Индийское общество в гуптский период
Формирование социальных структур – варн и каст – обусловило окончательное оформление ритуалов и обрядов, связанных с прохождением каждым членом общества строго определенного жизненного круга. Каждый представитель трех первых варн, составлявших общество ариев, должен был пройти определенные этапы жизненного пути – ашрамы. Их соблюдению придавалось важнейшее значение.
Сначала он обучался ведам в доме учителя. Ученик жил в доме своего гуру («наставника»), прислуживал ему, получал пищу, разучивал священные гимны, осваивал тонкости ритуалов. Иметь ученика мог только бра́хман, поэтому такой ученик назывался брахмачарин – «ученик бра́хмана». После завершения обучения брахмачарин возвращался домой и проходил обряд посвящения «второго рождения», чтобы быть причисленным к одной из первых трех варн. На мальчике, прошедшем обучение в доме учителя-брахмана, завязывали священный шнур. Поэтому брахманов, кшатриев и вайшьев называли «дваждырожденными».
Затем наступала пора жизни в качестве домохозяина. После того как вырастали дети и приходила старость, благочестивый брахман должен был стать лесным отшельником.
Некоторые тексты добавляли в эту схему четвертую стадию: жизнь странствующего аскета. Древний путешественник мог встретить этих знатоков йоги[38] в лесах, у дорог, застывших в диковинных позах, годами не произносивших ни единого слова, питавшихся в основном лесными плодами. Такой образ жизни должен был помочь аскетам накопить добрую карму и достичь благоприятного перерождения.
Одна из основ древнеиндийского общества – преданность его членов своей дхарме – общественному и религиозному долгу. Однако долг у каждого человека был разный, в зависимости от того, к какой варне и касте он принадлежал. Варны сформировались еще в ведийский период, но именно к началу гуптского периода особенно развилась традиция шастр, трактующих дхарму.
«Законы Ману» говорят, что бог Брахма создал из своих уст, рук, бедер ступней варны брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр. И каждой варне он повелел заниматься только одним видом деятельности. Брахманам было положено учить ведам и совершать жертвоприношения, кшатриям – заниматься воинским делом, вайшьям – скотоводством, торговлей и земледелием, а шудрам – быть в услужении у трех высших варн. Ману почитался как потомок верховного бога Брахмы и прародитель всего живого на земле. Поэтому законы, установленные им, считались теми, кто чтил авторитет вед самыми важными.
Варна шудр состояла из представителей неарийских племен, из тех, кто выпадал из общины, кто по необходимости занимался обслуживающим трудом, запрещенным для представителей трех высших варн, например кузнечным делом. Наибольшим почетом в обществе пользовались брахманы. «Ведь брахман, рождаясь для охранения сокровищницы закона, занимает высшее место на земле как владыка всех существ», – говорят «Законы Ману». На втором месте по важности стояла варна кшатриев, на третьем – вайшьев и на четвертом – шудр. «Законы Ману» говорят: «Величие достигается не летами, не сединами, ни богатством, ни родственниками… Старшинство у брахманов зависит от знания, у кшатриев – от доблести, у вайшьев – от богатства зерном и только у шудр – от возраста».
Почет, оказываемый обществом представителям разных варн, налагал и разную степень ответственности. Так, вина брахмана считалась в два раза большей вины кшатрия, в четыре – вайшьи и в восемь – шудры при совершении одного и того же проступка. Но и наказание за преступление против брахмана всегда было выше, чем против кшатрия или шудры. Например, кшатрий, обругав брахмана, подлежал штрафу в 100 монет, вайшья в 250, а шудра – телесному наказанию. Поддержание установившегося варнового строя считалось одной из самых главных обязанностей царя.
Положение человека в обществе определялось не только его варновым статусом, но и принадлежностью к той или иной касте. Например, человек мог принадлежать к касте горшечников, что определяло его принадлежность к варне вайшьев. Многочисленные касты существуют в Индии и сейчас. Главными признаками, определяющими отношение к касте в настоящее время, являются общая профессия и территория проживания.
В древности же главным было общее происхождение членов касты. Племя состояло из нескольких родов, живших на одной территории. Общность этих родов и составляла касту.
Члены касты оказывали различную помощь друг другу: в распашке земель, в строительстве дома, деньгами. Браки могли заключаться только в пределах одной касты. Смешение каст, как и варн, не допускалось. Самым страшным несчастьем, которое могло постичь человека, считалась потеря касты. Такой человек назывался «выпавшим» из касты и терял всякую надежду на ее помощь. Он был вынужден жить самыми неуважаемыми занятиями и занимал место на нижней ступени общества. Это и определило прочность кастовой системы, сохранившейся до наших дней.
Для того чтобы обеспечить себе накопление благоприятной кармы, требовалось точно исполнять множество обрядов, которыми была насыщена жизнь каждого индийца еще до его появления на свет и до самой смерти – с утра и до поздней ночи. Правильной стрижке или полосканию рта придавалось не меньшее значение, чем ритуальным омовениям и правилам совершения жертвоприношений. После рождения ребенка такие события в его жизни, как выбор имени, появление первых волос, первое кормление, первая стрижка, были обставлены сложными ритуалами. Ничуть не легче приходилось и дальше. Изучение алфавита, повязывание священного шнура, начало изучения вед, свадьба и даже бритье бороды были строго определены специальными ритуалами. Ежедневно по несколько раз следовало чтить богов возлиянием жертвенного масла в огонь.
Одним из наиболее характерных обрядов в индуизме является обычай самоубийства (чаще всего самосожжения) вдовы (сати) в случае смерти мужа. Однако еще на раскопках погребений в Хараппе было установлено, что во всех случаях двойных захоронений мужское погребение всегда сопровождается женским. Можно предположить, что это обстоятельство является древнейшим подтверждением существования этого обряда и свидетельством реального взаимодействия двух цивилизаций.
Среди всех великих цивилизаций древности Индия уникальна тем, что на ее территории появились, развились и обогатили друг друга несколько совершенно разных миров. Сначала неизвестные пришельцы создали вместе с коренным населением величественную Хараппскую цивилизацию с многочисленными городами, огромными дворцами, неразгаданной письменностью. Ей на смену пришли индоарии.
В результате взаимного влияния хараппцев и индоариев родилась новая цивилизация, возникли новые, не похожие на прежние города. Это был новый мир со смелыми, трудолюбивыми богами, жадными и трусливыми демонами, с удивительной поэзией величественных вед и неустрашимыми героями «Махабхараты» и «Рамаяны», брахманами и бродячими аскетами.
Позже явился Будда с проповедью о равенстве всех людей и бесполезности почитания огня или дождя для обретения смысла жизни. Вновь родился новый мир – мир активных проповедников нового учения, неутомимых путешественников, открывших для Индии новые страны и народы. Но и прежние миры, более «пожилые» культуры, в Индии не умирали. Все существовали вместе. Жизнь учила уживаться в мире кроткого буддиста с воинственным кшатрием-индуистом, важного брахмана с тем, чьи далекие предки возводили стены Мохенджо-Даро. Один мир отдавал другому все лучшее, что имел, из многих непохожих культур формировалась единая Древнеиндийская цивилизация. Сосуществование в мире – ее главный завет.
Четкую границу между периодом древности и Средневековья в истории Индии провести невозможно. На протяжении I тыс. н. э. она не знала принципиальных экономических, социальных и политических изменений. Но именно упадок блестящей эпохи «классической» Индийской цивилизации после Гуптов является логичным рубежом для отсчета нового исторического цикла.
Источники и литература
Артхашастра / Пер. А. И. Вострикова и др. М.; Л., 1959.
Атхарваведа. Избранное / Пер. Т. Я. Елизаренковой. М., 1976, 1996.
Бхагавадгита / Пер., исследование и примечания В. С. Семенцова. 2-е изд. М., 1999.
Ватьсьяяна Малланага. Камасутра / Пер. А. Я. Сыркина. М., 1993.
Вопросы Милинды / Пер. А. В. Парибка. М., 1989.
Дхармашастра Нарады / Пер. и комм. А. А. Вигасина и А. М. Самозванцева; вступ. ст. А. А. Вигасина. М., 1998.
Законы Ману / Пер. С. Д. Эльмановича; пров. и испр. Г. Ф. Ильиным. М., 1960.
Калидаса. Род Рагху / Пер. В. Г. Эрмана. СПб., 1996.
Классическая йога («Йога-сутры» Патанджали и «Вьяса-бхашья») / Пер., введение, комментарии и реконструкция системы Е. П. Островской и В. И. Рудого. М., 1992.
Махабхарата: [В 18 кн.]. М.; Л.; СПб., 1950–2005. Кн. 1–11, 14–18.
Ригведа / Изд. подг. Т. Я. Елизаренкова. 3-е изд. М., 1999.
Упанишады / Пер., предисл. и комментарий А. Я. Сыркина. М., 1991.
Альбедиль М. Ф. Протоиндийская цивилизация: Очерки культуры. М., 1994.
Андросов В. П. Будда Шакьямуни и индийский буддизм: Современное истолкование древних текстов. М., 2001.
Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. 2-е изд. М., 1993.
Бонгард-Левин Г. М. Индия эпохи Маурьев. М., 1972.
Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности. М., 1985.
Бонгард-Левин Г. М., Бухарин М. Д., Вигасин А. А. Индия и античный мир. М., 2002.
Бэшем А. Чудо, которым была Индия. 2-е изд. М., 2001.
Вигасин А. А., Самозванцев А. М. «Артхашастра»: проблемы социальной структуры и права. М., 1984.
Дандекар Р.Н. От вед к индуизму: Эволюционирующая мифология. М., 2002.
Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.
Индуизм, джайнизм, сикхизм: Словарь. М., 1996.
Кейпер Ф.-Б.-Я. Труды по ведийской мифологии. М., 1986.
Лысенко В. Г., Терентьев А. А., Шохин В. К. Ранняя буддийская философия. Философия джайнизма. М., 1994.
Невелева С. Л. Махабхарата: Изучение древнеиндийского эпоса. М., 1991.
Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Мифы Древней Индии. М., 1982.
Шарма Р. Ш. Древнеиндийское общество. М., 1987.
Шохин В. К. Брахманистская философия. М., 1994.
A Source-Book of Indian Archaeology. Delhi, 1979–1997. Vol. 1–2.
Auboyer J. Daily Life in Ancient India: from Approximately 200 BC to AD 700. New Delhi, 1994.
Bechert H. (ed). Dating of the Historical Buddha. Goettingen, 1991.
Chakrnbarti D. K. The Archaeology of Ancient Indian Cities. Delhi, 1998.
Ghosh A. (ed.). An Encyclopaedia of Indian Archaeology. Delhi, 1989. Vol. 1–2.
Guruge W. P. Asoka. Definitive Biography. Colombo, 1997.
Harappan Civilization. A Recent Perspective. New Delhi-Bombay-Calcutta, 1993.
Maity S. K. The Imperial Guptas and Their Times (ca. A. D. 300–550). Delhi, 1975.
Scharfe H. The State in Indian Tradition. Leiden, 1989.
Singh G. P. Republics, Kingdoms, Towns and Cities in Ancient India. New Delhi, 2003.
Thapar R. Asoka and the Decline of Mauryas. New Delhi, 1987.
Раздел 5
Древний Китай
Глава 27
Источники и историография
Источники
Для исследователя древней истории Китай уникален не только огромным количеством письменных памятников, но главным образом наличием собственной развитой исторической традиции. В то время как в своем большинстве древние цивилизации не выработали исторического самосознания в современном понимании этого термина, т. е. не стремились выстраивать обобщающую непрерывную картину собственного прошлого и осознавать себя в сравнении и связи с этим прошлым, в Китае подобное восприятие сложилось уже к середине I тыс. до н. э. В результате мы располагаем рядом древнекитайских исторических сочинений, служащих основными источниками по истории Восточной Азии.
Прежде всего это «Чуньцю» («Весны и Осени») – летопись, составленная в царстве Лу и отражающая события VIII – V вв. до н. э.; согласно китайской традиции, ее автором был сам Конфуций(Кун-цзы) – крупнейший мыслитель Древнего Китая. В «Чуньцю» он стремился не просто перечислить события, но и дать им оценку, в том числе нравственно-политическую (за счет варьирования терминологии, в которой он их описывал), а также представить их в виде непрерывной линии развития. Поэтому с «Чуньцю» берет начало классическое китайское историописание. Существовали и более примитивные хроники.
Важнейшим источником является свод «Шаншу» («Шуц-зин») – записи действительных и вымышленных речей правителей и сановников и «Шицзин» – свод песен, в основном народных. Песни «Шицзин» отражают и самые различные стороны народного быта, и придворную жизнь, и отдельные яркие события (например, одна из самых знаменитых песен, «Иволга», оплакивает возобновленный очередным правителем царства Цинь обычай хоронить лучших сановников умершего правителя вместе с ним самим).
В I в. до н. э. придворным историографом Сыма Цянем была составлена первая из классических династийных историй Китая – «Шицзи» («Исторические записки»), вобравшая в себя колоссальный материал. Она систематически излагает всю предшествующую историю Китая начиная с легендарных времен. Кроме подробного описания последовательных правлений всех китайских государей (с обширными цитатами из их эдиктов и т. д.), так называемых «Основных записей», «Шицзи» включает историю крупнейших аристократических родов разных эпох, биографии наиболее ярких исторических деятелей, очень подробные хронологические таблицы (не только политической, но и административной истории) и обобщающие трактаты по отдельным вопросам (истории кочевников, финансам и т. п.). Этой схеме следовали все позднейшие династийные истории Китая, прежде всего «История Ханьской династии» Бань Гу (I в. н. э.) и «История поздней Ханьской династии» (V в. н. э.), продолжающие труд Сыма Цяня и доводящие непрерывное изложение истории Китая до III в. н. э.
Другой важнейший пласт письменных источников составляют политико-философские трактаты мыслителей V–III вв. до н. э. и их продолжателей – основателей таких направлений китайской общественной мысли, как конфуцианство, легизм, даосизм.
Гораздо хуже обстоит дело с первичными письменными источниками – надписями и документами. Среди эпиграфических источников важнейшее место занимают гадательные надписи Шан-Иньского периода (XIV–XI вв. до н. э.) на бараньих лопатках, найденные при раскопках китайской столицы этого времени. Правители государства Шан-Инь задавали в этих надписях вопросы богам по самым разным сферам жизни, что и делает их незаменимым источником по социальной и политической истории этого периода. Ряд имен и фактов, содержащихся в надписях, совпадает с теми, что приводит Сыма Цянь, и это стало одним из ключевых доказательств добротности китайской исторической традиции.
Из прочих письменных источников следует отметить надписи на ритуальных сосудах чжоуского времени (X–VII вв. до н. э.) и официальную административную и деловую документацию III в. до н. э. – III в. н. э. на деревянных планках.
Серьезные археологические раскопки в Китае начались в 20-е гг. XX в. и продолжаются в огромных масштабах с послевоенного периода. Еще в начале раскопок была обнаружена неолитическая культура Яншао – культура непосредственных предков древних китайцев исторического периода, а потом, в 1928 г., и столица Шан-Иньской династии близ Аньяна (одно из крупнейших археологических открытий в мировой истории). Еще одно яркое открытие – погребение объединителя Китая – императора Цинь Шихуана, найденное и исследованное в 1970-х гг. В частности, там были обнаружены сотни портретных терракотовых статуй его гвардейцев в натуральную величину, выставленных в полном строевом порядке. Эта терракотовая армия должна была служить охраной императору в загробном мире. Из прочих достижений археологии надо отметить раскопки более древнего, чем Аньян, шанского центра в Эрлитоу, находки упомянутых выше чжоуских бронзовых сосудов, богатых погребений III в. до н. э. в Чанша с полностью сохранившемся инвентарем, некрополей простого люда и погребений знати и членов царского дома II в. до н. э. (Ханьская эпоха).
История изучения
Если реальная история древнего Ближнего Востока уже в начале новой эры была практически неизвестна, в том числе в самих странах Ближнего Востока, и ее пришлось заново восстанавливать европейской науке в XIX–XX вв. по материалам, добытым при раскопках, то в Китае с древности и по сей день существовала непрерывная традиция развитой исторической рефлексии и ее письменного выражения, в том числе собственно историописания. Династийные истории, освещающие китайскую древность, комментарии к ним и другие источники, дошедшие в рамках этой непрерывной традиции, образуют колоссальный по объему массив текстов, до сих пор не введенный до конца в оборот мировой науки (достаточно сказать, что даже династийные истории не переведены полностью на европейские языки), но во все времена хорошо известный образованным людям самого Китая.
В противоположность древней истории всех остальных регионов Востока китайская древность не была «открыта» современной наукой после многовекового перерыва, поскольку никогда и не была забыта. Можно говорить только о постепенном открытии китайской истории для европейской науки (оно окончательно состоялось в XIX в.) и о произошедшей в результате интеграции изучения древнекитайской истории в самом Китае с усилиями недавно возникших школ китаистов других стран (XX в.). В ходе этой интеграции китайская историография усвоила современные научные методы, предоставив в то же время мировой науке огромный, хорошо подготовленный исторический материал.
Первые нелегендарные сведения о Китае попали в Европу в результате объединения Евразии монголами (путешествие Марко Поло к монгольским владыкам Китая, 1271–1294). Однако специальные сведения об истории и культуре Китая, в том числе древней, были принесены в Европу только в XVIII – начале XIX в. христианскими миссионерами, присланными в Китай (прежде всего иезуитами и сотрудниками Русской духовной миссии в Пекине: один из ее сотрудников И. Я. Бичурин [Иакинф] стал основателем русской синологии в 1-й пол. XIX в.). Благодаря их трудам основы традиционного китайского исторического и культурного канона стали известны в Европе; они же были первыми переводчиками текстов этого канона на европейские языки.
С «открытием» Китая в ходе колониальной экспансии началось активное освоение китайских источников собственно академической наукой Европы, и к концу XIX в. сформировались основные школы мировой синологии. В первые десятилетия XX в. китайские историки стали активно осваивать методы современной науки, в 20-е гг. западные археологи начали раскопки в Китае, сразу давшие важнейший материал по древнейшим этапам его истории (особо надо отметить открытие протокитайской неолитической культуры Яншао Ю. Андерсеном), и уже в середине XX в. сформировалась мировая синология, прежде всего на базе взаимодействия китайского, американо-европейского и японского изучения древней истории Китая.
Одной из самых комплексных проблем изучения Китая является вопрос о том, насколько можно доверять гигантским письменным компиляциям древнекитайских историков (особенно в той части, где они сами опирались не на документы, а на предания) и тенденциозным философско-политическим трактатам. Популярные около века назад гиперкритические взгляды на эти источники как на крайне недостоверные, отошли в прошлое, когда археологические раскопки показали, что династии II тыс. до н. э., о которых сообщает традиционная китайская историография, действительно существовали. Однако необходимость видеть историческую реальность сквозь призму вторичных, обобщающих источников, особенно официальных, подчиненных определенной концепции, по-прежнему порождает немало трудностей. Яркий пример: источники одинаково говорят о «династиях» и «императорах», идет ли речь о полулегендарных племенных вождях III тыс. до н. э. или о бюрократической централизованной монархии рубежа эр. Когда источники, наоборот, говорят о фундаментальных переменах в прошлом или о характере целых эпох, далеко не всегда можно понять, насколько это отражает реальность, а насколько – оторванное от нее позднее теоретизирование, подогнанное под ту или иную концепцию.
Наконец, необходимо выделять искажения, связанные с официальными или идеологическими фикциями (если источник говорит, что такой-то иноземный народ признал зависимость от Китая, это может отражать и действительное признание зависимости, и присылку обычного посольства, и даже появление простых купцов с подарками властям). В итоге спор идет даже вокруг фактов на первый взгляд очевидных: так, китайские переписи населения и официальные истории сообщают о колоссальном сокращении населения в эпохи смут. Это казалось вполне естественным, пока синолог Г. Билленстейн в середине XX в. не выяснил, что сокращения эти в реальности были куда меньше, чем свидетельствуют переписи: просто в эпохи нестабильности администрация контролировала население куда хуже и значительная его часть оставалась непереписанной (переписи проводились с целью налогообложения, и по возможности население от них пыталось уклониться).
Второй комплекс проблем, активно изучаемый китаеведами-«древниками», – это установившаяся к рубежу эр специфика китайской цивилизации, история ее становления и развития, та роль, которую она играла в истории Восточной и Центральной Азии в целом. Традиционная китайская историография (до нач. XX в.) отличалась тщательным комментированием древних источников и исходила из двух концепций: китаецентризма (представление о том, что Китай есть центр мира; китайскому правителю само Небо отдало весь мир во власть – просто сам мир не всегда знает и признает это, а официальная культура Китая есть высшая и единственная нормативная культура мира, так что все те, кто не принял ее и не подчинился ее нормам и власти Китайского государства, оказываются «варварами») и династических циклов (любая династия правит, пока Небо, от которого исходит всякая власть, сохраняет за ней «небесный мандат» на правление; рано или поздно династия погрязает в грехах и небрежении своими обязанностями перед страной, и тогда Небо лишает ее «мандата» и передает его следующей династии, которая в результате и приходит к власти путем смуты или переворота). Обе эти концепции были выработаны и стали нерушимыми государственными доктринами еще во времена Сыма Цяня.
Китайская историография последних ста лет является составной частью современной науки и применяет ее методы. Особенно тщательно изучает она социально-экономическую историю древности (хотя в свое время не обходилось здесь без вульгаризации) и занимается обработкой результатов раскопок (в частности, раскопок целых поселений на больших площадях). Исключительно развито изучение Древнего Китая в Японии, с давних времен находившейся под влиянием китайской культуры. У истоков европейского изучения Древнего Китая стоит французская школа синологии конца XIX – начала XX в. (Э. Шаванн, П. Пеллио, А. Масперо).
В России начало современному научному китаеведению положили ученые 1-й половины XX в., прежде всего В. М. Алексеев. К настоящему времени отечественная школа изучения Древнего Китая (К. В. Васильев, Л. С. Васильев, В. М. Крюков, Л. С. Переломов, С. И. Кучера, Т. В. Степугина и др.) – одна из ведущих в мировой науке. Для нее храктерен критический перевод и научное комментирование основных письменных источников. К сожалению, за сто с лишним лет эта работа прошла только свои первые стадии (крупным вкладом в нее явился первый в мире полный перевод «Исторических записок» Сыма Цяня, начатый в 1970-х гг. Р. В. Вяткиным и продолженный его сыном).
Периодизация
Периодизация древнекитайской истории строится на сочетании традиционной китайской периодизации собственной истории по династиям и современной периодизации по стадиям экономического и социального развития. В традиционной китайской историографии счет времени начинался с мифической эпохи создания и устроения мира, завершившейся временем правления «пяти императоров» (мифологические культурные герои, которые в позднейшие эпохи считались реально существовавшими правителями; такое объявление мифологического персонажа – бога или героя – правителем былых времен называется эвгемеризацией. Обычно это явление в древних культурах было исключительным, но китайская традиция прибегала к эвгемеризации в очень широких масштабах).
Затем следовала эпоха «трех династий»: «династия» Ся (ок. 2000 г. до н. э.), династия Шан-Инь (XVII–XI в. до н. э), династия Чжоу (XI вв. до н. э. – 256 г. до н. э.).
Эпоха «династии Ся» реально, по-видимому, отвечает времени существования протокитайского племенного объединения, возглавлявшегося кланом Ся. Победившие их правители из клана Шан(второе название – Инь), как показали раскопки, действительно возглавляли уже достаточно развитое и большое по территории государство.
Затем власть над этим государством, свергнув династию Шан, захватил клан Чжоу. Время его правления делится на два подпериода: Западное Чжоу (XI в. – 771 г. до н. э.), когда чжоуские правители действительно контролировали страну, и Восточное Чжоу (770–256 гг. до н. э.), когда Китай распался и фактически представлял собой конгломерат враждующих царств, лишь номинально признававших (а иной раз и не признававших) верховный авторитет чжоуского правителя. Особо выделяются два этапа противоборства этих царств: Чуньцю («Весны и Осени», 722–403 гг. до н. э.; название периода воспроизводит название знаменитой летописи царства Лу – одного из соперничавших китайских государств) и Чжаньго («Воюющие царства», 403–221 гг. до н. э.). Границу между ними проводят по распаду другого крупного царства – Цзинь (403 г. до н. э., иногда период Чуньцю обрывают годом окончания одноименной летописи царства Лу – 481 г. до н. э.).
B ходе усобиц времени Чжаньго династия Чжоу была уничтожена (256 г. до н. э.), и с династической точки зрения финальная часть времени Чжаньго (256–221 гг. до н. э.) оказалась своего рода междуцарствием: в это время Китай даже номинально не признавал власти одного правителя.
С объединением Китая правителем царства Цинь начинаются периоды династии Цинь (221–206 гг. до н. э.) и сменившей ее династии Хань (206/202 г. до н. э. – 220 г. н. э.). Эпоха Хань делится на времена правления старшей ветви династии (Западная, или Старшая, Хань, 206/202 г. до н. э. – 9 г. н. э.) и младшей ветви (Восточная, или Младшая, Хань, 25–220 гг. н. э.), разделенные узурпацией Ван Мана, единолично представляющего так называемую династию Синь (9–23 гг. н. э.), и общей смутой.
С точки зрения современной науки выделяются следующие периоды древнекитайской истории: эпоха формирования и существования ранних государств (II тыс. до н. э. – VIII в. до н. э.; соответствует династическим эпохам Шан-Инь и Западной Чжоу); эпоха раздробленности (VIII–III вв. до н. э.; соответствует эпохам Восточной Чжоу и Чжаньго); эпоха централизованных империй с тремя подпериодами: Цинь, Ранняя Хань и Поздняя Хань, – совпадающими с правлениями соответствующих династий.
Глава 28
Страна и население
Дата добавления: 2016-05-31; просмотров: 2023;