Авторитет, господство и их признание обществом

Вынесенные в заглавие раздела термины политики — одни из централь­ных для изучения феномена власти, а потому весьма сложны для понимания. Принято считать, что существует три мотивации носителя властных функ­ций: желание господствовать — эгоистический фактор; намерение сделать благо другому — альтруистический (бескорыстный) фактор; стремление впи­саться в освященный свыше круг любой власти. Выше говорилось, что сущ­ность собственно политической власти — в ее функции главного средства (посредника), позволяющего осмысленно соединить усилия многих людей для реализации согласованных или, по меньшей мере, принимаемых ими целей. Значит, в этом состоит и ее мотивация в целом: данная власть возник­ла в силу необходимости преодоления беспорядка путем налаживания взаи­модействия людей, а тем самым ради упорядочения общественных процес­сов, создания основ для их предсказуемости. Посредник подобных взаимо­действий должен быть выверен и его эффективность — проконтролирована. Это важно для того, чтобы оценить деятельность людей (выполнение или невыполнение обязательств) как совокупность поступков справедливых (оправданных) и несправедливых, а также максимально повысить их результативность.

Категория авторитета*,которую многие поли­тологи вслед за Вебером считают ближайшей к тер­мину господство, очень часто используется в поли­тологии. Но продолжаются споры о ее действитель­ном современном содержании. По одним мнениям, авторитет есть форма осуществления власти наря­ду с косвенным влиянием, принудительным контро­лем, насилием и т.п. По другим — авторитет означа­ет принятое народом руководство, обладающее спо­собностью направлять действия и мысли других политических акторов без употребления принужде­ния или насилия. В третьем толковании авторитет рассматривается в качестве одного из источников власти, и здесь уже власть становится в свою оче­редь формой реализации авторитета.

Возможно ли непротиворечивое сочетание этих трактовок? При каких условиях форма и результат власти могут оказаться также ее источником, отли­чающимся от других разновидностей власти? В по­пытке найти удовлетворительные ответы на эти воп­росы нужно обратиться к суждению лингвиста, ав­тора теории структуры индоевропейского корня Эмиля Бенвениста (1902 - 1976), специально уста­новившего исходную метафорику и смысловую схе­му понятия авторитета.

Auctor — имя деятеля от augeo (лат.), обычно переводимого как «приумножать, увеличивать»... Для нас «приумножать» эквивален­тно значению «увеличивать» ...Но в самых древних примерах augeo указывает не на приумножение того, что существует, а на вскарм­ливание грудью, на творческий акт, созидающий нечто из питатель­ной среды и являющийся привилегией богов или могучих природ­ных сил, но не людей... В качестве auctor во всех сферах деятельно­сти называется тот, кто «проводит в жизнь», берет на себя инициативу, первым проявляет какую-то активность, тот, кто орга­низует, обеспечивает... Таким путем абстрактное имя auctoritas (лат. авторитет) обретает всю полноту своего содержания: это акт тво­рения, или... действительность какой-либо инициативы... Всякое слово, произнесенное авторитетом, предопределяет некоторое из­менение в мире, создает нечто. Это подспудное качество и выража­ет augeo — силу, которая заставляет растения произрастать и дает жизнь закону... В auctoritas заключены смутные и могучие смыслы. Это присущий немногим дар... сотворения бытия.   Э. Бенвенист, «Словарь индоевропейских социальных терминов»

Вообразить творящую силу в наглядных физических образах вполне естественно для мифологического мышления. При последующей науч­ной рационализации понятия удобнее представить авторитет как самопо­рождение власти — она одновременно создает его и создается им. Благо­даря смысловым ассоциациям авторитет может при этом отождествлять­ся то с источником, то с результатом, то со свойствами и признаками (атрибутами) власти.

В общем виде авторитет определяют как средоточие(локус) власти в двуединстве ее концентрации и обратного распределения. Такое понима­ние фундаментального соотношения между властью и авторитетом ярко отразил афоризм Цицерона (106 - 43 до н.э.): «Власть в народе, авторитет в сенате» (лат. «Potestas in populo, auctoritas in senatu est»). Можно попытать­ся восстановить логику данной формулы. Власть мыслилась как способ­ность объединенного народа осуществлять свои согласованные цели, ут­верждать общепринятые ценности и взаимодействовать. Значит, власть ра­створена в обществе, она принадлежит всем вместе и никому в отдельности. Всякое же нарушение политического общения, сотрудничества, согласован­ности ведет к разложению власти, в итоге — к безвластию. Во избежание этого нужно было найти противодействие распаду власти, ее частному (ча­стичному) присвоению. Следовательно, от сенаторов и вообще от правите­лей требовалось находить, объединять и усиливать важнейшие аспекты общего согласия, а от народа — одобрять и поддерживать такую политику. Дабы стать правящим авторитетом, античный сенат обязан был быть фоку­сом политического общения, ядром (институтом) народного согласия.

И в современном понимании авторитет оказывается способностью руководителей выявлять и реализовывать в политике согласие большин­ства граждан по поводу государственных решений. Так что формула Цице­рона, отражающая диалектику соотношения власти и авторитета, справед­лива и для нынешних дней. (Кстати, это отличный образец многовековой преемственности в политическом мышлении.) С одной стороны, автори­тет — только средство достижения власти, будучи одновременно ее пред­посылкой. С другой — авторитет признан таковым лишь в том случае, если он поможет структурировать власть, т.е. придать ей формы государствен­ности и эффективной законности (правопорядка), а также добьется под­держки своих действий, явного или неявного согласия с ними граждан. Он — и заложник этого согласия, и его творец.

В политологии очень распространено по­нятие легитимности*как по отношению к вла­ствующему авторитету, так и к власти в целом.

Когда говорят, что власть легитимна, то тем самым управляемые (либо какие-то вне­шние субъекты) признают ее право на руко­водство, в т.ч. монополию на принуждение, или же все участники политических отноше­ний вырабатывают общие рамки (стандарты) власти как символического посредника, обес­печивающего взаимное выполнение обяза­тельств. Таково весьма частое, но не вполне строгое использование понятий легитимнос­ти и легитимизации, которые в точном значе­нии относятся прежде всего к несравненно более сложным явлениям современной поли­тики, предполагающим не просто признание подвластных, но их процедурно закрепленное участие в выработке политических решений, критику и обсуждение альтернатив.

Поскольку власть есть сравнимый с день­гами символический посредник, то может про­исходить ее девальвация и ревальвация (лат. приставки de - снижение, re - противопо­ложное действие, фр. evaluation — оценка). Все будет зависеть от того, насколько предска­зуемо и точно будут выполняться взаимные обязательства властей и подвластных, равно как и граждан по отношению друг к другу. Чем надежнее выполнение обязательств, тем выше цена власти; чем сомнительнее исполняются обязательства, тем ниже падает доверие к вла­сти, а значит, и к призванным обеспечивать ее поддержание людям.

Легитимизация в системах власти является, таким образом, факто­ром, который аналогичен уверенности во взаимном зачете и стабиль­ности платежной единицы в денежных системах ...Применение вла­сти, как и использование денег, но сути дела должно сводиться к жер­твованию альтернативными решениями, которые исключаются из-за обязательств, взятых властью на себя в соответствии с определен­ной политикой.   Т. Парсонс, «Социологическая теория и современное общество»

Когда участники политических отношений — прежде всего управляе­мые — не уверены в исполнении руководителями взаимных обязательств, то происходят кризисы власти, причем в разных ее воплощениях. Пути их преодоления связаны прежде всего с накоплением властью средств и воз­можностей (ресурсов, развитии организационных структур, разработке твор­ческих идей и т.п.), в повышении надежности и эффективности выполне­ния обязательств ради удовлетворения взаимных ожиданий максимального числа политических акторов. Главное здесь — рост доверия к действиям правителей, т.е. опять-таки обновление их легитимизации. Подтверждение легитимности авторитета на практике означает, что люди добровольно, без принуждения или иной формы насилия начинают подчиняться властным приказам, руководствоваться организующими указаниями. Но как и поче­му это происходит?

Сам факт отдачи приказа еще недостаточен для того, чтобы можно было обоснованно судить о наличии отношений власти. Кроме того, должно существовать обоснованное убеждение, что приказание будет выполнено, что оно встретит повиновение.   Е. Вятр, «Социология политических отношений»

При любых трактовках ключевой вопрос в обретении легитимности — вера в право того или иного политического актора на властвование. Но при­знание авторитета не равнозначно его легитимности в строгом смысле сло­ва. Она не сводится к поддержке и наделению властей (начальства) автори­тетом, а является своего рода резонансом устремлений властителей и под­властных, отвечающим их представлениям о 1) правильном (созвучном общим нормам) и 2) целесообразном (соответствующем тем или иным це­лям, интересам, потребностям, мнениям о благе и т.п.) правлении. Полито­логи нередко выделяют еще один принцип: 3) выраженное согласие, или консенсус, по поводу власти и коммуникативный эффект, который по сути есть лишь результат взаимодействия первых двух. То есть, по словам изве­стного французского политолога Мориса Дюверже (род. 1917), легитимен любой режим, отвечающий народному консенсусу.

Источникилегитимности власти могут быть самыми разнообразны­ми, но при этом основополагающей для политической науки и широко ис­пользуемой считается классификация легитимности властвования (даже права на насилие), данная Вебером. Он выделил три типа господства*по характеру их внутреннего оправдания:

- рационально-легальное — в силу авторитета рациональных уста­новлений и правил;

- традиционное — на основе авторитета исконных нравов и извеч­ного закона;

- харизматическое — оправдание авторитетом.

В реальной политической жизни, как правило, легитимности присущ смешанный характер. Вебер для исследовательской цели выделил идеаль­ные типы легитимности.

Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествовавшие, есть отношение господства людей над людь­ми, опирающееся на легитимное (то сечь считающееся легитим­ным) насилие как средство ...В принципе имеется три внутренних оправдания [господства], т.е. основания легитимности. ...Во-пер­вых, это авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет правое, освящен­ных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблю­дение, — «традиционное» господство, как его осуществляли пат­риарх и патримониальный князь старого типа. Далее, авторитет необычного личного дара (Gnadengabe) (харизма), полная личная преданность и личное доверие, вызываемое наличием качеств вож­дя у какого-то человека: откровений, героизма и других — хариз­матическое господство, как его осуществляют пророк, или — в об­ласти политического — избранный князь-военачальник, плебисци­тарный властитель, выдающийся демагог и политический партийный вождь. Наконец, господство в силу «легальности»*, в силу веры в обязательность легального установления (Satzung) и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданны­ми правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил — господство в том виде, в каком его осу­ществляет современный «государственный служащий» и все те но­сители власти, которые похожи на него в этом отношении.   М. Вебер, «Политика как призвание и профессия»

Типология социальных действий стала главной для веберовской кон­цепции легитимного господства. Для этого ученого «господство означает шанс встретить повиновение определенному приказу», а изучение моти­вов «повиновения приказу», т.е. подчинения, позволило ему построить теоретическую схему идеальных типов господства, которая впоследствии развивалась другими авторами.

В основе рационально-легального типа господства находится целерациональное действие, а мотивом подчинения (в данном случае по­виновения законам, а не личности правителя) служат соображения ин­тереса. Такая легитимизация власти присуща современным западным обществам, которым свойственно признание главенства формально-пра­вового начала. Аппарат управления в этих государствах состоит из ком­петентных чиновников, обязанных действовать не по своему усмотре­нию, а в соответствии с законами, нормами, правилами и т.п. Классической основой легального господства принято считать бюрократию.

Базис традиционного типа господ­ства — действие, соответствующее тради­ции, а мотивы подчинения образуют при­вычки, обычай, глубокое уважение к зако­нам-установлениям и самим вла стителям, которые необходимо дополняются верой в их священность. Чистый тип такого гос­подства — патриархальное, схожее по сво­ей организации с семьей: хозяин-правитель возглавляет «государственно-семейную» иерархию, положение в которой определя­ется степенью приближенности к господи­ну, а возможность продвижения по ней — личной преданностью ему, т.е. повинуют­ся исключительно личности, а не закону. Данная структура господства весьма устой­чива, потому опирающийся на нее политический режим может существо­вать очень долго (к примеру, Китай).

Харизматическому типу господства присущ аффективный тип со­циального действия (основанного на эмоциональном переживании), для которого необходимы необыкновенные личные качества (магические способно­сти, особый дар речи, сила интеллекта и духа и т.п.); благодаря им человек выде­ляется из общей массы, становясь ее ли­дером и подчиняя своей воле. Харизма­тическое господство тоже предполагает повиновение личности как чувственную реакцию на ранее невиданное, чрезвы­чайное и непонятное. Сила харизмати­ческого правителя состоит не в опоре на закон и рациональный аппарат управле­ния, не в сложившихся традициях пове­дения, а в обладании редким даром, вы­зывающим сходное с религиозным пре­клонение. История показывает: многие харизматические властители нередко были тиранами и диктаторами (А. Гит­лер, И. Сталин) или придерживались до-вольно жесткого (авторитарного) стиля руководства.

В мировой политической истории ха­ризматическое господство — весьма прехо­дящее явление; оно постепенно превраща­ется в рутину, а затем обретает традицион­ную легитимность, что, в свою очередь, открывает возможности и для учреждения рационально-легальных оснований вла­ствования. Эмоциональная привязанность к вождю, пророку исчезает достаточно бы­стро, люди возвращаются в состояние по­коя, более долговременное и стабильное, не­жели первоначальный взрыв чувств.

Обратите внимание Ныне расхожее употребление слова харизма в отношении многих популярных политиков не предполагает никакого сакрального (свя­щенного) смысла, а является просто метафорой. Харизматическое лидерство присутствует в сегодняшней практической политике не­редко в виде персонализации власти (придания ей четко выражен­ного личностного характера, как это было в случаях с президентом Франции Ш. де Голлем, президентом России Б.Н. Ельциным). Оши­бочно смешивать во многом искусственно созданный СМИ образ почтения к лидеру с наличием у него подлинной харизмы. Хариз­ма, воспринимаемая как некий божественный дар, отождествляет­ся с образом спасителя отечества, который проявляется в весьма редких условиях смут и войн. Для Европы, по мнению французско­го политолога Ги Эрмэ, времена харизматических лидеров и экзаль­тированных толп вообще уходят в прошлое. Однако феномен мас­совой психологии, исследованный Гюставом Лебоном, Зигмундом Фрейдом, Хосе Ортегой-и-Гассетом и др. мыслителями, не пере­стал представлять научный и практический интерес.   Вот образчик отношения (в форме оды) к действительно харизма­тическому лидеру — фюреру Германии А. Гитлеру: «Мой вождь, я тебя хорошо знаю и люблю, как своего отца и свою мать. Я тебя всегда слушаю, как отца и мать. Взрослым я всегда буду тебе помо­гать, как отцу и матери. И я буду для тебя источником радости, как для отца и матери».

Показательно, что в концепции Вебера легитимность и распространен­ная ныне в качестве политического режима демократия не связаны между собой. Исторически традиционная и харизматическая легитимности могут быть обнаружены только при авторитарном правлении. Они почти никогда не появляются в демократиях, по крайней мере, в чистом виде. Идеальные типы Вебера антагонистичны друг другу только в теории. В реальности все традиционные системы обладают определенными чертами легальности, а демократические общества поддерживаются традиционным авторитетом закона и власти. Рационально-легальный тип легитимности, с изрядными допущениями, можно зафиксировать примерно в 40 государствах из более чем 190 существующих в современном мире.

Интерпретация Политолог Дэвид Хелд попытался приспособить веберовскую триа­ду легитимности к современным реалиям, и у него получилась до­вольно тяжеловесная схема: согласие под угрозой насилия; легитим­ность в силу традиции; согласие из-за апатии; прагматическое под­чинение (т.е. ради личной выгоды); инструментальная легитимность (согласие подчиниться, ибо данный режим может служить инстру­ментом достижения общего блага); нормативное согласие; идеаль­ное нормативное согласие. Хелд считает подлинной легитимностью только два последних типа, когда большинство граждан данного го­сударства полностью поддерживают действующую власть, а она сама воспринимается как соответствующая принятым в обществе нормам.

На рубеже XX и XXI столетий процессы легитимизации власти стано­вятся гораздо менее стихийными и все более формально регулируемыми, осуществляемыми по рациональным правилам. Институционализация по­добных правил связана с различением конституционных (неизменных, по­стоянных) и режимных (изменяемых, переменных) аспектов современной политической организации. Конституция и конституционность не подвер­гаются ни легитимизации, ни, конечно, делегитимизации, поскольку, по оп­ределению, неоспариваемы и в идеале созданы на века. Корпус управите­лей всех уровней, напротив, должен постоянно подвергаться критике и об­новлению. Этому служит, в частности, институт соревновательных выборов, которые представляют собой своего рода искусственные кризисы легитимности, завершающиеся подтверждением согласия граждан на об­новление управления. Поскольку возникновение подобных кризисов кон­ституционно закреплено, они разрешаются с помощью определенных пра­вил и процедур и тем самым перестают угрожать неконтролируемой де­вальвацией власти, а помогают ее очистить и стабилизировать.

Сводная таблица типов господства по Веберу

Д. Кола,«Политическая социология»

Вопросы для семинарского занятия

1. В чем состоит различие между метафорическим и научно-полити­ческим толкованием власти?

2. Что такое власть? Может ли она быть подвергнута научному анализу? Почему ученые и обычные граждане вообще должны интересоваться проблемой власти?

3. Чем политическая власть отличается от неполитической?

4. В чем заключается сущность власти?

5. Каковы свойства директивного, функционального и коммуникатив­ного аспектов власти?

6. Каков современный политический потенциал принуждения и согласия?

7. Методы властвования. Эксплицитная и имплицитная власть.

8. Типы легитимности власти и авторитета.

9. Как соотносятся власть и свобода?

10. В чем состоит общая характеристика типов политической власти в истории России?

11. Легитимность государственной власти в эпоху Московского царства, в императорской России, в СССР и постсоветской России.

Тексты

Болл Т. Власть. — Полис. — 1993. — №5.

Вебер М. Политика как призвание и профессия. — Вебер М. Избранные

сочинения. — М, 1990. Вятр Е. Социология политических отношений. — М., 1979. Гоббс Т. Избранные произведения. — Т.2. — М., 1991. Легитимность. — Полис. — 1993. — № 5. Массинг О. Господство. — Полис. — 1991. — № 6.

Парсонс Т. О понятии «политическая власть». — Антология мировой поли­тической мысли. — Т. 2. — М., 1997.

Дополнительная литература

Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. — М., 1995.

Власть. Очерки политической философии Запада. — М., 1989.

Дегтярев А.А. Политическая власть как регулятивный механизм социаль­ного общения. — Полис. — 1996. — № 3.

Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических по­нятий. — М., 1997.

Ильин М.В., Мельвиль А.Ю. Власть. — Полис. — 1997. — № 6.

Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ. — М., 2000.

Матц У. Понятие власти. — Технология власти (философско-политический анализ). — М., 1995.

Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. — М., 1996.

Шабо Ж.-Л. Основные типы легитимности. — Полис. — 1993. — № 5.

Barnes В. The Nature of Power. — Camb., 1988.

Hindess B. Discourses of Power: From Hobbes to Foucault. — Oxford; Camb., Mass., 1996.

Lukes S. Power: A Radical View. — L., N.Y., 1974. Power (S. Lukes, ed.). — N.Y., 1986.

Глава 3