуму.

К притчам можно отнести некоторые композиции, издревле применяемые в Церкви. В летописях упоминается, что когда к св. князю Владимиру пришел греческий философ, то этот философ показал князю изображение Страшного Суда. И князь, глядя на это изображение, вздохнул и сказал: "Хорошо тем, которые наверху, и плохо тем, которые внизу". Т.е. он был научен как раз изображением. Икона Страшного Суда была по существу использована как притча, каковой, собственно, она и является, потому что это не есть поклонный образ. Кстати, изображение Страшного Суда всегда помещалось на западной стене или в притворе храма. Это типичная притча по своему жанру.

В этом же веке происходит смешение жанров притчи и иконы и появляются аллегорические иконы. Обычно это иконы на сложные богословские сюжеты. Они содержат в себе элементы притчи (скажем, на какие-нибудь песнопения, - например, знаменитый сюжет "Приидите, Триипостасному Божеству поклонимся"), в них много аллегорий, но нет целостного образа. Икона поставлена для поклонения, а по содержанию является композицией для размышления. Это смешение жанров характерно для 16 века.