М. Полани. Личностное знание.

<М., 1985. С.128--130>

5. Мысль и речь.

I. Текст и смысл

Несколько раз повторяющееся выше рассуждение по поводу роли неявного, молчаливого фактора в формирова­нии членораздельного, отчетливого выражения знания останется туманным до тех пор, пока мы не определим тот процесс, посредством которого неявный компонент знания взаимодействует с явным, личностный — с формальным. Однако к лобовой атаке на эту проблему мы еще не готовы. Предварительно нам нужно рассмотреть три основные области, характеризующиеся различным предельным соот­ношением речи и мысли, а именно:

(1) Область, в которой компонент молчаливого неяв­ного знания доминирует в такой степени, что его артику­лированное выражение здесь, по существу, невозможно. Эту область можно назвать «областью невыразимого».

(2) Область, где названный компонент существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо понятной речью, так что здесь область молчаливо­го знания совпадает с текстом, носителем значения кото­рого оно является.

(3) Область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга. Здесь возможны два принципиально разных случая, а именно: (а) случай де­фектов речи, обусловленных деструктивным воздействием артикуляции на скрытую работу мысли; (б) случай, когда символические операции опережают наше понимание и та­ким образом антиципируют новые формы мышления. Как об (а), так и о (б) можно сказать, что они составляют час­ти области затрудненного понимания.

(1) Сказанное мною о невыразимом знании не следует понимать буквально или же интерпретировать как указа­ние на мистический опыт, который на данной стадии я не буду рассматривать. Конечно, саму попытку сказать нечто о невыразимом можно счесть логически бессмыс­ленной[2] или же посягающей на картезианскую док­трину о «ясных и отчетливых идеях», переведенную ранним Л. Витгенштейном на язык семантики в его афоризме: «О чем невозможно говорить, -- то есть, точнее, невозможно говорить предложениями естествознания, — о том следует молчать»[3]. Ответ на оба эти возражения содер­жится уже в приведенных выше соображениях по поводу границ формализации. Эти соображения показывают, что в строгом смысле ничто из известного нам не может быть высказано с абсолютной точностью[4]. Поэтому то, что я называю «невыразимым», может означать просто нечто та­кое, что я знаю и могу описать лишь еще менее точно, чем обычно, или вообще только очень смутно. Каждый может легко вспомнить о подобных переживаниях невыразимого, что же касается философских возражений, то они происте­кают из утопических требований к условиям осмысленно­сти предложений, выполняя которые мы обрекли бы себя на добровольное слабоумие. Все это станет яснее впослед­ствии, когда мы будем заниматься именно тем, что с точки зрения подобных возражений должно быть осуждено как нечто бессмысленное или невозможное.

То, что я буду говорить о невыразимом, фактически во многом перекликается с тем, что уже говорилось мною вы­ше в связи с принципиальной неспецифицируемостью лич­ностного знания. Основное отличие состоит в том, что те­перь мы будем рассматривать неспецифицируемость лич­ностного знания в соотнесенности с той его частью, которая остается невыраженной вследствие невозможности его полной артикуляции. С такого рода неполной артикулированностью знания мы сталкиваемся повсеместно. В самом деле, я могу, ничего не высказывая, ездить на велосипеде или узнать свое пальто среди двадцати чужих. Однако ясно сказать, как именно я это делаю, я не в состоянии. Тем не менее это не помешает мне с полным правом утверждать, что я знаю, как ездить на велосипеде и как найти свое пальто. Ибо я знаю, что я прекрасно умею делать это, не­смотря на то что я ничего не знаю о тех отдельных элементах, из которых складывается это мое умение. Поэтому я имею право утверждать, что я знаю, как это делать, хотя в принципе и не могу сказать точно (или даже вообще не могу сказать), что же именно я знаю.

Какие три основные области, характеризующиеся предельным соотношением речи и мысли выделяет М. Полани?

В чем проявляется неполная артикулированность личностного знания?