Но, выбрав из всех профессий единственную – эту, пожарные навсегда лишили себя права на страх. Ночью и днем они несут свою службу.

Так было, так есть и так будет всегда [70].

В ночь на 26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты на атомной электростанции в Чернобыле произошел взрыв реактора четвертого блока.

В 1 час 24 минуты, еще оглушенный мощным взрывом, младший инспектор службы профилактического наблюдения по пожарным режимам на электростанции Владимир Палагель увидел над реактором дьявольское свечение, клубы дыма и передал на пункт пожарной части АЭС сообщение о возникшем пожаре.

В 1 час 33 минуты тревожный сигнал поднял на ноги пожарных дежурного караула части пожарной охраны АЭС во главе с начальником караула лейтенантом Владимиром Правиком. Не прошло и минуты как два пожарных автомобиля, натруженно ревя моторами, мчались к месту аварии.

С разрывом 2-3 минуты по прямому шоссе на АЭС вслед за машинами караула торопились боевые расчеты припятьской городской пожарной части. По существующему порядку они должны выезжать на пожары АЭС по первому вызову. В тот день караул пожарной части города Припяти возглавлял друг и однокашник Правика по Черкасскому пожарно-техническому училищу 22-летний лейтенант Виктор Кибенок.

Знали ли эти 27 человек, что их ожидает на Чернобыльской АЭС? Часто проводимые руководством пожарной части тренировочные занятия на местности по ликвидации возможного пожара на АЭС довели до автоматизма работу личного состава всех подразделений пожарной охраны. Все пожарные знали технологию работы атомной электростанции, особо уязвимые участки с точки зрения пожарной безопасности, пути наступления на предполагаемый огонь, источники пожарного водоснабжения – гидранты, водоемы, естественные источники. Сама станция с ее сложной планировкой была до мелочей изучена начальствующим составом пожарной охраны. Через полкилометра пути Правик увидел зловещее облако дыма, языки пламени, вырывающиеся из под покрытия реакторного блока и кровли машинного зала. Конечно, о том, чтобы справиться с пожаром силами его караула в количестве пятнадцати человек, нечего было и думать. Правда, скоро прибудет и Виктор со своими «орлами», но это тоже капля в море. Решение пришло тут же.

– Четвертый блок АЭС, подаю вызов номер три, передайте в эфир, – скомандовал лейтенант. Он понимал, какую берет на себя ответственность подавая этот сигнал, означающий вызов на помощь, согласно действующему расписанию, всех дежурных караулов профессиональных пожарных частей района и ближайших к Чернобылю пожарных расчетов пожарной охраны области и города Киева. Ему казалось, что он уже слышит тревожные сигналы в десятках караулов, видит выкатывающиеся из гаражей красные боевые машины. Если сигнал ложный – выводы руководства будут самые строгие. Но иначе он поступить не мог.

Номер три! Сигнал, переданный по рации из первой пожарной машины, насторожил всех бойцов караула. Об этом сигнале, призывающем к месту пожара все окрестные пожарные части и подразделения, молодые пожарные (а они составляли абсолютное большинство караулов) знали только теоретически, проходили на занятиях. И вдруг оказаться прямым участником! Поднятые по тревожному сигналу бойцы привычно заняли свои постоянные места в обоих машинах и деловито готовились к предстоящей работе. Пожар – есть пожар. И пожарные подразделения для того и существуют, чтобы тушить пожары – маленькие и большие. Но «номер три» – выходит за обычные рамки. Все разговоры о том, «кто о чем думал заняться после смены в 8 часов утра» – смолкли. О какой рыбалке или высадке рассады капусты из парника на грядки может идти речь, если пожар таких размеров? Может придется задержаться и после смены, и на неопределенное время. Что же касается смертельной опасности от радиации, то об этом не думали, были уверены, что коварный атом основательно упрятан в непроницаемой оболочке и количество рентген, проникающих сквозь нее, не превышает нормы. Правда, среди личного состава, особенно во время ночных дежурств, велись разговоры о том, что весь мир деятельно работает над средствами уничтожения человека, не слишком задумываясь над средствами его защиты…

Владимир Правик остаток пути оглядывался на убегающее назад прямое шоссе – не покажутся ли машины Виктора Кибенка? Начальник лучшего караула 6-й пожарной части Припяти Кибенок никогда не подводил и всегда прибывал во время учений почти одновременно с караулом пожарной части АЭС. Но то было во время учебных тревог... Владимир поймал себя на мысли, что посмел засомневаться в лучшем друге. Но ведь не случайно пожарные выбрали Кибенка секретарем комсомольской организации части, а смелость, даже скорее лихость товарища, кандидата в мастера по пожарно-прикладному спорту проявлялась в гонках на мотоцикле «Ява» на различных соревнованиях.

Машины остановились в нескольких десятках метров от здания четвертого блока. Перед глазами бойцов предстало поразительное зрелище: клубы черного дыма вырывались из проемов и дверей корпуса машинного зала, яркие языки пламени прорывались через разрушенную стену и покрытие верхней отметки семидесятиметрового реакторного блока. Вокруг блока ядовито светились куски раскаленного графита, вырвавшиеся при взрыве из реактора и рассыпавшиеся по крыше машинного зала и всей территории станции. Урча и вздымаясь пеной пылала масса отеплителя кровли здания, бросая в небо многометровые столбы багрового пламени.

– Приступайте к боевому развертыванию. Я в разведку, – распорядился лейтенант и стал быстро подниматься по стационарной пожарной лестнице на крышу здания. По положению, первый офицер прибывший к месту пожара, автоматически становится РТП. Оценить обстановку, выявить основной очаг пожара и пути его распространения, выбрать правильное направление для наступления на огонь было задачей, которую РТП обязан решить в первые же секунды. Но не только привычный огонь и дым ожидали Правика на крыше – перед ним зиял словно кратер вулкана, развороченный взрывом реактор. Из жерла лился ослепительно-белый свет раскаленного до 1500 градусов графита. «Но ведь это прямой источник радиации», – подумал Правик, завороженно глядя на невиданное еще человеком скрытое нутро действующего реактора.

«Я заглянул в ад, а из ада никто не возвращается». Правик постарался отогнать «недостойные» мысли и сосредоточиться на главном. Стараясь не глядеть больше в пасть реактора, он насчитал шесть очагов пожара, готовых слиться в мощный огневой вал.

Пламя уже начало выбиваться из обрушенной части покрытия машинного зала, по всей крыше бурно кипела смола утеплителя. Значит нужно бросить все силы на подавление мощного очага на крыше, предотвратить возможность перехода огня на смежные энергоблоки, на машинное отделение. Ну, а радиация...

Машинный зал – сердце АЭС! Он один на всю станцию. В нем расположены восемь турбин мощностью по 500 тысяч киловатт каждая. К машинному залу примыкают корпуса всех четырех реакторов, каждый из которых дает пар для двух турбин. В машинном зале расположены и многотонные емкости с машинным маслом, которые крайне пожароопасны. Но главное – огонь может разрушить управление защитой всей станции, а это, в свою очередь, приведет к тому, что пострадают все реакторы. И их смертоносное дыхание отравит огромную территорию.

Это РТП допустить не имеет права. Владимир Правик стремительно спустился по лестнице.

– Машины на гидрант! Подключить рукава к сухотрубам! Рукавные линии второй машины ввести в машинный зал! Подготовить запасные рукава на продвижение линий! – скомандовал он, спрыгивая на асфальт площадки.

Боевой расчет обеих машин не нужно торопить. Автомашины тут же разъехались на гидранты, установка на которые предусмотрена заранее разработанным оперативным планом, по отработанной схеме боевого развертывания сил и средств дежурного караула. Первым двинулся водитель автоцистерны старший сержант Иван Бутрименко, степенный, обстоятельный, по-крестьянски мудрый, и по его рассудительности можно подумать – самый старший по возрасту в карауле. С другой машины уже сняты рукавные катушки. Не успел Правик договорить слова приказа, как катушки простучали по двору АЭС, раскатывая пожарные рукава от автонасосов к металлическим трубам-стоякам – сухотрубам, установленным вертикально по стене машинного корпуса прямо на верхнее покрытие здания.

– Старший сержант Титенок, сержант Тишура, за мной, – позвал Правик и, сопровождаемый двумя пожарными, рванулся на крышу.

Прошло всего несколько секунд, а Бутрименко уже запустил двигатель и вода догоняя лейтенанта и пожарных стала подниматься по сухотрубам.

Глядя, как спокойно и деловито оба бойца ступили на обрушивающуюся пылающую кровлю, как расторопно с крыши машинного зала Тишура сбросил спасательную веревку и начал поднимать рукав с примкнутым стволом, а Титенок брезентовыми рукавицами стал сбрасывать с крыши раскаленные куски графита, выброшенные из реактора при взрыве, Владимир Правик вновь устыдился своих первых тревог об опасности радиационного облучения. Из ствола, с резкими хлопками выталкиваемого напором воздуха, ударила мощная струя. Как четко работают на автонасосах водители. Какой чудесный народ вокруг молодого начальника караула, народ, который он, Правик, сегодня ведет, может быть, на смерть! О себе уже не думалось, главная забота заслонила все – предотвратить катастрофу, которая может повлечь за собой гибель тысяч ни в чем не повинных людей – в том числе женщин, детей. Ствол вырывается из рук, струя воды бьет прямо по языку пламени, ноги вязнут в расплавленном битуме, но Правик не чувствует боли. Рядом ствольщики Тишура и Титенок. Видимо те же мысли и у них, губы крепко сжаты, головы откинуты назад от нестерпимого жара, но ни шагу назад...

Заскрипев по асфальту двора покрышками колес у лестницы, ведущей на крышу, затормозил автонасос пожарной части караула города Припяти. Из кабины выскочил Виктор Кибенок. Одного взгляда ему достаточно, чтобы догадаться, где Правик.

– Насос на водоем! Подготовить лафетные стволы! Звену газозащитников включиться в аппараты! Я в разведку на крышу, – крикнул он выстраивающемуся у автонасоса боевому расчету. Сын пожарного – майора в отставке, и внук пожарного Кибенок с детства сроднился с опасной пожарной службой. Даже первым подарком, полученным малышом Витей от Деда Мороза, был красный пожарный автомобиль, не настоящий, конечно, а поместившийся в валенок, оставленный у изголовья кровати под Новый год. В 22 года он был уже зрелым пожарным. При направлении по окончании училища на Чернобыльскую АЭС, он от отца знал больше своих товарищей о страшной опасности, таящейся в усмиренном атоме, но бьющая через край молодость, неунывающий, веселый нрав не оставляли места для страха.

– Володя, я к тебе! – отбросив носком сапога кусок раскаленного графита, Виктор мгновенно вскарабкался по стационарной лестнице на крышу машинного отделения.

– Виктор, – стараясь перекричать гул огненной стихии и не выпуская из рук ствола, полуобернулся к нему Правик. – Возьми на себя машинный зал! Используй лафеты! Отсюда нам распространение огня не остановить!

Часть объятой пламенем кровли с грохотом обрушилась в машинное отделение, как бы подтвердив распоряжение руководителя тушением пожара. Развороченное жерло реактора ужаснуло. Ведь здесь доза радиации тысячи рентген, что безусловно смертельно для человека. Острая жалость к товарищам полоснула по сердцу. Кибенок отлично сознавал, что, уже не говоря о радиации, усилиями трех, пусть даже сверхопытных пожарных, такой очаг побороть невозможно. Первым желанием было присоединиться к ним, стать рядом и плечом к плечу продолжать вести этот неравный бой. Но приказ – есть приказ!

– Есть взять на себя машинное отделение, – отрапортовал Кибенок и скользнул вниз по лестнице.

Боевой расчет его караула не сидел без дела в ожидании начальника: у входа в машинный зал уже стояли пожарные с подведенными рукавными линиями, подсоединенными к лафетным стволам. Все было готово к атаке на огонь.

– В противогазы включись! Звено ГДС за мной, – крикнул Кибенок, и звено газодымозащитников в составе трех пожарных, включившись в кислородно-изолирующие противогазы, вслед за своим начальником скрылось в клубах черного дыма. А в лафетные стволы уже поступала вода. Дым скрывал очаги и пришлось ударить струями просто в глубину машинного зала.

Оставшимся во дворе пожарным было видно, как из оконных проемов и дверей повалили густые клубы горячего пара, размывая дымовую завесу. Через каждые несколько минут происходили подмены ствольщиков. Без подмены оставался один начальник караула Виктор Кибенок. Правда, он отлично знал, что и без его команды все бойцы будут четко выполнять свои обязанности, что сегодня сказались итоги неоднократно проводимых учебных тренировок и занятий: каждый номер боевого расчета твердо усвоил свои обязанности, извилистыми линиями ложились на асфальт дороги и проездов пожарные рукава, раскатываемые с рук и рукавных катушек. У стационарных пожарных лестниц на крышу машинного зала и у входа в зал лежали подготовленные на продвижение линий и возможную замену поврежденных тугие скатки запасных рукавов.

Водители боевых машин-автонасосов ни на шаг не отходили от турбин своих автомобилей, чутко прислушиваясь к ритму работающих двигателей и внимательно следя за стрелками манометров, показывающих напор воды, подаваемой в рукава.

Вот когда проверялся опыт, мастерство, да и характер водителя пожарной техники, ответственного за бесперебойную подачу воды в очаги пожара. Командир отделения – депутат городского Совета Иван Бутрименко – не раз, проводя занятия с молодыми шоферами, указывал: «Надо чувствовать работу на стволах ваших товарищей, внимательно следить за поддержанием нужного напора воды в линиях рукавов. Повысим его – порвутся рукава, не выдержав напора, понизим – и струя не сможет сбить пламя, что, в свою очередь, может привести к гибели вашего товарища».

Остановка подачи воды на тушении пожара часто приводит к беде. Во время замены лопнувшего рукава может уйти столько времени, сколько нужно огню для широкого распространения по объекту, когда его уже не остановить. Не меньшая, чем на ствольщиках, непосредственно наступающих на огонь, лежит ответственность на водителях машин. Кажется, что стоит оставить на какое-то время работающий насос и броситься на помощь товарищу, попавшему под обрушение? Но не смей, зажми свое сердце в кулак и не гляди в сторону пожара.

Ни у кого сейчас нет обиды на изматывающие, часто проводимые тренировки, на кажущуюся излишнюю требовательность со стороны начальников караула, начальника части. Зато теперь вода поступает в рукава точно в соответствии со сложившейся обстановкой. Что же касается пресловутой радиации, то, во-первых, водитель находится значительно дальше от самой опасной зоны, чем остальной расчет караула, а во-вторых, на занятиях и тренировках на эту опасность не очень нажимали. Может быть действительно «не так страшен черт, как его малюют».

Виктор Кибенок понимал, что, несмотря на самоотверженную работу пожарных, огонь продолжает распространяться в сторону соседнего реактора. А раз так, не исключено, что скоро он проникнет в кабельные каналы. Он угрожает всему машинному залу и может разрушить систему управления защиты машинного зала, борьба с огнем в котором поручена его караулу. Преодолевая удушливый горячий дым, подразделение Кибенка принимало в прямом смысле «огонь на себя», вводило мощные лафетные стволы все глубже в помещение машинного зала. Струи воды, попадая на раскаленные конструкции оборудования, на корпуса машин, мгновенно превращались в пар, который и сам вступал в схватку с открытым огнем. По выражению пожарных, стало происходить «заглушение огня паром».
В машинном зале чуть просветлело и люди стали видеть друг друга. Но что это? Василий Игнатенко качнул стволом в сторону и струей чуть было не сбил с ног Ивана Шаврея.

– Передать ствол, выйти из помещения, – крикнул Кибенок, понимая, что началось самое страшное – против пожарных выступала коварная невидимая опасность – радиация.

– Не отдам! Я сам! – собрав все силы Василий снова направил ствол в сторону огня и тут же упал на колени.

Иван принял ствол из ослабевших рук товарища. Леонид Шаврей и Александр Петровский вынесли теряющего сознание Игнатенко и уложили на бруствер. Они еще полностью не осознали, что это начало конца, что те несколько метров, отделяющие бруствер от машинного отделения, не спасение. Но их властно требовал долг вернуться на боевые позиции.

– В следующий раз за неисполнение приказа... – начал было начальник караула, но тут же умолк, понимая как не к месту этот «командный язык» в сложившейся обстановке массового героизма подчиненных..

Правик, Титенок и Тишура втроем на крыше машинного отделения.
В направлении других реакторов чуть потемнело. То ли пар, идущий из машинного отделения, то ли мощные струи трех стволов укротили огонь, но затеплилась надежда, что основная задача будет выполнена. Нестерпимо жжет ноги, как бы сапоги не пришлось снимать вместе с кожей, но не это сейчас главное, главное не пустить огонь к другим реакторам. Правик посмотрел на товарищей. Тишура согнулся, вроде его тошнит. Нужно заменить ствольщиков.

– Тишура, Титенок, спускайтесь вниз, вызовете смену. Я тут пока справлюсь один, – приказал Правик.

– Не пойду, – выпрямился Тишура.

– Не пойду, – как эхо откликнулся Титенок.

Обрушившаяся часть кровли прямо из-под ног помешала Правику отреагировать на это невыполнение приказа. Ухватившись за руку стоящего рядом пожарного, он ощутил такое единение с подчиненными, такую благодарность за их беспримерный самоотверженный труд, что смог только улыбнуться потрескавшимися от нестерпимого жара губами…

Телефонный звонок разбудил начальника пожарной части города Припяти майора Леонида Петровича Телятникова, поднял с постели. Телятников в отпуске. Но какой отпуск у пожарного? Тем более у начальника части? Каждый звонок может быть тревожным. Краткое сообщение дежурного связиста пожарной части:

– Пожар на атомной электростанции. Пламя в машинном зале.

Сна как не бывало. Пожар на АЭС. Но как это могло произойти? Система противопожарной охраны станции отработана до малейших деталей! Неужели все же кровля? Или что-то упущено! Что-то не сработало! Скорей туда! Майор вызвал машину из части. Чтобы встретить ее, выбежал на улицу. Увидел милицейский «газик». Долго объяснять ситуацию сотруднику милиции не потребовалось, через секунду он уже мчался на АЭС.

Огромный столб дыма, подкрашенный багровым отсветом пламени, подсказал опытному пожарному многое. Майор Телятников имел отличную профессиональную подготовку. За его плечами одно из старейших пожарно-технических учебных заведений – Свердловское пожарно-техническое училище, инженерный факультет Высшей пожарно-технической школы МВД СССР. Он знал, что единственным пожароопасным местом в величественном здании АЭС является кровля, утеплителем которой применен горючий материал нефтебитум. Применен он был из-за отсутствия в то время у строителей пожаростойкого материала, а коллектив обязался сдать в эксплуатацию АЭС на три месяца раньше установленного срока. Протесты пожарных ни к чему не привели и вот теперь...

В биографии 35-летнего начальника пожарной части, охраняющей АЭС от пожаров, было немало сложных ситуаций борьбы с огнем. Без этого работа людей, избравших для себя профессию огнеборца, не бывает. Телятников уже четыре года работает начальником пожарной охраны АЭС и все четыре года кровля, как заноза в сердце. Он отлично изучил свой объект. Знал хорошо и людей – пожарных части, воспитывал их, учил, руководил работой. В отличие от подчиненных многое знал о смертельной опасности, таящейся в энергии атома, но сейчас за весь шестикилометровый путь о ней даже не подумал. Беспокоило другое – если большой пожар: подняты ли на помощь все свободные от службы пожарные его части? Вот и четвертый блок. По столбу дыма над ним стало ясно, что пожар уже развился значительно.

Выскочив чуть ли не на ходу из машины, Телятников попросил шофера милицейского автомобиля позвонить дежурному по части. Пусть дежурный связист объявит сбор всего свободного от службы личного состава. Сам же бросился на станцию. Майор вбежал в центральный зал со стороны четвертого реактора. Здесь нет ничего, кроме пятака реактора, гореть нечему, откуда же такой ослепительный свет? Он глянул вверх и увидел, что свечение исходит от реактора. А это значит, что вокруг реактора образовалась зона повышенной радиации и люди, попавшие в эту зону, обречены. Машинальный взгляд на часы – 1 час 46 минут. Но прибывший к месту пожара старший начальник обязан принять на себя руководство тушением пожара независимо от обстановки. Значит в 1 час 46 минут 26 апреля 1986 года в руководство операцией вступил он, майор Телятников. И никакая радиация не сможет помешать ему исполнить свой долг. С этой минуты он отвечает за все. Сейчас главное – правильно оценить обстановку, грамотно расставить имеющиеся и прибывающие силы и средства пожарной охраны. Огонь следует остановить во что бы то ни стало, не дать ему распространиться, а там уже...

Надо лично представить себе создавшуюся обстановку. Телятников в считанные минуты поднялся на самую высокую отметку здания. Пламя бушевало на разных этажах. Огонь угрожает машинному залу. Он может нарушить управление защитой всей станции. На крыше еще не остановлен порыв огня на третий блок, хотя три ствола видимо действуют на полную мощность. Не остановлено развитие огня и на верхней семидесятиметровой отметке, где размещается аппаратное отделение. Здесь, пожалуй, самая сложная обстановка! Рухнула часть крыши. Над реактором деформировались несущие конструкции. Раскаленная лава все того же проклятого битума, охватывает работающих со стволами пожарных. Тяжелый, удушливый, ядовитый дым снижает видимость, затрудняет дыхание. Боевые расчеты Правика и Кибенка работают под угрозой обрушения конструкций, на которых и под которыми расположились ствольщики.

Короткая первичная разведка показала, насколько сложная и тяжелая задача стоит перед ним. Одновременно Телятников отметил, что действия первых прибывших на пожар подразделений были совершенно правильны.

Спустившись на отметку, где работали ствольщики Правика, он с трудом добрался до позиции, которую занимал лейтенант.

– Володя, руководство тушением пожара принял на себя, – стараясь быть услышанным сквозь шум пожарища, прокричал майор. – Задача прежняя: остановить распространение огня на соседние блоки!

– Надо бы сменить Тишуру и Титенка, – скорее прохрипел, чем сказал лейтенант.

И тут Телятников увидел лицо Правика. В белесом подсвете смертоносных лучей, льющихся из распахнутого тела реактора, оно казалось высеченным из белого мрамора и потусторонним, как бы проявившимся из фантастического фильма. А в руках – ствол. И ни на миг не прекращающаяся мощная струя, приглушающая всплески пламени, появляющиеся на крыше. И точное взаимодействие со ствольщиками, тоже больше похожими на роботов, чем на живых людей, действующих автоматически, по заранее разработанной программе. На глазах майора Телятникова были случаи гибели людей при тушении пожаров. Гибли от неопытности, от непредвиденных обстоятельств, да мало ли опасностей подстерегает пожарного в его нелегкой и, нужно сказать, не всегда должно оцениваемой опасной службе. Но чтобы так спокойно и героически шли на явную смерть молодые люди, которым бы еще жить да жить!

– Продержитесь несколько минут, сейчас пришлю замену! – Телятникову показалось, что всех троих героев заволокло туманной пленкой, но, может быть, это от пробивающегося на крышу пара.

– Похоже, что мы на крыше закрепились. Дальше огонь не пустим. – Кажется, так ответил Правик. И тут, как-то странно согнувшись пополам, опустился прямо на кипящий битум Владимир Тишура. Подхватив его на руки майор дотащил до стационарной лестницы. Увидел, что во двор станции въехала подмога. Какая часть, какое подразделение сверху не видно, но какое это имеет значение. Это оказались прибывшие из Припяти свободные от дежурства пожарные частей, уже ведущих борьбу с огнем.
И среди них начальник караула пожарной охраны АЭС лейтенант Петр Хмель, которому надлежало заменить Владимира Правика, вступить на дежурство с 8 часов утра. Поручив Хмелю отправить срочно Тишуру в больницу, благо во дворе уже стояла машина скорой помощи, Телятников приказал лейтенанту подать возможно больше стволов на крышу и заменить Правика. Самому же нужно побывать во всех наиболее опасных местах, подбодрить измученных людей, найти представителей администрации станции, постараться привлечь дежурный персонал к вспомогательным мерам по предупреждению возможного распространения огня – перекрытию маслопроводов, наблюдению за кабельными тоннелями, да мало ли вопросов...

Когда Телятников вторично поднялся на крышу, он увидел, что огонь взят в кольцо. Теперь там вместе с Правиком и Титенком тушили пожар лейтенант Кибенок, командир отделения Булава, пожарные – братья Иван и Леонид Шаврей, Прищепа и Петровский. Кроме рукавных линий, проложенных на кровлю машинного зала в первый момент, туда подана линия по автолестнице, установленной Вашуком между третьим и четвертым энергоблоками. Люди работали, окутанные смрадным, удушливым дымом. Полиуретановый утеплитель превратился в жидкую горячую лаву, металлические конструкции раскалились чуть не добела, сапоги тонули в расплавленном битуме. А внизу, отлично видимый с крыши, мерцал, разрушенный взрывом реактор. Майор понимал, что огонь отступал, но другой источник опасности – радиация делал свое страшное дело. Сколько рад получили из этого источника люди? Тысячу, десятки тысяч? На инженерном факультете ВПТШ МВД СССР проходили, что острая лучевая болезнь крайне тяжелой степени поражает человека уже при дозе облучения свыше 600 рад. А эти огнеборцы? Какая сила заставляет их, несмотря на смертельную опасность, продолжать выполнять свой долг. Недопонимание опасности? А почему же тогда лейтенант Правик сказал пришедшему его сменить лейтенанту Хмелю: «Спускайся вниз, Петя. Я останусь. Мне уже все равно». Нет, они сознательно идут на смертельный риск, понимая, что иного выхода просто нет, так им подсказывает совесть.

Прибывающих пожарных майор Телятников срочно ставил на крышу. Более часа провели в зоне повышенной радиации Правик, Кибенок, Вашук, Игнатенко, Титенок, Тишура, Петровский, Иван Шаврей и Леонид Шаврей и другие. И вот теперь, после сдачи постов, силы их оставили. С болью в сердце Телятников наблюдал, как по стационарной лестнице начал спускаться Вашук – как будто впервые в жизни ступил на лестницу. Не поддержи вовремя товарищи, мог бы упасть. К лестнице, шатаясь из стороны в сторону, подходит Кибенок. Рубаха на груди почему-то разорвана. Нет, самостоятельно спуститься тоже не сможет, опускается бессильно на крышу. За Правиком видимо нужно посылать, наверное, совсем плох. Проклятая радиация! Но в этой грозной обстановке никто не дрогнул! Теперь ясно, что все пожарные знали, на что идут – о радиации дозиметристы несколько раз давали предупреждение. Слышали, но оставались на своих постах. И они сделали, казалось бы, невозможное – остановили огонь, не дали ему распространиться на другие блоки, уничтожить систему защиты всей станции.

Отправив семерых, наиболее пораженных радиацией, на санитарном транспорте в больницу, майор Телятников продолжил битву с огнем с бойцами второго эшелона – их было уже 40 человек.

Одно за другим прибывали подразделения из ближайших населенных пунктов Чернобыля: Полесского, Розвашего, Вильи и других городов и районов Киевской области. Штаб пожарной службы наращивал все новые силы и пожарную технику. Если первый эшелон остановил продвижение огня, остальным нужно было его погасить. Боевой участок на кровле возглавил заместитель начальника военизированной пожарной части АЭС Григорий Леоненко. И с ним стал рядом все-таки сменивший Правика начальник караула лейтенант Петр Хмель. А внизу, у машинного зала проводил боевое развертывание его отец, водитель машины Григорий Хмель.

Только в 3 часа 30 минут, когда прибыла дежурная служба пожаротушения Управления пожарной охраны УВД Киевского облисполкома, майора Телятникова сменил новый руководитель тушения пожара, заместитель начальника пожарной охраны МВД Украины полковник Турин. В 4 часа 50 минут пожар был локализован, а в 6 часов ликвидирован полностью.

Какая доза радиации выпала на долю Телятникова? Он не подсчитывал, это потом сделают врачи. Важно то, что он стал двадцать восьмым пожарным первого эшелона, принявшего на свои плечи самую тяжелую часть борьбы за спасение от огня Чернобыльской АЭС.

Быстро подходили подкрепления. Пожарные многих частей и караулов включились в эту беспримерную борьбу с огнем, принимали дозы смертоносного дыхания реактора и не щадили своих жизней.

Никогда не будут забыты имена бойцов огненного фронта, первыми принявших «огонь на себя», сдержавших распространение пожара и тем самым предотвративших, может быть, страшную катастрофу.

Было их 28 человек. Это, кроме уже упоминавшихся, Борис Алишаев, Иван Бутрименко, Михаил Головленко, Анатолий Захаров, Степан Комар, Андрей Король, Виктор Легун, Сергей Легун, Анатолий Найдюк, Николай Ничипоренко, Владимир Палагеча, Александр Петровский, Петр Пивовар, Андрей Половинкин, Владимир Александрович Прищепа, Владимир Иванович Прищепа, Николай Руденок, Григорий Хмель, Иван Шаврей и Леонид Шаврей.

За мужество, героизм и самоотверженные действия, проявленные при ликвидации аварии, троим пожарным присвоено высокое звание Героя Советского Союза – майору Л. П. Телятникову и лейтенантам Кибенку В. С. и Правику В. П. (посмертно) [69].

«Скажу об этом еще раз только потому, что от Николая Кузьмича Кибенка – отца чернобыльского героя-пожарного лейтенанта Виктора Кибенка – мне стала известна чудовищная деталь.

В ту роковую апрельскую ночь, когда пожарные расчеты – 28 человек – сражались с огнем на вязкой от расплавленного гудрона крыше станции, фигуру каждого из них окружал голубой ореол! Это светилась чудовищная радиация.

Святые люди! Зная, что вокруг такая радиация, они ни на минуту не покинули горящий объект. Боролись с огнем, отрезали ему путь к соседнему реактору. Утром на смену им прибыли еще 57 пожарных из Киева, которые окончательно усмирили огонь.

Но то голубое свечение, что было вокруг первых 28 огнеборцев, не просто исчезло – оно перешло внутрь каждого из них… Спецавиарейсом они были переправлены в Москву, в лучшую клинику, но спасти, вылечить их, увы, не удалось… Но перед тем как это произошло, их молодой командир, лейтенант Виктор Кибенок, почти теряя сознание, обошел больничные палаты и повидался с товарищами своими. Поздравил с наступающим днем Победы, призвал держаться и не сдаваться. (Так командир на войне в короткие минуты затишья, перед решительной атакой врага, обходит остающихся еще в живых бойцов – товарищей своих). И они держались до конца. И умерли почти все в один день… В борьбу с ядерной катастрофой вступали тысячи людей. Сотрудники МВД и местные советские власти в течение полутора суток эвакуировали население двух городов – Чернобыля и Припяти. Чтобы эвакуировать 47 тысяч жителей (из них 17 тысяч детей), было выделено 1200 автобусов и около 200 грузовых автомашин» [2].

Ниже приводится рассказ Людмилы Игнатенко – жены погибшего пожарника Василия Игнатенко.

«– Я не знаю, о чем рассказывать... О смерти или о любви? Или это одно и то же... О чем?

Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Я говорила ему: “Я тебя люблю”. Но я еще не знала, как я его любила... Не представляла... Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Выглянула в окно. Он увидел меня: “Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду”.

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось... Все небо... Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть от того, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали пламя. Сбрасывали горящий графит ногами.

Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа... Пять часов... Шесть... В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать... Его любимые работы…

Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили.

Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся: только в пожарники!

Ничего другого не признавал. (Молчит.)

Иногда будто слышу его голос..

Живой... Даже фотографии так на меня не действуют, как голос. Но он никогда меня не зовет... И во сне... Это я его зову..

Семь часов... В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины “Скорой помощи” заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины: “Пропусти меня!” – “Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо”. Держу ее: “Только посмотреть». “Ладно, – говорит, – тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут”. Я увидела его... Отекший весь, опухший... Глаз почти нет... “Надо молока. Много молока! – сказала мне знакомая. – Чтобы они выпили хотя бы по три литра”. – “Но он не пьет молоко”. – “Сейчас будет пить”. Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют... Умрут... Но никто тогда этого не знал...

В десять утра умер оператор Шишенок... Он умер первым... В первый день... Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые...

Спрашиваю: “Васенька, что делать?” – “Уезжай отсюда! Уезжай!
У тебя будет ребенок”. А я – беременная. Но как я его оставлю? Просит: “Уезжай! Спасай ребенка!” – “Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим”. Прибегает моя подруга Таня Кибенок... Ее муж в этой же палате... С ней ее отец, он на машине. Мы садимся и едем в ближайшую деревню за молоком. Где-то три километра за городом... Покупаем много трехлитровых банок с молоком... Шесть – чтобы хватило на всех... Но от молока их страшно рвало... Все время теряли сознание, им ставили капельницы. Врачи почему-то твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации. А город заполнился военной техникой, перекрыли все дороги... Перестали ходить электрички, поезда... Мыли улицы каким-то белым порошком... Я волновалась, как же мне завтра добраться в деревню, чтобы купить ему парного молока? Никто не говорил о радиации... Только военные ходили в респираторах... Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кульки с булочками... Пирожные лежали на лотках... Вечером в больницу не пропустили... Море людей вокруг... Я стояла напротив его окна, он подошел и что-то мне кричал. Так отчаянно! В толпе кто-то расслышал: их увозят ночью в Москву. Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались. Солдаты, уже стояли солдаты, нас отталкивали. Тогда вышел врач и подтвердил, что они полетят на самолете в Москву, но нам нужно принести им одежду, – та, в которой они были на станции, сгорела. Автобусы уже не ходили, и мы бегом через весь город. Прибежали с сумками, а самолет уже улетел... Нас специально обманули... Чтобы мы не кричали, не плакали... Ночь... По одну сторону улиц<