Роль мифологии во взаимодействии разных типов коммуникаций

Рационализируя нашу коммуникацию, мы создаем не совсем адекватную ее модель. К примеру, мы выносим миф из современности, считая его приметой только прошлого. Это принципиальная ошибка. В противном случае мы бы не порождали сообщений типа «Ленин и теперь живее всех живых», которые с точки зрения логи­ки реальной жизни должны были быть признаны абсур­дными. Но это сообщение произносилось бесконечное число раз, вошло в кровь и плоть каждого, и, следова­тельно, выполняло серьезные функции, будучи по сути своей элементом несоответствия действительности. В чем же тогда была его суть? Какова роль мифа сегодня?

Именно мифы задают каркас мира, в котором мы жи­вем. Имиджи, символы и мифы «формируют культурный и социальный мир, который мы населяем, и которые оп­ределяют пределы культурно и идеологически допустимо­го в нашем обществе». Находясь в переходном периоде, когда одна мифология сменяет другую, мы ощу­щаем это особенно четко.

Миф относится к числу скрытых феноменов. Требует­ся дополнительная работа для его идентификации, вклю­чающая в первую очередь возможность отвлечься от не­го, стать по отношению к нему внешним наблюдателем.

Цивилизация выработала ряд мифопорождающих ма­шин, которые мы вкратце рассмотрим, считая именно мифологические сообщения базовыми для многих сфер деятельности человека.

Масс-медиа

Современная цивилизация обладает несколькими ви­дами мифопорождагощих машин. Первыми (и основны­ми) стали: масс-медиа в аспекте печатного знака, теле­видение и кино - в аспекте визуального знака. Лишь далее следует литература, театр и другие варианты языков искусства. Все они служат созданию художественных ми­ров. Масс-медиа также подпадает в этот ряд по следую­щему набору причин, которые мы обозначим как следу­ющие виды парадоксов:

1) ПАРАДОКС СЕЛЕКЦИИ: масс-медиа совершают выбор, когда из миллиона событий на страницу попада­ют только сотни. Выбор должен опираться на определен­ные ценностные фильтры. Опора на оценки и ценности в определенной степени «искривляет» мир, выпуская на авансцену лишь ограниченный ряд событий, которые из-за этого перестают быть реальными, а становятся чисто знаковыми.

2) ПАРАДОКС НОРМЫ: расхождение мира событий и мира информации лежит также в определенной ненормированности мира информации, который выплескивается на потребителя. Мы не помещаем туда ожидаемые собы­тия, а как бы стараемся поместить события непредсказу­емые, неординарные. Например, сообщение о событии «собака укусила человека» не так интересно, как «человек укусил собаку».

3) ПАРАДОКС ВЗАИМОВЛИЯНИЯ: исследования по­казывают, что не только реальный мир влияет на мир ин­формационный, но и законы информационного мира влияют на событийный мир. Можно привести такие при­меры:

- художественное телевидение в виде фильмов-детек­тивов вводит аспект борьбы с преступностью в муници­пальную политику, при этом частота криминальных событий в эфире переносится потребителем на частоту со­бытий в реальной жизни;

- захваты заложников протекают под большим влия­нием последующего отражения их в СМК;

- визиты государственных деятелей подстраиваются под время прямых репортажей в основные новостные пе­редачи страны.

Отсюда следует:

4) ПАРАДОКС ВЗАИМОЗАМЕНЫ, когда телевизион­ная политика (типа теледебатов) стала основным определяющим фактором реальной жизни. В этом ряду актуальны рабо­ты Д. Рисмена, показавшего, что героями сегодняшней цивилизации стали не лидеры производства, а лидеры потребления, откуда следует переориентация политичес­ких лидеров на актерскую манеру поведения, т.е. проис­ходит переосмысление реализуемого поведения под зако­ны художественной реальности.

М. Маклюэн в своем исследовании подчеркнул, что детей на телеэкране привлекают не столько действия, сколько реакции на действия (тексты Хрюши («Вечерняя сказка», ОРТ).

5) ПА­РАДОКС ПРИОРИТЕТА РЕАГИРОВАНИЯ. Вероятно, от­сюда должен последовать более верный вариант полити­ческого поведения, когда удачное реагирование на чужие действия приносит больше очков в глазах общественно­го мнения, чем собственно свои действия.

6) ПАРАДОКС МИФО­ЛОГИЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ. Как оказывается, мы отдаем приоритет событию, которое укладывается в опре­деленную мифологическую схему. То есть событие пере­рабатывается нами только тогда, когда мы одновременно вместе с ним имеем получаемую мифологическую интер­претацию. Более того, человек нуждается в «подкормке» своих мифов, они подталкивают его к чтению газет, просмотру телепрограмм, чтобы удостовериться в пра­вильности его мифов. И очень болезненно воспринима­ется борьба с мифами: человек включает все возможные защитные механизмы, чтобы этого не происходило. В крайнем случае, ради сохранения мифологической схе­мы, мы идем на признание события исключением из пра­вил.

7) ПАРАДОКС НЕСИММЕТРИЧНОСТИ. Речь идет о несимметричности «говорящих» и «слушающих». Если в обыденном общении мы все время меняем эти позиции, становясь попеременно то говорящим, то слушающим, то в случае масс-медиа происходит фиксация ролей: одни - всегда говорят, другие - всегда слушают. В этой плоскос­ти лежит и идея «спирали молчания», в соответствии с которой население даже может искусственно «вводиться» в положение молчаливого большинства.

Если воспользоваться понятием «пространства», то следует признать, что масс-медиа работают в погранич­ной области. Весь набор аварий, катастроф, пожаров, преступности - вcex их ненормированных событий - яв­ляется родным для масс-медиа.

Кино

Мы анализируем действительность, исходя из имею­щихся в нашем распоряжении когнитивных структур. Только опираясь на прошлый опыт, мы в состоянии по­нимать новые ситуации. При этом визуальные образы составляют очень важный пласт этой подсказки. Мы смотрим из окна самолета на облака, сравнивая их со снегом и т.д.

Мифологическая структурация действительности соз­дает осмысленность этой действительности. Но для собс­твенно мифа (как очередного самостоятельного повество­вания, реализуемого в мифологическом пространстве) характерно определенное нарушение заданного набора мифологем для того, чтобы быть иным повествованием, имеющим право на существование и реализацию.

Возьмем для примера такой современный американ­ский фильм, как «Один дома». Напомним, что речь там идет о мальчике, оставшемся на рождество в большом до­ме, когда братья и сестры с родителями улетели в Париж. Какие мифологемы сразу вспоминаются при просмотре этого сюжета?

А. В конфликте «маленький-большой» маленький обречен на поражение.

Б. Мой дом - моя крепость.

Эти две мифологемы вступают в противоречие друг с другом, на чем и строится сюжет фильма. Естественно, чтобы облегчить нарушение первой мифологемы, граби­тели оказываются утрированно комедийными, и мы взрослые, глядя на таких своих представителей, можем простить нарушение одного из законов нашего мира. А вот «мой дом - моя крепость» достаточно сильная запад­ная мифологема, разрушать которую не позволено никому. Одновременно внесем и такое правило - миф являет­ся нарушением какой-то частной мифологемы. Совре­менные мифы это наглядно демонстрируют: Зоя Космо­демьянская не спасает свою жизнь, отдавая предпочтение социальным задачам над биологическими. Павлик Морозов делает то же самое, выступая против се­мьи в пользу целей социального порядка. Маресьев по­беждает биологическую неполноценность социальной полноценностью. Как видим, советский миф в основном строится в плоскости забвения определенных (кореня­щихся даже в биологических основаниях, т.е. особо фундаментальных) мифологем ради приоритетности мифоло­гем общественного порядка.

Однако, вернемся к фильму «Один дома». Какие еще мифологемы оказались задействованными в нем?

В. Семья составляет важную характеристику человека, его защиту в этом мире. Эту мифологему иллюстрирует бьющаяся в попытках вернуться к сыну мать, а также отс­траненность от семьи старика-соседа, который и воспри­нимается потому таким страшным. Он вообще-то поло­жителен (даже физически иной), но лишь когда воссоединен с семьей.

Г. Полиция всегда придет на помощь. Как и в стандар­тном боевике, герой сам должен дойти до победы, вмешательство же полиции приостановило бы сюжет в са­мом начале.

Мифу нужно оправдать себя, поэтому нарушение од­них мифологем покоится на усилении других, из которых может быть выведено это нарушение. Мифологема «маленький побеждает больших» (а именно так воспринима­ется фильм, хотя в конце только вмешательство соседа приносит победу, правда, к тому времени также могла ус­петь уже и полиция) покоится (выводима из) на таких мифологемах, как «Справедливость всегда восторжеству­ет» и варианте «Золушки». Миф строится на как бы незакон­ном прорыве в иную сферу. Золушка становится принцессой, без мифа это невозможно. Маленький мальчик по­беждает взрослых грабителей. Это все является переме­щением в социальной иерархии, которое реально ничем не оправдано. Это как бы разовое изменение социальной «таблицы умножения», внезапно возникающее и тут же растворяющееся (ибо оно не является применимым к другим случаям) исключение из правил, проверенных многолетним опытом. Человек все время стремится к этому месту в высшей иерархии, но никому нормальным путем не дано туда попасть. Иллюстрируя исключитель­ность таких переходов (вспомним еще и фильм с Джули­ей Робертс «Красотка»), мир, наоборот, насаждает незыб­лемость своих правил. Вероятно, отсюда берет свое начало такие русские фразеологизмы – «как в кино» или «кино и немцы». Они говорят о нарушении правил обыч­ной жизни в современном мифогенерирующем механиз­ме - кино.

В фильмах есть и ряд других мифологем, как традици­онных, так и новых. Так, мальчик косвенным образом наказывается за отрыв от общества - быть вне общества это плохо, тебя некому защитить. Только вместе с други­ми ты можешь противостоять этому злому и страшному миру. Кстати, сериал о Штирлице настойчиво вводил близкие к этому отсылки посредством умственной связи Штирлица и Москвы. Да и матери в фильме помогают добраться до мальчика просто люди - польский оркестр - а не организации в виде гигантских монополистов авиа­линий. А в качестве нового мифа можно упомянуть нас­тойчивое желание мальчика установить в магазине, явля­ется ли зубная щетка американской. В головах зрителя сразу возникает борьба с китайской, тайваньской и про­чей «неправильной» продукцией, ибо все хорошее может быть только американским, что одновременно реализует определенную самозамкнутость мифа на себя. Миф ско­рее может быть определен как закрытое от иных прочте­ний и интерпретаций пространство, которое потому и яв ляется самодостаточным. Ему не требуется привлечения извне ни героев, ни интерпретаторов.

Фильм строится в рамках названных мифологем, а конкретное наполнение борьбы мальчика с грабителями может быть тем или иным. Летом он бы мог выкопать яму вместо поливания ступенек водой, к примеру. Их можно заменить другими вариантами, но нельзя заменить данный набор мифологем, для которых собственно и сам мальчик является следствием, а не причиной, вызываю­щей их появление.

И время Рождества, как мифологическое время, тоже очень важно, ибо это время единения с семьей, мальчик же оказывается не просто один, а один на один с граби­телями.

Миф представленного вида, в отличие от мифа тота­литарного, отталкивается от иной составляющей. И в том, и в другом случае рефреном должна звучать фраза: это могбы сделать каждый. Но мальчик побеждает, реа­лизуя вариант индивидуальной победы. Наш «Павка Кор­чагин» как обобщенный герой реализует вариант соци­альной победы. Наши герои гибнут ради общественного благополучия.

Телевидение

М. Маклюэн считает телевидение «прохладным» средс­твом, включающим в действие сразу все чувства. Как следствие, нам сложнее оторваться от хода предлагаемых мыслей, стать на метауровень, попытаться получить кри­тическую оценку высказываемого. Коммуникация идет сразу по всем каналам, что не дает возможности уйти в сторону.

В качестве одной из важных характеристик ТВ М. Мак­люэн предлагает следующую особенность: «Телевидение подходит скорее для передачи того, что непосредственно происходит, чем для заранее оформленных, однозначных по смыслу сообщений». При этом он ссыла­ется на Эдит Эфрон, которая считала, что телевидение не приспособлено к «освещению горячих, слишком опреде­ленных, резко выраженных проблем».

Отсюда следует идея: четкое сообщение не то, что не подходит, оно скорее неинтересно для телеви­зионного канала, превращает его в газету. Оно в принци­пе как бы не дает возможности воспользоваться теми вы­игрышными сторонами, которое готово предоставить телевидение как особый канал коммуникации. То есть в этом случае нас интересует не столько скорость выдачи сообщения, сколько его «недооформленный» характер, что одновременно говорит о том, что перед нами подлин­ное событие, а не просто рассказ о нем. Все мы знаем, что именно прямые репортажи с мас­сой лишней информации привлекают наше наибольшее внимание. Радио как горячее средство общения «не вы­зывает такой высокой степени соучастия аудитории в своих передачах, как телевидение».

П. Флоренский считал, что каждое искусство создает свое собственное пространство, в рамках которого осуществляется динамика мифологических процессов. «Они постоянно меняются и обновляются, и телевидение играет важную роль в этом процессе. Оно постоянно проверяет мифы на реалистичность, одновре­менно показывая, когда их объяснительная сила умень­шается и необходимость смены становится более силь­ной».

Мифологический характер наших телевизионных но­востей подтверждается их тенденцией к показу значимых с точки зрения властей событий. Это могут быть визиты, заседания и проч., то есть те события, которые принци­пиально не телевизионны, но именно ими в первую оче­редь заполнены новости. Они постоянно вводят в нас су ществующую социальную иерархию, демонстрируя зна­чимость высших для нас персон, о которых не может быть никакой отрицательной информации. Это как бы новый вариант мифологического мышления в том смыс­ле, что теперь Рок и неотвратимость античного мифа на­чинают реализоваться не в виде единичной реализации Силы, а скорее в постоянной и ежедневной демонстра­ции этой Силы.

Литература

Литературные тексты были самым глав­ным средством воздействия на протяжении тысячелетий. И они тоже строятся на существовании определенных си­ловых мифологических линий, проводя читателя по не­которым из них. Возьмем для анализа мифологем «автог­рафические» рассказы В. Бонч-Бруевича о Ленине: «Общество чистых тарелок» и «На елке в школе». Пропа­гандистской задачей этих текстов был показ образа Лени­на «в человеческом обличье». Это, кстати, достаточно сложный вариант задачи, поскольку пропагандистские механизмы уже создали образ Ленина в качестве бронзо­вого памятника, где полностью отсутствуют индивиду­альные черты. Тексты такого рода (как и тексты М. Зо­щенко) строят принципиально правильный образ вождя, здесь не может быть не выверенных слов или поступков. Все они работают на создание одного образа. Столь же принципиально в рассказах В. Бонч-Бруевича отсутству­ет Ленин-революционер или Ленин-строитель нового го­сударства, две типичных реализации для взрослой ауди­тории.

«Общество чистых тарелок» вступает в некоторое про­тиворечие с фактической основой рассказа «На елке в школе». В одном случае Ленин придумывает мифическое общество, чтобы заставить детей доедать до конца. Во втором - подчеркивается полное отсутствие в тот период продуктов. «Все, что могло, правительство отправляло на фронт. В городах продуктов было мало. Кое-как, понем­ножку, купили мы в складчину все, что нашли для дети­шек, и отправили в школу, чтобы дети вместе с учитель­ницей приготовили елку». Предположительно разное время событий в этих двух рассказах для читателя все равно является одним и тем же (подробнее см. в задании 8 в 1.3.3.4 «Вопросы для размышления и последующего анализа»).

Книжка В. Бонч-Бруевича открывается картиной А. Суворовой «В.И. Ле­нин в Горках с детьми». На ней Ленин сидит на лавке в парке, положив руку на плечо сидящей рядом девочки, которая, в свою очередь, двумя руками прижимает к себе кота. Перед ним стоит мальчик, читающий книгу. Ле­нин и девочка внимательно слушают его. А на лавке ря­дом с Лениным лежит раскрытая толстая книга, которую, вероятно, он отложил, чтобы послушать мальчика. Ленин одновременно смотрит и на мальчика и как-то в даль. Он сидит в непринужденной позе, заложив ногу на ногу (до­вольно непривычно - левую на правую). Вторая рука да­же лежит в кармане - вызывая в памяти известные автографические образы. Он и одет в костюм привычного вида с жилеткой, перенесенный из взрослой фотографии в детскую. В картине как бы два центра: зрители смот­рят на Ленина, а Ленин с девочкой на читающего маль­чика. Так что в результате зритель неизбежно также оста­навливает свой взгляд на мальчике. Эта идиллия, конечно, вводит единую интерпретацию похожую на описанную выше. Здесь только добавлена взрослая ли­ния. Косвенно, мы все равно обращаем внимание на от­ложенную взрослую книгу и официальный костюм-трой­ку Ленина. И думать при этом Ленин не обязательно должен о детских проблемах, картина годится и для взрослой аудитории, поскольку для нее также оставлено энное число указателей.

Мифологема должна приводить к разрыву существую­щих норм. Ведь в мифе перед нами всегда проходит экс­траординарное событие. К примеру, нацистская пропа­ганда возвеличивала мотив смерти - это необычное событие, к которому не может в обычной ситуации стре­миться человек. Получается, что миф, делая целью смерть, выносит социальные цели на уровень выше целей биологического порядка. В этой же плоскости необходи-мо рассматривать и образ Зои Космодемьянской, идущей босиком по снегу. И идет она навстречу смерти. Еще Аристотель в свое время писал о характеристике «мужес­твенность»: «В собственном значении слова, мужествен­ным называется тот, кто безбоязненно идет на встречу прекрасной смерти и всем обстоятельствам, ведущим к непосредственной смерти, а таковые встречаются чаще всего на войне».

Литературное сообщение может фиксировать в соци­альной памяти некоторые мифологические сообщения и содержащийся в них разрыв с определенными нормами. Политика также имеет существенный коммуникативный компонент. Подобная коммуникация имеет интенсивный и агрессивный характер, ведущий к изменению общес­твенного мнения в пользу тех или иных решений, нося­щих скорее не долговременный, а кратковременный ха­рактер, когда реакция реципиента необходима сразу же.

1.3.3.3 Контрольные вопросы для закрепления материала

1. Что включает в себя понятие «имидж»?

2. Что влияет на принятие решения человека в первые десять секунд общения?

3. Назовите основные параметры характеристики имиджа.

4. Какие форматы, выгодные (благоприятные) для лидера, должен создавать имиджмейкер?

5. В каких сферах деятельности человека особенно важен имидж?

6. Перечислите характеристики двух вариантов порождения символической реальности - художествен­ной коммуникации и масс-медиа. В чем заключаются особенности каждого из данных видов коммуникации?

7. Каковы особенности мифологической коммуникации?

8. В каких сферах человеческой деятельности сегодня используется мифологическая коммуникация?

9. Какова рольмифологии во взаимодействии разных типов коммуникаций?

10. Какова роль мифа в масс-медиа?

11. Какова роль мифа в кино?

12. Какова роль мифа на телевидении?

13. Какова роль мифа в литературе?

Вопросы для размышления и последующего анализа

1. Почему имиджевая коммуникация особенно актуальна в современном обществе?

2. Почему именно внешность и голос человека оказываются решающими при принятии решения о человеке в первые десять секунд общения?

3. Прокомментируйте поговорку: «По одежке встречают…», соотнося её действие в своей будущей профессиональной сферой деятельности.

4. Поразмышляйте над тем, почему можно соотнести художественную коммуникацию с коммуникацией масс-медиа?

5. Подумайте, можно ли использовать знания особенностей мифологической коммуникации в вашей будущей профессии? Приведите примеры.

6. Приведите примеры мифологизации:

- в кино,

- на телевидении;

- в литературе;

- в масс-медиа.

7.Проанализируйте особенности мифологической коммуникации в отрывках из рассказов А. Кононова о Чапаеве, входивших в обязательную совет­скую агиографию.

Вот один из рассказов – «Крас­ный автомобиль», где Чапаев с шофером едут в село, го­воря о том, что скоро будут пить чай. Заехав, они обнаруживают, что ошиблись - село занято белыми:

«Чапаев оглянулся вокруг и понял, что дело неладно. У церкви стоял и вглядывался в автомобиль человек с погонами на плечах. В нем нетрудно было признать бе­лого офицера. Не сводя глаз с машины, он расстегнул ви­севшую у пояса кобуру и вынул наган».

Шофер пытается завести машину, и тут время начинает растягиваться, подчиняясь своему собственному рит­му. Появились солдаты.

«В это время у церкви, где стоял офицер, раздался выстрел. Пуля пропела над самым ухом шофера. Но он уже завёл мотор и вскочил в кабину. Машину сильно рвануло - шофер сразу взял самую бешеную скорость».

Проявление действий самого Чапаева затягивается. Но...

«Теперь со всех сторон бежали к ним белые. Но ско­ро остановились: машина круто повернула, Чапаев от­крыл стрельбу из пулемета».

Завершение героической ситуации всегда обладает приятными ассоциациями для читателя, поскольку здесь норма проявляется на фоне только что прозвучавшей не­нормы.

«Чапаев вдруг засмеялся:

- Вот так напились чаю!

- Шофер не расслышал: скорость была бешеной, ве­тер свистел в ушах. А когда машина пошла тише, шофер услышал:

По морям, по волнам,

Нынче - здесь, завтра там... По-о моря-ам..."

8. Прокомментируйте особенности мифологии в литературе на примере отрывков из рассказов В. Бонч-Бруевича о Ленине: «Общество чистых тарелок» и «На елке в школе».

- Дети представлены в рассказах вне взрослых, единс­твенным взрослым для них становится сам Ленин, соот­ветственно принимая на себя роль всеобщего отца. И хо­тя отцу дозволены поступки как поощряющие ребенка, так и наказывающие его, здесь представлены только по­зитивные характеристики. Они доводятся в ряде случаев до абсурда, как в завершающем абзаце последнего рас­сказа:

«Праздник получился чудесный, и после него дети пи­сали Владимиру Ильичу письма. А он, хотя был очень за­нят, всегда отвечал им немедленно».

Или такой пример:

«Владимир Ильич быстро узнал имена детей, и надо было удивляться, что он их не путал, а все запомнил».

- Индивидуальная аксиоматика этих рассказов иллюс­трируется и таким реальным предложением в одном из них:

«Владимир Ильич очень любил детей». Кстати, ни в од­ном из них нет упоминания о Н. Крупской. То есть сис­тематика реализуется в очень четко суженном контексте. Поэтому частично читается не как описание события, а как явление метауровня. Например: «Владимир Ильич уг­лубился в их дела, да так, как будто бы всю жизнь толь­ко и делал, что занимался со школьниками». По этой причине текст часто пишется В. Бонч-Бруевичем как бы несколько канцелярским стилем. Например:

«Дружным хором звонких голосов провожали нас дети, просили приезжать к ним еще и еще. Владимир Ильич тепло простился со своими малень­кими друзьями и учителями школы».

Здесь «канцеляризм конструкций» (типа «тепло прос­тился») спасает только лексическая индивидуализация («хор звонких голосов» или «свои маленькие друзья»).

- Одновременно есть ряд моментов, которые достаточно уверенно строят необходимую аксиоматику:

«После игры завязалась беседа. Дети говорили с ним просто, и не чувствовалось никакого стеснения. Он уже был для них своим человеком. Они отбили его от взрос­лых».

После этого следует описание, представляющее Лени­на почти в духе бога:

«Потащили его с собой пить чай и наперебой угоща­ли, накладывали ему варенья, и решительно все хотели что-нибудь для него сделать. А он раздавал для них грец­кие орехи, наливал чай из горячих стаканов и ласково следил за всеми, точно все они были его семьей, всех оделяя сладостями».

Словарь по теме

Имидж - эффективная единица обобщения. Она приз­вана усилить позиции лидера общения или ослабить позиции его противника.

Объек­тивность – это то, что более соответствует действительности.