Г. Башляр. Новый рационализм.

<М., 1987. С. 38--40>

Анализ современной научной мысли и ее новизны с позиций диалектики — такова философская цель этой небольшой книги. То, что нас поражало с самого нача­ла, так это тот факт, что тезису о единстве науки, про­возглашаемому столь часто, никогда не соответствовало ее стабильное состояние и что, следовательно, было бы опасной ошибкой постулировать некую единую эпистемологию.

Не только история науки демонстрирует нам аль­тернативные (ритмы атомизма и энергетизма, реализма и позитивизма, прерывного и непрерывного; не только психология ученого в своих поисковых усилиях осцил­лирует все время между тождеством закона и разли­чием вещей; буквально в каждом случае и само науч­ное мышление как бы подразделяется на то, что долж­но происходить и что происходит фактически. Для нас не составило никакого труда подобрать примеры, кото­рые иллюстрируют такую дихотомию. И мы могли бы разобрать их; в таком случае научная реальность в каждой из своих характеристик предстала бы как точ­ка пересечения двух философских перспектив; эмпири­ческое исправление оказалось бы всегда соединено при этом с теоретическим уточнением; так химическое ве­щество очищают, уточняя его химические свойства; в зависимости от того, насколько явно выражены эти свойства, вещество и характеризуется как чистое.

Но ставит ли эта диалектика, к которой нас пригла­шает научное явление, метафизическую проблему, относящуюся к духу синтеза? Вот вопрос, на который мы не в состоянии оказались ответить. Разумеется, при обсуждении всех сомнительных вопросов мы намечали условия синтеза всякий раз, когда появлялась хоть ка­кая-то возможность согласования — экспериментального или теоретического. Но это согласование всегда каза­лось нам компромиссом. И к тому же (что весьма су­щественно) оно отнюдь не снимает того дуализма, что отмечен нами и существует в истории науки, педагоги­ческой традиции и в самой мысли. Правда, эту двой­ственность, возможно, удается затушевать в непосред­ственно воспринимаемом явлении, приняв в расчет слу­чайные отклонения, мимолетные иллюзии — то, что противостоит тождеству феномена. Но ничего подобного не получится, когда следы этой неоднозначности обна­руживаются в научном явлении. Именно поэтому мы и хотим предложить нечто вроде педагогики неоднознач­ности, чтобы придать научному мышлению гибкость, необходимую для понимания новых доктрин. Поэтому, на наш взгляд, в современную научную философию должны быть введены действительно новые эпистемологические принципы. Таким принципом станет, например, идея о том, что дополненные свойства должны обяза­тельно быть присущими бытию; следует порвать с мол­чаливой уверенностью, что бытие непременно означает единство. В самом деле, ведь если бытие в себе есть принцип, который сообщается духу — так же как ма­тематическая точка вступает в связь с пространством посредством поля взаимодействий, — то оно не может выступать как символ какого-то единства.

Следует поэтому заложить основы онтологии допол­нительного, в диалектическом отношении менее жест­кие, чем метафизика противоречивого.

* * *

Не претендуя, разумеется, на разработку метафи­зики, которую можно было бы использовать в качестве основы современной физики, мы попытаемся придать больше гибкости тем философским подходам, которые используются обычно, когда сталкиваются с лаборатор­ной Реальностью. Совершенно очевидно, что ученый больше не может быть реалистом или рационалистом в духе того типа философа, который считал, что он спо­собен сразу овладеть бытием — в первом случае касательно его внешнего многообразия, во втором — со сто­роны его внутреннего единства. С точки зрения ученого, бытие невозможно ухватить целиком ни средствами эксперимента, ни разумом. Необходимо поэтому, чтобы эпистемолог дал себе отчет о более или менее подвижном синтезе разума и опыта, даже если этот синтез и будет казаться с философской точки зрения неразре­шимой проблемой.

В первой главе нашей книги мы рассмотрим именно это диалектическое раздвоение мысли и ее последую­щий синтез, обратившись к истокам неевклидовой гео­метрии. Мы постараемся сделать эту главу возможно короче, ибо наша цель в наиболее простой и ясной форме показать диалектическое движение разума.

Во второй главе с этих же позиций мы расскажем о появлении неньютоновой механики.

Затем мы перейдем к менее общим и более трудным вопросам и коснемся следующих одна за другой дилемматичных проблем: материя и излучение, частицы и волны, детерминизм и индетерминизм. При этом мы обнаружим, что последняя дилемма потрясает сами основы нашего представления о реальности и придает ему странную амбивалентность. В связи с этим мы мо­жем спросить, действительно ли картезианская эпистемология, опирающаяся в своей сущности на тезис о про­стых идеях, достаточна для характеристики современной научной мысли? Мы увидим, что дух синтеза, вдохнов­ляющий современную науку, обладает совершенно иной глубиной и иной свободой, нежели картезианская слож­ность, и попытаемся показать, как этот дух широкого и свободного синтеза порождает, в сущности, то же диалектическое движение мысли, что и движение, вы­звавшее к жизни неевклидовы геометрии. Заключитель­ную главу мы назовем поэтому некартезианской эпистемологией.

Естественно, мы будем пользоваться любой возмож­ностью, чтобы подчеркнуть новаторский характер со­временного научного духа. Это будет иллюстрироваться, как правило, путем сопоставления двух примеров, взя­тых соответственно из физики XVIII или XIX века и фи­зики XX века. В результате современная физическая наука предстанет перед нами не только в деталях кон­кретных разделов познания, но и в плане общей струк­туры знания, как нечто неоспоримо новое.

В чем состоит диалектика современной науки?

Какой синтез разума и опыта становится возможным в современной некартезианской эпистемологии?